Книга царей

«Жигули» прятались за углом так, что обнаружить оказалось непросто. Обескураженность грозилась перерасти в разочарование, как вдруг вспыхнувший за спиной свет фар заставил Федора обернуться. «Слава Богу!» – мелькнуло в голове.

Жигуленок, проскочив площадь, замер у ног.

– Такси подано. Куда прикажете ехать? – Произнес высунувшийся из окна автомобиля Генка.

– В районное отделение милиции.

– Милиции?

Удивление в глазах Генки погасло, дабы дать вспыхнуть взгляду непонимания.

– И желательно побыстрее, – добавил Федор, давая понять, что дело не требует отлагательств.

Добраться до окраин городских кварталов на машине заняло восемь минут. Опять плутания по полутемным проулкам. И только благодаря продавщице в павильоне, по непонятным причинам, находившейся на рабочем месте, удалось узнать местонахождение районного отдела УВД. Дальше по схеме: звонок полковнику, доклад. В ответ – три слова матом, указания, в какой последовательности действовать, обещание разжаловать в участковые, если Мостовой с Четвертным предпримут попытку задержать преступников самостоятельно. И только потом требование передать трубку дежурному. Остальное происходило уже без участия Мостового.

В ружье был поднят весь дежурный состав. Десять минут потребовалось для того, чтобы прибыл начальник отдела, и пятнадцать для трех уазиков в сопровождении машины ГАИ. Задача блокировать дороги была поставлена перед районным отделом милиции, остальное должна была сделать группа захвата.

Полчаса ожиданий показались Мостовому вечностью. Нервы были напряжены до предела, руки, сами того не ведая, крутили пуговицу на куртке, пока та не оторвалась.

Добраться до дома, где засели бандиты, Мостовой мог за пятнадцать минут через лесок – и вот оно Потапово. Впоследствии пришлось бы схлопотать выговор, но победителей не судят, а если и судят, то не так, как побежденных.

Уговаривая не делать глупостей, Федор корил себя, как мог. «Слизняк. Чистоплюй хренов. Нормальный мужик должен товарища страховать. Я же сижу и жду. Чего? Когда другие сделают то, что должны сделать мы с Четвертным?». Единственное, что успокаивало, – действия начальника РОВД.

С интервалом в пять минут майор лично опрашивал по рации всех задействованных в операции, интересовался, все ли у них спокойно, не наблюдаются ли передвижения в заданном квартале. Стоило донестись отрицанию, Мостовому становилось легче дышать.

– Что за ним? – Ткнув пальцем в карту, на которой за названием «Потапово» красовалось слово «лес», спросил Федор сидевшего на переднем сиденье майора.

– Озеро.

– Дальше?

– Трасса.

– Куда ведет?

– В Москву, – произнес начальник РОВД.

– Сколько от озера до трассы?

– Пара километров.

Обернувшись, майор глянул на Федора так, будто тот поведал ему нечто такое, о существовании чего начальник отдела даже не подозревал.

– Не боись, капитан. К озеру не сунутся. Чтобы обойти, надо будет преодолеть путь в четыре километра.

– А если вплавь?

– С какой стати? За ними ведь никто не гонится. К тому же оружие…

– Оружие можно спрятать или утопить.

– У озера лодка в кустах, – произнес сидевший за рулем водитель. – Семеныч припрятал, чтобы домой не таскать.

– Какой такой Семеныч? – Насторожился майор.

– Бывший наш водила. В прошлом году на пенсию вышел. Покрутился в городе с неделю. Вернулся. В лодке весла и снасти.

Последующее распоряжение должно было перекрыть бандитам путь к отступлению, что не столько обрадовало Мостового, сколько вселило ощущение безысходности. Все шло по сценарию, но вдруг из-за одного просчета труд десятков людей в тартарары.

Группа захвата прибыла, когда Федор начал разрабатывать план, как быстрее пробраться к дому, где сорок минут сидел в засаде Четвертной. Выскочивший из автобуса полковник погрозил Мостовому кулаком, что в переводе на язык личного общения означало: «Закончится – я вам устрою!»

На объяснение задачи командиру группы захвата ушло две минуты, после чего двенадцать парней в масках и черных, как смоль, комбинезонах ушли в темноту.

– Разрешите, я следом? – Не выдержав нарастающего в душе волнения, обратился к полковнику Мостовой.

– Только после того, как СОБР проведет зачистку, – произнес в ответ тот и тут же, после короткого, как выстрел, взгляда в глаза Федора, добавил. – Пройдет сообщение, тогда и пойдешь.

Сообщение пришло раньше, чем ожидал Федор. Он готов был кинуться к дому, как вдруг… Остановило то, как отреагировал на сообщение полковник. Выслушав доклад, схватился за главную рацию.

– Всем! Всем! Всем! Банда ушла к трассе. На пути у них озеро. Автомобилям ГАИ перекрыть шоссе, досматривать весь транспорт без исключения. Проверять всех подозрительных.

Поняв, что произошло то, чего боялись больше всего, Федор рванулся к ограде. Двое собровцев преградили путь.

– Туда нельзя, – произнес боец с плечами шириной с двухстворчатый шкаф.

– Я капитан МУРа. Там мой друг.

Федор попытался предъявить удостоверение.

– Мы знаем, кто ты и кто твой друг. Но у нас приказ.

У Мостового внутри похолодело.

– Что с Четвертным?

– Убит.

– Убит?

По сердцу резануло с такой силой, что Мостовой с трудом смог сдержать дыхание.

– Нам жаль, капитан, – произнес боец. – Эти суки, прежде чем покинуть дом, затащили друга твоего в сарай…

– Пустите! – Федор попытался прорваться, но ему преградили путь.

– Извини.

Собровцы начали оттеснять Мостового к калитке. В этот момент из темноты шагнул полковник.

– Пропустите.

Четвертной стоял, прижавшись спиной к стене. Тело будто висело в воздухе, плечи опустились, упала на грудь голова.

Перелом в жизни Мостового наступил, когда надо было вздохнуть. Легкие будто сковало. Все вдруг куда-то провалилось, оставив в сознании облик уходящего в темноту Четвертного и фразу: «Не кидаться же мне с пистолетом на автоматы».

Никого ни о чем, не спрашивая, не объясняя, Федор, молча, вышел за ограду, молча, пересек улицу и так же молча, побрел в сторону приткнувшихся к забору «Жигулей». Генка ждал возле машины. Открыв дверцу, дождался, когда капитан займет место на переднем сиденье, после чего, обойдя автомобиль вокруг, сел за руль.

С минуту сидели, каждый думая о своем и только когда впереди замелькали огни разворачивающихся машин, Генка с наполненными слезами глазами спросил:

– Куда поедем, командир?

– Домой, – произнес Федор. – Если можно, до подъезда.

– Да хоть до квартиры. Адрес скажи.

– Адрес?

Взгляд Федора был не столько потерянным, сколько не осознающим происходящее.

– Таганка, Земляной вал, 64. От театра по кругу вправо.

– Знаю, – выворачивая баранку, проговорил Генка, давая понять, что с этой минуты заботу о Мостовом он берет на себя.

––

За пятнадцать лет в памяти должна стереться большая часть того, что, казалось, забыть невозможно: обстоятельства, жесты, слова, за редким исключением действия. Мостовой же помнил все. Как спорили, идти к Мытнику или повременить. Как уговорил Четвертного составить компанию, пообещав после визита к еврею пойти в бильярдную. Потом был подъезд, «Жигули», дворы в Потапово и уходящие в темноту люди в черном с автоматами наперевес.

Остаток ночи Мостовой вспоминал, как кошмарный сон. Один. За столом на кухне. В обнимку с бутылкой водки. Вливая горькую, ждал, когда та свалит с ног. Водка, как назло, не брала, будто вовсе была и не водка. Голова гудела, сердце горело огнем, а он пил и пил, проклиная работу, еврея, бандитов и все остальное, что было связано с гибелью Четвертного и, как водится в таких случаях, себя самого.

В чем состояла вина его, Мостовой даже не пытался понять. «Виноват, и все. Потому что уговорил Четвертного пойти к еврею. Пошел бы один – был бы жив Четвертной. Теперь же? Теперь Четвертного нет, а я есть. Как жить с этим?»

При той организованности сознания, что воспитал в себе Мостовой, удивляло не то, что память хранила все, что касалось смерти Четвертного; поражало, что время решило повернуть все вспять.

Вспоминая 12 февраля 1990 года, полковник ощущал связь дня сегодняшнего с событиями ночи, итогом которой был вопрос: «Все ли Мостовой сделал, чтобы поймать убийцу?» Ответ звучал: «Нет».

С чем это было связано, Мостовой не знал. Но чувствовал, что когда-нибудь гибель Четвертного даст о себе знать, как продолжение истории, связанной с арбалетом, Мытником и всем тем, что привело к трагедии, которую он, полковник МУРа, не вправе забыть никогда.

И Мостовой ждал. Он умел ждать. Ждать, когда жизнь раскроет тайну проклятого им дня. «При всей той паскудности, что жизнь проявляет к правде, зло должно быть наказано. Не накажет судьба – накажу я».

Глянув на лежащую поверх бокала сигарету, полковник поймал себя на мысли, что думы его обращены к прогуливающемуся по скверу Мытнику. «Стучит ножонками собачка, не тявкая, не забегая вперед, теснится к ногам хозяина, будто боится чего-то. Окрик. Натан, остановившись, разворачивается. В это время в спину ему врезается стрела. «Кто? Зачем? За что?» Вопросов столько же, сколько Мостовой задавал себе в день смерти Четвертного.

«Что это? Совпадение? А если нет? Человек, убивший Сергея, нажал на курок еще раз. Через пятнадцать лет? Нет! Невозможно! А если да? Тогда придется объединять два дела в одно, в котором главным фигурантом будет Мытник. Он подозреваемый. Он же потерпевший. Инструмент убийства – арбалет».

Вытянув ноги, Мостовой, заложив руки за голову, сцепил пальцы в замок. Удавалось отвлечься, даже возникло желание, подойдя к окну, раздернуть шторы. Стоило задержать взгляд на часах, как сознание вновь начало погружаться в воспоминания.

––

Банду взяли спустя две недели после похорон Четвертного, опять же благодаря Сергею. Упоминание фамилии Смоленного дало возможность ухватить нить, которая и привела к нейтрализации банды.

К тому времени Мостовой успел отойти морально. Настолько, что начальству приходилось сдерживать капитана, чтобы тот не наделал глупостей.

С самого начала у Федора не возникало сомнений в том, что, убив офицера милиции, банда или заляжет на дно, или решит разбежаться. Уголовники со стажем не могли не понимать, что поймать их стало делом чести всего МУРа, а значит, рано или поздно их возьмут. Шанс избежать кары был один: вырвавшись за пределы Москвы, засесть в глуши и сидеть, не высовываясь. К удивлению, всех, кто был задействован в операции, банда не только не разбежалась, но и решила пойти на ограбление Смоленного. Что подтолкнуло совершить столь необдуманный поступок, не знал никто. Так или иначе, задержали, когда грабители готовы были ворваться в квартиру. Как рассказывали очевидцы, те почему-то не удивились, когда прозвучала команда «стоять, не двигаться».

Федор торжествовал: Четвертной будет отомщен. Учитывая то, с каким цинизмом было совершенно убийство сотрудника милиции, суд должен был вынести смертный приговор.

Дело оставалось за малым – «расколоть» участников банды, чтобы показания в суде могли дать полную картину: кто убивал, как все происходило, что подтолкнуло совершить злодеяние, заведомо зная, что заплатить придется жизнью.

Будучи уверенным, что ждать, осталось пару дней, после чего он узнает, кто нажал на спусковой крючок арбалета, Федор мечтал об одном – заглянуть в глаза убийце.

Началом разочарования стало отсутствие на стреле отпечатков пальцев. Дальше – еще хуже. Члены банды уверяли: «Мента не убивали. Про арбалет слышим впервые. Мусора обнаружили, когда тот пытался пробраться к сараю, связали, заткнули тряпкой рот, спрятали за поленницу».

На вопрос, как удалось захватить Четвертного, главарь ответил: «Выскочил. Пистолет наставил. В героя решил поиграть. Луженый до ветра ходил. Возвращаясь мента увидел, размахивающего пушкой, долбанул по темечку лопатой. Стволы забрали, ксиву спрятали там же, за поленницей».

Позже были найдены и документы, и пистолеты, что не только подтвердило правдивость показаний главаря банды, но и загнало следствие в тупик. «Зачем Четвертной полез на рожон? Что заставило выйти из укрытия? Почему бандиты не говорят, кто убил? А главное, куда делся пятый? И где тот, при ком был арбалет?» Ни на один из вопросов у следователей не нашлось ответа. Чувствовалось, что бандиты чего-то недоговаривают. Но что и почему? Больше всего подходила версия, что боятся.

– Дилемма, – помнится, произнес тогда Мостовой. – Человек обречен, высшей меры не избежать. Зачем молчать, когда есть возможность облегчить душу? Нет же, уверяют, что не было пятого.

– И заметь, – выслушав Федора, подвел черту начальник отдела. – Позиция не одного, а всех четверых. За тридцать лет службы в органах я с такой солидарностью сталкиваюсь впервые.

Что насчет отхода из Потапово? Оказалось, никуда банда не отходила. Обнаружив в кармане Четвертного удостоверение сотрудника особого отдела МУРа, бандиты поняли: еще немного, дом, в котором собирались просидеть сутки, будет обложен со всех сторон. Выход один – бежать. Но куда? Дорога в поселок блокирована. Вплавь через озеро? А одежда, оружие? Опять же, вода холодная, февраль, даже не май. Приняли решение идти в обход.

«Мы не знали, что озеро вытянутое, – рассказывал Длинный. – Чтобы обойти, потребовалось бы часа три. Поняли, когда добрались до берега. Испугались. Кому охота за здорово живешь идти под статью, к тому же расстрельную. Лодку увидели, обрадовались, думали, что спасены. Хрен там. Раскинув мозгами, поняли: выход к трассе перекрыт, из деревни не вырваться. Натоптав возле берега, залезли в лодку. Проплыв сто метров, причалили. Лодку утопили. Сами огородами к ближайшему дому. К счастью, тот оказался заброшенным, не пришлось никого ни связывать, ни убивать. В дом входить не стали. Схорониться решили в погребе. Привязали крышку веревкой к поленнице, дернули, дрова завалили крышку. Захоти мусора проверять близлежащие строения, вряд ли кому в голову могло прийти, что под сваленными в кучу дровами спрятан вход в погреб».

Расчет оказался верным. Зачистка домов не дала результата. К тому же проверять не было надобности, все были уверены, что банда переправилась на противоположный берег.

«Поначалу надежды не было никакой, – рассказывал другой член банды. – Но спустя какое-то время поняли: сработало. Выбирались по одному, с интервалом в час, так больше было шансов добраться до города незамеченными».

Мостовой был в шоке. Взять всех и не получить ничего. Последней каплей стал допрос Мытника. При намеке на связь с бандой Натан пообещал поднять такую бучу, что не поздоровилось бы ни Мостовому, ни начальству. То, что еврей сделает все, чтобы не дать опорочить свое «честное» имя, сомнений не было. Мытник знал: у следствия нет ничего, что могло заставить говорить правду, ни единой зацепки, кроме кожаных плащей, что Мостовой видел на вешалке в коридоре. Была попытка уговорить прокурора дать разрешение на обыск, но тот и слышать не захотел, аргументировав отказ отсутствием оснований.

––

Подойдя к окну, Мостовой раздернул шторы. Лучи уходящего за горизонт солнца ударили по глазам так, что пришлось зажмуриться. Захотелось приоткрыть окно. Он даже успел потянуть на себя ручку, как вдруг проснувшийся от получасовой спячки телефон напомнил о себе протяжным надоедливым звоном.

Звонил начальник отдела криминалистики, которого Мостовой лично попросил проверить записную книжку.

– Товарищ полковник! – Торжествующе проговорила трубка. – Кораблев говорит.

– Я понял.

– Необходимо встретиться.

Внутри у Мостового похолодело: «Неужто надыбал что?» Стараясь не выдавать взбунтовавшихся внутри эмоций, решил не спешить.

– Ты на часы смотрел? – Произнес Мостовой голосом, отражающим больше безразличия, чем внутреннего воодушевления. – Рабочий день закончился два часа назад.

– Но вы, же на месте. И потом сами просили, разобраться с записной книжкой.

В душе у Мостового вновь похолодело. Только на этот раз холод был скорее приятным, чем отрезвляющим или предостерегающим.

– Нашел что-то интересное?

– Еще, какое интересное! – Причмокнул от удовольствия в голос.

– Тогда жду. И не забудь захватить лимон, а то, кроме коньяка, что стоит у тебя в шкафу, мне угостить нечем.

– Понял! – раздалось смешливое в трубке.

Глянув на телефон, Мостовой задумался: «Кораблев нашел! Интересно знать что? Я на три раза проверил, ничего такого, что могло дать хоть какие-то объяснения».

Взгляд коснулся стакана с лежащей поверх сигаретой. «Надо убрать, – подумал Федор Николаевич. – Хотя нет. Пусть стоит. Глеб принесет коньяк, будем поминать Четвертного вместе».

Глава 3. «Сефер млахим» – тайна записной книжки

С Кораблевым Мостовой был знаком двенадцать лет. Работая начальником районного отдела милиции, он еще тогда заприметил полного, вечно потеющего курсанта университета МВД, который был направлен в отдел для прохождения преддипломной практики. Что-то подсказывало, что из парня может получиться неплохой криминалист – слишком дотошным показался Мостовому Кораблев.

К тому же начальник лаборатории, под чьим руководством работал молодой специалист, жаловался: «Заколебал вопросами. До всего есть дело. А еще от него постоянно несет потом». Действительно, от Глеба несло потом так, будто тот проскакал сто миль за раз.

Но ведь на ум потливость не влияла. Кроме того, с проблемой своей Кораблев боролся, как мог: дезодоранты разные, присыпки. Толку, правда, никакого, не считая, что запах становился еще невыносимее.

Что касается знания дела, здесь Глеб давал сто очков вперед как сокурсникам, так и сотрудникам, отработавшим в отделе по году, а то и по два. Превосходил он однокашников и в стремлении познания новых, более современных способов экспертиз. С радостью оставался, когда поступало срочное задание. И, что особенно важно, был на «ты» с техникой.

Когда наступило время окончания практики, тот же начальник отдела, что жаловался на дотошного практиканта, сам пришел к Мостовому с просьбой подписать на имя ректора письмо – «Направить Кораблева для прохождения службы в их отдел».

– Криминалист от бога, – уверял майор. – Ему бы опыта и расторопности – цены парню не будет.

– А как же запах пота? – напомнил Мостовой.

– Пусть воняет. Главное, чтобы дело знал. Встретит женщину, та полюбит таким, какой есть – от потливости не останется и следа.

Слова майора оказались пророческими. Кораблев встретил ту, которая полюбила его таким, какой он есть. Произошло это на восьмом году службы.

Год назад Кораблев получил капитана. Ума палата, союз таланта и доброты. Можно было понять радость сотрудников отдела, когда генерал подписал приказ о назначении Глеба на должность старшего криминалиста.

––

Глеб не вошел в кабинет – ворвался. Тучный, пыхтевший, как паровоз, с трудом уместившись на просторном стуле, он загадочно глянул на Мостового.

– Не записная книжка, товарищ полковник, набор секретов. Кроме того, что записи зашифрованы, есть нечто такое, на что вам нужно обратить внимание.

Заняв место за столом, криминалист, листая книжку, задерживал взгляд то на одной странице, то на другой. Найдя, что искал, протянул Мостовому.

– Здесь нет листка. Вырвали. И вырвали, я так полагаю, специально.

– Ты хотел сказать, намеренно?

– Да, намеренно. На листке был набор знаков. Не цифр, не букв, а именно знаков.

– Шифр?

– Что не номер телефона и не номер банковской ячейки – это совершенно точно.

– Поясняй?

– Знаков пять. Телефонные номера в Москве семизначные. Есть города, в которых шестизначные, но никак не пяти. С банковскими ячейками еще проще: кроме цифр те разбавлены буквами.

Поправив очки, Мостовой поднял книжку, чтобы осмотреть страницы на свету.

– Продолжай.

– Рассмотреть знаки удалось при помощи микроскопа. Вырваны не один и не два листка – четыре сдвоенных. Микроскоп разглядел два наложенных друг на друга ряда знаков. Вырвали четыре листка специально, чтобы нельзя было прочесть запись. Кроме того, первый ряд наложился на второй, маскируя всю запись.

Раскрыв папку, Кораблев вынул лист и положил перед Мостовым. Полковник, глянув, перевел взгляд на криминалиста.

– Что это?

– Расшифровка записи – סֵפֶר מְלָכִים, ,מְלָכִים א׳ מְלָכִים ב׳

– Книга царей? – прочел вслух Мостовой.

– Да. «Книга Царей». Ее еще называют «Царь-Книга». Как «царь-колокол», «царь-пушка», – воодушевляясь, произнес Кораблев. – Хранится книга в Третьяковке. Десять тысяч страниц с семнадцатью тысячами миниатюр. Издана по приказу Ивана Грозного.

– Грозный издал, а запись не на русском?

– Иврит. Первый набор знаков означает «Сефер млахим». Второй – две книги – Цари I и Цари II. А все вместе – «Книга Царей».

– Иврит… «Книга Царей», – разглядывая запись, пробубнил Мостовой.

– Еще я не уверен, что книжка потеряна, – произнес Кораблев, не обращая внимания на то, насколько растерянным выглядит полковник.

У Мостового брови прыгнули вверх.

– Когда что-то теряют, – продолжил криминалист, – на наружной части остаются частицы инородных тел: трава, грязь, вода. Здесь же, кроме травяного покрова, не обнаружено ничего. Несоответствие фактов плюс показания свидетелей дают право утверждать, что записная книжка подброшена специально.

– Подбросили после того, как на месте преступления поработали криминалисты? Зачем?

– Чтобы не подобрал тот, кому книжка могла оказаться без надобности.

– Или чтобы дошла до наших рук.

– Возможно, и так.

¬– Если так, – глядя в глаза Кораблеву, Мостовой произнес фразу, к которой готовил себя заранее, – напрашивается один вывод: подбросив книжку, некто подсказывает нам, в каком направлении двигаться. Чтобы подсказка не выглядела явной, уничтожает запись. Не до конца. Вроде, вот тебе, полковник, ниточка, а что касается клубка – распутывай сам.

– Скорее всего.

Поднявшись, Кораблев вышел из-за стола. Не забыв вернуть стул на прежнее место, стоял и ждал, когда полковник скажет заключительное слово.

Мостовой не торопился. Он словно чувствовал: у Глеба есть что-то, о чем тот не спешит докладывать.

– Не нравится мне твой взгляд, майор, – произнес Федор Николаевич, глядя криминалисту в глаза. – Вроде, обосновал, в глазах растерянность. Утаил чего?

– Чего таить?

Кораблев сдулся настолько, что, обмякнув, стал похож на детский шарик, из которого вышла половина воздуха.

– Столько лет вместе. К тому же ваше умение видеть человека насквозь…

– А если по делу?

– По делу нет уверенности в правильности полученных результатов. Надо еще раз проверить.

– Ты, майор, как угодивший в плен партизан. Не молчишь, но в тоже время, ни слова конкретики.

– Микрочастицы на обложке записной книжки совпадают с микрочастицами одежды Мытника, что дает право утверждать о принадлежности данной вещицы покойному.

– Эка невидаль, я сразу сказал, что книжка Натана.

– В таком случае, зачем понадобилось брать, а затем подбрасывать?

– Значит, было зачем. Преступники тоже думают, коли думают, строят предположения.

– Понимаю. Непонятно другое – кроссворд, что загадал Мытник, может угодить в раздел тех, что не подлежат разгадке.

– А вот тут ты, брат, загнул, – засовывая книжку во внутренний карман пиджака, произнес Мостовой. – Неразгаданный кроссворд не есть признание слабости. Завтра встречусь со специалистом, поспрашиваю по поводу «Царь-Книги». Там, глядишь, Черкашин с Гладышевым чего-нибудь накопают. Кроссвордик – то и раскроется.

– Пока будем ждать, преступники усложнят правила игры, а то и хуже – вставят в кроссворд вопрос, ответа на который не существует в природе.

– Тогда это будет не игра, а война. Война по правилам закона.

– Закона?

– Да. Придуманного системой, которая создавалась веками и в которой мы с тобой не винтики и не болтики. Случись так, что система даст сбой – кто встанет на защиту закона? Ты и я. Ты как криминалист, я как чистильщик.

– Чистильщик!? – улыбнулся Глеб. – Красивое название! Жалко только, что ассоциируется с мусорщиком.

– А мы и есть мусорщики, – ухватился за произнесенное криминалистом сравнение Мостовой. – Помогаем людям освобождаться от мусора. Не от того, что валяется на тротуарах, а от того, что прячется по углам да по воровским «малинам». Задача архисложная, бороться становится все сложнее и сложнее. Вставшие на путь преступлений люди уже не те, что двадцать лет назад – грамотные, образованные.

– Но мы-то тоже не лаптем щи хлебаем.

– Верно, не лаптем. Только двигаемся не с той последовательностью, с которой должны двигаться. Не в меру гуманные, демократия, человеческое достоинство, презумпция невиновности…

– Все равно, – удовлетворенный исходом разговора, почесал затылок Кораблев. – Приятно ощущать себя частицей механизма, когда знаешь, что от труда твоего зависит развитие системы.