Авиатор: Назад в СССР

Есть ещё такая «весёлая вещь», как барокамера. Это исследование предполагает, что тебя сажают в небольшое помещение, в котором создают условия подъёма на высоту пяти тысяч метров. А затем снижают, но уже с большей вертикальной скоростью. И вот тогда-то и проявляется вся сущность человека, точнее лезет наружу всё, что ел и не ел последние несколько часов. Правда, потом этого человека объявляют негодным к лётной работе, а уборщицы поносят всеми известными именами и прозвищами.

Стоя перед кабинетом терапевта для финального осмотра, я услышал за дверью спор врача и вошедшего парня. Вышел он расстроенным, ругая всех и вся.

– Давление ему не понравилось! Всего девяносто на сто пятьдесят. Сигарету будешь? – спросил парень, присаживаясь рядом со мной.

– Спасибо, не надо. Не пропустил? – спросил я.

– Ага. Сказал, чтоб ехал в другое место. У них, видимо, уже все места расписаны!

Тут я согласен с ним. У каждого адмирала, генерала, полковника, партийного работника есть дети. А вот когда из этих категорий люди закончились, тогда начинают набирать тех, кто годен.

Медсестра вынесла документы парню и пригласила меня. Войдя в кабинет, я сразу понял, в чëм корень беды с давлением.

В просторном помещении на каждом столе работали вентиляторы. В углу стоял телевизор с шильдиком «Рубин-401» и рычащий «Саратов-2». На стенах висели медицинские плакаты, графики, памятки, портреты Пирогова, Сеченова, Мечникова и других светил врачебной науки. Ну и как же без Леонида Ильича в самом центре! У дальней стены за большим столом заседал терапевт с медсестрой. А корнем и самой главной проблемой были три обворожительные девушки в новеньких халатах и колпаках, сидевшие справа вдоль стены за небольшими партами.

– Передо мной встаём, товарищ Родин. Раздеваемся, – сказал терапевт. Гавриил Иннокентьевич Лам – так его зовут, если верить табличке на входе.

– Всем добрый день, – сказал я, и, сделав небольшой поклон девушкам, стал снимать с себя футболку и штаны, оставаясь в одних трусах. Чувствовалось, что девушки осматривают меня пристально. За тот период, что нахожусь в этом времени, всё-таки подкачался немного, пару кубиков прорисовалось на прессе. Эх, вот ту смугленькую с карими глазами бы сейчас, да…

– Родин, не отвлекайся, – одёрнул меня Лам, заметив, что я не свожу глаз с девушки. – Чего остановился? Трусы тоже снимай и руки по швам.

Вот так Гавриил Иннокентьевич! Конечно, так и у меня давление вверх попрёт. Главное – расслабиться и не думать… тем самым местом. А как тут не думать, если кареглазая пару пуговиц расстегнула на халатике! Ладно, что не сделаешь ради дороги в небо! Трусы стянул вниз.

– Очень хорошо, – сказал Лам, посмотрев через большие очки на меня. – Что там у него?

– А, разрешите…– начал говорить я, но терапевт осадил меня.

– Боком поворачиваемся, Родин. Левым боком ко мне. Руки по швам, – сказал он и подошел ко мне с тонометром. – Что там у него?

Девушки по очереди вставали и сообщали мои данные. Вес, рост, показатели зрения, результаты анализов, обследования в барокамере и так далее. Всё было в норме. Кроме моего стоя… состояния. Держать себя в руках получалось, а вот «его» не очень.

– Хорошо. Что скажете, Родин? Летать хотите? – спросил Лам, снимая с моей руки манжету.

– Вы даже себе не представляете как! – воскликнул я и вместе с девчатами мы закатились со смеху. Лам тоже заулыбался. В своих документах я обнаружил желанную запись «Годен к лётному обучению».

Мои новые товарищи прошли тоже. Даже наш «старший» суперефрейтор оказался годен. Что ж, молодец!

Лёша Баля зовут этого паренька, отслужившего один год в войсках. Фамилия, похоже, не склоняется. Предки, видать, французы были. И картавит ещё слегка. Сам он был родом из Краснодарского края и выделялся разве что скверным характером. Высокое самомнение, нарциссизм и походка а-ля «очень широкие плечи». Сам он уверял всех, что с его связями он уже поступил, за него договорились, и он не переживает. А вот за нашего нового товарища, Виталю Казанова, мы переживали. Сегодняшним вечером ефрейтор Лёша был дежурным по роте и очень часто обращал внимание на нашего товарища.

– Ээ, енот! Я тебе сказал подойти! – крикнул Баля Виталику, когда он брился перед отбоем.

– Ну… ну… подойду.

– Не беси меня, лупатый! Живее, псы. После вас ещё убираться будут полночи.

Я дождался, пока Баля вышел и подошёл к Витале. Попробовал узнать, в чём проблема, поскольку каждый вечер заканчивался подобными криками в его сторону. Однако Казанов не открылся мне.

После отбоя мне не спалось. И ведь можно забить на Виталика, на все эти притеснения пухляша. Меня-то не трогают! Поступление в самом разгаре, а я не о том думаю совершенно. Может, там и, правда, нет ничего плохого. Ну, может, деньги вымогают, так пойти сдать их тихонько Невадневу, и всё.

Майор, как по мне, так командир опытный. Знает, как спокойно решить это дело. Только я не стукач! Ладно, пока Неваднев в расположении роты, ничего не произойдёт.

И в этот самый момент дверь канцелярии роты скрипнула. Майор, надев фуражку и опечатав помещение, пошёл в сторону выхода. Через несколько секунд звякнул засов, и он вышел за дверь.

– Толстый, подъëм! В умывальник, живее! – сказал Баля, подойдя к кровати Виталика и ударив по ней с ноги.

Когда ефрейтор потянул за собой Казанова, вместе с ним следовали ещё двое. Похоже, что сейчас Виталику собираются сделать «тëмную». Эх, офицер я или нет!

Вскочил в тапки, со свободной кровати схватил подушку и медленно побрёл в умывальник. Там уже слышались шлепки и угрозы. С Виталика требовали какие-то деньги. И за что?

– Добрый вечер! Я диспетчер, – сказал я, войдя в санузел и закрыв за собой дверь.

– Вышел и закрыл дверь с той стороны! – рыкнул на меня Баля. С ним рядом был долговязый сержант Бирсов из ВДВ и какой-то коротышка.

– Громкость твоей речи не придаёт смысла и весу словам. Как ты нёс чушь, так и продолжаешь, – сказал я, закрывая дверь плотнее.

– Спортсмен, что ли? Сейчас мы тебя потренируем, – сказал Баля, отпустив Виталика.

– Давай-ка ребята! Толстый подождёт, – сказал Бирсов.

Глава 11

Полы в умывальнике скользкие, да и места мало. Сильно не сманеврировать. Надо использовать самоуверенность этих ребят в своих целях.

Ближе всех был Баля. Я бросил подушку ему в руки и от всей души вложился в удар в район солнечного сплетения. Ефрейтора скрутило, но у него был подельник.

Бирсов приложился с ноги, но я успел заблокировать. От этого удара меня отбросило к стене. Десантник увлёкся и пробил прямым… в стену, не успев за моим уклонением. Не знаю, что прозвучало громче – крик от боли или треск его кости. Схватившись за руку, он опустился на колено. Как это ни странно, но не моя вина, что сержант такой косой. И что ему стена сделала?

Коротышка наблюдал за этим со стороны.

– Продолжать не хочешь? – спросил я, и паренëк выскочил из умывальника.

– Я тебе это… прип…помню, Родин, – несвязно пробубнил Баля. – Завтра же домой поедешь. Людей… своих напрягу!

– Не перенапрягись, – сказал я, похлопав ефрейтора по затылку. – А ты, Бирсов, в санчасть лучше иди. Всё равно с переломом не поступишь. Сам виноват.

Я махнул Виталику, что пора нам ретироваться методом исчезновения. Вырвав у Баля подушку, мы покинули санузел.

– Денег хотели? – спросил я, укладываясь на кровать.

– И их тоже. Спасибо, Серёга. Век не забуду, – поблагодарил меня Виталя и направился к своей койке.

– Серый, чë случилось? – проснулся Макс, вскакивая с кровати. – Кто-то нарывается?

– Приснилось тебе. Спать давай, – усмехнулся я, переворачиваясь на бок. М-да, поздравляю, Серёга, ещё одного «друга» ты себе получил в лице Лёши Баля.

В течение двух дней предстояло преодолеть следующий этап. И он, как мне кажется, самый основной. По сути, в период именно данного мероприятия тебе ответят на главный вопрос – можешь ли ты стать лётчиком?

Профессиональный отбор. Именно так называется эта штука. Нужен он для того, чтобы проверить, как ты можешь мыслить нестандартно, мгновенно принимать решения в экстремальных ситуациях, насколько у тебя скоординированы движения. Короче, не «тормоз» ли ты!

В своё время помню, как ребята пытались как-то схитрить во время профотбора, что-то выудить у старших курсов, какие-то секреты раскрыть, чтобы пройти по более высокой графе. В идеале узнать, что вообще на профотборе этом будет.

Конечно, не всем это помогало. Если не дано, то не дано!

После завтрака майор Неваднев сопроводил мою группу в учебный корпус. Вход находился как раз со стороны буфета, в который попытались заскочить самые голодные. Однако в это время дня дверь оказалась закрытой. У курсантов занятия, так что торговля на паузе.

Стены украшены различными композициями, прославляющими героев-лëтчиков, победу в Великой Отечественной войне и партию. Пластиковых панелей нет, а полы ещё деревянные. В небольшом закутке, ведущем к лестнице между этажами, весит огромное расписание занятий, заполненное от руки.

– Три хорошенько, Ивановский! Спать на сампо больше не будешь, – давал указание курсанту подполковник с повязкой дежурного по училищу.

– Да я не спал. Только…– оправдывался Ивановский, оттирая пол с помощью огромной железной шайбы с щëткой.

У кабинета нас встретила привлекательная женщина. Нельзя таким проводить столь сложные тесты! Парни будут больше на еë стройные ноги смотреть, чем на бланки с заданиями.

– Добрый день, товарищи абитуриенты. Елена Петровна Майорова, психолог. Нам с вами предстоит пройти несколько этапов тестирования, – представилась она, приветливо улыбнувшись нам. Очень притягательного вида женщина – рыженькая, серые глаза, одета в бордовую блузку и чёрную юбку, которая обтягивала еë стройные бëдра. А главное – две пуговицы были расстёгнуты, что сразу привлекло внимание некоторых ребят. Да и Неваднев, нет-нет, да и косился на зону декольте.

Я-то знаю, что сейчас нужно сосредоточиться не на женских прелестях, а на будущих заданиях. Мои попытки одëрнуть Артёма и Макса ни к чему не привели.

– Хорош пялиться. Завалите дело, – прошептал я, стоя позади парней.

– Да как тут не пялиться! Ты посмотри, посмотри, – ответил Макс, пытаясь слегка привстать на носки и увидеть, что же там у неë за блузкой.

– Если кому-то станет жарко, подходите ко мне. Водичка у меня на столе. Прошу, товарищ майор.

Елена Петровна проследовала в кабинет, а Неваднев, как и вся первая шеренга, провожали еë взглядом.

– Так, ээ… справа по одному, в кабинет, – скомандовал майор.

Рассадили всех по одному за стол. «Коллективное творчество» на профотборе не предусмотрено.

– Пилотировать самолёт вам придётся самому, значит, и тесты должны пройти сами. Таков порядок, – объясняла психолог.

– Так, а если я буду на транспортных летать? Там же двое лётчиков? – поинтересовался Макс.

– Тогда вам нужно поторопиться. В Балашове ещё есть места, – улыбнулась ему Елена Петровна, выкладывая перед ним бланк теста.

Предстоял длинный марафон в несколько часов по выполнению более десятка заданий. На каждое даëтся по десять минут.

Для разминочки надо определить на шкалах, сколько показывает стрелка. Проще простого! Выяснил цену деления и написал ответ. Как мне кажется, если не справиться с этим, то вставай и маши ручкой Елене Петровне. Потому, что дальше сложнее.

Перевёрнутые компасы и часики, где по одной стороне света или цифре нужно выяснить, куда указывает стрелка. На часах – время с точностью до десяти минут. Ну, такое, прямо скажу. Без напряга.

Атмосфера в кабинете накалена, жара невыносимая, два вентилятора не справляются. К тому же привлекательная дама-психолог ходит между рядами, завлекая молодые неокрепшие организмы своей расстёгнутой блузкой и глубоким ароматом своих духов – цветов сирени.

Следующий блок – математический. Посчитать огромные выражения, определить закономерность и продолжить ряд представленных чисел. И вот здесь тишину стал нарушать едва слышимый шёпот. Каждый считал про себя, что-то плюсовал, отнимал и так далее. А у некоторых хватало времени ещё попросить помощи у впереди или сзади сидящего. Елене Петровне приходилось несколько раз призывать к снижению шума. Лёшу Баля, который с утра волком на меня смотрит, и вовсе предупредили несколько раз. Вёл он себя, прямо скажу, вызывающе.

Аудиотест, который шёл следом, вызвал бурю эмоций. Вечно переспрашивают, возмущаются, что не понимают. Как только ЛОРа проходили, если через раз слышат, какие диктор называет буквы и цвета, которые нужно подчеркнуть! Хорошо, что я сидел на первой парте, и магнитофон «Астра-206» получилось слышать без «помех», исходивших от остальных.

– Так быстро, товарищ Родин? – спросила у меня Елена Петровна, когда я протянул ей бланк с решением теста КЧТ – красно-чёрная таблица.

– Так точно. Ничего же сложного, – ответил я.

– Я бы так не сказала.

Майорова пристально осмотрела мой стол в поисках каких-то шпаргалок или подсказок. Надеюсь, что на курсе будут ещё подобные вундеркинды.

А затем началось самое «любимое» занятие для военнослужащих – психологический тест. Время уже не ограничивают. Куча вопросов о том, почему пошёл в лётчики, а не в танкисты, хорошо ли себя чувствуешь, готов служить или не готов и так далее. И таких мозговыворачивающих вопросов очень много. Реально сидишь и потеешь.

Заметил, под конец все уже устали. Да и я тоже не железный. Хочется ответить наобум, чтобы быстрее закончить и выйти в прохладный коридор. На это весь и расчëт. Тебе нужно быть сконцентрированным всё время. А то можно и галочку не в том месте поставить и объявят тебя «вообще не умным». Некоторые, как я вижу, забили и от усталости отвечают на «как попало».

– Не отвечай на авось, – шепнул я сзади сидящему Артёму. – Сразу срежут.

Как только я закончил последний опросник, Майорова сказала подождать за дверью. Баля нас построил и скомандовал двигаться к выходу.

– Абитуриент Родин, останьтесь на минуту, – сказала Елена Петровна и попросила зайти в кабинет.

В глазах Макса появилось огромное разочарование, что это не он удостоился личной аудиенции у соблазнительной женщины. Так и хотелось ему сказать:«Я виноват, что такой “красивый”?»

– Присаживайтесь. Вы первый раз поступаете в лëтное училище? – спросила Майрова, указывая мне на последний ряд.

– Да… так точно, Елена Петровна, – поправился я, усаживаясь на указанное место. Майорова встала напротив, скрестив ноги и сложив руки на груди. А пуговицы так и не застегнула. Исходя из еë позы, предполагаю два варианта.

Первый вариант, что в еë жизни мало ярких впечатлений, не хватает позитивных эмоций. Ей просто скучно и совершенно не устраивает то психологическое состояние, в котором она в данный момент прибывает.

Второй – кокетничает.

– Знаете, почему я вас оставила, Родин?

Хотелось сказать что-то вроде «ну не чаи гонять явно», но вряд ли эта привлекательная дама станет связываться с малолетним абитуриентом. Психолог направилась к двери и закрыла еë на замок. Вот это да, Серый! Неужели сейчас тебе перепадëт?

– Вы знали, какие будут тесты, Сергей? – поинтересовалась она, медленно приближаясь ко мне сзади.

Вот не надо было показывать свою быстроту в решении тестов! Теперь будут сомнения. Итак, начальник училища взял на карандаш.

– Нет, конечно, Елена Петровна.

– Удивительный вы молодой человек. И чем вы так не угодили полковнику Крутову? – спросила она, направившись к своему столу. – Признаюсь, к вам он проявил неподдельный интерес.

И чего этот Николай Евгеньевич ко мне пристал? Самолюбию его удар нанёс, наверное, что пролез в училище после разбитого самолёта.

– Как я понимаю, вам была дана чёткая и понятная команда, что со мной делать, – сказал я. Майорову эта фраза удивила.

– Вы говорите вполне взрослым языком, товарищ Родин. Годков так на тридцать, – сказала психолог и снова подошла ко мне. – Сами как думаете, мне поступить?

– Думаю, что у вас есть все основания не препятствовать мне. Но дело ваше.

– Сомневаюсь. Дело как раз таки ваше. Может, стоит найти альтернативный выход из этой ситуации? Парень вы неглупый, должны понимать намëки, – Елена Петровна медленно наклонилась ко мне. Да что происходит-то, Серëга?! Тебя либо соблазняют, либо предлагают уйти по-хорошему. И эта блузка ещё расстëгнутая. Еле сдерживаюсь, чтобы туда не смотреть.

– Не хотите ли чаю, Елена Петровна? – спросил я.

– Вы свободны, Сергей. Встретимся на второй части профессионального отбора, – сказала Майорова.

После обеда всем свободным абитуриентам, за исключением наряда, была поставлена первая боевая задача. Кодовое название – операция «Гуси».

По указанию вышестоящего штаба, а именно майора Неваднева, необходимо скрытно, используя рельеф и складки местности, выдвинуться в район аэродрома. Транспорт не предоставлялся, поэтому весь путь в десять километров преодолевался пешком.

Задача заключалась в следующем – найти и уничтожить противника, захватившего взлётно-посадочную полосу. Из «вооружения» только руки и БСЛ калибра сто десять миллиметров – большая сапёрная лопата. Враг – вездесущая травка.

Как говорил один известный кот, совместный труд объединяет. Здесь тоже самое. Если в казарме многие держатся отстранённо, то здесь выясняется, что у них и голос имеется, и поговорить с ними есть о чëм. Некоторые находят своих земляков и яро обсуждают свои родные места.

Огромное количество парней, замотавших головы футболками для защиты от солнечного удара, методично изничтожают мелкие зелёные насаждения, мешающие производству полётов на аэродроме.

Как раз сегодня, я смог воочию увидеть, насколько раньше круто были укомплектованы авиационные части Советского Союза техникой.

Огромное количество самолётов! В Белогорске в это время базировались два полка, оснащённых МиГ-17, Су-7 и Л-29. Конечно, это не современные «файтеры» и «бомберы», но для своего времени – мечта любого боевого лётчика. Можно сказать, реактивные «дедушки» Российской авиации.

– Серый, как думаешь, сколько лет Елене Петровне? – спросил Макс, присаживаясь на бетон рядом со мной.

– А зачем это тебе?

– Ну, просто, мне 18. Несильно ли она за разницу в возрасте будет переживать.

– Макс, ты чего? Влюбился? – спросил Артëм.

– Женюсь на ней. Я прям вижу…

– Так, стоп! Максимка ты, походу, перегрелся, – усмехнулся я. – Давай, пошли к старшим, пускай тебя в казарму отведут.

По примыкающей к полосе рулëжной дорожке мчался ГАЗ-69. Вырулив на полосу, автомобиль направился в нашу сторону. Машина остановилась напротив нас и из неë вышел офицер в светло-синем лëтном комбинезоне и офицерской фуражке.

– Здорово, орлы! Кто старший? – обратился ко всем офицер. Нетрудно догадаться, что перед нами, скорее всего, командир одного из полков.

Баля представился и скомандовал всем построиться.

– Вольно, вольно! Командир триста пятнадцатого учебного полка, полковник Добров Геннадий Павлович. С кем-то из вас мне предстоит полетать на тех самых машинах, которые у вас за спиной. Что за самолëты, знаете?

В строю оказалось много знатоков этой техники. Ответили буквально хором.

– Ладно, молодцы. Работу закончили и в казарму. Ефрейтор, командуйте.

Когда мы начали движение, меня одëрнул наш старший.

– Родин, тебя зовут, – сказал Баля и указал на Доброва.

Я просочился сквозь строй и подошёл к полковнику. Геннадий Павлович достал из чёрно-белой пачки сигарету и прикурил.

– «Стерву» будешь? – спросил Добров, протягивая мне открытую пачку

– Простите, кого?

– «Стюардессу» так называем. Болгарские, недавно попробовал, – потряс он пачкой сигарет. – Не куришь, значит. Весь в отца – такой же правильный. Как сам? – спросил полковник.

– Всё хорошо. А вы отца знали?

– Да. Жаль мужика. Ладно, беги встрой. В полк приедешь летать, там и поговорим, – сказал Добров и пожал мне руку.

Спать хотелось ужасно после такого напряжённого дня. Завтрашний день предполагал второй этап профотбора, нужно было хорошо отдохнуть.

Перед сном поймал себя на мысли, что вокруг семьи Родиных витает слишком много тайн. Чем же таким занимались отец и мать Сергея, что никто ничего не рассказывает? Просто так, конечно, не подойти к Доброву и не расспросить о родителях. Только если сам не захочет.

Ко второму дню «мозговыжималки» я подходил в относительном неведении тех тестов, которые необходимо пройти. Знал только, что сейчас будут всякие установки с лампочками и ручками. Но к такому «винтажу» не был готов.

Когда я поступал в прошлом, вернее, в будущем, эти все штуки на ладан дышали и практически не использовались. А сейчас оно всё работает. Вот прям всё!

– Следующий ты, Родин, – сказал вышедший из кабинета парень, вытиравший пот со лба.

– И как там? – спросил я.

– Трудно.

– Живее, Родин! – поторопили меня.

Войдя в кабинет, обнаружил в нëм двоих дедушек, одетых в технические комбинезоны тëмно-синего цвета. На первый взгляд им обоим лет по семьдесят, но передвигались они вокруг аппаратуры очень бодро. Сразу вспомнились рассказы ребят, которые консультировались со старшими курсами и пытались получить от них хоть какую-то спасительную «соломинку». Один из таких советчиков утверждал, что два древних деда – настоящие церберы! Что ж, проверим.

– Ёптить, хорош зыркать и в кресло! Чего встал… как там тебя, – сказал лысый дедок и, щурившись, попробовал прочитать мою фамилию на бланке.

– Пень ты старый! Серёга зовут! Пенсия плачет по тебе, Генич! – подсказал ему второй, поправляющий лямки на аппарате.

К слову, сам аппарат не что иное, как подвижная кабина самолёта, установленная на шарнирах. А перед ней огромная панель с изображением волнистой линии – синусоиды, и белыми лампочками.

– Георгич, отстань! Очки забыл. Ну чего встал, Родин? Прыгай и пристёгивай ремень, – сказал дед Генич.

Заняв место, я сразу взялся за ручку управления и поставил ноги на педали.

– Итак, ëптить, смотрим, слушаем и запоминаем. Даже если девка зайдëт вот с такими, – Генич описал перед собой два больших круга,– всё равно смотри на лампочку и веди по синусоиде. С девкой Георгич разберётся, он парень молодой.

– Пенëк! На полгода тебя старше! – воскликнул Георгич, цепляя мне на ногу и руку какие-то датчики.

– А это, чтобы пульс и давление считывать? – спросил я.

– Это, чтоб ты не засыпал, ëптить!

Аппаратура замигала, а кабина начала ходить в разные стороны. Всё как в полëте – любое движение нужно уравновешивать. Вести луч по линии было несложно, пока не началось психологическое воздействие.

Под сиденьем сработала оглушающая сирена. Меня слегка передёрнуло, но с линии не ушёл.

И вот первый вираж. В руке и ноге возникла небольшая дрожь, словно органы управления завибрировали. Но и это не смогло сбить меня с темпа. На лице, непроизвольно, светилась улыбка.

Потянул ручку на себя – луч ушёл вверх. Нажал правую педаль – луч вправо. Дойдя до верха, даёшь ручку от себя, и луч пойдёт вниз. Гениально и просто! Вибрация только слегка отвлекает, но не критично.

– Генич, а чего он лыбится? – услышал я Георгича, стоявшего у аппаратной стойки.

– Да, ёптить, откуда ж я знаю. Нашёл чего спросить. Мож, где тренировался? – сказал Генич, стоявший где-то сзади.

– Вряд ли. А ты, пенëк, напругу давно проверял?

«Так-так-так, вы там чего задумали, старички-боровички?! Какая напруга? Током, что ли, шарашить будут?», – запереживал я. А бросать ручку нельзя. Это сразу крест на поступлении.

– Точно, Георгич. А ну, давай-ка, добавим.

Вибрация слегка усилилась, появилось уже видимое отклонение, но совсем незначительное. Если так, то и не критично. Немного осталось дотерпеть.

– В одну сторону прошёл. Теперь назад, – услышал я команду от Генича. – Хорошо идëт, ëптить! Георгич, а давай на максимальную. Чтоб, прям, ручку захотелось бросить.

– Понял, выполняю, Генич!

Глава 12

Шандарахнуло прилично! Луч ушëл от линии значительно, и впервые загорелась красная лампа.

– Вот это другой разговор, ëптить! – радовался Генич. – Терпи казак – атаманом будешь!

Наконец я дошëл до конца, и аппаратура отключилась. Из сиденья я не вылезал, а выскакивал! Не понимаю, зачем нужно было меня валить? Крутов постарался и надавил, небось, на двух дедков. Майорову не получилось продавить, а здесь, по старой дружбе не отказали!

– Ну как… ëптить, опять забыл, как там тебя зовут? – спросил меня Генич.

– Сергей Родин, – я еле-еле себя сдерживал, чтобы не высказать этим старичкам за такую подлость. Эмоции били через край – неужели сейчас опять вылечу с училища? Даже не успел поступить.

Дверь сзади открылась и в кабинет вошла Елена Петровна. Сегодня на её руках яркий красный маникюр, одета в зелёную узорную блузку с коротким рукавом и однотонную расклешëнную юбку того же оттенка.