Меч и ятаган

Нико крепко сжал монеты, полученные от кузнеца, и подарок Марии, и попытался прикрыть наготу кулаками.

Уже почти подошла его очередь, и тут он увидел Бабá. Тот стоял с важного вида торговцем, который разглядывал проходивших мимо рабов и после каждого что-то говорил капитану. Увидев Нико, Бабá тут же подбежал к нему и прошептал:

– Видишь того человека? Он очень могущественный! Торговец-иудей, посредник. Он решает, куда отправить раба – на галеры или в пальмовые сады. Воистину Аллах благосклонен к тебе, друг мой Нико! Иудей согласился помочь тебе, но только если ты заплатишь еще денег!

– Согласился?! Правда?!

– Да заберет меня дьявол, если я лгу! Но поспеши, а то будет слишком поздно!

Нико вложил последние дукаты в руку Бабá и ощутил облегчение, что наконец избавился от них.

– Ты так добр ко мне, Бабá, – прошептал он, благодарно улыбаясь. – Я этого не забуду!

Наконец Нико оказался впереди. Он сгорал от стыда, поскольку впервые в жизни разделся на глазах других людей. Теперь на него смотрела тысяча глаз, и он покраснел как рак.

– Вот о нем я говорил вам, хозяин, – сказал Бабá торговцу. – Он из бедной семьи. Выкупа не будет. Он ничего не умеет, денег у него нет. Он слишком хилый, чтобы стать воином, слишком мал для галер. А вот внешность говорит сама за себя.

– Да, парень довольно хорош собой, – кивнул торговец, схватил его за подбородок и проверил, крепкие ли у него зубы.

Нико ощутил вкус соли и лука. Потом торговец перевернул ладони мальчика, проверяя, нет ли на них мозолей, и увидел монету Марии.

– А это еще что?

– Просто камешек, – прошептал Нико.

Отшвырнув монету в сторону, торговец взял мальчика за гениталии, тот отшатнулся, но торговец сжал пальцы сильнее и остановил его. Нико ахнул и застыл как вкопанный, пока мужчина грубо оценивал его мужское достоинство.

– Мошонка не сморщена. Волос нет. Еще ребенок. – Потом он покрутил лицо Нико туда-сюда, проверил, нет ли вшей, заглянул в уши и удовлетворенно хмыкнул. – Если отмыть мальчишку, то судьба его решена. Из него выйдет отличный гарсон. Частные торги, завтра, – бросил он и пошел дальше.

Нико умоляюще посмотрел на Бабá, который говорил что-то не то, ведь торговец даже не упомянул пальмовые сады, но Бабá не смотрел в его сторону. Понимая, что шанс ускользает, Нико закричал вслед торговцу:

– Господин! Я могу работать в садах! Я умею собирать финики!

– Старый добрый фокус, Бабá! – рассмеялся торговец; Бабá бросил ему монету и ухмыльнулся Нико.

– Бабá! – завопил Нико, только сейчас поняв, что его обманули. – Прошу тебя! Скажи ему!

Но Бабá лишь рассмеялся.

Нико едва успел схватить с земли монету Марии, и его тут же увели.

Утром следующего дня Нико и еще двоих мальчиков отвели в Бедестен, в отдельный угол, отгороженный от остального рынка рабов занавесями из пышных шелков. Трое покупателей возлежали на бархатных подушках под фиолетовым балдахином, вокруг них бегал торговец, подливал кофе и щелкал пальцами, подзывая рабов с серебряными блюдами, уставленными яствами. За спинами покупателей стояли их слуги и челядь, а также прислуга торговца. С одной стороны стоял обнаженный по пояс стражник в белых штанах и с красным поясом на талии, за которым красовался тяжелый ятаган.

И снова троим мальчикам приказали раздеться догола, а потом ходить туда-сюда перед балдахином. Им велели подпрыгнуть повыше, а потом повернуться спиной, наклониться и коснуться пальцев ног. Нико повернулся, сделал, как ему сказали, слушая смех и шутки возлежавших на подушках мужчин. Ему хотелось защищаться, отказываться подчиняться приказам, но тут взгляд остановился на ятагане стражника. У Нико волосы на загривке стали дыбом, и он тут же передумал сопротивляться.

Сначала продали других двух мальчиков. Они по очереди подходили к диванам, а потом начинались оживленные торги. Наконец торговец подозвал Нико и покрутил пальцем, приказывая ему повернуться. Он подчинился, все еще пытаясь прикрыть наготу. Торговец ударил стеком по пальцам, и Нико убрал руки.

Торги за Нико заняли больше времени, и цена взлетела выше. В конце концов работорговцу удалось выручить за него значительную сумму в сто сорок алжирских добла – всего на десять меньше, чем стоил здоровый верблюд.

– Подойди к своему господину! – крикнул торговец. – Его имя – Эль-Хаджи Фарук, король купцов, судостроитель и торговец! Он дважды совершал паломничество в Мекку, а среди его друзей – сам султан, да будет благословенно его имя! Его кораблям нет равных в морях! Он торгует шелками и коврами в портах от Марселя до Стамбула. Служи ему усердно, мальчик, иначе он вернет тебя мне, и тогда я сыграю в шашки твоими яйцами!

Оробев, Нико стоял перед Фаруком, пытаясь исподтишка рассмотреть его. Фарук показался ему старым, сморщенным и немного толстым. Одет он был роскошно: феска из красного бархата, одежды из тончайшего шелка, туфли расшиты драгоценными камнями. Ногти на пальцах были покрыты лаком, от него исходил легкий аромат духов.

Посасывая финик, Фарук пристально разглядывал свое новое приобретение, а потом приказал ему встать на колени. Он взял Нико за подбородок, повертел его голову из стороны в сторону, пытаясь получше рассмотреть мальчика под слоем грязи и синяками. Нико осмелился взглянуть в глаза новому хозяину, надеясь, что в них хотя бы не будет злобы. Но в глазах Фарука Нико не разглядел ничего.

– Как твое имя, дитя? – спросил у него Фарук по-итальянски.

– Николо Борг. Все называют меня Нико.

– Если хочешь сохранить свой язык, Ни-и-ко-о-о, то будешь называть меня «хозяин», – отозвался Фарук, улыбаясь одними уголками рта.

– Да, хозяин.

– Ты образован, дитя?

– Сестра научила меня цифрам, хозяин.

– Сестра?! Девчонка знает цифры! Она здесь?

– Она… она дома, хозяин. На Мальте.

– Жаль. Писать умеешь?

– Нет, хозяин. Зачем мне писать, я и так все сразу запоминаю.

– А что ты можешь запомнить? – заинтересовался Эль-Хаджи Фарук.

– Все, что угодно, хозяин.

– Это правда? Цифры? Имена?

– Да, хозяин.

– Ленивый хвастун может быть очень опасен, – произнес Эль-Хаджи Фарук, но в его глазах мелькнул интерес.

Он повернулся к торговцу и стал оживленно о чем-то с ним шептаться, тот хихикнул, потом обернулся и стал шептать что-то на ухо писцу Фарука, сидевшему позади.

– Скажи мне, Николо Борг, – продолжил Фарук, – ты боишься своего Бога?

– Да, хозяин.

– А меня ты боишься?

Нико сделал глубокий вдох, думая, как лучше ответить, а потом медленно произнес:

– Нет, хозяин.

– Тогда ты, должно быть, не так умен, как мне показалось, – наклонился к нему Фарук. – Что ты умеешь запоминать так хорошо, что не надо записывать? – спросил он снова.

– Все, хозяин, – повторил Нико.

– Ты говоришь на итальянском. А еще?

– Только на мальтийском, хозяин, и еще немного на испанском.

– На арабском?

– Нет, хозяин.

– Тогда тебе лучше слушать очень внимательно, – улыбнулся Фарук и стал вразнобой называть арабские числа. – Ашара, талехта, сифр, хамса, ситтаашар, ишрин, талатин, итнаашар…

Всего он перечислил более двадцати чисел, произнося их четко, но быстро. Писец записал их за Фаруком, и тот пристально посмотрел на Нико:

– Ты хорошо меня слышал?

– Да, хозяин.

– Сможешь повторить их?

– Да, хозяин.

– В том порядке, в каком я называл их?

– Да, хозяин.

Фарук и торговец снова начали шептаться. Послышались сдержанные смешки, и мужчины явно о чем-то договорились. Торговец щелкнул пальцами, подзывая стоявшего за диванами стражника. Тот выхватил из ножен ятаган – лезвие засверкало на солнце – и встал на изготовку.

– А теперь, Нико, – снова заговорил Фарук, – я хочу, чтобы ты повторил эти числа в том же порядке, в котором я их произнес. Но прежде чем ты приступишь, позволь мне усилить твое рвение и рассказать о небольшом пари, которое мы заключили с моим добрым другом, уважаемым вором, который является хозяином этих торгов. Если ты потерпишь неудачу, в чем лично он совершенно уверен, я заплачу за тебя двойную цену. Чтобы возместить мои расходы и вполне понятное разочарование, тебя четвертуют. Голову повесят вот здесь, чтобы вороны выклевали тебе глаза, – провозгласил Фарук и показал на каменную арку над воротами, где, отбрасывая длинную тень на стену, в кладку был вбит острый железный крюк, покрытый ржавчиной, цветом напоминавшей запекшуюся кровь.

Нико посмотрел на крюк, постепенно понимая, что ему сказали, и побледнел. Ему стало тяжело дышать, он с трудом справился с волной головокружения и тошноты. В висках застучало, сердце колотилось как бешеное. Он не мог вспомнить ни единого слова из произнесенного Эль-Хаджи Фаруком. Все слова сливались в неразборчивую мешанину, которая испарялась в обжигающе жаркой пустыне страха.

– Думаю, мы все согласны, что будет жаль, если такой милый мальчик покинет нас, – продолжил Фарук. – Но если тебе удастся сделать то, что я сказал, а мне кажется, что так оно и будет, тебя никто не тронет, а я ничего не заплачу. Хорошее развлечение, как думаешь, Нико? – сверкая глазами, спросил он.

По рынку пошли слухи о заключенном пари, торговцы и менялы оживленно перешептывались. Под ноги Нико кинули тряпку для сбора денег, и на ней быстро выросла куча монет – нашлись и другие желающие сделать ставку. На зрелище собрался поглазеть весь Бедестен. Какой-то старик громко порицал собравшихся за тягу к азартным играм, напоминая им, что Святая книга строго запрещает такие развлечения. Эль-Хаджи Фарук мрачно размышлял над его словами, а остальные ждали вердикта торговца, поскольку он единственный из них совершил паломничество в Мекку. Наконец Фарук предложил, чтобы десятую долю всех ставок отдали в мечеть в качестве закята, духовной десятины, которая очистит души участников пари. Гениальное решение вызвало в толпе довольный шепот, и ставки продолжили расти.

Раздетый догола предмет пари стоял на коленях, объятый ужасом и паникой от собственной хвастливости. Нико попытался успокоиться и стал глубоко дышать, чтобы взять себя в руки. Сердцебиение немного замедлилось, в голове прояснилось.

Эль-Хаджи Фарук восседал на подушках и потягивал свой напиток. Когда последняя ставка была принята, он кивком приказал Нико начинать.

Нико закрыл глаза, сосредоточился и, слегка запинаясь, начал выговаривать незнакомые слова:

– Ашара, талехта, сифр…

Писец быстро записывал, отмечая его ответы. Внезапно Нико замолчал, и на рынке воцарилась мертвая тишина. Торговец довольно улыбнулся, готовясь забрать свою скромную награду. Стражник схватился обеими руками за эфес ятагана в ожидании приказа.

– Талатин, итнаашар хамсин, эль фейн… – Последние слова Нико произнес медленно, словно боялся запнуться. Закончив, он задержал дыхание и открыл глаза.

Фарук обернулся к писцу, у которого лицо вытянулось от удивления. Торговец помрачнел. Фарук просиял. Нико чуть не упал от испытанного облегчения. Из толпы донеслись крики и смех, люди поверить не могли в увиденное чудо. Ставки перешли в руки выигравших, люди пораженно качали головой.

– Скажи-ка, Нико… – насмешливо заговорил с мальчиком Фарук, и толпа тут же притихла.

– Да, хозяин? – посмотрел на него Нико, в ужасе оттого, что его ждет дальше.

– А в обратном порядке сможешь?

Кровь прилила к вискам, Нико растерялся и не знал, что сказать.

– Я жду, – спокойно добавил Фарук.

– Думаю, смогу, хозяин, – помолчав, ответил Нико. – Но я бы не хотел, чтобы вы тратили свои деньги, ставя на меня.

– Хорошо сказано! – расхохотался Фарук. – Ладно, ставок не будет. Но попробуй.

Нико прикрыл глаза, представляя себе незнакомые слова, и стал произносить их в обратном порядке. Два слова он перепутал местами. Некоторые из зрителей начали улюлюкать, когда писец объявил его ошибку, и стали выкрикивать жуткие наказания, которым надо было подвергнуть мальчишку. Но Эль-Хаджи Фарук уже отвел душу, к тому же он был очень доволен новым приобретением. Он передал торговцу кошелек, потому что вне зависимости от выигранного пари Фарук должен был уплатить дань бею, который при желании мог бы перебить любую ставку и забрать мальчишку себе. Такого Фарук допустить не мог.

Довольный сделкой, он собрался уходить. Торговец поцеловал его руку и разразился потоком благословений ему самому и его дому. Фарук снова обратился к Нико:

– Это мой сын Юсуф, – и указал на сурового мужчину с испещренным оспинами лицом.

Нико никогда не видел такого огромного и волосатого человека. На нем была безрукавка, из-под которой торчали клочки темных волос, покрывавших его мощные руки, спину и грудь.

– В мое отсутствие он распоряжается моими верфями и следит за порядком в доме. Слушайся его во всем так, как слушался бы меня. Я уезжаю в Тунис на несколько месяцев. А ты пока учись всему, чему тебя будет учить Юсуф.

– Да, хозяин, – тихо ответил Нико, не зная, надо ли ему поклониться, но Фарук уже отвернулся и тихо заговорил о чем-то с сыном.

Нико чувствовал, что они говорят о нем, и видел, как Юсуф несколько раз кивнул, выслушивая наказ отца. Фарук ушел, и Юсуф грубо приказал Нико одеваться.

Они быстро шли по улицам города. Юсуф шагал уверенно и размашисто, Нико почти бежал, чтобы поспеть за ним. Нико видел, что на других рабов надели цепи, но Эль-Хаджи Фарук явно уготовил ему другую судьбу, а потому чувствовал себя почти свободным и вприпрыжку бежал за человеком, который не обращал на него ровным счетом никакого внимания. У Нико даже мелькнула мысль сбежать, но Юсуфа такая возможность явно не беспокоила, и тут Нико заметил человека – то ли стражника, то ли солдата. Он стоял неподалеку от базара, величественный и гордый, в белом фетровом берете и с длинным мечом на поясе. Стражник взглянул на Нико с таким холодным безразличием, с каким мог бы разглядывать пыль на своих сапогах из красной кожи. Нико подумал о головах, насаженных на пики над городскими воротами, о том, каким чудом ему удалось избежать такой судьбы, и решил, что сбежит потом, когда будет лучше понимать, как здесь все устроено. Сделав выбор, Нико догнал нового хозяина.

– Что я буду делать, господин? – спросил он у Юсуфа.

– Подчиняться, – бросил через плечо Юсуф.

– Да, а что еще? Какие у меня обязанности?

– Отец пожелал, чтобы тебя обучили умению вести домашнее хозяйство и работе на верфях. Если ты окажешься достаточно хорош, то он будет брать тебя с собой в путешествия в качестве гарсона.

– А что такое гарсон?

– Будешь наливать ему кофе и заботиться о нем. Согревать ему постель и не давать остыть его крови. Делай это хорошо, и будешь служить ему много лет. Может быть, он даже освободит тебя. А если не будешь… Достаточно вопросов! Мы на месте. Те, от кого воняет, как от тебя, не смеют переступить порог дома Фарука, – презрительно сказал Юсуф, и они вошли в здание с куполом.

Юсуф отдал нужные распоряжения служителю, который повел Нико по коридору мимо помещений, из которых шел пар. Мальчик слышал плеск воды и звуки голосов. Он понятия не имел, где оказался и что тут делают, но, когда ему велели раздеться и бросили в горячий бассейн, решил, что Юсуф приказал сварить его заживо. Вода обжигала нежное детское тело, да еще и служитель принялся тереть его грубой мочалкой, словно собираясь содрать с него кожу, а потом окатил ледяной водой. Когда все эти процедуры закончились, Нико вздохнул с облегчением. Он много раз слышал, как вредно мыться, поскольку от этого можно заболеть, а уж после такого тщательного мытья и от оспы умереть недолго.

Рядом со своими лохмотьями Нико нашел стопку чистой одежды. Сначала он в панике залез в карман старых штанов и с радостью обнаружил, что монета Марии не потерялась. В следующий раз не забудет спрятать ее во рту, пообещал себе он. Нико натянул мешковатые белые штаны и голубую рубашку без ворота, которые обозначали его статус раба-христианина из хорошего дома. Такой красивой одежды у него не было никогда в жизни. Служитель, поморщившись от отвращения, забрал лохмотья Нико и бросил их в какой-то ящик.

Дом Эль-Хаджи Фарука поражал своим великолепием. Он был куда больше и роскошнее суровых каменных особняков мальтийских аристократов в Мдине, а располагался близко к гавани, на вершине холма – прямо над принадлежавшими Фаруку верфями. Юсуф с Нико прошли через кованые железные ворота, которые охранял высокий мускулистый арап; на его мощных плечах лежал огромный меч.

– Его зовут Аббас, – сообщил Юсуф. – Он немой. Осмелишься ослушаться, и его меч снесет тебе голову с плеч.

Нико заискивающе улыбнулся Аббасу, но лицо арапа осталось холодным, будто высеченным из камня.

Они вошли в первый просторный зал, и Нико с трудом сдержал свое восхищение. На побеленных стенах висели разноцветные турецкие ковры, на полах из холодного мрамора раскиданы пышные подушки. Повсюду стояли небольшие жаровни с углями. В доме был большой внутренний двор, в центре которого журчал фонтан, почти скрытый от посторонних глаз буйной ароматной растительностью. Между высокими пальмами порхали птицы с ярким оперением. Все покои располагались по одну сторону от колоннады, шедшей по периметру двора. В дальней части находилась кухня, по обе стороны от двери висели латунные и медные сосуды, оттуда доносился густой аромат жареной баранины.

Нико едва сдерживал улыбку. Может, Бабá и обманул его, но хорошо смеется тот, кто смеется последним. Он попал в самое роскошное место, какое себе только можно было представить.

Хозяйство было большое: дюжина слуг сновала туда-сюда, почтительно здороваясь с Юсуфом и поглядывая на Нико с дружелюбным интересом. Из кухни вышел красивый молодой человек лет шестнадцати-семнадцати, на целую голову выше Нико. Стройный, мускулистый, с темной кожей, он лицом скорее напоминал римлянина. Юсуф шепотом стал передавать ему указания хозяина, и юноша помрачнел, поглядывая на Нико с неприкрытой враждебностью.

– Это Мехмед, – обратился к Нико Юсуф. – В этом доме его слово – мое слово. Подчиняйся ему, как мне самому.

За последний час Нико уже во второй раз слышал такие слова. Учитывая, как тут много людей, скоро ему скажут подчиняться собаке повара, подумал он. Нико еще предстояло узнать, что прислуживать собаке повара было бы куда лучше, чем быть в услужении у Мехмеда.

– Пойдем со мной, – холодно произнес Мехмед. – Есть работа.

– А ты тоже раб? – спросил у него Нико.

– Для тебя я – хозяин, – отозвался Мехмед, – а больше тебе знать не положено!

Остаток дня Нико чистил коридоры, опустошал отхожие места и доской выбивал пыль из тяжелых ковров. Мехмед ругал Нико за каждое движение, называя его слишком медлительным, слишком слабым и слишком глупым, чтобы хорошо выполнять свою работу. Уже стемнело, когда Нико закончил выбивать последний ковер. Руки болели, и он едва держался на ногах от голода.

– Пора мыть тарелки после ужина, – заявил Мехмед. – Хозяйка закончила трапезу!

Он повел Нико через двор в хозяйские покои. Из комнаты, вход в которую закрывал персидский ковер, доносились тихие звуки музыки. Мехмед отодвинул ковер в сторону и тихо что-то сказал, чтобы предупредить о своем появлении, а потом вошел внутрь, сделав Нико знак следовать за ним. Они оказались в столовой, освещенной светильниками-плошками с жиром, которые висели на стенах. Пол был застелен толстыми коврами. Пахло миррой – пирамидки благовоний тлели в углах комнаты – и роскошной едой, лежавшей в мисках на подносах.

Амира, первая жена Эль-Хаджи Фарука, восседала на подушках, а служанка услаждала ее слух игрой на лютне. На Амире был расшитый драгоценными камнями платок и белая шелковая чадра, но сейчас чадра лежала на плече, открывая лицо. Три младшие жены Фарука сидели рядом с Амирой по возрасту. Чадры не было ни на одной из них. Они быстро взглянули на Нико, тут же опустили глаза, захихикали и зашептались. Младшей из них было тринадцать.

– Да благословит вас Аллах, моя госпожа! – склонился в поклоне Мехмед.

– А это еще кто с тобой, Мехмед? – спросила Амира, с интересом глядя на Нико.

– Мальтиец, госпожа. Зовут Нико. Хозяин купил его сегодня на рынке.

– А-а-а, мальчишка, который запоминает все! Слух разнесся по всему городу, уже четверо очевидцев сообщили мне о нем. Ох уж эти сплетники, Нико! В начале дня рассказывали, что тебе велели запомнить двадцать чисел. К концу дня ходили слухи, что ты запомнил сто чисел и три суры Корана! Подойди сюда, дитя! – сказала Амира на смешанном языке, который Нико уже слышал раньше и с легкостью понимал.

Он робко подошел к ней, краснея и отчаянно надеясь, что она не станет просить его раздеться, как, видимо, рассудил Нико, принято в Алжире. Она не поднялась с подушек, а просто дотронулась до его штанины и велела преклонить колени, затем принялась рассматривать его лицо и трогать волосы. Он старался не смотреть на нее, но она повернула его голову так, что глаза было не спрятать. Она оказалась не красавицей, но сразу очаровала его. Пухленькая, очень ласковая на вид. Казалось, что по возрасту она годится ему в матери, но смотрела она на него явно не по-матерински. Амира обращалась с Нико ласково, но в ней было что-то еще, чего Нико никак не мог понять. Веки были подведены сурьмой, волосы выкрашены хной и переплетены алыми лентами, в ушах сверкали рубины, а одеяния, как и у ее супруга, были роскошными.

– Какой красавчик! – вздохнула Амира. – Теперь я вижу, что он купил тебя не из-за умения запоминать цифры, а для услады своих чресл. Ах, если бы мой супруг проявлял ко мне хотя бы каплю той страсти, которую проявляет к священным книгам и своим мальчикам! – добродушно пожаловалась она, и остальные жены дружно засмеялись. – Возможно, вскоре ты покажешь нам свои умения, Нико! – улыбнулась она.

– Да, хозяин, – ответил он по-испански, и жены снова захихикали.

– Может, кто-то и считает меня хозяином этого дома, но ты можешь называть меня госпожой.

– Да, госпожа.

Мехмед толкнул Нико в спину, тот встал и начал убирать со стола подносы. На блюдах и тарелках осталось огромное количество еды: кускус и баранина, хлеб, лук и фрукты. У Нико отчаянно урчало в желудке, когда он пожирал глазами остатки пиршества. Пить ему сегодня давали много, даже не только воду, но и какой-то травяной настой, но за весь день он ничего не ел. А о человеческой еде он уже и думать забыл. Он поднял первый поднос, выпрямился, тут же зацепился за ногу Мехмеда и упал, выронив поднос. Нико покраснел от стыда. Он не сомневался, что Мехмед специально сделал ему подножку, но не решился сказать об этом и поспешил быстро убрать все с пола.

– Прошу прощения, госпожа, – поклонился Мехмед. – Он, может, и силен в цифрах, но ужасно неуклюж. Не годится ни на что, кроме как выбивать пыль из ковров. Думаю, дольше пары недель он здесь не пробудет. Я переведу его в конюшни, где ему самое место.

– Ты этого не сделаешь. Завтра пусть мальчик принесет мне лепешки на завтрак. Не сомневаюсь, он справится.

– Конечно, госпожа, – склонился в поклоне Мехмед, но в его глазах сверкнула злоба.

Они отнесли подносы на задний двор, нос Нико был в опасной близости к остаткам еды. Он думал, что они пойдут на кухню, но Мехмед вывел его в переулок за домом и, к ужасу Нико, начал выкидывать еду прямо на дорогу, один поднос за другим. Там уже ждали козы и попрошайки, привычные к ежевечернему ритуалу, и от объедков быстро ничего не осталось.

– Я очень голоден, – сказал Нико, с тоской глядя на исчезающие сокровища. – Могу ли я что-нибудь съесть?

– Ты раб в доме Эль-Хаджи Фарука! – отрезал Мехмет. – Через два года, если не умрешь от какой-нибудь болезни или тебя не казнят, потому что ты не угодишь хозяину, тебя начнут кормить, а пока ты себе на еду еще не заработал. Работы сегодня больше не будет. Можешь пойти в город и поискать себе еды.

– Но как?

– Разберешься. Мальчишка, который так хорошо запоминает числа, придумает, как раздобыть еды. Вот, спать будешь здесь. Будь готов приступить к работе с первыми петухами, – закончил Мехмед и ушел.

Комната разрушила все иллюзии Нико о новом роскошном доме. Жить ему предстояло на заднем дворе в сарае с плоской крышей и таким низким потолком, что он не смог бы даже разогнуться. В Биргу в таком вонючем стойле держали бы разве что осла. Кроме него, на грязной соломе оказалось еще восемь жильцов: семь кур и садовник, которого Нико уже видел сегодня. Он был родом из Судана, но, несмотря на смуглую кожу и идеальные зубы, страшнее человека Нико не видел: одно ухо было совершенно лопоухим, а второе, судя по всему, отрезали тупым ножом несколько лет назад. Взлохмаченные волосы росли клочками, как кусты ежевики. Глаза слишком велики, нос слишком мал.

– Добро пожаловать! – радостно поприветствовал он Нико, касаясь сначала лба, а потом сердца. – Можешь устраиваться на ночлег вон там! Кур выгони, а вот петуха не трогай. Он гоняет крыс. Можешь постелить себе свежей соломы, если хочешь, но для этого надо сходить на рынок Баб-эль-Уэд и купить за свои деньги. У тебя есть деньги?