Авиатор: Назад в СССР

Первый же перекрёсток и направо ведёт дорога к столовой. Не знаю, как сейчас обстоят дела, но в моё время, после наряда по кухне, форма могла разить «приятными ароматами» в течение недели.

И вот он – училищный плац! Место, где приводят к присяге, курсантов «разводят» на занятия. Не путать с бандитским термином! А главное – вручение лейтенантских погон. В голове так и заиграли песни – «За что мы пьëм» и «Вот и всё».

– Столько героев, – кивнул в сторону бронзовых бюстов известных выпускников мой сосед по строю. Рыжий парень с веснушками, в сером костюме и небольшим чемоданом.

Фибровый, коричневого цвета, сделанный Ломоносовским промкомбинатом, цена пять рублей двадцать копеек. Всё это было написано на огромной синей печати на ручке этого «изделия» для переноски вещей.

– А раньше было больше. Героев России ещё нет, – добавил я, вспомнив, что эти бюсты занимали весь периметр плаца. Сейчас они находятся по левую сторону от аллеи, ведущей в здание учебного корпуса.

– Как больше? Какой России героев? – поинтересовался рыжий, обратив внимание на моё странное замечание.

– Ну… в смысле, планировали поставить первых героев… Нестерова, например. Ты ж знаешь, кем был Пётр Нестеров?

– Разговор убили! Мимо плаца только строевым ходят! Строевыыым марш! – скомандовал солдат, но его команду никто не принял во внимание. – Не слышу строевого!

– Уши прочисть! – выкрикнул кто-то из первой шеренги. Там шли самые рослые, но и это не стало поводом для нашего «старшего» умерить свой пыл.

– На местеее, стой! Напраааво! – строй нехотя повернулся лицом к плацу. Не самое удачное место выбрал для разборок солдат. Прямо на виду у всего училища. А сейчас как раз рабочий день. – Кто там тявкает, псы?

– Ты бы закрылся, ефрейтор. Нас как бы побольше будет, —вперёд вышел рослый парень в морковной рубашке с закатанными рукавами. Скинув свой рюкзак, он подошёл поближе к «старшему», слегка нависнув над ним.

– Здоровый? Я тебе ща в печёночку-то пробью, а после отбоя в каптёрке переговорим. Там и посмотрим, кого больше. Встал в строй!

Светловолосый «рослый» взглянул на нас с укором, будто ждал какой-то поддержки со стороны. Сейчас был именно тот момент, когда в будущем коллективе могут появиться лидеры.

Из боковой двери, где находился штаб учебного полка, вышли два офицера. Завидев это, я махнул головой в их сторону, показав рослому, что не время сейчас устраивать разборки. Парень обратил внимание на приближающихся и вернулся на своё место.

Казарма уже показалась на горизонте. Путь к ней пролегал через ещё один большой плац, с нанесённой разметкой для строевой подготовки, и спортивный городок в красно-белой раскраске.

Перекладины и брусья, скамьи для пресса и рукоходы, лопинги и гимнастические колеса, батут и площадка для отработки прыжков – занимайся сколько влезет!

Обычно столпотворение здесь начиналось перед летним отпуском. Ещё бы! Домой надо ехать подкаченным, чтоб девчата на пляже только на тебя смотрели.

И, конечно, главный «аттракцион» лётчика – катапультный тренажёр. Имитация кабины самолёта Л-29 и кресла, закреплённого на высокой балке. Как раз сейчас и проходило занятие с курсантами в тёмно-синих лётных комбинезонах.

– О, новых «плафончиков» подвезли, – сказал один из них, когда мы проходили позади строя.

– Удачи, мужики, – приветливо махнул рукой другой.

Хлопок и все наши взоры обратились к тренажёру. Кресло, с сидящим в нём курсантом, устремилось вверх по балке. Помню, что перегрузка могла возникать солидная в момент подъёма. Нередко травмы случались.

Обучаемый скривил лицо от напряжения, но в процессе медленного снижения был похож на человека, очень долго ждавшего очередь в уборную и, наконец, сделавшего свои дела.

– Чë встали? Шевелите своими ластами, псы! – рыкнул ефрейтор, заметив, что строй не двигается.

– Подойдите сюда, товарищ собаковод! – прозвучал голос со стороны тренажёра. Невысокий, квадратный, с гладкой лысиной офицер в оливковой рубашке и камуфлированных штанах помогал курсанту вылезать из кресла. – Я на тебя сейчас намордник натяну. За забором будешь псов гонять, а здесь люди, уяснил? – сказал он, когда ефрейтор подошёл ближе.

Буркнув что-то невнятное из разряда «понял» или «виноват», он побрёл обратно к нам и скомандовал продолжить движение.

Перед белым трёхэтажным зданием с табличкой «Казарма 2-го батальона курсантов» и двухстворчатой деревянной дверью, нас уже встречал высокий майор, весело общающийся с несколькими солдатами и сержантами. Наш «старший» доложился ему и присоединился к живому обсуждению какого-то весёлого события с такими же ребятами в х/б обмундировании.

– Я приветствую всех. Майор Неваднев Алексей Леонидович. Один из ваших будущих командиров взвода, а может, и роты.

У Неваднева была нехарактерная для большинства офицеров стойка – ноги широко расставлены. На флоте, что ли, служил? Не отошёл от качки?

– Проблемы, предложения, просьбы? Нет. Размещаемся и в штаб приёма.

На дверях расположения красовалась табличка «5 рота». Вот точно дежавю! Второй батальон, пятая рота, третий взвод – в этом подразделении я и служил, будучи курсантом Белогорского училища. Теперь всё повторяется. Ну что ж, заново привыкать не придётся.

На входе пост дневального, который сейчас никто не занимал. «Тумбочка» – так его называли всегда и во все времена. Над головой вместо двухглавого орла изображение советского флага с надписью: «Служу Советскому Союзу!». Несколько стендов, на которых уже развешаны объявления, расписания и другая информация для абитуриентов, то есть нас. И как же без «подсказок» для дневального – какие команды и во сколько подаются, кому подавать, а кому не подавать «Смирно!».

А также зеркало, которое всегда должно блестеть, как у кота «известное место». Любимое место для выдавливания прыщей у курсантов.

Спальное расположение и центральный проход – «взлётка» на военном диалекте – небольшие, разделённые аркой. Деревянные полы слегка запылённые и не натёрты, как это принято в армии. Видимо, исправление этих недостатков поручат нам. Двухъярусные кровати с синими трёхполосными одеялами, ещё не «отбиты» утюжками, а полосы не выровнены. Это тоже всё временно. Скоро за это будут наказывать. Возможно, даже с завтрашнего утра.

Зелёные дорожки с красными полосами по бокам свёрнуты и лежат под ближайшими кроватями. Рядом серые прикроватные тумбочки и того же цвета табуретки, требующие слегка поработать над ними молотками – шляпки гвоздей торчат.

С левой стороны два ряда уже были заправлены белыми спальными комплектами. Солдаты и сержанты с войск прибывают, обычно, раньше. Ходят на подготовительные занятия, чтобы на экзаменах не завалиться полностью.

Я поставил свою сумку рядом с первой кроватью по правой стороне, взял папку с документами из чемодана и присел на табуретку. Остальные ребята тоже расположились у понравившихся кроватей. Не обошлось, конечно, без стычки. Мой рыжий сосед в строю и тот самый рослый не поделили кровать у центрального прохода.

– Лезь наверх, я сказал! – повысил голос рослый.

– Рано командовать начал, дятел, – сказал рыжий, оттолкнув его.

Парни начали толкаться и на призывы успокоиться не реагировали. Надо вразумить бойцов.

– Мужики, это настолько большая проблема, что нужно вылететь из училища прям впервые минуты? – спросил я, положа руку на плечо рослого, и нажал на болевую точку в районе шеи. Мощный пацан! Не сразу получилось продавить, но парень согнулся. Второго притянул за галстук к себе и посмотрел в его серые глаза. – Думаю, что есть решение.

– Живее! Вещи положили и на улицу, – послышался голос «строгого» ефрейтора. Я отпустил галстук и убрал руку с плеча рослого. Наш старший заскочил в расположение как раз, когда я перекинул свои вещи на верхний ярус и протянул рослому его старый походный рюкзак песочного цвета.

– Местами решили поменяться, братанчик. Нам же делить нечего, верно, мужики? – сказал я и протянул руку рыжему. – Сергей Родин, можно Родя, не обижусь.

– Артем Рыжов, очень приятно, – ответил он и пожал мне руку.

– Говорящая фамилия, пятнистый, – встрял в разговор суровый ефрейтор. – Минута времени.

Все поспешили на улицу, а я догнал рослого и снова положил руку ему на плечо. В этот раз он быстро еë скинул.

– Всё, всё! Ты извини, успокоить просто хотел вас. Немного применил навыков. Будем знакомы? Я Серёга.

– Максим Курков, с Геленджика я, – без настроения ответил он и пожал мне руку, когда мы выходили из расположения роты. – Где так научился?

– Да служ… занимался, курсы постоянно проходил, гимнастику дыхательную делал. Всего понемногу. Там и не такому научат, – сказал я.

– А что это за специальные курсы?

– Ну как… специальный спортивный отряд. При школе секция была. У нас мужики там серьёзные преподавали. Ещё фронтовики!

Парень не самый сообразительный, как я заметил, так что быстро забудет. Через несколько минут всем составом мы стояли перед кабинетом начальника штаба приёма абитуриентов. Табличка на двери гласила, что им является полковник Кузнецов Иван Иванович.

Заходили по очереди, которая сформировалась сама собой. Каждый находился в кабинете примерно одинаковое время – минут по десять. Правда, когда зашёл Максим Курков, ему потребовалось несколько больше, чем десять минут, а также выходить за дополнительными документами, которые он принёс в рюкзаке.

После пятого похода за дверь, полковник с небольшим животом в оливковой форме вышел вслед за ним и забрал походную сумку Макса в кабинет. В общей сложности с Курковым мучились полчаса. А после него заходил я.

– Разрешите, товарищ полковник, абитуриент Родин, – спросил я разрешения войти и получил его в виде жеста рукой.

Большой кабинет с несколькими столами, старым, даже для 1976 года, холодильником «Газоаппарат» и огромным шкафом, на котором расставлены личные дела. Каждая полка соответствует потоку поступающих.

Слева и справа за столами сидели две прелестные красавицы-близняшки. Загорелые брюнеточки не отрывались от печатных машинок и заполнения бланков.

– Добрый день, девушки, – тихо поздоровался я, и был услышан. Меня буквально обсмотрели в течение нескольких секунд! Я прямо-таки чувствовал их рентгеновские лучи на себе. Какие же у них серые глазки! А от белоснежных улыбок можно и ослепнуть.

– Давай, давай. У тебя-то, милый мой, всё на месте? Никак у Куркова? – вернул меня в чувство Кузнецов.

– Все документы при себе, товарищ полковник. Разрешите сесть?

– Да, конечно. Ох, водички дай попить, Света, – сказал Кузнецов, снял галстук и расстегнул несколько пуговиц.

Одна из близняшек поднесла гранёный стакан и с трудом повернула на своего начальника настольный вентилятор ВЭ-1. Мощный, как танк, с резиновыми лопастями коричневого цвета.

– Ох, эт хорошо, что документы с собой, Родин Сергей Сергеевич. Давай побеседуем.

И начался допрос. Где родился, что закончил, готов ли поступать? Всё стандартно. Не припомню, чтобы кто-то приезжал и сказал в штабе приёма, что не хочет.

Та самая Света очень быстро записывала мои данные. Я старался говорить медленно, но этого не требовалось. Видно, что девушка очень способна в стенографии.

– Теперь, поговорим о твоих талантах. Что умеешь? Есть ли разряды?

– Так точно. Вот, пожалуйста, – сказал я, протягивая полковнику разрядные книжки и характеристику со школы.

При первом знакомстве с Родиным, я сделал вывод, что ему нужно с гирей ходить, чтобы не улететь при порыве ветра. Таким он мне показался задохликом.

Однако Серёжа оказался перворазрядником по бегу на восемьсот метров, второразрядником по плаванию на такой же дистанции и призёром области по стрельбе из малокалиберного оружия.

– Из чего, говоришь, стрелял на соревнованиях? – уточнил полковник, поправляя очки при чтении школьной характеристики.

– ТОЗ-8, товарищ полковник.

– Ох, хороший экземпляр к нам пришёл. Что скажете, девчата? – спросил полковник, подмигнув мне. Близняшки весело захихикали.

Я не сдержался и посмотрел в сторону Светы, удостоившись еë загадочного взгляда. Эх, а ведь в город нескоро выпустят, а потом ещё и месяц «курса молодого бойца» – КМБ. До девушек ещё далеко, а там…

Распахнулась дверь.

– Иван Иваныч, почему так долго принимаем? – прозвучал вкрадчивый голос.

Девушки навели порядок на своих местах, а за моей спиной Кузнецов постарался быстро привести себя в порядок. Я же решил поднять пятую точку со стула.

В кабинет вошёл темноволосый полковник, на вид которому лет тридцать пять, не больше. Высокий и статный мужчина с лицом, отлично подходящим для скульптуры. Без малейшего изъяна. Глаза голубые и ровно посажены, лоб не высокий или низкий, не слишком широкий или узкий, с видным подбородком. Девушки то ли от его авторитета, то ли от красоты смотрели на него с обожанием. Полковник медленно показал рукой, что можно садиться и подошёл к столу.

– Я вот в галстуке, Иван Иванович. А вы? – поинтересовался он, намекая Кузнецову на его неуставной вид, и взял в руки какой-то список. – Я слушаю, что у нас с набором? Почему долго?

– Возникли проблемы с абитуриентом, Николай Евгеньевич. Перепроверяли документы, – сказал Кузнецов.

– Перепроверили? Всё в порядке?

– Так точно. Вот занимаемся следующим.

Николай Евгеньевич пристально посмотрел на меня, но я уже опередил события.

– Абитуриент Родин, товарищ полковник. Прибыл для поступления, – доложил я.

– Хорошо, Родин. Знакомая фамилия, не могу вспомнить, где мне попадалась. Откуда родом?

– Владимирск, товарищ полковник, – ответил я, краем глаза заметив, что Кузнецов уже заканчивает подгонку галстука.

– Недавно был там. В аэроклубе не летали?

– Летал.

Меня стали одолевать странные мысли. Чувство такое, что вопрос был задан неспроста. Отчего-то его имя и отчество были мне знакомы. Вот неудобная форма в Союзе – нет нашивок с фамилией. Можно было бы тогда сразу определить кто перед тобой.

Николай Евгеньевич начал листать личное дело и наткнулся, судя по угловому штампу, на характеристику из аэроклуба.

– Странно, Сергей Сергеевич, – сказал полковник. – Объясните, как вам позволили закончить аэроклуб?

Какого Кобзона! Похоже передо мной тот самый полковник Крутов, проводивший расследование по аварии Як-18.

Глава 10

Крутов буквально «сверлил» меня взглядом, пытаясь то ли загипнотизировать, то ли морально задавить авторитетом, так сказать.

– Не могу знать, товарищ полковник. Документ мною был получен…– начал я ответ, но Крутов не стал слушать.

– Я вижу, что вы получили за документ. Мне интересно, как это у вас получилось?

– Документ мною был получен после окончания аэроклуба ДОСААФ. Программу обучения я прошёл…

– Вы её не прошли! – повысил голос Крутов. – Подлинность этих документов, Иван Иванович, вызывает у меня сомнения, – сказал он, размахивая перед Кузнецовым характеристикой и свидетельством об окончании аэроклуба.

«Вы чë такие трудные? Телефон из кармана достань да позвони во Владимирск», – подумал я. Хотя здесь стационарные-то телефоны не везде.

– Николай Евгеньевич, оснований не допускать его до экзаменов у меня нет. Как и у вас. Предлагаю сделать запрос во Владимирск, а Родину продолжить поступление.

На лице Крутова появилось разочарование. Хотя, а чего он думал? Дипломы ещё не продаются «в переходах», как бы я тогда сделал его сам. Компьютер, фотошоп, сканер, принтер – пока это всё неизвестно жителям СССР.

– Принято. Занимайтесь. Я в столовую, потом подойду, – сказал Крутов и вышел из кабинета.

Кузнецов громко выдохнул и снова снял с себя галстук.

– Ну что, товарищ Родин, о чëм ещё мы с вами не поговорили? – спросил он, наклонив голову к вентилятору.

Ужин в столовой ждал с нетерпением. Весь день на ногах в постоянных перемещениях, и теперь организм требовал «дозаправки съестным топливом». В голове ещё не улеглись мысли о встрече с Крутовым. Надо ж так попасть!

Сначала он не стал разбираться в происшествии с моим участием и, чуть было, не лишил меня возможности поступать. А теперь он может закончить начатое. М-да, уровень везения у меня, как у рождённого двадцать девятого февраля!

Курсантская столовая, образца 1976 года, не впечатлила. Перловка под довольно плотным слоем жира и небольшой кусок сала в панировке.

– Ооо, «сникерсы», – сказал я, когда наряд по столовой принёс нам порции.

– А что это такое? – спросил Макс. Ну вот, опять ты, Серёга, «палишь контору», что ты не из этого времени!

– Ааа, неважно! Шоколад такой в Болгарии.

– Предлагаю посетить чипок после ужина, товарищи. Есть возражения? – спросил Артём.

Макс принялся наливать чай и просто молча, кивнул. Я сделал тоже самое и взглянул на четвёртого за нашим столом.

– Предложение действует для всех! Как зовут? – спросил я у довольно плотного парня с короткой стрижкой, одетого в белую рубашку и чёрные брюки, а по выражению лица смахивающего на енота.

– Ну… Виталя Казанов, – сказал он, принимая красный пластиковый стакан от меня.

– Виталик, ты как? С нами? – спросил я у Казанова.

– Ну… ну, давайте, – неуверенно согласился он.

– Ты откуда, Виталя? – спросил Макс.

– Москва. Ну… вот прям из Москвы, – сказал он, отодвигая от себя чай, налитый ему Максом.

– Ты чего? – спросил Артём. – Может, несладкий будешь?

– А вы не знали – бром туда добавляют. Чтобы мы спокойнее были, ну… и к девочкам… ну вы поняли, – проговорил Виталя, на что я слегка посмеялся.

Парни призадумались над словами Виталика. Артём даже предложил унести чайник. Однако я не дал этому свершиться.

– Если бы нам бром добавляли в еду, проблемы с потенцией – последнее, о чëм стоило бы волноваться. Он токсичен, а в Первую Мировую его и вовсе использовали как отравляющее вещество, – сказал я, но вновь встретил недоумевающие взгляды.

Чай мои новые товарищи решили попить маленькими глотками. Так себе фильтр!

– Кстати, Виталь, а чего в Москве не сиделось тебе? Вроде не самое престижное занятие у столичных в провинцию ехать? – спросил Артём, уплетая хлеб с маслом.

– Бабушка настояла. Говорит, невесту там себе найдёшь. Ну… я всю жизнь в Москве, в санаторий иногда с дедушкой ездил. А тут, надолго так ещё ну… не ездил, – отвечал неуверенно Виталя.

Насчёт девушек это он прав! Юные красавицы-москвички особенно не любили курсантов. Выйдешь замуж, а потом вас в какую-нибудь дырку от бублика отправят служить. Страна-то немаленькая!

В провинции военные всегда пользовались большим уважением и даже являлись своеобразным символом стабильности и семейного благополучия. С невестами тут проще.

После ужина заспешили в чипок. Аббревиатура ЧПОК придумана в очень «бородатые» годы и расшифровывается, как «чрезвычайная помощь оголодавшему курсанту». Величина очереди здесь зависит от множества факторов. Чем ближе денежное довольствие, тем меньший спрос, а соответственно, и привоз вкусностей. Но вот приходит день выплат, и начинается «чёрная пятница», «новогодний хапун» и так далее. Каждый хочет булочку, шоколадку, лимонад, да хоть сигарет с фильтром купить! Как назло, именно сегодня у курсантов и была выдача денег.

Глаз радуется, когда видишь эту форму! Тоже х/б, что и у солдат, только оттенок «гороховый». Ремень из кожи с прямоугольной латунной бляхой и золотистые пуговицы, синие погоны с жёлтыми полосками и буквой «К».

Одни заседали за столиками, вальяжно поедая сосиски в тесте и запивая берёзовым соком. Другие стояли у прилавка, продолжая торговаться с продавщицей в белой униформе и колпаке. Женщина невысокого роста с короткой стрижкой и огромной грудью доказывала курсанту, что он ей ещё должен.

– Петровна, я у тебя только на трёшку записывался! Ну посмотри в тетради, родненькая, – уговаривал курсант продавщицу проверить в тетради его долги.

Эта картотека стоила астрономических денег! Все долги курсантов и даже офицеров записывались сюда. Когда появлялись злостные неплательщики, эта тетрадь попадала на стол к начальнику штаба. Тогда вопрос решался быстрее.

– Курень, я тебе сказала, не подпишу обходной, пока не принесёшь долг. И не проси. И… да отпусти, стервец! – смеялась продавщица, когда курсант начал расцеловывать руки буфетчицы.

– Олечка Петровна, ну пожалуйста. Приеду с отпуска – верну!

Посмотрев на полупустые прилавки и огромную толпу перед нами, я решил не тешить себя надеждой и сказал, что подожду на улице.

В курилке было несколько человек – два лейтенанта и курсанты четвёртого и третьего курса.

– А я ему, Автандилович, Автандил у меня папа! – смеялся лейтенант в чёрной форме и белой фуражке, рассказывая смешную историю. Лицо молодого офицера напомнило мне кого-то. Сложно мне поверить, что сейчас передо мной именно эта легендарная личность. Такой взгляд мог быть только у него. Я направился к курилке, чтобы воочию увидеть одного из лучших выпускников Белогорского училища.

Тимур Апакидзе, легендарный палубный лëтчик, герой России. Именно он отстоял наших морских лётчиков в Крыму, когда Союз рухнул, и вывел их на Север, отказавшись принять присягу на верность Украине. И ведь я знаю его судьбу! Можно сейчас предупредить обо всëм.

–Тимур Автандилович! Мне надо…– окликнул я его, не решив, как продолжить дальше.

– Да, парень. Что-то хотел? – ответил он. – Щас, мужики.

Апакидзе подошёл ко мне поближе и протянул руку. Крепкое рукопожатие, в котором чувствовалась та самая сила воли и уверенность, о которой говорили его сослуживцы во многих передачах и фильмах.

– Вы… вы в Крым попали служить? – спросил я, не решаясь сказать об истинной цели моего обращения.

– Не-а, я на Балтике. Ты ещё абитуриент, я погляжу? – спросил Апакидзе, одобрительно хлопнув по плечу.

– Да, поступаю. Я… хотел бы вам удачи пожелать. И… подумайте про Крым, вы ему нужны. Может переведëтесь туда… когда-нибудь?

– Конечно, малец. Тебе удачи на поступлении, – сказал он и ещё раз пожал руку. – А за Крым не переживай. То, что его Хрущёв подарил УССР – это ничего не значит. Он всегда будет русским.

– Да, не переживаю. Его ещё вернём! Ну… попозже только. Удачи и берегите себя!

Он вернулся к своим товарищам. Такой молодой и темноволосый, как на архивных фото. Я так и не сказал ему, что он погибнет 17 июля 2001 года в Псковской области во время демонстрационного полёта. Скажи я ему об этом сейчас, станет ли он тем самым Апакидзе? Думаю, за идиота примет и посмеëтся.

Макс и Артём всё-таки достали себе пирожки, а вот Виталя был какой-то разочарованный. Он вообще не улыбался, хотя мы всячески пытались его развеселить. Оботрётся со временем!

Вечерние водные процедуры прошли весьма колоритно. Горячей воды в казарме не предусмотрено, а роль душа выполняли два перевёрнутых крана в умывальнике. «Многоочковый» туалет не видел уборки уже давно. Эту проблему будут скоро исправлять абитуриенты, которые в чём-то провинились. Ну и наряд по роте.

– Живее, чудища! – крикнул на входе в санузел высокий, долговязый сержант Бирсов, пришедший из ВДВ. Он стоял в тельняшке, вращая на пальцах связку ключей. – Ты, похожий на енота, в каптёрку зайдёшь потом, – указал он на Виталика.

– Ну… ну хорошо, – сказал Казанов и продолжил старательно натирать носки мылом. Душистый кусок постоянно вылетал у него из рук, и Виталя бегал по всему умывальнику за ним.

– А чего этот Бирсов тебя в каптëрку позвал? – спросил Макс у него.

– Так… ну… есть там дело одно.

Нездоровая фигня с этими ребятами из войск. Многие в своё время приезжали поступать, чтобы отдохнуть от армейской жизни. Здесь их сильно не гоняли, режим попроще, можно и в самоволки походить. Просто время «убивали» до дембеля.

Майор Неваднев объявил, что времени до отбоя осталось десять минут и водные процедуры пошли быстрее. В двадцать два ноль-ноль прозвучала команда «Отбой».

Начали прибывать другие потоки, места в казарме становилось меньше и приходилось поддерживать порядок. Начались первые наряды по роте и в столовую. Без оружия, конечно, и в гражданской одежде.

Пока другие тянули лямки наведения порядка, нашему потоку предстояло пройти медкомиссию. Пожалуй, врач для лётчика – страшнее отказа двигателей или попадания ракеты. Именно этот человек может поставить крест на мечте о небе и отобрать крылья, если ты уже летаешь.

Предстояло пройти многих врачей, но перед этим необходимо оставить «следы» в истории местной лаборатории – кровь и другие соединения в жидком и твёрдом виде.

Каждого врача проходят в определённой «форме одежды»: где одетыми полностью, где по пояс голыми, где в трусах, а где-то и без них. Послушают тебя, уши и нос посмотрят, покрутят на небольшом стульчике, именуемым «рыгаловкой», обстучат тебе коленки молотком и ещё несколько проверок выполнят.

Конечно, большинство переживает за окулиста. «Орлиный» глаз – это то, чем славятся лётчики, а он у тебя должен быть не девяносто девять, а только сто процентов. Поскольку половину своей жизни пилот смотрит на приборы в кабине. А вот вторую половину на попу официантки в столовой.