Доктор Елизов

– Повторяю: самое важное тебе тоже отдохнуть! Понял? – в голосе Кирилла Сергеевича слышится металл.

– Понял, – вздыхаю, кладу трубку и командую: – Значит, так: кофе допиваете – и давайте по домам отсыпаться.

Себе я позволил поспать лишь два часа, о чём предупредил персонал заранее. Встав с кушетки в кабинете и отправив подушку в шкаф, позвонил Ваньке, чтобы встретиться с ним в одной из спецпалат и вместе посмотреть, как проходит процесс восстановления у мужчины, которому неделю назад я вправлял позвонок. Братишка поворчал в трубку, что лучше бы я ещё спал, а не приставал к нему с незапланированными осмотрами, но всё же мы там встретились. Состояние пациента меня порадовало. Он уже немного сам двигает ногами. Дал некоторые коррективы к назначениям и отправился в реанимацию, проверить, как там мой прооперированный сегодня пациент. Конечно, он будет находиться в медикаментозном сне ещё, наверно, двое суток, но по приборам картину составить можно. Там тоже результат меня удовлетворил. Затем проверил, исполнено ли моё указание насчёт ухода домой спать Алёшиным со товарищи. Слава богу, послушались, а то иногда у нас бывает и обратное, когда в подобных случаях у людей возникают особо неотложные дела, а на мою ругань мне отвечают, мол, каков поп, таков и приход. А Шитова как-то раз заявила, что у больного на всю голову начальника не может быть здоровых подчинённых. Когда-то и Ванька мне сказал то же самое. Крыть в таких случаях мне нечем. Потом зашёл к Главному и там выслушал нотацию о необходимости беречь ещё и собственное здоровье, ведь, по его представлениям, я должен был ещё продолжать спать в своём кабинете.

Наконец спускаюсь к себе, чтобы снова сделать для бодрости кофе. Едва заканчивает работать кофемашина, раздаётся стук в дверь и появляется Юля. Эта девушка, являясь профессиональной журналисткой, у нас исполняет функции как бы пресс-секретаря, а вообще она жена одного из наших хирургов – Юры Кушелева. Оказывается, узнав, что я уже проснулся, её прислал Главный, попросив дать в средства массовой информации сообщение о проведённой сегодня операции.

– Что вы там с Кириллом Сергеевичем придумали? – ворчу я. – Операция как операция. Бывает и покруче…

– Мне он объяснил, что в обычной районной больнице широкого профиля при формальном отсутствии узких специалистов в этой области провести такую уникальную операцию – случай экстраординарный, а значит, он должен стать предметом гласности, – заявляет Юля. – Я тоже считаю, что о людях, сотворивших такое чудо, нужно обязательно сообщить прессе. Короче, телевидение уже приехало и ждёт.

– Взяли в оборот… – я вздыхаю.

– Александр Николаевич! Это моя работа – рассказывать всем о наших успехах, – с неожиданной твёрдостью и спокойствием произносит она. – Поэтому я прошу вас помочь мне выполнить её достойно.

Приходится водить парней-телевизионщиков по больнице, а потом на камеру рассказывать про суть проведённой операции и объективные трудности. Естественно, подробно говорю о работе персонала, подчеркнув, что наша бригада очень хорошо сработалась и ей действительно сейчас многое по плечу. Наконец прощаемся.

– Я им набросала примерный план, как всё это подавать, и сегодня вечером сюжет должен пойти в эфир, – проводив наших гостей и зайдя ко мне в кабинет, удовлетворённо сообщает Юля. – Так что ждите вечерних новостей.

– Это пусть другие тешатся. – отмахиваюсь я. – Я не любитель смотреть на себя в телевизоре.

– Александр Николаевич, вы не понимаете!.. – с жаром начинает она.

– Юля! Не люблю и точка! А за активность, конечно, тебе мой респект. Распространение положительной информации о нашем учреждении я приветствую.

* * *

Вводная лекция в медицинском университете протекает спокойно. Передо мной сидят человек семьдесят-восемьдесят. Хотя до сих пор мне приходилось работать с двумя, максимум тремя десятками студентов, такое количество слушателей меня не пугает. Кое-какой опыт имеется. На удивление, в голову приходят правильные фразы и речевые обороты, будто мне их кто-то со стороны надиктовывает, а я только воспроизвожу. Очень стараюсь в самом начале правильно сформулировать своим студентам задачи на ближайший семестр. Вообще-то этот курс должен был читать другой преподаватель, но он срочно уехал в длительную командировку, и меня попросили его заменить. А в зимнюю сессию у этих ещё почти детей мне и экзамены придётся принимать.

В середине второго часа вижу, что сегодняшняя тема практически исчерпана, и решаю оставшееся время использовать для более близкого знакомства с аудиторией.

– А сейчас я готов ответить на ваши вопросы, если таковые у вас в процессе нашего общения возникли, – предлагаю я, догадываясь, что этих вопросов будет много. – Прошу… – и показываю на одну из поднятых рук, принадлежащую юноше нагловатого и достаточно разгильдяйского вида.

Собственно, я не случайно его выбрал. Просто в ходе лекции пару раз, встретившись с ним взглядом, увидел, что в будущем он станет хорошим врачом-кардиологом.

– Александр Николаевич, а это вас вчера вечером показывали в новостях? – это обращение сопровождается странной ухмылкой.

– Да, меня, но я не понял, какое это имеет отношение к теме сегодняшней встречи.

– Просто мне хотелось уточнить, действительно ли такой известный человек является нашим преподавателем. Спасибо.

– Видите ли, молодой человек, я уверен, основное в подготовке будущего врача делается не преподавателем, а студентом. Преподаватель может быть трижды профессором и ещё дважды академиком, но если сам студент не будет интересоваться своей будущей профессией, толкового специалиста из него всё равно не получится. Причём это не только в медицине, но в других областях человеческого знания.

– А как вы можете говорить про другие области человеческого знания? – второй вопрос звучит уже с места и сидя.

– Могу, поскольку моё первое высшее образование – инженер-механик, – и, насладившись лёгкой озадаченностью этого юноши, поясняю: – Я заканчивал Военмех, но потом поменял профессию.

Следующим приглашаю спросить ещё одного юношу прилизанного вида и одетого с претензией на элегантность. Его будущее мне видится не в медицине.

– Всё-таки скажите, а вы действительно тот самый доктор Елизов, о котором так много говорят? – вопрос задан с явным любопытством.

– Я не знаю, кто и что говорит, но мне не известен другой Елизов, – и усмехаюсь. – Только это не значит, что мы с вами поведём разговор о всяких запредельных вещах типа телекинеза или левитации. Ни тем, ни другим я не занимаюсь. Просто свои действительно уникальные способности – а это правда! – я часто применяю в практической работе врача, в том числе и хирурга, коим являюсь.

– Ой, а покажите нам что-нибудь! – вдруг излишне смело просит смазливая девица со второго ряда. – Ну пожалуйста!

Проводить какие-то опыты из этой области у меня планов нет, ведь я не знаю, как они будут восприняты молодняком, который наверняка отдаёт себе отчёт в необходимости в конце курса сдавать мне экзамены. Напугаю ещё, чего доброго!

– Не уверен, что вам это сейчас нужно, – и опять усмехаюсь. – Но могу обещать в случае успешной нашей с вами совместной работы в семестре в его конце провести с вами час так называемых психологических опытов, в течение которого вы сможете увидеть много интересного.

– Ой, может, всё-таки сейчас можно хоть что-то? – не успокаивается девица, которая, насколько я уже успел её прочитать, в будущем станет заурядным клерком в каком-то медицинском учреждении.

– Ну хорошо, – я вспоминаю старое упражнение, которое показывал ещё когда-то Ваньке. – Все сложите руки в замок и положите на столы, чтобы я их видел, – убедившись в выполнении, командую: – Раз! Два! Три! – и щёлкаю пальцами. – А теперь попробуйте разъединить руки.

В аудитории наступает тишина, в которой слышны шевеления и даже сопение. Конечно, присутствующим руки разъединить не удаётся. Они только возят ими по столам.

– Думаю, вы убедились, – говорю я с удовлетворением. Выдерживаю паузу немного ещё, а после этого опять щёлкаю пальцами. – Сейчас они у вас свободны. Освободились? Поднимите руки вверх. Ну вот, вижу… Это называется сеанс массового гипноза. Большего у меня сегодня не просите.

Вздох облегчения слышу реально.

– Я это вам сейчас показал для того, чтобы вы поняли: есть в природе некие ещё не до конца изученные явления, которые надо принимать в качестве реальности. А сейчас наша встреча окончена. До свидания! – и выхожу из аудитории.

* * *

– Ну как? – спрашивает Кирилл Сергеевич, когда я вхожу в его кабинет, вернувшись после лекции на работу.

– Привыкаю, – усмехаюсь и сажусь подле его стола. – Конечно, вести занятия со старшекурсниками гораздо проще. Они уже знают, чего хотят, и поэтому у них другое отношение и к делу, и к преподавателю.

– Я уверен, тебе пригодится в жизни и такой опыт – в виде чтения лекций, – закуривая, замечает Главный.

– Скорее всего, пригодится, – соглашаюсь и сразу меняю тему: – Кирилл Сергеевич, а какой разговор вы хотели со мной провести? И почему это нельзя сделать дома за ужином?

– Понимаешь, Сашенька, этот разговор очень важен для нас обоих, и я не хочу, чтобы что-то или кто-то ему помешал.

– Вы меня совсем заинтриговали. – я улыбаюсь, но при этом думаю, что в данный момент мне тоже очень хочется закурить.

В кабинете главного врача позволительно курить только хозяину, которого, несмотря на весьма преклонный возраст и серьёзные проблемы с сердцем, отучить от этой пагубной привычки мы так и не смогли. Правда, сам Главный, всё прекрасно понимая, даёт ей выход либо когда он один, либо при мне. От остальных он откровенно прячется.

– Вообще ты, пользуясь своими способностями, мог и сам это выяснить, – с лёгкой ехидцей замечает Кирилл Сергеевич. – Слазал бы ко мне в мозги и там всё прочитал.

– Вы же знаете, со своими я такими методами не пользуюсь, – я демонстрирую обиду, правда делаю это не особо реалистично.

– Ладно, ладно… Знаю я это! – ворчит он, потом задумывается, и мне понятно: в данный момент идёт поиск путей, как подойти к главной теме.

– Я готов, скажите то, что хотели, даже если это будет для меня неприятным, – осторожно подталкиваю я.

– Не знаю, как ты это воспримешь, – начинает Кирилл Сергеевич, – но я хотел тебе предложить занять должность главного врача… нашей больницы.

Сказанное для меня звучит громом с ясного неба. Только теперь мне становится понятно, зачем он организовал вчерашний визит телевидения. Это было сделано для улучшения моего имиджа во властных структурах, конкретно в Облздраве, с которым у доктора Елизова в последние годы отношения не очень.

– Мне уже семьдесят пять, и сколько я ещё протяну, никому, кроме, может быть, тебя, неизвестно.

– Мне это тоже неведомо, – я морщусь от упоминания моей возможности заглядывать в будущее и пытаюсь для себя прояснить ещё кое-что. – Не понимаю, а вы что, на пенсию собрались?

– Почему? Найдете мне какую-нибудь должность по моим силам и здоровью. Ты же знаешь, без работы я не смогу.

Никакой карьеризм мне не свойственен, и я никогда не мечтал занять руководящее кресло. Даже оставаясь во время отпусков Кирилла Сергеевича в качестве врио главврача, я никогда не стремился заменить его полностью, выполняя только тот объём руководящей работы, который требовался в конкретный момент. Думаю, новые функции могут серьёзно ограничить мои творческие устремления, а значит, будут мне мешать. Да и просто привык я иметь за своей спиной мудрого и доброго руководителя, который всегда направит и подстрахует своего не в меру активного и самостоятельного подчинённого. Сжился с существующим раскладом! Конечно, я понимаю, что «ничто не вечно под луной», но всегда привычка к чему-то надёжному и кажущемуся незыблемым старается заставить нас законсервировать существующее положение.

– Видишь ли, Сашенька, – продолжает Кирилл Сергеевич, – я повторяю: мне уже больше семидесяти пяти и если со мной случится то, что в конце концов случается со всеми, и сюда пришлют нового главного врача, то многое из нами сделанного за эти годы может оказаться под угрозой. Подумай о нашем замечательном коллективе, который удалось здесь создать. Это ведь – люди! В случае каких-то изменений, идущих вразрез с их взглядами и привычками, разрушится устоявшийся уклад их жизни. Тогда им придётся многое болезненно менять. Ты же помнишь, что здесь было, когда мы сюда пришли? Помнишь, как мы все вместе преодолевали ужасный развал, учинённый прежним руководством. Я не хочу, чтобы все наши труды за более чем десять лет пропали даром. Поэтому на месте руководителя нашей больницы, которую теперь иногда даже называют клиникой, я вижу только тебя, и никого другого.

– Но вы же понимаете, руководство всем нашим хозяйством потребует от меня гораздо большего времени, чем нынешняя должность. А как же мои занятия наукой? – вяло сопротивляюсь я, при этом отлично понимая: он во всём, как всегда, прав.

– Посмотри внимательно на работающих с нами людей. Среди них однозначно есть те, кто сможет претендовать на должность первого заместителя, который разгрузит твоё время, как ты разгрузил моё. Обрати внимание на Алёшина. Мне кажется, Алексей Сергеевич вполне может подставить тебе плечо и в этом случае.

– Но ведь он тоже сейчас старается двигаться вперёд, не останавливаясь на уже защищённой кандидатской.

– Та же Светлана Сергеевна, – будто не слыша моих возражений, задумчиво произносит Главный. – Хоть мы и отметили наступление её пенсионного возраста, но я уверен, она далеко ещё не реализовала весь свой потенциал.

– Но ведь на ней курирование и терапии, и теперь ещё неврологии.

– А про Ваню ты не хочешь подумать?

– Пусть сначала защитится, – бормочу я и, не разглашая свой план назначения Ваньки заведующим неврологией, спрашиваю: – Наши знают про грядущие изменения?

– Единственный человек, с которым я поделился своими соображениями, как раз Светлана Сергеевна, – усмехается он. – Она двумя руками за твою кандидатуру.

Согласно табели о рангах, этот заместитель главврача является третьим человеком в нашей иерархии после Главного и меня, поэтому неудивительно, что он поделился своими планами только с ней.

– В общем, ты подумай над тем, что я сказал, – завершает Кирилл Сергеевич. – Готов обсуждать с тобой все твои планы и предложения, когда они появятся.

Что ж, буду думать. И ещё с Ванькой буду советоваться. Куда ж я без него?

* * *

Сегодня четверг, и мы с Ванькой приезжаем двумя машинами по нашему давнему адресу – в ту милую «однушку», где всё пропитано воспоминаниями о нашей совместной там жизни ещё в холостые времена.

– Ну вот мы и дома, – братишка всегда с особым вкусом произносит эту фразу, подчёркивая необходимость и значимость для нас обоих этого места.

– Ванюха, сразу дай мне свой диссертационный доклад, чтобы, пока ты будешь заниматься ужином, я мог детально с ним разобраться, – прошу я. – А потом, после ужина, мы с тобой всё обсудим.

Сижу в комнате и под доносящиеся из кухни звуки внимательно изучаю содержание данной мне распечатки. Честно говоря, читать этот текст приятно. Всё выстроено весьма логично и написано гладко. Собственно, это и неудивительно, ведь здесь кратко отражено содержание буквально выстраданной Ванькой диссертации. Уж очень скрупулёзно он над ней работал. Правда, есть одно место, которое мне не очень нравится… Надо будет после ужина его обсудить с ним, а то совет может прицепиться.

Слышу, как на кухне уже вовсю шкворчит мясо, и даже здесь в комнате ощущается божественный запах. Прекрасно отдаю себе отчёт в том, что в те два дня, которые мы обитаем здесь, вечерами я полностью становлюсь нахлебником братишки. Готовить ему очень нравится, и делает он это просто замечательно, каждый раз обязательно придумывая что-то новое, и, казалось бы, обычное мясо у него всегда получается исключительно вкусным. Увы, но я, не боясь испортить свою почти такую же тощую, как у братишки, фигуру, люблю качественно поесть, а Даша, хоть и старается, но у неё всё получается достаточно традиционно. Я понимаю, что за семейными и рабочими заботами ей недосуг творить такие изыски, на какие способен Ванька, и поэтому о еде у нас в семье никогда и никаких разговоров не идёт. Что нам с Кириллом Сергеевичем и моим сыновьям в тарелки кладётся, то мы и едим. А вот тут можно разговеться…

– Прочитал? – в комнате появляется братишка.

– Угу…

– Ну и как тебе?

– Считаю, почти всё неплохо, кроме одного скользкого места. Его мы с тобой должны обязательно обсудить, – и с ухмылкой замечаю: – А в смысле изложения мыслей вижу, ты хорошо поднаторел в редакторской работе.

Действительно, Ванька часто выступает в качестве редактора и моих, и наших совместных с ним научных статей, и за это я ему очень благодарен.

– Готов обсуждать. Я, кажется, знаю, о чём ты говоришь. Понимаешь, Сашка… – задумчиво начинает он, хочет продолжить, но, потянув носом, вскакивает. – Чёрт! Горит же! – и снова скрывается на кухне, по дороге ворча: – Вечно из-за разной нашей болтовни всё пригорает…

Встаю и иду вслед за ним. Поскольку я уверен, что братишка знает свой доклад чуть ли не наизусть, могу начать обсуждение уже сейчас.

– Ужин через пять минут, – очередной раз заглянув под крышку сковороды, сообщает он, меняя мои планы. – Сегодня хочу поработать хотя бы до двенадцати, тем более, возможно, придётся корректировать свой доклад после нашего обсуждения, – и ехидно добавляет: – Не могу же я не учесть мнение руководителя своей работы! В общем, за тобой кофе на двоих.

– Эксплуататор… – хмыкаю я и, покорно взяв из сушилки джезву, принимаюсь за работу.

Почти два часа мы с Ванькой обсуждали его доклад. Спорили… В конце концов мне всё же удалось убедить своего подопечного соискателя выкинуть пару, по моему мнению, скользких мест, которые могут вызвать у совета ненужные вопросы. На этом успокоились, и братишка ушёл в комнату вносить коррективы в текст.

* * *

Почему я ещё люблю эту квартиру – потому что, если ночью из-за каких-то мыслей не спится, можно выйти на кухню, посидеть с сигаретой и спокойно подумать о чём-то волнующем в данный момент. Сейчас меня волнует предложенная Кириллом Сергеевичем смена руководства нашей больницы. Увлёкшись обсуждением Ванькиной диссертации, мы не успели обсудить эту очень болезненную тему. Вот такие мысли как раз не дают мне покоя и сна, поэтому, тихонько встав и надев халат, я устроился с сигаретой на кухне. Сейчас сижу и всё обдумываю.

Да, я привык к тому, что Главный всегда меня подстрахует и прикроет в каких-то моих иногда авантюрных действиях. Его мудрые советы я очень ценю. А насчёт ответственности… Тут, пожалуй, и начинаются главные сложности. Принять на себя ответственность – значит, быть готовым, зачастую против своих желаний, совершать некие необходимые шаги, от которых в том числе будет зависеть комфортность жизни работающих со мной людей. Кирилл Сергеевич не боится брать на себя такие труды, а его действия никогда не бывают импульсивными. То, что он делает, всегда продумано и взвешено, и никто никогда не узнает, насколько это соответствует его желаниям. Оказавшись на его месте во главе нашей больницы, я в своих поступках сразу попаду в жёсткую зависимость от жизни целого коллектива. Неужели я этого боюсь? Да нет… кажется. Только как я сумею вжиться в такую новую для себя роль?

В комнате раздаются шорохи, потом шаркающие шаги, и наконец в дверном проёме кухни появляется, тоже в халате, заспанный Ванька.

– Ну что ты тут снова сидишь и прокуриваешь квартиру? Какие у тебя опять проблемы? – зевая, спрашивает он и садится на «свою» табуретку. – Случилось что-нибудь серьёзное?

– Более чем. Когда я сегодня был в кабинете у Кирилла Сергеевича, он, сославшись на свой возраст, предложил мне вместо него возглавить нашу больницу.

После мной сказанного повисает пауза. Братишка резко просыпается, и я вижу его реально отвисшую челюсть и тревожный взгляд.

– Он прямо сказал об этом? – с напряжением спрашивает он.

– Прямо. Этот разговор был анонсирован ещё на прошлой неделе, но у нас взаимно не было времени на такую встречу без семейного окружения. Я вообще хотел эту тему обсудить с тобой позже, но, видишь, спать она мне не даёт уже сейчас. Пока не представляю себя в роли главврача. Тогда, десять с лишним лет назад, я был молодой, борзый и, видимо, глупый, поэтому, ничего не боясь, два месяца работал в этом качестве, а ныне мне даже несколько страшновато браться за такую ношу.

Сказав главное, привожу все высказанные мне Главным аргументы и советы, как изменить в этой связи администрацию нашего учреждения. Закончив изложение, замолкаю в ожидании ответа.

– А ты знаешь, он, как всегда, прав, – после длительных раздумий говорит братишка, тоже закуривая.

– Можешь представить своё мнение более развёрнуто?

– Могу, – и он на какое-то время снова задумывается, наверно, формулируя ответ. – Я повторяю: Кирилл Сергеевич прав, собираясь уже сейчас решить вопрос своей замены на должности главврача. Я готов отбить себе весь лоб, молясь в новой чистоозёрской церкви, чтобы он ещё долгие годы был с нами, но если действительно вдруг что-то?.. Скажи мне: в этом случае кто будет Главным, если не ты? Варягов нам не надо! Тем более ты уже в самом начале нашей работы в Чистых Озёрах принимал эту больницу и два с лишним месяца был главным врачом, пока ему ставили стенты. Ты же здесь знаешь всё! От подвалов до чердаков и от отделения хирургии до роддома. Ты знаешь в больнице всех – от санитарок и до самого верха. Тебе, как говорится, и карты в руки!

– Считаешь, время предложенной замены главврача настало, – бормочу я с грустной задумчивостью и снова закуриваю.

– К сожалению, да. Причём это «к сожалению» прозвучит не только для всех нас, но и для наших пациентов, ведь в новом качестве ты уже не сможешь уделять им столько времени, сколько сейчас. Твои вечерние приёмы тебе тоже придётся сократить. Проводить их не пять, а, может быть, два дня в неделю. Опять же твои северные, да и не только северные, командировки… Я не представляю, что ты с ними будешь делать. Административные дела ведь замучают!

– А если сделать первым заместителем Светлану Сергеевну? Это сам Кирилл Сергеевич предложил.

– Это был бы блестящий выбор, но согласится ли она?

– Придётся убеждать. Надеюсь, это будет проще, чем тогда, десять лет назад, когда я, придя принимать больницу, в первый же день её убеждал стать моим замом. Пообещаю часть нынешних обязанностей с неё снять. Я тебе ещё не говорил, но после твоей защиты хочу сделать тебя заведующим нашей неврологией, поскольку сейчас она почти бесхозная.

Действительно, отделение без заведующего – нонсенс. Давно пора привести всё в порядок! Когда почти два года назад, сразу после реконструкции, мы решили, нарушив привычную структуру рядовой районной больницы, кроме хирургии, терапии, детского и травматологии создать ещё два отделения – кардиологию и неврологию, Облздрав пытался нас одёрнуть, ссылаясь на отсутствие бюджетных средств. Тогда чиновникам было сказано, что дополнительных денег мы просить не собираемся, и вопрос, скрепя сердце, ими был закрыт. Для руководства отделением весьма компетентного кардиолога в лице Смородина мы нашли довольно быстро, а вот неврологии не повезло.

– Ты это серьёзно про заведующего неврологией? – явно напрягается братишка.

– Абсолютно. Там во главе должен стоять человек, который сам работает с нашими позвоночными пациентами, из платных спецпалат в том числе, – и с усмешкой добавляю: – Я уверен, доктор Серёгин Иван Николаевич обязательно справится с такой миссией. Ты против?

– Даже не знаю… Страшновато, – и он неожиданно улыбается. – Я привык указания получать, а тут их надо будет раздавать.

– Ничего, научишься. Только защищайся скорее.

– Я рад, что ты сейчас говоришь так, будто уже согласился с предложением Кирилла Сергеевича, – выпустив дым в форточку, усмехается Ванька.

– Ты же понимаешь, наша ситуация не даёт мне выбора, – грустно киваю я. – Все мои сомнения – это, по сути, подсознательная подготовка.

* * *

Ночью, естественно, не выспался, а сегодня у меня плановая операция, так что принял ударную дозу кофе и пошёл в операционную. Сегодня у меня в ассистентах Юра Кушелев, сын нашего главного благотворителя и моего хорошего друга Сергея Александровича, с которым мы знакомы уже лет пятнадцать. Как хирург этот парень поражает меня старательностью своих действий. К каждой своей самостоятельной операции он всегда скрупулёзно готовится, и поэтому у него практически не бывает неожиданностей. И ещё Юра большой друг моего Ваньки. Это мне очень нравится. У них давно сложился отличный тандем как в изучении разных медицинских премудростей, так и по работе с сайтом нашего учреждения.

Операция прошла успешно. Непростая она была, но так уж у нас сложилось, что и мне, и Алёшину всегда достаётся самое-самое… Конечно, с одной стороны, это заставляет всегда держать себя в тонусе и стремиться постоянно узнавать всё больше и больше, но с другой стороны – хлопотно это и утомляет.