Манекенщики

– Папенька, я готова ехать!

Папенька улыбается и представляет девушку гостям, а потом гостей девушке и просит подождать его в автолоджии, пока он не закончит беседу.

– Надеюсь, мы вас не задерживаем, – вновь обращается аппаратчик к хорошим манерам после того, как андромеда покидает лемов, поднявшись по лестнице обратно.

– У моей дочери сегодня помолвка, ставит в известность Олд'ж.

– Ах, вот, что! Примите наши искренние поздравления. У вас чудесная дочь, лем Айслэй,

– Благодарю.

– Семья это важно. Но это вы и так знаете.

Тут изобретатель впервые за все время диалога настораживается, но представитель интересов Аппаратного Дома вовремя его успокаивает.

– У нас тоже семьи, лем Айслэй. У меня восьмилетний сын, у моего напарника Атлетика – трехлетний сын и десятилетняя дочь. Вы думаете, к чему вам это знать? Я объясню: во-первых, мы хотим, чтобы вы доверяли нам. Конечно, мы не зовем вас «пивка накатить» и не напрашиваемся на день рождения. Ваше к нам доверие – это момент солидарности к таким же семейным людям, как и вы. Мне хочется думать, что вы понимаете, о чем я говорю.

Олд'ж меняет положение своего тела в знак распознавания сути монолога и отпивает немного чая. Словно, приняв это действие за сигнал, второй аппаратчик, он же Атлетик, отец двоих детей, принимается вновь уплетать угощения. В этот раз с удвоенной силой, как будто другого шанса так плотно пообедать уже в этой жизни не представится.

– Во-вторых, лем Айслэй, если брать во внимание «во-первых», мы дорожим своей работой с удвоенной степенью, чем лет десять или… – аппаратчик прерывается и, переводя свой взгляд с изобретателя на Атлетика, обращается к нему с вопросом, – Атлетик, сколько лет ты уже состоишь на должности агента Аппаратного Дома?

– Четырнадцать, Жмит.

– …чем десять или четырнадцать лет назад. Нам нужно кормить своих детей. Эта работа – часть жизни каждого из нас. И если какая-то электронно-вычислительная машина Будущего говорит нам, что кем-то был создан «источник вечной энергии», а наш босс говорит, что мы обязаны этот исторический момент не упустить из виду, мы идем и выполняем свою работу. Вот так-то, лем Айслэй. Даже, если у вас ничего нет, мы не можем позволить, чтобы правдивость сведений Машины, разработанной учеными Аппаратного Дома, была подвергнута сомнению. Поэтому, поймите нас правильно, мы не можем уйти отсюда с пустыми руками, как бы и нам самим, возможно, это хотелось.

Салон «Лонгфелло».

Рассказывает Лейрон.

11:34. – Если они через пять минут не выйдут, я предлагаю заняться кое-чем. Мне сегодня это очень надо.

Меня зовут Лейрон, и эта «двинутая» дура, которая сейчас высказалась, опять начинает меня раздражать. С того самого момента, как мы приехали на Острова Большой Надежды у меня возникает дикое желание отстрелить ее болтливый язык. Вероятно, подобным страстям, забушевавшим в моем организме, поспособствовал ее, не закрывающийся вот уже полчаса, рот. Иногда, кстати, под причину попадал и образ, который она создала себе. Я очень консервативен в плане имиджа, и считаю, что андромедам все-таки не мешало бы носить длинные, желательно до пояса, волосы, и короткие юбки, а не это «пуховое одеяло» вокруг ее нижней части тела, когда не представляется возможным как следует рассмотреть ее ноги и все такое. Зачем андромеде, в принципе, прятать ноги, они ведь такие красивые у женщин, а я-то просто в экстазе, когда лицезрею их. А еще вместо сережек в ушах она носила пули, говоря якобы, что когда в нее стреляли, эти пули застряли в мочках, и она решила их больше никогда не снимать. Что за чушь! Я бы поразился, если бы узнал, что кто-то в состоянии в это поверить – она снимала их каждый раз, когда занималась со мной сексом. Маленькая врунья!

Я тяжело вздохнул и посмотрел на горизонт, где начинался город, до которого тянулись бесконечные грядки с капустой. Карбонатный «72-33» завис в районе «шестиэтажек», не проливаясь на землю уже почти час. Это могло объясняться тремя причинами: либо «36-8-5» стал слишком плотным, а это значит, без шлема на улицу надолго не выйдешь; либо «72-33» вовсе не собирался спускаться одинокими каплями, а это уже говорит о том, что «химичат» операторы в Службе погоды; ну или он просто застрял в текстурах.

Сейчас неплохо было бы отведать алкалоидно-тригонелинового коктейля с домашними булочками. И когда я говорю о домашних булочках, то, конечно же, подразумеваю булочки из моей любимой пекарни в Звериной Клетке. Их еще делают с вареной сгущенкой, а от вареной сгущенки я просто выпадаю в экстаз.

– Мне непонятно, – опять говорит она мне, – к чему нужен был этот маскарад? Что изменится от того, что они вырядились как идиоты-аппаратчики?

– А мне нравится творческий подход Кенга, – наконец, и мне выпадает шанс выразить свое мнение, – я даже был бы не прочь, чтобы он возглавлял нашу команду. А то Кед чересчур любит «выделываться».

– Скажи это ему, и он порвет тебя! – огрызается Милли.

Это курву, кстати, зовут Милли. Полное имя – Миллениум.

– Так он и так меня слышит. Да, Кед?

На заднем сиденье нашей крутой «тачки» восседает главный в нашей банде чувак по имени Кед. Он игнорирует мои слова потому, что занят чтением какой-то книги. Поэтому ему наплевать. На обложке написано «…ы», больше ничего не разобрать, книга изрядно потрепанная…

Я спрашиваю, на всякий случай, еще раз, слышит ли он меня, но Кед находится не в этой вселенной. А раз не в этой, то и черт с ним. Хотя, может, он притворяется, чтобы потом при подходящем случае припомнить мне. Хитрый су**н сын. Тоже тот еще **ндон.

– Слушай, мне нужно забеременеть в течение двух часов.

Эта «нимфоманка» опять завелась. Но я понимаю ее. После той самой Великой Катастрофы, ну вы знаете, цикл у женщин изменился, и зачать детей они могли теперь только раз в год. А эта недоделанная мать, хочет продать своего ребенка и купить ракетную установку, пока на них действуют скидки. На это я уже раза два отвечал ей, что целесообразнее было бы планировать такие вещи хотя бы месяцев за девять, ведь, это не лишено смысла, как минимум, а, если брать за максимум, то и вовсе логично. Милли же имела свойство не прислушиваться к советам, и вследствие такой жизненной позиции оба раза отвечала мне, что еще успевает; а если не успевает, то, мол, разберется «без сопливых». Я же, в свою очередь, имел все основания задаваться вопросом, почему она не может выдвинуть свое предложение на рассмотрение Кеду. На кой х**н, – ругался я про себя (чтоб было понятно, насколько эта «герла» доводила меня до белого каления), – в принципе, я должен был ввязываться в это дерьмо? Будучи человеком, относительно, не жестоким, и в какой-то мере с натяжкой, конечно, где-нибудь в доле равной одному-пяти процентам, даже и сентиментальным, я, быть может, вовсе и не хотел бы, чтобы моего родного ребенка кому-то продали. Не исключено, что и завязал бы работать на мафию, на Операциониста. И, в конечном итоге, позаботился бы о хорошем воспитании нового гражданина общества, как и полагается настоящему отцу. А эта с**а пусть нянчит свою ракетную установку.

– Не уверен в уместности такой процедуры.

Она опять кривит лицо с таким видом, будто ей «кончили» в рот.

– Черт! Что ты сказал?

Ну, вот видите, как она общается. Сейчас, не дай боги, она еще и заведется!

– Почему ты не можешь говорить нормально? Обязательно вот это вот «не уверен в уместности», «соизволю выразить свое мнение» – такое ощущение, что ты диктор из телепередачи. Тебе надо было идти заливать в уши Айслэю вместе с Кенгом или вместо него. Тот тоже любитель предложения усложнять. Как же вы меня все «достали»!

И она говорит об этом на полной серьезности. Я просто поверить не могу. Сидит и на лицо вываливает все дерьмо о тебе.

– Этот тоже молодец! – теперь она накинулась на Кеда, – уткнулся в книгу и делает вид, что он е**ный профессор…

– Слушай, прострели-ка ты себе голову, Милли! – не выдерживаю я.

– Ах, вот как ты со мной теперь разговариваешь?!

– Может, хватит?..

Но эту с**у в восьмом поколении было уже не остановить. И как только у Восемнадцатидюймовика получалось с ней ладить. Ну и «влип» же я!

11:37. Лучший способ заставить замолчать женщину, это замолчать самому и не усугублять. Но я просто усыпляю ее, нажав на сонную артерию на плече.

У меня появляется идея послать за коктейлем курьера. Все-таки никому из нас нельзя отлучаться. Но Кед, наконец, отвлекшийся от своей книги отговаривает меня, «типа»: эти парни ненавидят ребят из Звериной Клетки (по номерам-то видно), и повадились плевать тому, кто откуда в еду и напитки. Такой аргумент действует на меня болезненно, ибо я совсем не испытываю симпатии к сомнительной затее пить напитки со слюнями курьеров, и, даже начинаю думать о своих предыдущих здесь заказах, переживая теперь, все ли в порядке было с теми бутербродами с кукурузным паштетом.

11:42. Я уже начинаю беспокоиться. Нам следует ждать команды и не покидать «тачку», однако, мне кажется, что в доме Айслэя что-то пошло не так. Мои опасения подтверждаются, когда с крыши его особняка взлетает автолоджий.

– Что за?.. Кед, смотри!

– Дав-вай в дом!

И кто делает эти чертовы бардачки в этих чертовых «тачках». У меня получается открыть его раза с семисотого. Я достаю оттуда шлем и вместе с ним выбегаю на улицу под грозное шапкой над землей нависшее небо. Кнопка звонка чуть не отваливается от истерического надавливания моего пальца. Дверь не открывается и не поддается крепкому толчку. Я стреляю в домофон, иногда это срабатывает. Проклятье! Но не в этот раз.

– Эй! А ну стоять! – слышу я сзади, и даже не успеваю обернуться потому, что кто-то прижимает меня лицом к стене, застегивая мои руки в наручники. Криу-криу! Щелк! Подкрались, черти, незаметно! Временная глухота от прозвучавшего слишком близко взрыва дверного проема дезориентирует меня полностью. Клянусь, я настолько зол, что хочу скрутить всем тут шеи голыми руками, без всяких там выяснений обстоятельств. Ну-ка, и сколько их там? По количеству разных голосов, как будто целая толпа людей. Кто эти ребята? Йорклиционеры? Грабители? Манекенщики? Вообще-то, у меня аллергия на пыль и грубое отношение к моей персоне. Кого-то боль запугивает, а меня она приводит в безумную ярость. Я даже про шлем забываю. Валяется там где-то.

– Заходим! Заходим!

Действуют не так как мы. А грубо и бесцеремонно. Как будто не терпится попасть внутрь дома. Похоже, Айслэй серьезно «насолил» ребятам, раз они дверь ему взорвали.

– Летите за «Пастернаком», а мы обыщем дом!

Рассказывает Миллениум.

11:43. – Мил-ли, мать тво-ю, оч-нись!

Пять, четыре, три, два… передо мной приборная панель!

Это «тачка»! Я в «тачке». В машине. Фьюх! Все в порядке. Не в каком-то баре, где меня на столе «имеет» двухголовый чувак, а в старом добром «Лонгфелло». О, боги! Привидится же такое. Это все стресс. И как же я здесь, черт возьми, оказалась? Ах, да! Мы же вроде собирались заняться с Лейроном сексом. Так занялись или нет? Плохо помню, что было. Вроде он рассказывал о том, как в детстве ему чуть не откусили х**. Ну и фантазии у этих мужиков…

– Слы-шишь, Мил-ли?

Кед трясет меня за плечи… я же уже очнулась, чертов кретин!

– Что случилось?

– За-во-ди ма-ши-ну!

Там что-то взрывается. Черт! А где другой придурок? А другой придурок стоит прижатый к стене дома Айслэя йорклиционером. А чего это тут? Решил сходить за «le coffee»? Вот тебе и результат. Не слушаешь никогда тетю Милли, и вечно в тебя попадает всякое дерьмо. А эти-то, откуда тут «нарисовались»? К счастью для Лейрона, я знаю, что нужно делать. И, если он будет продолжать стоять также ровно, в ожидании, что кто-нибудь наконец-то его т***нет, то, возможно, не лишится своей толстой и сексапильной задницы.

Кед бросает свою чертову книгу и перелезает на переднее сиденье. Щелк! Щелк! Треньк! Треньк! Пулемет готов к работе. «Ваша цель?» ― спрашивает бортовой инженер. А Кед самодовольно, как всегда в своей «выпендрежной» манере, выговаривает:

– Все, кро-ме, Лей-ро-на!

Словно что-то там пробормотавшая противотанковая пулеметная установка начинает строчить. Несмотря на их бронекостюмы, все эти йорклиционеры (сколько их там? около десяти?), все они у нас здесь как в тире, разбрызгивая кровью и сотрясаясь в конвульсиях, будто наркоманы от передозировки, падают замертво. Бортовой инженер опять интересуется:

– «Включить "Dead Cell"?»

– Да, Бро, включить «Dead Cell» – подтверждаю я, и меня пробивает на «ржач».

Люблю я эти автолоджии со встроенными пулеметами и аудиосистемой в комплекте.

11:45. После того, как не остается ни одного живого йорклиционера, в пределах видимости, мы приступаем к следующему этапу по осуществлению нашего дьявольского плана. А именно, подъезжаем к зданию поближе, и я кричу перепуганному Лейрону, чтобы он не думал, что я спасаю его не в меру упитанный зад из-за каких-то там чувств к нему, а просто, потому что мне необходимо забеременеть в ближайшие два часа, и было бы неплохо совокупиться с тем, кого я более-менее знаю. А посему вместе со своими поджилками пусть запрыгивает в «Лонгфелло».

Лейрон запрыгивает, а Кед, какого-то х** выпрыгивает.

– Куда ты? – кричу я ему.

А он вбегает в дом. И видимо, по его душу, оттуда начинают доноситься выстрелы. Секунду спустя он вылетает через окно и, оказавшись на земле, больше не двигается. Я вижу у него в груди солидную дымящуюся дыру.

– Черт! – выкрикивает Лейрон, будучи уже в салоне. Он тоже наблюдает эту картину.

– Блин! Кеду по ходу больше всех нужно было! – мне тоже не весело от того, что нашего главаря больше нет. В порыве злости я сдаю назад потому, что хочу хорошенько разогнаться.

– Что ты делаешь? – спрашивает меня Лейрон, у которого ч**н твердый даже в спокойном состоянии. Как-то я у него даже спросила: не мутация ли это какая-нибудь.

– Мщу за Кеда!

– Полегче!

– Заткнись! Откуда здесь появились йорклиционеры?

– Не слышу!

Я повторяю более громко.

– Не знаю, они скрутили меня, когда я звонил в дверь! – отвечает он, наконец, что-то вразумительное.

– А на кой черт ты звонил в дверь?! Нам велено было сидеть в «тачке»!

– Лоджия Айслэя улетела пять минут назад, а Кенг и Ико до сих пор в доме. Кед велел идти проверить!

– А почему я была в «отключке»?!

– Не знаю, ты вдруг заговорила про секс и «отрубилась»!

– Что серьезно, так и было? Тема секса никогда не была для меня скучной.

– Может, вызовем подкрепление?

Что он сказал? Вызвать подкрепление? Ну не придурок ли? И это от него я хочу детей?

– Пристегнись лучше! Будем воевать с тем, что есть! – выпаливаю я вслух.

Машина отлично «паркуется» прямо в гостиной дома Айслея, прошибая, ко всем чертям, кирпичную стену, наведя тут порядок.

– Хах! – смеюсь я, – видал, из чего делают стены для зданий? Из какого-то, на**ен, дерьма!

И я приказываю пулемету вновь открыть огонь.

– Цель: все, кроме Кенга и Ико.

– И Айслэя с его дочерью! – добавляет Лейрон.

– Ты же сказал: они улетели.

– Я сказал: улетела их «тачка»!

– Ну, ты и придурок! Может быть, ты и спровоцировал этих йорклиционеров своей разведывательной, бл**ь, вылазкой, а мы потеряли Кеда!

– Ага! Гуляла такая группа захвата поблизости и меня увидела. Они давно собирались нас всех здесь «накрыть». Этот Айслэй, по ходу, хитрый джентльмен – все просчитал.

Нашелся чем защититься. Вы посмотрите на эту самодовольную «харю». Его сейчас разбомбит от гордости.

Я рефлекторно откидываю голову в сторону потому, что в нас летит «гром-бомба», которая скатывается по лобовому стеклу на капот и взрывается. Пулемет замолкает.

– Машина крепкая, выдержит! – ухмыляюсь я.

Потом еще одна разрывается справа от нас.

О, боги! Ну, ни х**а! Был раньше у Лейрона отличный пистолет, стреляющий нормальными пулями, а сейчас он достает этот «молекуляр». Кем он себя возомнил, «долбанным» манекенщиком?

– Кем ты себя возомнил, «долбанным» манекенщиком? – спрашиваю я у него.

– Крутая «пушка», – отвечает он меня с таким видом, как будто я не знаю, что задела его за живое. Перед «малолетками» будешь красоваться с этой «жужжалкой».

Вот у меня-то «пушка» крутая. Я беру запасные кассеты для «флэшбустера» и, открывая дверь, покидаю автолоджий. Мои «гриндерсы» приземляются на раздробленные части мебели, смятые коробки и разбитые кирпичи; а пули из моего тысячезарядного автоматического турбопулемета летят прямо в голову йорклиционеру на лестнице, а потом еще в одного и еще и еще… Мистер Сексапильная-задница добивает троих у выхода из кухни. И мы решаем сначала «зачистить» первый этаж, а поэтому всю кухню разносим в «кашу». Случайно туда попадает «гром-бомба» и тоже разносит все во «фреш-коктейль». На званый обед из «свинцовой спаржи» спешат из разбитых окон йорклиционеры, и, в намерении не оставить никого голодным, мы с Лейроном пуль не жалеем. Помню, несколько лет назад мы с ним «зависали» на фуршете аналогичного уровня при штурме Аппаратного Дома. Поэтому-то этот кретин, что-то вроде моего брата по оружию, «типа»…

Рассказывает Лейрон.

11:52. Будучи всегда возбужденным от заносчивости Миллениум, особенно в делах применения оружия, для меня стоило титанических усилий поддерживать температуру своего рассудка не выше комнатной. Безусловно, эта андромеда хорошо обращалась со всякими пулеметами, автоматами, гранатометами, но вот что и осторожность – якобы, ее «конек», с этим я готов был поспорить. К примеру, вот заехать на машине в дом – это что умно? А тогда перед штурмом Аппаратного Дома она забыла бронежилет в туалете. До сих пор мне непонятно, для чего его там, в принципе, нужно было снимать.

– Прикрой меня сзади! – кричит она мне, «типа»: чтобы я ее прикрыл. Нашей целью было освободить от йорклиционеров весь дом – первый, второй и третий этажи, но наша наступательная операция очень быстро потребовала обновления статуса. Похоже, йорклиционерский департамент созвал сюда каждую «крысу», у которой был в наличие хотя бы один пистолет. И тогда мы, на всякий случай, сбросив пару гранат, пошли дальше.

Я закурил потому, что потрудиться пришлось и на лестнице второго этажа. «Молекуляр» никуда не годился для ведения непрерывного огня, поэтому иногда приходилось помогать себе кулаками. Вынужден признать, что турбопулемет Милли все-таки круче. Неприятный момент заключался еще кое в чем. Когда мы добрались до третьего этажа, то эта потаскуха чуть не подорвала нас обоих. Она взбесилась от тщетности нашего старательного прорыва.

– Черт! Ну, и где они?!

Ни одной живой души мы здесь не застали – вот каков был итог. Ни в доме, ни на крыше. Такое стечение обстоятельств сподвигло меня забеспокоиться еще больше. Не могли же они все вчетвером улететь. А, если бы и могли, то Кенг в любом случае предупредил бы. Мы спустились обратно на третий этаж. Я аккуратно потушил сигарету в пепельнице и присел на корточки, чтобы потрогать воду в бассейне. Успокаивающая гладь воды оживила мое воображение, и я предположил, что, возможно, их отъезд – часть какого-нибудь неведомого нам плана. Только слишком «замудрённого», на мой взгляд. У Милли по этому по поводу, я так понял, были свои предположения. Но вместо ответа на мой вопрос касательно этой темы, она скинула с себя одежду и запрыгнула в бассейн.

Вот видите! А то, что у нас на хвосте «армия спасения» уже ни кого не интересует. Я приступил к ее охране. Пока она трясла своими смуглыми бедрами под водой, дуло моего «молекуляра» было на страже входной двери, из которой в любой момент сюда могли вломиться йорклиционеры. Женское тело под водой извивалось, словно она кому-то отсасывала. Я увидел, как с ее грудей струйками скатилась вода, когда она вынырнула, и не хотел больше сдерживать себя.

– Эй, детка, – говорю я.

Милли вылезает из воды, и берет в руки «флэшбустер», а потом направляет его на входную дверь. В этом вся Милли: она любила совмещать работу с развлечением. Хотя, я не уверен, что убийство людей, для нее являлось работой. Как только дверь открывается, готовая выстрелить Милли и готовый выстрелить я, облегченно вздыхаем. Перед нами предстает Кенг.

– Привет, Кенг, – здороваюсь я.

Он весь пыльный и вспотевший, видать, как и мы немного повоевавший с йорклиционерами, с растрепанным париком в руках он здоровается в ответ и сообщает о том, что надо выдвигаться в погоню за Айслэем. План провалился. Чертов мастер Руки-крюки всех их облапошил, подменив себя очень реалистичной голографической копией, в тот момент, когда показывал свой подвал. Сам же «смылся» еще до того, как началась «облава» йорклиционеров.

– Вот ведь, ублюдок! – звучит от Милли.

– А где Ико? – спрашиваю я.

14 апреля

На самом деле, если вы захотите попасть в прошлое, то для этого достаточно расположить все атомы во вселенной в то же самое положение, в каком они были в нужный вам момент времени. Но технический прогресс, до этого еще не дошел. Поэтому, даже в Будущем «машину времени» так и не придумали. По крайней мере, это официальная информация…

Рассказывает Ясми.

…Но придумали симуляцию путешествий во времени. Это напоминает видеомагнитофон двадцатого века. Если какой-то момент вашей жизни записан на специальное устройство, как мы его называем – «Свема», то вполне реально эти самые события смоделировать с точностью до 99,7 процентов. Остальная доля, это хаотичные мыслительные процессы, не относящиеся к делу. Разумеется, повторно переживая записанные события своей жизни, вы не в состоянии будете изменить что-либо или же каким бы то ни было способом повлиять на исход в реальности.

Здравствуйте. Меня зовут Ясми, я, оператор «Свемы». Моя работа заключается в организации процесса «воссоздания события» и, соответственно, в наблюдении за работой Машины на случай, если вдруг пойдут неполадки. Для реалистичности процесса и самой картинки необходимо знать все до мельчайших подробностей о месте и времени, в котором происходила запись, а также яркость света, расположение теней, направление потоков воздуха, цветовые разрешения, наличие запахов и звуков – модули это обеспечивают. Если, кто читал то это, как в той книге про манекенщиков:

«У нас было много всего: различные киноленты с записями значимых событий наших жизней, матрицы с воспоминаниями, кардридеры с нашими ощущениями и чувствами, различные файлы с сохранениями погодных условий».

Но всегда есть необходимость проконтролировать программу, на случай ошибок и сбоев, вроде какого-нибудь поезда, который вас собьет из-за того, что вы его не увидели, так как вовремя не прогрузились текстуры.

Рассказывает 908-ой.

11:49. Черт дери! Где это я?

Похоже, меня все еще зовут 908-ой. Я опять проснулся на памятнике Сида Вишеса, испытывая недостаток в кислороде, простите, его сейчас называют «12-092». К жуткой боли в голове и в легких прибавлялось напористое желание освободить содержимое своего мочевого пузыря. Позволяю проделать с собой такой конфуз, потому, что какого дьявола буду я тут чиниться, если я самый крутой в мире человек. «Таблетки-синтезаторы» как глоток чистого воздуха… снова прошу прощения – «36-8-5». А-хах. Если кто не понял, то это я остроумно пошутил. Такой талант пропадает, между прочим.

…К тому же я мокрый. Похоже, с утра лил дождь. Все тело горит, ноги не слушаются. И, ко всему прочему, противная на ощущения боль в спине, скорей всего, ввиду возлежания на твердом камне длительное количество времени. Кости просто ныли. Голова, говорю про нее еще раз, зверски раскалывалась. Универы, площадь – я понимаю, что ничего не изменилось, и это площадь Сида Вишеса. Сам Вишес, поразился бы, узнай он, что в честь него назвали такое недостойное место.

Хочется пить. Холодная бутылка электронного пива приводит меня в нормальное человеческое состояние. Перед глазами всплывают числа «15», «04», «21», «12». Какого черта, они делают в моей полупьяной голове, не ясно. Ага,… значит, с малышкой Мы-тут-с-друзьями-в-десять-вечера-распиваем-спиртные-напитки» мы так и не переспали! …Или переспали? Черт возьми! Моим детям не нужен будет такой отец…

Чудное зеленое солнце. Светло настолько, что могу рассматривать прохожих. Безнадежно, да я и сам понимаю это, ищу вчерашнюю знакомую. Очевидно же, что х**н с маслом! А-хах! Еще раз, кстати…

12:17. Посылаю курьера за добавочной бутылкой «эликсира». Сижу вот, согнув одну ногу в колене и, положив на нее руку. А жизнь не такая поганая штука, как о ней имеют свойство рассказывать неудачники. Иногда только весенний карбонатный дождь омрачает настроение.