Западня

– Плохо, – мотнул он головой. – Оба говорили по-английски с акцентом. Это я запомнил. Один среднего роста, очень спортивный, возможно даже, военный. А второй – садист. Он живого места на коллекционере не оставил. Ты сама видела, – сказал мне Поль, заставив вспомнить ужасную картину с изуродованным телом на полу номера.

Я молчала и смотрела на ехавшую вдалеке машину. Перед глазами стоял труп. Я помнила каждую деталь его изуродованного тела. Поль аккуратно вел, пытаясь не попасться на глаза тем, кого мы преследовали, и как только машина оказалась на шоссе, что вело из города в пригород, почему-то резко затормозил.

– Что случилось? – спросила я.

– Я знаю, куда они едут, – ответил голос Поля.

– Куда? – насторожилась я.

– У Эрво роскошный старинный особняк в пригороде. Они едет к нему домой.

Я замолчала, как и Поль. Мы оба смотрели вперед на дорогу, ушли в свои мысли ненадолго, а потом водитель снова завел машину, развернулся и понесся в город. Машина быстро пробегала обратные километр за километром, в салоне висела тишина.

– Скорее всего, – начал Поль, – ты права. Картину они уже продали, причем не тому, кто хотел купить ее у меня.

Тяжелый вздох вырвался из груди мужчины.

– Катрин, ты должна отдать мне рисунок, иначе мне вообще не отвертеться, – Поль бросил на меня взгляд своих голубых глаз.

– Я попробую, но быстро не получится, – тихо произнесла я.

Мы оба замолчали ненадолго.

– Послушай, – у меня в голове мелькнула мысль. – Если твой благодетель подставил тебя, мы также можем подставить его.

– Что ты хочешь этим сказать? – удивился Поль.

– Надо, чтобы все убедились, что в номере гостиницы была Татьяна, а не я, – внимательно смотрела я на лобовое стекло, через которое была видна машина. – Татьяна взяла рисунок, взяла деньги, которые ищут, картину видели у нее, она и должна за все оправдаться вместе с месье Эрво, с которым она в близких отношениях.

– Но, с чего бы другим поверить, что деньги взяла она?

– Ты – свидетель. Ты видел ее. И рисунок взял у нее, – надавила я.

– А если другие скажут, что она – не та девушка из Венеции.

– Не скажут, – ответила я, абсолютно уверенная.

– Почему?

– Меня никто не видел, ты сам говорил, – твердо произнесла я, хотя моя уверенность основывалась на другой причине, имя которой было «Илья». – Он мне поможет, – пообещала я сама себя, – даже если мне придется наплести ему сказки, все равно поможет. Я хотела помочь ему, когда отправилась в номер человека, который прислал записку о том, что ждет Илью. Хотела предупредить, что Илья не придет и наткнулась на труп. После этого у меня все пошло кувырком! Теперь очередь Ильи сделать для меня доброе дело. Пусть у него тоже все смешается!

– Мне все-таки непонятно, как ты это хочешь сделать? – произнес Поль.

– Я еще сама все не продумала. Главное для тебя, следить за событиями, и подбросить информацию о том, что женщина из Венеции скорее всего Татьяна. А когда тебя попросят опознать ее, ты опознаешь. В этом случае, тебе будет легче доказать сговор месье Эрво с ней в ущерб интересам твоих клиентов. Возможно, они его сами накажут.

– Какое изощренное коварство, – произнес Поль.

– Поль, мы с тобой просто защищаемся, – произнесла. – Тебя кинули и подставили, меня хотят убить. Абсолютно ни за что! Мы с тобой, пешки в чужой игре, которыми хотят пожертвовать. Я на тот свет не собираюсь!

– Я тоже! – вздохнул Поль. – В номере была Татьяна.

Я улыбнулась и поцеловала его в щеку, после чего и он улыбнулся. Машина понеслась обратно, к дому из песчаника, с квартирой на шестом этаже, выходившей окнами на набережную и Эйфелеву башню. На середине пути я спохватилась.

– Поль, – произнесла я.

– Что?

– Отвези меня в магазин.

– Какой магазин? – удивился он.

– Продуктовый.

– Зачем? – еще более недоуменно позвучал его голос.

– Мне нужно сходить в магазин, – ответила я, пожав плечами.

Поль немного тряхнул головой и через несколько минут припарковался у входа. Я вышла, направилась прямиком к полкам, где стояли крепкие напитки. Поль ждал в машине и не подходил, чтобы помочь. Я махнула рукой и взяла обе бутылки, виски и коньяк, уверенная, что Илья одной не обойдется. Потом я решила купить обыкновенной еды, чтобы объяснить свое долгое отсутствие. Более того, уламывать Илью отдать мне вещи в голодном состоянии все равно, что плевать в пропасть. Нагрузившись, я вышла из магазина и плюхнулась с пакетами на сидение салона. Ключ повернулся, мотор загудел, и меня повезли к дому. Поль притормозил у самого входа, не выключая мотор, нахмурился и стал смотреть вперед. Я схватила пакет и хотела было открыть дверь, чтобы выйти, как заметила его взгляд. Он еще больше напрягся. Пришлось повернуться, отпустив ручку.

– Что-то не так?

– Там ведь кто-то есть, да? – пробурчал он еле слышно. – Не говори, что одна все это будешь есть.

Я быстро взглянула на окна и увидела, что света нет. Можно было продолжать врать.

– Я же говорила, что квартира мне не принадлежит. Мне просто разрешили пожить там. Оставлю хозяину полный холодильник, если сама не съем.

– Зачем ты возвращаешься? – капризно и с долей ревности в голосе произнес мужчина, чем несказанно удивил.

– Где же мне жить? На улице?

– У меня, – давяще произнес голос.

– Это не возможно, – хохотнула я.

– Почему?

– Потому что, тогда, как порядочный человек, ты вынужден будешь на мне жениться, – я еще раз улыбнулась, пытаясь перевести разговор в шутку.

– А если я хочу, – рука мужчины обвила шею сзади, пальцы чуть коснулись щеки.

Лицо приблизилось, голубые глаза заблестели, что заставило мозг моментально отключиться. Погрузившись в сладкий плен губ, я позабыла о главном. Его руки все крепче обнимали и прижимали к себе, мне сложно было гнуть свою линию, приводить какие-либо доводы, сложно было даже придумать и доказать самой себе, почему я сейчас должна уйти от него.

– Останься со мной, – тихо произнес Поль.

– А рисунок? – сглотнула я.

Он чуть отстранился и посмотрел на меня.

– Он тебе нужен, – напомнила я мужчине.

– Где он? Он у него? – резко произнес Поль.

– У кого? – удивленно вскинула я брови.

– Я знаю, что квартира принадлежит не тебе. И она давно пустует, я поинтересовался! – резко произнес Поль.

– Ну и что, – я улыбнулась.

Поль промолчал. Только тяжело вздохнул. Я решила его успокоить, чтобы он не мучался ревностью, не придумывал себе ничего.

– Мой родственник ничего плохого мне не сделает, иначе ему придется объяснять это своей же маме, и моей. Не переживай, – поцеловала я его еще раз, чтобы развеять сомнения.

– Родственник? – переспросил Поль.

– Наши мамы как сестры, только не родные.

– Но не родные, – надавил Поль.

– Мне лучше держаться от тебя подальше, чтобы никто не видел сговора во всем происходящем, чтобы твоим словам о Татьяне поверили, – я постаралась сменить тему об Илье на животрепещущую, о том, как выбраться из сложившейся ситуации.

Я вышла из машины, оставив Поля и пошла домой. Меня терзало то, что Поль теперь будет сходить с ума от ревности. Так как один ревнивец в моей жизни уже был, и кстати, ожидал меня в Москва, то сейчас ревность Поля могла очень навредить делам. Я только молилась, чтобы она не помешала ему трезво мыслить и сделать все как мы договорились. Шаг за шагом по ступенькам медленно шла обратно в свою тюрьму, лихорадочно смотря на часы и соображая, как объяснять двухчасовой поход в соседний магазин, поднялась на шестой этаж и встала прямо перед дверью, которая была чуть прикрыта. Толкнуть ее не составило большого труда, переступать порог было гораздо труднее. Мне и раньше было жутковато здесь находиться, а с приездом хозяина стало невыносимо. Страх выворачивал наизнанку кишки, сердце беспрерывно замирало, мурашки устраивали тараканьи бега по коже. Я ненавидела себя за то, что поддаюсь и играю в его игры, ненавидела за то, что у меня нет сил сопротивляться, хотя первостепеннейшим инстинктом у человека всегда был инстинкт выживания. Я же в своих действиях сама шла в пасть хищнику, где-то в глубине души рассчитывая на то, что дождусь от него пощады или выбью жалость, что явно было ложью самой себе.

Я кинула пакеты на стол на кухне и нашла Илью на балконе. Он стоял, глядя на ночной Париж, и даже ни о чем не думал, просто ждал. Ждал как я все те дни до его приезда: сидела, любуясь роскошным видом города, днем и вечером, в ожидании хозяина. Сидела и ждала его, не приезжавшего. Сидела и сходила с ума от отчаяния, не зная, что происходит. Сидела и молилась, чтобы все разрешилось, и я вернулась бы домой к своей старой жизни.

Совсем стемнело, все было едва различимо. Я приблизилась и протянула бокал. Жидкость колыхнулась и застыла в стеклянном сосуде, завладев на мгновение его взглядом, потом медленно все вокруг стало растворяться в ночной темноте.

– Ну, и где ты шлялась?

– Никак не могла решить, что лучше: виски или коньяк, – заглянула я в его карие глаза.

– И то, и то люблю, – тихо ответил он.

Я вдруг почувствовала, как у него сильно забилось сердце.

– Для этого потребовалось два часа? – раздался голос человека, который утопал в моих глазах.

– Хотела угодить, – тихо и мягко произнес мой голос, чтобы не злить мужчину напротив.

Я еще немного постояла, наблюдая, как он пьет, не отрывая от меня взгляд, о чем-то думает, и отошла к перилам.

– Я хочу домой, – тихо произнесла я, полагая, что алкоголь сделает его мягче и добрее.

Темно-карие глаза впивались на меня как в собака в кусок мяса, хозяин квартиры стал опасно молчалив. Пришлось отвернуться в сторону и обхватить себя руками, чтобы не поддаться панике.

– Тебя там никто не ждет, – вдруг раздался голос в ночи, так тихо и страшно, что показалось, будто я ослышалась.

Я снова повернула голову, уставившись на него округлившимися от удивления глазами. Илья стоял и смотрел своими темными глазами, прожигавшими дыру, внушал страх и трепет.

– Ты о чем? – удивилась я произнесенной фразе.

– Я сказал твоему жениху, что ты не вернешься, – раздался бархатный голос, красивый, как горький мед.

Оторопев, я хлопала глазами, глядя в упор на мужчину. Мне и верилось, и не верилось.

– Попытаешься вернуться домой – останешься без головы, – тихо произнес голос.

Лоб наморщился.

– Думаешь, те люди просто так тебя отпустят, после того, что ты у них забрала. Они будут ловить тебя везде: в аэропорту, на железной дороге, даже в автобусных парках. Их много, кому-нибудь попадешься в руки.

Лоб нахмурился еще больше.

– Тебя разорвут на мелкие кусочки, – снова произнес красивый бархатный голос ужасные слова.

Я интуитивно верила, но анализируя, отказывалась верить его словам, его поведение казалось абсурдным. Что я забрала? У кого? И почему вдруг я не должна возвращаться? И почему вдруг ему должен был поверить Леша? Если бы поверил, то первым же рейсом полетел бы сюда. Скорее всего, Илья ему не звонил. Но с какой целью этот фарс?

– А если ты заупрямишься, то они начнут изощряться на твоих родных. Начнут с любимого, потом перейдут на родителей…

Его глаза смотрели так яростно и зло, что я верила каждому слову, хоть они и противоречили логике. В них была ненависть и жажда крови, ничего больше. Таким взглядом смотрит солдат на своего ненавистного противника, в нем нет жалости или сострадания, он готов идти до конца, чтобы получить желаемое.

– Где это? – надавил голос.

– Что? – все еще хмуря лоб, смотрела я в темно-карие глаза, которые в ночи были черными как цвет камня раухтопаз в темноте.

Он покусал губы. Его родинки возле двух уголков рта зашевелились.

– Отдай, тогда с тобой ничего не случится, – продолжал бархатный голос, убедительный и пугающий, не смотря на свою красоту.

– Что отдать? – прошептала я едва слышно.

– Отдай, – еще ближе стало его огромное тело.

– Что? – едва слетело с губ.

– Хватит притворства! – крикнул он, схватив за плечи. – Отдай, или с жизнью расстанешься!

– У меня ничего нет, – тихо произнесла я, похолодев внутри от страха.

Он подтащил меня ближе и заблестел глазами.

– Это не шутки! Ты можешь оказаться в том же положении, что и тот мужчина в Венеции.

Я вздрогнула и замолчала, продолжая смотреть в его глаза, ничего не понимая. О чем именно он спрашивает, о рисунке или и флешке?

– Отдай, – глухо произнес голос.

– Я клянусь, у меня ничего нет, – наполнила я слезами глаза. – Я хочу домой, – слезы закапали на пол.

– Ты останешься здесь, – пророкотал голос над моим ухом, – пока не отдашь, что взяла.

Я подняла на него глаза, начиная его ненавидеть.

– У меня ничего нет!

– Есть! – давил бархатный голос.

– Тебе нравится издеваться? – я сопротивлялась как крыса, загнанная в угол.

– Очень, – тихо и пугающе ответил он. – Где то, что ты взяла?

– Ты теперь до бесконечности будешь задавать мне этот вопрос? У меня ничего нет, – твердо ответила я, потому что мне было все равно, даже если он начнет меня пытать раскаленным утюгом или резать вживую.

– Игры продолжаются, – вздохнул он.

Я всхлипнула еще пару раз, опустила глаза в пол, смотрела, как слезы капают. Он помолчал, бегая по мне глазами, придвинулся еще ближе и схватил за шею, заставив поднять глаза.

– Думаешь, ты до бесконечности сможешь играть со мной в эту игру? – угрожал красивый мужской голос.

– А тебе бы этого хотелось?

Сердце у него екнула, и я это почувствовала.

– Это игры больших дядей с толстыми кошельками, маленьким девочкам в них не место, – говорил он, приближая ко мне свои глаза.

– А ты какую роль играешь? Ты не толстосум, или ты на побегушках?

Родинка около уголка рта дернулась, сделала крюк и вернулась обратно. Он сдержался, но я его задела.

– Я тот, кто еще может тебе помочь, – ответил Илья на мой вопрос.

– Да ты мне уже помог. Век не забуду.

– Если проживешь.

Я замерла.

– Мило, – скривила я рот. – Если проживу. Убери от меня руки! Не трогай меня никогда, – завопила я, выведенная из себя.

– Что так? – начал он сильнее цепляться за тело. – Или тебе неприятно.

– Не выношу тебя. Отцепись, – ногти были пущены в ход, но и это не сильно помогло.

– Не выносишь? Правда? – издевательски произносил бархатный голос.

– Пусти немедленно!

Он вздохнул глубже, прищурился, снова дернул уголком рта и промолчал.

– Тогда отдай!

– Нет у меня ничего!

– А если я допрошу с пристрастием? – нагнулся он ближе.

– Валяй! Хочешь, помогу избежать дальнейших проблем? Ванна есть, ножи тоже. Вскрыла вены – и все в порядке. А ты потом сможешь обыскать еще раз мои вещи и убедиться, что у меня ничего нет, – шипела я как настоящая змея, брызгая словами вместо яда.

Тут он резко схватил меня за волосы и потащил, причем так быстро, что я опомниться не успела, но успела удариться обо все, что только можно, подтащил к самому краю перил и нагнул вниз, перекинув через перила. Я от ужаса вцепилась в его руки. Перед глазами были только его карие глаза, которые казались абсолютно черными в ночи, с ярким огнем внутри как будто от лазера. Сейчас он точно походил на чудовище из ужастиков. Говорят, что в такие минуты перебираешь имена всех богов, чтобы спастись. Я даже этого не смогла, застыла от ужаса, как загипнотизированная.

– Теперь как? Все еще хочешь умереть? – держа за лацканы пиджака, произнес он.

У меня от страха пропал и дар речи, я лишь цеплялась за него и смотрела. Он тоже смотрел и, наконец, сообразил, что перегнул палку, перепугал сверх меры. Руки притянули меня обратно, и он замер, снова уставившись на меня.

– Мне нужна эта вещь, и я ее получу, – тихо произнес бархатный голос, чтобы до меня дошла вся серьезность положения.

Мои глаза так же заморожено смотрела на него, что окончательно заставило в его голове укорениться мысли о том, что сейчас от меня ничего не добиться. Оглядев с недовольством еще, вздохнул и потащил мое тело обратно в дом, так же вцепившись мне в волосы. Обращался как с кошкой, которую хватают за шкирку, и тащат. И я шла, податливо и не соображая особо. Впихнув меня внутрь, он плотно захлопнул дверь на балкон и навис надо мной как туча. Рука дотронулась до волос, наконец, освобожденных, и стала растирать болевшее на голове место. Разум блуждал где-то очень далеко, а тело стояло и не шевелилось.

– Можешь идти поплакать о своем Леше, – в приказном порядке произнес голос. – Заодно подумай о своем положении.

Ноги потащили меня в спальню, которая давала приют голове не раз, чтобы теперь позволить уткнуться в подушку и выплакать все. Я повернула ручку двери и включила свет. Меня ужаснуло увиденное. Он спал на моей кровати, точнее – на своей. Как теперь я буду на ней спать? Я снова потянулась к выключателю, свет погас, медленно села на кровать и уставилась в темное окно. В груди трепетало сердце, в голове не было никаких светлых мыслей – сплошной ком.

– Что теперь? – вот главный вопрос, который я задавала самой себе.

Я сидела, сжимала холодные пальцы и вздрагивала каждый раз, когда слышала шум вдалеке. Слезы сами собой катились по щекам потоком, я не предполагала, что обладаю таким запасом. Прохныкав с час до такой степени, что стала болеть голова, я двинулась в ванну.

Преимущество роскошных парижских квартир в том, что у каждой спальни есть собственная ванна и гардеробная, а это значило, что он уснет в другой комнате, а я не увижу его до утра. Схватив его серую кофту без спросу, которой я все это время согревалась холодными парижскими ночами, лежа одиноко в этом доме, до жути пугавшем, прикрыла дверь, стянула с себя все, залезла в ванну и пустила воду. Она побежала по белому дну, поднимаясь все выше, затопляя тело. Я подняла голову в потолок и забылась на полчаса.

Перекинув ноги через бортик ванной, я ступила на кафельный пол и схватила полотенце. В зеркале отразилось мое лицо, и глаза сразу отвели взгляд. Я прижала полотенце поближе и еще раз взглянула. Мне совсем не хотелось смотреть на себя, но я заставляла, помня о просьбе Поля. Смотреть в отражение было неприятно, отчего дыхание учащалось. Рука провела по коже. Не выдержав, я резко отвернулась от зеркала и забегала глазами вокруг по ванной комнате. Не найдя ничего интересного, схватила холодной рукой серый свитер и облачила свое тело в шерстяную ткань. Рука потянулась к волосам. Я продолжала стоять спиной к зеркалу, и медленно водила расческой по волосам, пытаясь себя успокоить.

Немного поостыв от монотонных действий, я, наконец, решилась выйти из ванной. Идти мимо пустых полок гардеробной было уже привычно, но раздавшийся звук телефонного звонка стал полной неожиданностью. Сердце мое окончательно оборвалось. Я выскочила из гардеробной как ошпаренная, но опоздала.

Илья сидел прямо напротив на кровати и вертел в руках мой телефон. Единственно хорошее, что было во всей ситуации, это догадка о том, что мой чемодан находится где-то в квартире, если Илья успел найти зарядное устройство. Я замерла, наблюдая, как пару раз нажав на панель, его лоб сморщился.

– Спокойной ночи, любимая, – медленно произнес он.

У меня кончились силы, опустив глаза чуть ли не на свою грудь, как можно ниже, я медленно приблизилась к кровати и положила расческу.

– Прилетай скорее. Я уже скучаю.

После этой прочитанной вслух фразы, я подумала, что может, все не так плохо.

– Целую и люблю. Твой будущий муж.

– Как ты смог его зарядить?

– Тривиальным способом, – ответил он и указал на лежащее недалеко зарядное устройство.

– А разблокировать?

– У тебя не сложный пароль, и у меня было время заметить его и запомнить, – произнес голос с издевкой.

– Чемодан должен быть где-то поблизости, – подумала я, а вслух произнесла. – Тебя мама не учила, что брать чужие вещи, а тем более читать чужие послания – некрасиво.

– Ты ему звонила? – Илья переменился не только в лице, но и в голосе, что заставило меня обернуться.

Он уже зависал надо мной, полыхая гневом.

– Я же сказал, никому не звонить! – больно схватив за руку, заорал он.

Мне бы вполне хватило его рявка, чтобы испугаться, а от такого наплыва эмоций, я просто впала в ступор, хлопая глазами, не могла вымолвить ни слова.

– Зачем ты ему звонила? – давяще тихо произнес голос.

– Я должна была приехать и позвонить, – пожала я плечами. – Хочешь, чтобы все стояли на ушах и выясняли, где я?

– И где ты? – так же тихо спросил голос.

– В Париже, – ответила я.

– Для них? – рявкнул он.

– В Париже, – еще более тихо произнесла я.

Он зарычал, начиная выдыхать воздух из груди, как дракон пламя.

– И что ты здесь делаешь?

– Заехала по пути на несколько дней.

Он гневно продолжал смотреть.

– Ты вообще ни о чем не знаешь, – решила смягчить его этой фразой.

– Да при чем здесь это?! – наконец освободив мою руку, он зашагал туда-сюда по комнате.

Я медленно подошла к кровати, схватила белье и поправила подушку, только бы не смотреть на него. В какой-то момент отчетливо почувствовала взгляд знакомых глаз на себе. Шаги прекратились, хозяин застыл где-то недалеко и наблюдал за мной. Это длилось бесконечно долго, ничего не осталось, как найти себе еще занятие – я стала прибирать разбросанные вещи. Илья молчаливо стоял, смотрел, злился. Жутко неприятно быть объектом столь пристального наблюдения, но приходилось держаться.

– А свитер мужской у тебя откуда? Ты сюда без вещей приехала, – вдруг произнес голос.

– Твой, – сглотнув от страха подступивший к горлу ком, ответила я.

– Мой? – мужчина как-то странно уставился на мое тело.

– Я одолжила ненадолго. Надеюсь, ты не против, – мне пришлось заглянуть ему в глаза для убедительности. – Было холодно спать… раздетой, – пауза получилась неуверенно длинной.

Илья притих, потер рот рукой и стал пристальнее смотреть.

– Я не помню такого свитера, – произнес настойчиво голос.

– Он лежал в третьем ящике снизу, во втором шкафу, – начала я, – вместе с черным и двумя синими.

Его брови сомкнулись.

– Кстати, раз уж зашел разговор… можно мне мои вещи обратно? – тихим голосом произнесла я, давя на жалость знакомым способом.

Он все молчал и водил глазами.

– Мне уже надоело таскать одно и тоже.

– Потерпишь, – презрительно произнес он и потер рот ладонью.

– В своих вещах я выгляжу лучше, – заискивающе произнесла я.

– Ты и в этом хорошо смотришься, – тихо и давяще ответил он.

Я мысленно чертыхнулась и отвела взгляд, продолжила ставить вещи на место и молилась, чтобы он, наконец, пошел к себе и оставил меня в покое, но чуда не произошло. Расставляя вещи, я затягивала как можно дольше, но было тщетно. Мне жутко не хотелось нового скандала и зависаний из окна, хотя все к тому шло. Когда дел больше не осталось, пришлось повернуться и начать диалог.

– Я буду ложиться, – тихо произнес мой голос.

Он еще раз обвел меня глазами, потер рукой рот, медленно начал двигаться к двери мимо. Из моей груди вырвался облегченный вздох.

– Спокойной ночи, – произнес он, встав напротив.

Я сдержалась, лишь бы его не провоцировать.

– Спокойной ночи, – лучше быть вежливой, чтобы все прошло гладко. – Я не буду тебе мешать, если останусь спать здесь?

– Не будешь, – тихо произнес он.

Я сморщила лоб, не понимая, почему он не уходит. Стоит и смотрит на меня. Глаза полыхнули в темноте, оборвав мне сердце. Вокруг талии скользнула чужая рука. От испуга у меня пропал голос. Мужчина снова полыхнул в ночи глазами и ухмыльнулся. От страха тело задрожало как осиновый лист, внутри все твердило «нет, пожалуйста», в голос не произносилось ничего. Мужчина напирал и двигался к кровати, пресекая попытки оттолкнуть. Его рука так больно заломила мне шею сзади, что в глазах встали слезы, вопреки всем стараниям сдержаться. Я смотрела огромными от ужаса глазами на лицо с оскалом, которое напоминало больше звериное, чем лицо человека. Страх и ночные краски играли злую шутку с моим воображением.

– Целую и люблю, – произнес он издевательски. – Твой будущий муж, – уголок рта дернулся, поведя родинкой. Мужчина противно ухмыльнулся. – Притворишься, – игриво и словно спрашивая, произнес голос, – что я – это он?

От фраз мужчины я оледенела словно Антарктида, и через несколько секунд пронзительного взгляда карих глаз, ощутила, как рука с шеи соскальзывает, переходя на подбородок. Большой палец дотронулся до губ, от чего меня было готово вырвать прямо на месте от страха, затем рука поползла ниже, начав ощупывать грудь. Илья стянул с себя и с меня без промедлений и пререканий оба своих свитера, поднял мое лицо вверх и поцеловал. Я поморщилась. Он особо не старался быть пылким и нежным, прелюдия ему была не нужна.

– Ты мне поможешь? – опустив ладонь с лица, тихо произнес он.