Книга царей

Александр Жигалин

Книга царей

Пролог

Была поздняя осень. Ковер из золотых листьев, плавающие в пруду утки, молодые мамы с колясками – атрибуты располагающих к размышлениям деталей, без которых Чистые пруды не были бы такими чистыми, какими описывает поэт.

Не помню, у кого именно, по-моему, у Нагибина есть строки: «…Не менее щедра была Чистопрудная осень. Бульвар тонул в желтой, красной листве берез, осин, кленов. Мы набирали охапки палой листвы, несли домой прекрасные, печальные букеты, и сами пропитывались их горьким запахом…».

Возможно, летом пруды еще красивее. Но я люблю осень. Не потому, что очей очарованье, потому, что сквозь звуки листопада можно услышать пение осени. Над головой кружится желтый лист, а ты сидишь и слушаешь унылый, пахнущий прохладой мотив.

Таким мне виделся день 20 октября 2006 года. Таким он остался в памяти на всю жизнь.

Часы показывали двенадцать, когда я, покормив уток, занял место на скамейке под густой, раскидистой черешней. Говорят, дерево это посадил Олег Янковский. Возможно. Хотя какая разница, кто и когда посадил дерево: главное, что оно растет, и этим все сказано.

Вынул из портфеля ноутбук, посмотрел на небо.

Солнце, выглянув из-за туч, улыбнулось и тут же исчезло.

«Хорошая примета, – подумал я, – солнце радуется моему приезду».

Открыв компьютер, дождался, когда экран озарится голубоватым светом.

Я был готов начать вникать в суть появившихся на экране строк, как вдруг внимание мое привлек человек лет шестидесяти, высокий, подтянутый, – не заметить такого было трудно. Кашемировое пальто, кашне, брюки без единой морщины создавали ощущение, что идет мужчина не по усыпанной листвой дорожке, а по подиуму, демонстрируя одежду мэнов пенсионного возраста.

Олицетворяя мужское достоинство, мужчина приковывал внимание, заставляя думать: «насколько человек уверен в себе».

Отведя взгляд, я попытался заставить себя начать читать, но что-то подсказывало, что визуальным знакомством с человеком в пальто дело не закончится.

Чутье меня не обмануло: свернув с дорожки, мужчина направился в мою сторону.

Подойдя к скамейке, присел противоположный край. Вынув сигареты, закурил.

Облачко дыма, подхваченное ветром, устремилось в мою сторону.

Не подавая вида, что все в незнакомце интересно, я обратил взор к ноутбуку. Сконцентрировать внимание на тексте удалось не сразу, зато интерес к мужчине был потерян.

Так мне казалось, и не без основания. В течение минуты незнакомец будто был абстрагирован от остального мира, в то время как вокруг происходило много чего на что невозможно было не обратить внимание: суета детворы, копошащиеся в кучах листвы голуби, дворник, расчищающий дорожки метлой.

Закончив читать, я, оторвав взгляд от текста, глянул в сторону мужчины.

Тот будто ждал момента, когда можно будет задать вопрос.

И задал. Вопрос не нес в себе ничего особенного, в то же время лишал возможности находиться в придуманном мною мире.

–Это что, рукопись? – показав глазами на компьютер, произнес незнакомец.

– Да, – ответил я.

Мужчина, не поднимаясь, переместился в мою сторону. Пробежав глазами по тексту, снял очки.

– Вы писатель?

– Сочинитель, – поспешил уточнить я.

– И о чем же ваше сочинение?

– О преступниках, о работниках уголовного розыска.

– По-другому сказать, вы пишите детективы?

– Да, – ответил я

Улыбка коснулась губ незнакомца.

– И что, печатают?

– Не всегда и не все.

Мужчина, прищурив взгляд, глянул на нижнюю часть экрана.

– Тут написано: Кирилл Казанцев. Это ваша фамилия?

– Да, – ответил я.

– А в чем, собственно говоря, дело?

– Дело в том…

Поднявшись, незнакомец протянул руку.

– Будем знакомы. Мостовой Федор Николаевич. Генерал милиции.

Не найдя, что сказать, я ответил рукопожатием.

Новый знакомый, присев, показал глазами на ноутбук.

– Разрешите?

– Пожалуйста.

Читал генерал минуты полторы, не больше, после чего вернув ноутбук, задал вопрос, от которого мне стало не по себе:

– Роман написан вами или есть соавторы?

– Свои романы я пишу сам.

– И сколько их у вас?

– Четырнадцать.

– Отлично, – непонятно чему обрадовался генерал.

Тут меня будто прорвало.

– Простите! У вас ко мне дело?

Генерал улыбнулся.

– Предложение, от которого вы, как сочинитель, не сможете отказаться.

– Даже так?

–Даже так. Хочу рассказать историю, которая может послужить сюжетом к написанию нового романа. Все, что произошло со мной и моими товарищами, должно обрести слово. Не в виде мемуаров – в виде книги.

Перейдя на шепот, Мостовой вдруг начал говорить так, будто исповедовался.

– Честно сказать, я подумывал: «может самому…». Да вот беда: с сочинительством не в ладах. Стоит делу дойти до писанины – отчет или доклад – проблем возникает столько, что хочется бумагу рвать в клочья. Мыслей много, в словах – провал.

Заходившие под кожей желваки стали свидетелями того, что генерал говорил правду.

Оказавшись в растерянности, я не знал, что сказать. Начать расспрашивать – не хотелось казаться наивным. И я, чтобы не выглядеть потерявшимся в трех соснах, решил заполнить паузу действиями.

Запихать ноутбук в портфель было делом трех секунд.

Щелкнув замками, я собрался спросить, где и когда генерал сможет рассказать свою историю, как вдруг тот, глянув мне в глаза, произнес: «Так вы согласны?»

– Как можно согласиться, если не знаешь, о чем пойдет речь?

Мостовой, поднявшись, произнес: – «идемте!»

– Куда? – спросил я.

– Найдем место поуютнее.

Заметив в действиях моих неловкость, генерал нахмурил брови.

–Вас что-то смущает?

– Нет, – соврал я.

– Тогда почему сидим?

– Не знаю. Неожиданно все как-то…

– Неожиданно – когда голуби на голову гадят. Я же – предлагаю сотрудничество. Вы сюжеты для романов, где берете?

– Из головы.

– Я же предлагаю историю из жизни. Измените имена, добавите пару погонь, убийств – и бестселлер готов.

Убедительности в словах нового знакомого было столько, что у меня закружилась голова.

Беседа с генералом! Сюжет к новому роману! Что мог послать мне новый день такого, от чего у меня должно было захватить дух?! Ничего. Все, о чем я мечтал, он уже послал и послал с благоволения, выглянувшего из-за туч солнца.

Солнце не просто благоволило: по брызнувшим на ветки черешни лучам можно было подумать, что наступил Судный день. Судный день сочинителя, после которого я должен был перестать существовать как автор или написать такое, что позволит перейти из когорты сочинителей в когорту людей, знающих, о чем следует писать и как писать.

Кафе, в которое пригласил генерал, оказалось настолько уютным, что преследующая меня неловкость отошла на второй план.

Выбрав столик у окна, мы уединились, чтобы продолжить разговор о том, о чем я не имел ни малейшего представления.

Генерал спросил, как я отношусь к коньяку. Я ответил – положительно. После чего он, подозвав официанта, попросил принести бутылку самого дорого коньяка, не забыв добавить: «лимончик, что-нибудь закусить и кофе».

Пока выполняли заказ, мы сидели, глядя по сторонам.

Федор Николаевич думал о своем. Я же…? Не помню, о чем думал я. Сидел, ловя себя на мысли, что хочу разглядеть генерала так, как тот разглядывал меня.

Заказ принесли через пять минут. Официант хотел было начать разливать коньяк, Мостовой жестом дал понять, что справится сам.

Наполнив бокалы, произнес: «за знакомство!»

– За знакомство, – проговорил я.

Выпили. Федор Николаевич закурил.

Вместе с запахом дыма я вдыхал то, чему даже название придумать было трудно. Одухотворение и ожидание чего-то чрезвычайно важного захватили настолько, что, не зная, о чем пойдет речь, я готов был ко всему.

Генерал же вел себя так, будто читал меня, как полчаса назад читал отрывки из романа. Выкурив сигарету, не спеша затушил ту в пепельнице. Пригубив коньяк, взял в руки чашку с кофе. Ощущение было такое, что не собирается ни о чем рассказывать, в кафе притащил меня для того, чтобы не сидеть и не пить в одиночку.

Помню, даже возникла мысль: «может он и не генерал вовсе?»

Мостовой тем временем, вынув из кармана мобильник, положил перед собой.

Я собрался было напомнить по поводу обещанной истории, как вдруг Федор Николаевич, глянув сквозь меня, произнес:

– Все началось с того, что однажды в моем кабинете зазвонил телефон. Я поднял трубку.

Генерал сделал паузу.

– И что? – спросил я

– В трубке прозвучали слова, которые я ждал пятнадцать лет.

Глава 1. Дела давно минувших дней

Москва, Петровка, 38. Московский уголовный розыск.

Кабинет капитанов особого отдела МУРа – Гладышева и Черкашина.

Звонок телефона заставил Гладышева вздрогнуть.

– Алло!

Сжавшиеся в нить губы, а также направленный в глаза Матвея взгляд означали: звонили сверху. Начальник отдела или сам генерал. При той суровости духа, что присутствовала в характере Антона, тот, почему-то, когда речь заходила о чем-то серьезном, всегда отвечал по уставу: «Так точно! Есть! Разрешите приступить?» Вот и сейчас левая рука, опершись на стол, представляла собой что-то вроде шлагбаума. Короткие, подобно выстрелам, слова: «Есть поставить в известность Черкашина. Есть выехать на место преступления».

Будто на дворе война, невыполнение приказа – означало расстрел.

– Где? Кого? – дождавшись, когда Гладышев положит трубку, задал вопрос Матвей, заведомо зная, что ответ получит не сразу.

Антону потребовались секунды, чтобы, осмыслив, произнести: «Мытника убили».

– Натана Захаровича?

– Его самого. Женщина шла и увидела лежащего на земле мужчину. Подошла, а тот мертвый.

– Надо же, знаменитого на всю Россию коллекционера завалили.

В голосе Матвея можно было различить нотки озабоченности.

– Я тут недавно о Мытнике в одном модном журнале читал. Так там, так прямо и написано: «знаток живописи, специалист высочайшего класса».

– За что и пострадал.

В кабинете воцарилась тишина.

Не потому, что не было о чем поговорить. Скорее наоборот: слишком много нашлось места мыслям, чтобы вот так, с бухты-барахты, начать выражать те вслух.

Первым нарушил молчание Матвей.

– Как думаешь, убили за что-то или с целью?

– Думаю, с целью. Убивать Мытника за что-то – мотивов не могло быть в принципе. Не потому, что Натан Захарович кристально честный, наоборот: когда старик чудом вывернулся из истории, связанной с ограблениями музеев в девяностом, перестал подпускать к себе криминал даже на пушечный выстрел.

– Но ведь убили-то не дома, на улице.

– На улице, потому что попасть в дом к Мытнику нереально настолько, насколько нереально ограбить алмазный фонд. Убить могли из-за ключей.

– Ключей?

Удивление Черкашина переросло в недоумение.

– Зачем убийце ключи?

– Чтобы проникнуть в квартиру.

– Ерунда. Тройной контур сигнализаций, код которых знал только Мытник! Вспомни, сколько в прошлом году пришлось намучиться вневедомственной охране, когда Натан Захарович угодил на больничную койку. В квартире осталась собачка. Жители такой концерт райотделу закатили, что менты вынуждены были к еврею в больницу ехать. Прибыли, а он на проводах и трубочках. Попытались узнать коды замков…. Куда там – «не скажу и все». Пришлось специальный автомобиль вызывать. И что ты думаешь? Вместо благодарности Мытник потребовал, чтобы все, кто сопровождал, спустились на площадку ниже, и только когда сотрудники вневедомственной охраны ушли, открыл дверь. Собачонка выскочила, после чего еврей вернул замки в первоначальное положение.

– Будет над чем подумать, – произнеся это, Антон будто подводил черту.

– Что ты имеешь в виду? – не понял Черкашин.

– Мотивы.

– Мотивы?

– Да. И начать надо с родственников.

– С каких родственников? Мытник жил один.

– Тогда придется отрабатывать завистников и должников.

– Ты еще скажи любовниц и любовников.

– А что такого? У каждого есть завистники.

– У меня нет, – не смог сдержать улыбки Черкашин.

– Поэтому ты мент, а не коллекционер.

Пропустив укол, мимо ушей, Матвей озарился вопросом:

– Слушай. А может Мытника не убили? Умер человек естественной смертью…. Два инфаркта как-никак.

– Ага. Только до того, как издать последний вдох, выстрелил себе в спину из арбалета.

Улыбка Черкашина была похожа на улыбку манекена.

– Из арбалета говоришь?

– Из него родимого. С десяти метров, – произнес, будто пропел, Антон.

– Надо же, – покачал головой Матвей.

– Из арбалета в наше время! Это что, возвращение в средневековье? Или новое поколение выбирает оружие прошлого?

– И то и другое. Арбалет сегодня можно приобрести в любом охотничьем магазине. С оптическим прицелом и с механизмом натяжения стрелы. Я сам недавно такой в руках держал. Приставил к плечу, глаз от прицела не мог оторвать. Приобрел навык и вот вам, пожалуйста, готовый к работе киллер.

– Навык, говоришь? И где же его можно обрести?

– Не знаю. Может, в секции, какой.

– С них и начнем?

Глянув в окно, Черкашин сдернул со спинки стула куртку.

– Поехали. Надо осмотреть место убийства.

––

Бело-красная лента не позволяла зевакам приблизиться к месту преступления ближе, чем на тридцать метров. Выстроившиеся вдоль ограждения люди стояли, глядя, как мечутся по кустам эксперты, как осматривающий труп врач что-то говорит ассистентке. Та, записывая в журнал, кидает пронизанные страхом взгляды в сторону лежащего на боку убитого.

Первое, что заставило Гладышева и Черкашина удивиться, – чрезмерное скопление сотрудников разных ведомств: медики, представители районного отдела милиции, следователи прокуратуры, эксперты, охрана и, как водится в случаях особой важности, начальство.

Не утруждая себя объяснениями по поводу задержки, Антон и Матвей, обменявшись взглядами, решают: первое, что следует сделать – переговорить со следователями из районного отдела милиции, после чего перейти к обсуждению произошедшего с представителем прокуратуры.

Отыскав глазами фигуру майора, Гладышев подал жест Матвею.

– Вон топчется. Места себе не находит.

Воронцова Черкашин с Гладышевым знали давно, потому могли позволить себе общение с майором на равных. Шатенку же в длинном, почти до самых пят, пальто видели впервые.

– Ты ее знаешь? – Проговорил Антон, глядя в сторону стоявшей в шаге от майора незнакомки.

– Нет, – пожал плечами Матвей.

– Может, журналистка? Пронюхав про убийство, пытается вытянуть из Воронцова информацию.

– Непохоже. Слишком раскована.

– Тогда представитель эксперт-группы?

– Этих я знаю в лицо.

– Служителем правопорядка привет! – Произнес Антон, протягивая руку Воронцову, в то время, когда взгляд был направлен в сторону шатенки.

– А вот и Гладышев с Черкашиным!

Отвечая рукопожатием, майор показал глазами на стоявшую в стороне «Волгу».

– Начальство прибыло десять минут назад, что не есть хорошо. Убойный отдел на место преступления обязан прибыть первым.

– Ты, Михаил Юрьевич, прежде чем грузить, представил бы сначала даме, – парировал укол Воронцова Гладышев.

– Ах, да! – Засуетился майор.

– Знакомьтесь, наш новый сотрудник – Екатерина Васнецова. А это работники МУРа – капитан Гладышев и капитан Черкашин.

– Можно просто Антон и Матвей, – поспешил уточнить Гладышев.

Дождавшись окончания обмена рукопожатиями, Воронцов решил напомнить о долге службы.

– С чего начнем?

– С нашего несвоевременного прибытия, – ответил за себя и за Матвея Антон. После чего, переведя взгляд в сторону новой знакомой, добавил. —Вас, значит, к майору в подчинение?»

– В помощь, – без тени смущения произнесла Васнецова.

– В помощь? – недоумение на лице Гладышева отразило глубину вопроса.

– У районного отдела проблемы с мужским составом?

– Почему сразу проблемы? С мужским составом в отделе все в порядке.

Голос новой знакомой показался не по-женски жестким.

– Екатерина сама уговорила начальство перевести в наш отдел, – вынужден был вмешаться в разговор Воронцов.

– Пять рапортов подала. Руководство не решалось, неделю назад разродилось.

– Понятно, – подводя черту, улыбнулся Гладышев.

– Романтика, детективы, кино. Так сказать, «Улица разбитых фонарей».

– Вас что-то не устраивает?

Глянув Гладышеву в глаза, Екатерина сжала губы так, что те стали похожи на еле видимую нить.

– Бог с вами, Екатерина…

– Алексеевна.

– Мужское любопытство, не более того. Убийства, трупы, преступники. И вдруг вы – вся такая воздушная. В милицию случайно не из модельного агентства прибыли?

– Из него, конечно, откуда еще. Демонстрировала форму женщины-милиционера, как вдруг поступил звонок от генерала: «Так, мол, и так, Екатерина Алексеевна. Человека завалили, не поможете преступников изловить? А то сыщики из МУРа особо не торопятся».

– Так, все! Хватит! – Разрубив словом воздух, воскликнул майор. – Давайте по делу, а то меня в управлении ждут.

– По делу, так по делу! – Хлопнув по колену папкой, Гладышев глянул в сторону копошившихся возле трупа экспертов.

– Опросить кого-нибудь успели?

– Продавщицу из магазина, дворника, женщину, что обнаружила труп, – обменявшись с Воронцовым взглядом, ответила Екатерина.

– И что женщина?

– Говорит, шла мимо, увидела лежащего на земле человека. Испугалась, подняла крик.

– Понятно.

Глянув в сторону Матвея, Гладышев жестом дал понять, что хотел бы остаться с Екатериной наедине. Что оказалось, кстати, потому, как Черкашину не терпелось приступить к опросу свидетелей.

– Для продуктивности дела предлагаю разделиться, – произнеся это, Матвей сделал шаг в сторону Воронцова.

– Мы с майором навестим экспертов. Вы, Екатерина, с Гладышевым займетесь картиной убийства: кто, где, когда? Желательно в подробностях.

Собраться договорились через полчаса. Но так получилось, что майора вызвали в управление, и Черкашину пришлось беседовать с экспертами одному.

По возвращении Матвей нашел Гладышева и Васнецову, мирно беседующих на скамейке в двух десятках метров от места убийства. Машина скорой помощи увезла труп. Руководство районного отдела милиции сняло оцепление. И только обрывки красно-белой ленты напоминали о произошедшем как не вписывающемся в привычный образ жизни событии.

– Я вижу, понимание найдено?

Заняв место по правую от Екатерины руку, Матвей вопросительно глянул в сторону Гладышева.

Ответ прозвучал со стороны Васнецовой:

– По поводу выработки версии – да.

– Даже так. И сколько их?

– Две. Первая – Мытника убили с целью завладеть ключами от квартиры.

– Которые, как ни странно, оказались в правом кармане пиджака, – поспешил добавить Матвей.

– Да. Но это не дает права вычеркивать версию из списка.

– Основание?

– С ключей могли снять отпечатки.

– Если так, на ключах должны были остаться следы пластилина.

– Будем надеяться.

– Будем, – вынужден был согласиться Черкашин. – Пока же необходимо составить хронологию преступления и желательно по минутам. Натан Захарович выгуливал собачку в одно и то же время?

– В летнее – в девять, в зимнее – в восемь. Маршрут: сквер – магазин. По утверждению дворника, прогулка занимала около часа.

– И все это время Мытника сопровождала собачка?

– Да. Мопс палевого окраса. На ошейнике медальон с гравировкой клички собаки и адреса хозяина.

– Об этом тоже рассказал дворник?

– Соседка убитого – госпожа Павловская: шестьдесят три года, вдова, проживает этажом выше.

Удивившись, насколько много успела проделать старший лейтенант, Черкашин решил не показывать вида, как легко работается, когда не надо никого подгонять:

– Соседка – это хорошо, в тоже время хотелось бы вернуться к потерпевшему. Вы сказали, миновав сквер, Мытник направился в магазин?

– Да, – ковырнув ногой камень, Васнецова глянула в сторону Гладышева, – с годами прогулка переросла в ритуал: на протяжении многих лет один и тот же маршрут. Мытник дошел до магазина, купил продукты, перешел дорогу, огляделся, отстегнул поводок.

– Откуда такая точность?

– Продавец видела, как Мытник, вступив на переход, посмотрел налево, затем направо. Собака не хотела идти домой, старику пришлось тащить ту волоком.

– Собака – понятно. Что касается Натана Захаровича: продавщица не заметила никаких отклонений?

– Например?

Непонимание на лице Васнецовой отразилось настолько отчетливо, что Черкашину ничего не оставалось, как дать пояснение относительно заданного вопроса.

– Чрезмерное волнение, суета, учащенное дыхание?

– Нет. Вел себя как обычно.

– Круг общения проверить все равно придется. Хотя можно предугадать заранее: проверка ничего не даст.

– Почему?

– Потому что круга как такового не существовало. Знакомые коллекционера – люди, ведущие замкнутый образ жизни. Общение с милицией – все равно, что явка с повинной.

– И как быть?

– Никак. Пока не закончим, делать выводы преждевременно.

– Намек, чтобы я продолжила рассказ?

Слова Екатерины заставили Матвея улыбнуться.

– После того, как Мытник вышел из магазина, кто-нибудь еще его видел?

– Нет. Моросил дождь. Люди в непогоду предпочитают сидеть дома.

– Что, верно, то верно.

Не проронивший до этого ни единого слова, Гладышев будто ждал момента, когда будет позволено напомнить о себе.

– Москва – город большой. Тринадцать миллионов жителей, из которых два миллиона приезжих. Когда же дело доходит до убийства, все вдруг куда-то исчезают.

– Стечение обстоятельств, – позволил себе не согласиться Матвей. – Что означает: надеяться придется на самих себя. В лучшем случае – на случайного свидетеля. Слепого, глухого – неважно какого. Главное, чтобы было за что зацепиться.

– Вы забыли про стрелу, – сорвавшийся с уст Васнецовой полувопрос-полузамечание заставил Гладышева с Черкашиным переглянуться.

– Ошибаетесь, Екатерина Алексеевна, – ответил за себя и за Антона Матвей.

– Не забыли мы ни про стрелу, ни про, то, что Мытник был убит выстрелом из арбалета. Что касается напоминания… По глазам вижу: есть что-то, что должно если не поразить, то хотя бы удивить.

Васнецова, похолодев взглядом, изменилась в лице:

– Ничего конкретного, что могло бы дать пищу для размышления. Но есть что предположить.

– Например? – Принимая ответ в качестве аванса на будущее, проговорил Матвей.

– Мытник находился на половине пути, когда стрела ударила ему в спину. Так считают эксперты. Это дает нам право утверждать: выстрел был произведен…

– Из машины, – поспешил добавить Гладышев.

– Ответ неверный. Стреляя из машины, киллер рисковал. Стрела могла угодить Мытнику в бок. Стреляли в непосредственной близости – метров с двадцати. Убийца, покинув автомобиль, решил не догонять коллекционера. Встав в стойку, выстрелил потерпевшему в спину. Посему возникает вопрос: что, если Мытник узнал убийцу?

– Тогда придется выяснить, кого Мытник опасался больше всего.

– Каким образом можно узнать то, что было ведомо только потерпевшему и тому, кто совершил убийство? – Переведя взгляд с Черкашина на Гладышева, задала вопрос Екатерина.

– Враги убитого – единственное, за что можно зацепиться. Мытник, избегая встречи с человеком, грозившим смертью, не предпринял ничего в плане решения проблемы без привлечения закона. Договориться, откупиться.

– Откупиться?

Пробежавшая по губам Гладышева улыбка означала: относительно решения проблемы мирным путем у него иное мнение.

– Стоимость жизни, если и была озвучена, то точно составляла не сотню тысяч и не две. Минимум полмиллиона, и не рублей, а баксов.

По тому, как изменилось выражение лица Черкашина, доводы Антона угодили в цель.

– Может, ты и прав. Цена вопроса могла оказаться настолько высокой, что Мытник предпочел прятаться.

– И как это может отразиться на следствии?

Взгляд Васнецовой переместился с Черкашина на Гладышева.

– Появятся люди, цель которых была отомстить – появится шанс нащупать цепочку, соединяющую судьбу потерпевшего с судьбой киллера или того, кто за ним стоит.

– А мне кажется, все гораздо проще.

Подняв ветку, Екатерина начертила на асфальте круг, в центре которого нарисовала букву «М».

– «М» – Мытник.

Следом за буквой «М» появилась буква «К».

– «К» – киллер. Киллер убивает коллекционера, чтобы завладеть ключами. Ключи нужны, чтобы вынести из квартиры нечто ценное. Настолько ценное, что арбалетчик не побоялся пойти на преступление днем.