Западня

– Но Вы были этой ночью с кем-то? – мой голос выделил местоимение в конце предложения.

– Нет, я не был ни с кем! – ответил Жан, не забыв выделить последнее местоимение.

– О-ля-ля, – вздохнула я.

– Ну, как нам поступить? – вздохнул Поль и отпихнул от себя мужчину. – Просто невероятная история!

Мужчина чуть покачнулся, но удержался на стуле. Он сел более удобно и повернулся лицом и Полю. Его глаза так искренне и преданно посмотрели на хозяина, что у меня тут же родилось подозрение.

– Поль, мне очень жаль, но я не знаю, что делать!

Поль посмотрел на Жана и опустил глаза в пол. В его голове ворохом начали крутиться мысли.

– Итак, – произнес он с холодком в голосе, – ты ушел из магазина во сколько?

– Минут через двадцать после твоего ухода, – ответил на вопрос Жан без дрожи в голосе. – Я зашел в продуктовый магазин по дороге, потом пришел домой и лег спать. Утром проснулся, удивился, почему будильник не зазвонил. Но я встал по привычке, так что проспал не больше двадцати пяти минут.

– И сразу пошел в магазин? – взглянул Поль на Жана своими пронзительными голубыми глазами.

– Верно, – кивнул головой Жан. – Я пришел, все было тихо. Часть магазинов уже была открыта, да и кафе тоже.

– Да, так сказали, когда точно ты появился. Но почему никто не видел, как ты уходил из магазина?

– Я испугался и вышел через черный вход как раз в тот момент, как подъехал твой автомобиль.

– Камер слежения у вас в магазине нет? – задала я вопрос.

– Есть, но они стоят в зале, – ответил мне голос Поля, который все еще смотрел в пол.

– А возле входа?

– Нет, – покачал головой Поль. – Улица маленькая и узкая, они казались лишними.

– Наверняка есть у владельцев кафе, – подал идею Жан.

– Хочешь просмотреть запись камер наблюдения этой ночью? Что ты хочешь на них увидеть: спину, нечеткую картинку вора? Нам это не поможет, – махнул рукой Поль.

– Возможно, мы сможем узнать его?! – подал идею Жан.

– Не смеши, – хмыкнул Поль. – Даже если у кафе есть записи с камер, то наш магазин мы увидим вдалеке, очень нечетко.

Оба мужчины немного помолчали.

– Нужно понять, кто мог открыть комнату, кто знал код? – вздохнул Поль.

– Это мог сделать любой опытный грабитель, используя современную технику, – пожала я плечами. – Сейчас нет совершенных систем защиты.

– Да, но нюанс в том, что похитили именно Ренуара. Кто мог знать, что именно в этот день картина будет у нас, что мы ее оставим у себя на ночь, – продолжил дискуссию Поль.

– Заказчик, – подал голос Жан.

– Нет, – ответил Поль.

– Продавец, – произнесла я.

– Продавец, – медленнее повторил за мной Поль. – И тот, кто помог мне стать посредником в сделке, – тихо добавил мужчина.

Я замерла, как и Жан, в ожидании продолжения.

– Ты права, похоже, – произнес он, тяжело вздохнув. – Меня подставили! Я купился как дурак! Картину нужно искать у продавца.

– Но есть одно «но», – произнесла я.

– Какое?

– Татьяна, – ответила я. – Зачем она в этой истории?

– Стоит выяснить! – почесав затылок, ответил Поль.

– У тебя есть план? – раздался тихий голос Жана.

Поль утвердительно кивнул головой. Мы вместе с Жаном затаили дыхание и стали ждать, расскажет ли нам Поль о своих дальнейших действиях.

– Что тебе пришло на ум? – подал голос Жан, не выдержав напряжения.

– Скажем, что картину мы нашли и готовы совершить сделку.

– И? – непонимающе промолвили мы с Жаном в один голос.

– Хочу устроить ловушку, – пояснил Поль.

– Но, похититель знает, что картины у тебя нет. Как же твое заявление сможет заставить его обнаружить себя? – спросила я, нисколечко не понимая плана.

– Он, наверняка, захочет убедиться, что картины у меня нет, или что я собираюсь отдать подделку.

– Для этого ему потребуется только подождать дня, когда ты представишь картину или ее отсутствие покупателю. Зачем ему обнаруживать себя раньше времени? – ничего не понимая, продолжала спрашивать я.

– Он захочет убедиться, – ответил Поль. – Во-первых, ему необходимо подставить меня, поэтому он не допустит, чтобы я смог предоставить картину покупателю, во-вторых, он пришлет кого-нибудь, ничем себя не компрометируя. Я уверен, – кивнул Поль в подтверждение.

– И ты хочешь устроить ловушку, – промямлил Жан, – в магазине?

– Точно, – кивнул Поль. – И вы оба мне поможете.

– А Татьяна? Если она расскажет правду? – недоверчиво произнесла я, посмотрев на обоих мужчин и оценив их актерские способности.

– Татьяна расскажет нашу правду тому, кто стоит за ней. Она нам поможет. – произнес торжественно Поль. – Собирайся, станешь нашим шпионом, – сказал он Жану и встал с дивана.

– Поль, – подала я голос и осеклась.

– Оба вставайте, еще много дел.

Встав с мягкого дивана мы с Жаном обреченно поплелись за Полем, мало что понимая и мало в чем уверенные. Мне никак не удавалось поверить в то, что такая очевидная ложь заставить кого-то обнаружить себя. С моей точки зрения, преступнику, укравшему картину, следовало сидеть спокойно и ждать дня, когда Полю придется показать картину покупателю. Я бы не стала себя обнаруживать ни за что. Но мужскую логику трудно понять, потому я подчинилась и села в автомобиль, который должен был доставить нас в Париж. По дороге обратно Поль завел с Жаном странный разговор.

– Жан, ты помнишь, кто интересовался картиной?

– Кажется, – пробурчал Жан, что-то перебирая в памяти, – три человека. Самым настойчивым был коллекционер из Италии. Затем знакомый месье Эрво, американец. И, наконец, мадам Арно.

– И мадам Арно, – тихо повторил Поль за своим сотрудником.

– Почему ты спрашиваешь, помню ли я?

– Да так, – махнул Поль головой, – просто мыслю в слух. Кто-то из этих людей причастен к похищению.

– Ты хочешь провести расследование и выяснить, есть ли у них алиби? – подал голос Жан.

– Не совсем, – улыбнулся Поль. – Я хочу выяснить, есть ли у них мотив.

– Как ты собираешься это осуществить? – заинтересованно произнес Жан, начав пристально рассматривать Поля.

– Вы мне в этом поможете, – ответил Поль. – Ты, Жан, для начала выяснишь, где находятся наши покупатели на данный момент.

– А затем? – сев поближе к Полю, Жан старался уловить каждое слово.

– Затем, навестим их по одиночке и предложим купить картину.

– Что это даст? – удивленно произнес Жан.

– Мы заломим цену, которая станет непомерной для них.

– Я не понимаю, к чему приведет подобный ход? – произнесла я.

– Неужели? – произнес Поль, взглянув на меня.

– Ты хочешь устроить переполох, – ответила я. – Но как это поможет выявить похитителя, я не понимаю.

– Очень просто, если он сам предложит картину на продажу, то покупатель начнет нервничать и не понимать, что происходит, захочет выяснить, кто хочет его обмануть. Если кто-то из них и бровью не поведет, зная, что картина уже украдена и находится в надежном месте, то мы вычислим похитителя.

– Они друг с другом знакомы? – спросила я.

– Да, но не близко, – ответил Поль. – Это имеет значение?

– Думаю, между ними должна быть конкуренция, желание опередить соперника и завладеть картиной.

– Наверняка, – кивнул Поль головой. – К чему ты клонишь?

– Думаю, стоит сыграть на этом.

Поль взглянул на меня и улыбнулся еще раз одобрительно, остановил машину и кивнул головой в сторону двери.

– Выходи, – произнес он Жану.

Машина остановилась у дома с кованой дверью во внутренний двор.

– Чей это дом? – спросил Жан, выглядывая из окна.

– Мой, – ответил Поль. – Выходи.

Совсем скоро он приблизился к моему окну и открыл дверь возле меня. Я молча вышла из машины и последовала вслед за мужчинами.

– Что дальше? – гадала я, проходя по коридору вслед за мужчинами, поднимаясь вверх по лестнице и рассматривая их спины.

Мы вошли в прекрасную квартиру и расположились в гостиной за столиком. Поль кинул на стол странную тетрадь и вышел из комнаты. Руки Жана потянулись к тетради и стали быстро листать страницы.

– Трое подозреваемых, – бурчал себе под нос Жан.

– Двое, – вдруг произнес Поль, чем удивил нас обоих.

– Почему двое? – после пронзительной паузы спросил Жан.

– Нам немного облегчили поиски, – с долей горечи в усмешке ответил Поль. – Итальянца мы спокойно можем списать со счетов?

– Почему?

– Потому что итальянец мертв, – раздался лаконичный ответ, – у нас только два подозреваемых.

– Когда? – Жан привстал от шока.

– Совсем недавно, – ответил Поль, глядя сквозь меня. – Несколько дней назад его убили в Венеции.

– Неужели? – произнес Жан, все еще не в состоянии поверить в столь необычное стечение обстоятельств?

– К сожалению, – вздохнул Поль.

– Значит, его могли убить из-за картины? – раздался странный голос Жана.

– Возможно, из-за картины, или еще из-за чего-то, о чем мы не знаем, – ответил Поль и взглянув на меня впервые за долгое время. У меня екнуло сердце от взгляда голубых глаз.

– Рисунок, – вдруг сорвалось с губ Жана. – Ты его забрал?

– Нет, к сожалению, – ответил Поль. – Меня опередили, – слова мужчина бросил мне в лицо, не отводя глаз.

Только после последней фразы я осознала, в какую западню угодила сама. Ни о чем не подозревающая дуреха, я ринулась помогать врагам, которые сейчас схватят меня, привяжут к стулу опять и начнут пытать, где злосчастный рисунок. Тот самый рисунок, что я забрала у умершего в отеле. От страха я вжалась сильнее в диван и потеряла голос. Поль сверлил меня голубыми глазами, ни сколько не собираясь отпускать добычу. Он смотрел в голубые глаза, молчал, как мне казалось, целую вечность.

– Я был там, – тихо раздался голос. – В отеле.

Мое сердце потерялось в глубине тела, обреченное разорваться от страха и переживаний.

– Когда ты вбежала в номер, – Поль продолжал говорить, неотрывно глядя только на меня, от чего у меня пересохло в горле, – я спрятался за занавеской.

Сердце бешено колотилось: стучало в висках, кровь пульсировала в пальцах рук. Я еле понимала фразы, которые произносил мужчина на французском.

– Я видел, что ты делала в номере, как споткнулась, и почему взяла рисунок.

Глаза ошарашенно распахнулись.

– Это я должен был его забрать, – раздался голос, заставивший меня онеметь на целую минуту.

– Ты…

– Я никого не убивал, – быстро ответил он на мой не вымолвленный вопрос. – Это сделали до меня. Ребята здорово его приложили, спрашивали про какие-то деньги.

– И я должна в это поверить? – срывающимся голосом продолжала я разговаривать.

– Я вор, а не убийца.

Я замолчала. Как самнамбула, качаясь, я отошла к окну, нервно глотая подступившие комом слезы. Память сама возродила забытую картину до мельчайших подробностей.

Венеция, ранее…

Я жутко нервничала, стрелки часов уже показывали без пятнадцати два, а мне было далеко идти. Все здания казались мертвыми, улицы были до тоски пустыми, мокрыми. Вода серела в каналах, небо нависало той же серой обреченностью и сбрасывало свои слезы на городской камень. Я шла по переулкам и улочкам, пытаясь скорее дойти до нужного здания, вертела головой, пытаясь высчитать нужный дом, торопилась. Наконец, впереди замаячило нужное здание.

Я влетела стрелой в холл гостиницы, и, так же, бегом, побежала по лестнице, даже не закрыв зонта. Пронесшись по коридорам ураганом, разбрасывая мокрые капли на ковер, подбежала к нужной двери. Зонтик закрылся. Стряхнув капли дождя с волос и плаща, я решила войти. Подняла руку, чтобы постучать, как дверь приоткрылась сама.

Меня это немного смутило, но не испугало. Не знаю почему, не иначе, как сам черт дернул, я сделала шаг за порог – глупость, которую не стоило совершать. Я вздохнула поглубже, тихонько входя внутрь номера.

Стояла гробовая тишина. Не было и намека на то, что кто-то был в номере. Я замерла на несколько секунд у двери, сделала шаг вперед, за ним другой, приблизилась к окну, повернула голову направо. В тот момент я точно уже не искала мужчину и забыла про то, что хотела сказать, действовала механически, как человек в незнакомом месте. В дверном проеме спальни, прислоненной к стене, я увидела странную картину: все перевернуто, занавески летают, гробовая тишина.

– Где мужчина? – подумала я. – Бардак в спальне! Зачем? – и направилась в комнату, чтобы рассмотреть получше.

Сделав пару шагов, ушла дальше от порога, вдруг упала. Упала незадачливо, растянулась прямо на полу, споткнувшись обо что-то, руками залезла во что-то мокрое. Сумка слетела с плеча, ее содержимое рассыпалось. Я чертыхнулась и стала вставать, чтобы понять, во что я вляпалась. Рука, оказалась в крови, неудачно дотронулась до какой-то бумаги, ощутив неудобство. Грудь вздохнула поглубже. Лоб сморщился от неприятных ощущений, я повернула голову, и… Глаза от ужаса стали как блюдца. Я увидела помешавший мне предмет, отшатнулась, облокачиваясь руками, и опять зацепилась за что-то, на сей раз твердое. Меня трясло, грудь сжало, глаза были на выкате. Я закрыла их и открыла снова. Жуткая картина не исчезла. Я подумала, что в пору зареветь, но сразу отогнала от себя эту мысль. Передо мной лежал труп мужчины с залитой кровью грудью. Такое чувство, что его потрошил какой-то мясник. Его грудная клетка была словно пробурена и часть внутренней плоти вытащена наружу, лицо – в жуткой гримасе боли, хуже чем на полотнах Караваджо. Глаза переместились ниже. Мои руки были в крови и тряслись как на тренажере. Рядом лежал лист бумаги, очень старый, с изображением женского лица. Волосы женщины были растрепаны, на голове – венок. На листе отчетливо проступил отпечаток руки, сделанный кровью.

Я еле стала, сотрясаясь всем телом, перешагнула через мертвое тело, и понеслась к ванной. Меня рвало какое-то время, потом я отвернула кран, и по белой эмали раковины побежала розовая струйка. Беспрерывно сотрясаясь, я вытерла руки, отмотав приличный кусок бумажного полотенца, и вышла из ванной. Самое страшное было ползать вокруг этого трупа, собирая в сумку свои вещи. Когда рука дотянулась до листа с изображением женщины, я снова чертыхнулась про себя. Спутать было невозможно. Если это – подлинник, то это был рисунок века!

Я попыталась аккуратно оттереть следы своих рук, но кровь уже застывала. На глаза навернулись слезы. Еще раз глянув на дверь и пару раз бесполезно потерев рисунок, чтобы удалить отпечатки, я не придумала ничего умнее, как запихнуть рисунок в свою сумку, благо та была большая.

В истерическом напряжении, я чуть не выскочила из номера, но вспомнив во время об отпечатках, принялась спешно их ликвидировать. Закончив, с бешено бьющимся сердцем, побежала к выходу, запихивая окровавленную ткань в сумку, и открывая зонт. Я пронеслась мимо стойки портье, даже не посмотрев, есть ли он там. Меня жутко трясло.

И в таком ужасном состоянии, я галопом прошла из одной части Венеции в другую, совсем не ту, где располагался мой отель. Я дошла до площади, села на ступеньки церкви и закрыла зонт. Дождь побежал по моему телу, а я смотрела вдаль как умалишенная, пытаясь прийти в себя. Через несколько минут, мне открылась дверь, и священник пригласил зайти внутрь. Я повиновалась, зашла в дом Господа, опустилась на скамейку и заревела.

Мои глаза смотрели на стекла, за которыми шумел Париж.

– Это – причина, по которой ты мне помог? – глядя в окно, задала я вопрос.

– Нет, я… – он подошел ко мне как можно ближе. – Я помог, по…

– У меня нет рисунка, – резко сказала я.

– Ты его уничтожила? – с ужасом произнес Поль.

– У меня его не было, – строго сказала я.

Он молчал, стоял возле меня, пронзая своими голубыми глазами.

– Так что можешь перестать рисковать жизнью.

Глаза наполнились слезами, понимая, что опять попалась по-глупому.

– Катрин, – сорвалось с губ мужчина, который наблюдал, как я резко стала удаляться от него, убегать из квартиры.

Ноги все быстрее несли меня к входной двери.

– Постой, – схватил он за плечи. – Я объясню.

– Что? – ревела я. – Нечего здесь объяснять. У меня нет с собой рисунка, альтруизм не поможет тебе его получить.

– Да послушай! – убеждал он меня.

– Пусти.

Тут руки сцепили мое тело кольцом, а рот закрыли губами. Я от шока поначалу не поняла, что происходит, не верила в то, что Поль, такой галантный и спокойный, способен на пылкий экспромт. А секунд через пять, может через семь, а может через десять, я слабо помню, потому как нежность, доселе неведанная, захватила в плен. Я стояла, чувствуя, как руки перемещаются по телу, трогают лицо, как рот целует не только губы, но и щеки и лоб.

– Что ты делаешь, – вспомнила я, наконец, французский.

– С ума схожу, – произнес он тихо.

Он выдохнул, и медленно обнял меня за плечи, уткнувшись носом в волосы. Продолжал стоять и молчать. Успокоившись, через минуту я сама начала говорить.

– О каких деньгах шла речь?

– Я не понял точно. Услышал крики из укрытия, когда двое мужчин покинуло номер, я вышел из укрытия и заглянул внутрь комнаты. Коллекционер был уже мертв, или почти мертв. Я не успел взять то, что мне было нужно, потому что в номер вошла ты. Мне не удалось снова спрятаться как следует, и потому, я видел, как ты споткнулась о труп, как упала и вляпалась рукой в лужу крови, как в попытках отползти от трупа, дотронулась рукой до моего рисунка и забрала его с собой.

Я молчала и думала, уткнувшись в грудь Поля, пыталась сложить картинку воедино.

– Судя по их упорству – сумма не маленькая.

– Они обыскивали номер? – пыталась я выяснить как можно больше подробностей.

– Наверное, – ответил Поль.

– И ничего не нашли? – продолжала я спрашивать.

– Я не знаю, – ответил он.

– Говорили на итальянском? – задала я очередной вопрос.

– Нет, по-английски, но с акцентом, – опешил Поль.

– Туда еще кто-нибудь приходил? – очередной вопрос звучал долго.

– Не знаю. Ты забрала рисунок, и мне нечего было там делать. Я пошел за тобой, – ответил мужчина.

– Ты шел за мной? – посмотрела я на Поля, отстранившись.

– Ходил по всему городу, пока ты не вернулась в отель.

– И больше не видел этих мужчин? Как они выглядели?

– Я их не видел, я прятался, – пожал Поль плечами. – Слышал только голоса.

Я заглянула ему в глаза.

– Почему я тебя не заметила?

– Мне тоже интересно, – усмехнулся он. – Я даже столкнулся с тобой специально у входа в церковь, но ты извинилась и не обратила на меня никакого внимания.

Я морщила лоб, стараясь припомнить его, но мне это не удавалось. Еще бы, в тот день у меня перед глазами стоял труп мужчины и больше ничего. Труп мужчины, который должен был кому-то деньги, за что и был убит. Возможно, та флешка, что была найдена мной в сумке позже, имеет к нему отношение. Но почему я не помню, как взяла ее?! Я собирала высыпавшиеся вещи внимательно, ничего не упустила, за исключением браслета, который был в кармане плаща и выпал незаметно для меня, когда я споткнулась. Вот только как мой заботливый родственник мог узнать о том, что случилось? Если он был одним из тех мужчин, то не мог видеть меня, не мог найти браслет, я пришла позже. Поль его тоже не видел. О чем он меня спрашивал? О флешке, о рисунке? Что я могла такое взять, что очень дорого стоит? Он запутан в каких-то темных делах, в которые я влезла по глупости, точнее – по стечению обстоятельств, и теперь должна вернуть ему что-то. Что? Деньги, которые в глаза не видела, или рисунок? Если деньги, то скорее всего, они не материальные. Рисунок – тоже стоит прилично. Знать бы о какой сумме речь?

– А что это за рисунок? Почему к нему такой интерес?

– Набросок Дюрера, – пояснил Поль.

– Женщина, – произнесла я. – Я не понимаю причину страстей? Рисунок хотят продать?

– Рисунок хочет купить один известный коллекционер, но тайно, – ответил Поль после недолгой паузы.

– Так ты и на этой сделке погорел? – вздохнула я, сочувствуя мужчине, так как прекрасно знала, каково стать жертвой обстоятельств и невезения.

– Точно, – кивнул головой Поль. – Мама всегда говорила, что надо жить праведно! – он поднял глаза к небу. – Я владелец антикварного магазина, у меня большие связи, но приходится оказывать услуги подобного рода, так как они очень дорого стоят.

– А, почему ты сразу не забрал рисунок? – задала я разумный вопрос.

– Не смог, – лаконично ответил мужчина.

– Отнял бы у меня сумку, пока ходил за мной по пятам весь день.

– Ты была такой испуганной, – улыбнулся он невзначай. – Я как завороженный шел за тобой и сам не знал почему. Ходил по пятам целый день, чувствуя запах твоих духов. Помню, ты зашла в церковь и горько плакала, а я сидел и неотрывно смотрел на тебя со скамейки издалека. Даже столкнулся с тобой у входа специально, но ты не обратила на меня внимания.

Я хмурила лоб, ничего подобного не припоминая.

– Хочешь, скажу самое невероятное, – добавил мужчина тихим голосом и мягко улыбнулся.

– Говори, – свела я брови у переносицы, готовая услышать даже то, что Земля квадратная.

– Из Венеции в Париж мы ехали вместе, на одном поезде, в одном вагоне.

Я не верила ни единому слову, только что прозвучавшему в воздухе, и все же смотрела на мужчину завороженным взглядом.

– В поезде я сидел напротив тебя, тихо, даже не пытался заговорить с тобой. Словно изо льда, ты сидела и никого не замечала. Я гадал, что с тобой случилось. Всю дорогу не отрывал взгляд от тебя. Ты молчала и тихо вытирала слезы украдкой, – голубые глаза смотрели на меня неотрывно. – Ты меня совсем не помнишь? – тихо произнес он с долей досады.

Я помнила только то, что действительно ревела всю дорогу и вытирала украдкой слезы, но соседа напротив не помнила. Глаза наполнились слезами, как и тогда, а руки поползли по его шее.

– Мне так страшно, – произнес срывающийся голос.

Руки Поля крепко обняли мое тело.

– Скажи, что все будет хорошо, – слезы стали капать сами собой.

– Все будет хорошо, – произнес мужчина по-французски мягким тоном.

Я покрепче обняла его, пытаясь поверить словам, и не переставала лить слезы.

– Успокойся, – легкий поцелуй лег на щеку, затем на вторую, потом опять и опять, губ коснулся очередной поцелуй.

Я сама не заметила, как целовала его и успокаивалась невзначай. Такое приятное чувство разливалось по телу, что разум туманился, прекращать поцелуй не хотелось не под каким предлогом.

– Значит, ты следил за мной? – спросила я, переводя дыхание.

– Следил и охранял, чтобы с тобой ничего не случилось, – улыбнулся мужчина мягкой улыбкой. – Сначала я хотел забрать у тебя рисунок, украсть чемодан. Но когда ты сошла в поезда, понял, что ты приехала с одной сумкой, а в ней он отсутствовал, я проверил. Пришлось проводить тебя до квартиры и немного понаблюдать, чтобы с тобой ничего не случилось. Но на мое удивление, возле тебя начали крутиться какие-то люди, Татьяна, например. И именно они вели себя подозрительно, а не ты.

Поль взял меня за руку, отвел в свой кабинет и стал рыться в огромном шкафу с папками, старыми листами, бумагами, книгами, которые были свалены в кучи на полках, без какой либо системы, как ворох грязного белья. Наконец, он вывалил часть содержимого на пол, вытащив огромную книгу, немного затертую, и положил ее на поверхность стола с шумом. Перебрав несколько страниц, он остановился и пригласил меня посмотреть.

– Угадаешь? – мягко улыбнулся он, указывая на рисунок, точную копию того, что я забрала.

– Не уверена до конца, но похоже на рисунок гравюры Дюрера «Меланхолия», – я робко посмотрела на Поля.

– Живой глаз! – улыбнулся Поль.

Он снова подошел к шкафу, порылся в нем немного, и нашел желаемое. Что-то упало с полки: книги, свертки, но Поль не обращал внимания на беспорядок, даже не попытался поднять и положить на место упавшие вещи. Он отошел от шкафа с огромной книгой в кожаном переплете, не закрыв дверцы, и с грохотом положил находку на стол, чтобы полистать страницы.

– Вот, – ткнул он пальцем на изображение гравюры во весь лист.

– Наиболее таинственное произведение – резная гравюра из меди, датирована 1514 годом.

Поль с восхищением смотрел на произведение великого мастера северного Возрождения.

– Здесь все ответы на вопросы человека, – светились голубые глаза в восхищении.

– Ну и что же ты видишь на ней? – я подошла ближе.

– Морской берег, безграничная даль воды и сумеречное небо за девушкой – точно как на том рисунке. Я подозреваю, что набросок он сделал еще в Венеции.

– Мне тоже кажется, что набросок лица похож, но не настолько похож на лицо девушки с гравюры.

– Это не удивительно, материал другой, нельзя сравнивать медь и бумагу. К тому же Дюрер в своем творчестве больше внимания отдавал гравюре, а не рисунку.

– Думаешь, это лицо могло принадлежать Венецианке, с которой он познакомился?