Попроси меня. Матриархат. Путь восхождения. Низость и вершина природы ступенчатости и ступень как аксиома существования царства свободы. Книга 7

Душа не видит в материи истины и потому обособляется от нее, сбрасывает ее, теряя таким образом значение души: «Материя в себе не имеет для души никакой истины; в качестве сущей-для-себя душа обособляется от своего непосредственного бытия и противопоставляет его себе в качестве телесности, не оказывающей внедрению в нее души никакого сопротивления. Душа, противопоставившая себе свое телесное бытие, снявшая его и определившая его как свое, потеряла значение души, непосредственности духа»158.

Душа в бытие воспринимает свое местонахождение как тюрьма, своим защитно-охранительным свойством, – которое есть бессознательное стремление к лучшему, например, отдернуть руку от огня, или сексуальное влечение к противоположному полу, – она разрывает тюремные рамки, правда душа и в тюрьме имеет свойства «я», но тюремное «я» отторгается охранительным свойством эталонного «Я»: «Поскольку душа достигает чувства этой ограниченности своей силы, она рефлектирует в себя и выбрасывает из себя телесность как нечто ей чуждое. Через эту рефлексию в себя дух завершает свое освобождение от формы бытия, дает себе форму сущности и становится „я“. Правда, душа, поскольку она есть субъективность и самостность, уже в себе есть „я“. Однако для действительности „я“ требуется больше, чем только непосредственная, природная субъективность души, ибо „я“ есть такое всеобщее, такое простое, которое в действительности существует только тогда, когда оно само себя имеет своим предметом, когда оно уже стало для-себя-бытием простого в простом, отношением всеобщего к всеобщему. Само к себе относящееся всеобщее не существует нигде, кроме как в „я“»159.

Освободившись от всего, душа стала тотальностью для себя, она включила в себя подчинением весь мир, и теперь наслаждается созерцанием «СЕБЯ»: « [Душа] преобразовала свое тело в отображение своей идеальности, своей свободы, и таким образом дошла до того, что стала существующим в «я», себя к самому себе относящим, индивидуально определенным всеобщим, некоторой от телесности освобожденной, для-себя-сущей, абстрактной целокупностью. В то время как в сфере только ощущающей души наша самость проявляется в форме гения, в качестве некоторой, на налично-сущую индивидуальность только как извне и в то же время только как изнутри действующей силы; в это время на достигнутой таким образом ступени развития души наша самость, напротив, как было показано выше, осуществила себя в наличном бытии души, в ее телесности и, наоборот, в себе самой положила бытие; так что теперь наша самость, или «я», в своем другом созерцает самое себя и есть это само созерцание»160.

«Свобода есть лишь там, где нет для меня ничего другого, что не было бы мною самим»161.

Гегель указывает, что состояние свободы есть феномен превращение во всеобщее, из «я» стать «Я», т.е., по Гегелю, стать Истинной-Абсолютом, что в действительности означает превратиться в Бога: «Природа не доходит до осознания νοῡς; только человек удваивает себя таким образом, что он есть всеобщее для всеобщего. Это имеет место прежде всего тогда, когда человек знает себя как „я“. Говоря „я“, я разумею себя как это единичное, совершенно определенное лицо. Однако на самом деле я этим не высказываю о себе никакого особенного предиката. „Я“ есть также и всякий другой, и, поскольку я обозначаю себя как „я“, я, правда, разумею себя, этого единичного человека, однако высказываю вместе с тем совершенно всеобщее. „Я“ есть чистое для-себя-бытие, в котором все особенное подверглось отрицанию и снятию. „Я“ есть последняя, простая и чистая сущность сознания. Мы можем сказать: „я“ и мышление есть одно и то же; или более определенно: „я“ есть мышление как мыслящее. То, что есть в моем сознании, есть для меня. „Я“ есть пустота, приемник (das Rezeptakulum) всего, для которого все существует и который все сохраняет в себе. Человек есть целый мир представлений, погребенных в ночи „я“. Таким образом, „я“ есть всеобщее, в котором абстрагируются от всего особенного, но в котором вместе с тем все заключено в скрытом виде. Оно есть поэтому не чисто абстрактная всеобщность, а всеобщность, которая содержит в себе все»162.

Но «всё», т.е. «Истина» – «Абсолют», есть «ничто»: «Бытие, как таковое, не есть нечто непосредственное и окончательное, а, наоборот, подлежа диалектике, переходит в свою противоположность, которая, взятая также непосредственно, есть ничто. Остается, таким образом, верным, что бытие есть первая чистая мысль и с чего бы прочего ни начинали, с «я» = «я», с абсолютного безразличия или даже с самого бога, – это прочее есть лишь представление, а не мысль, и, взятое как содержание мысли, оно есть именно лишь бытие.

Это чистое бытие есть чистая абстракция и, следовательно, абсолютно-отрицательное, которое, взятое также непосредственно, есть ничто. <…>

Каждое дальнейшее значение, которое они получают, должно поэтому рассматриваться лишь как более точная спецификация и более истинное определение абсолютного; такая спецификация более не представляет собой пустой абстракции, подобно бытию и ничто, а есть некое конкретное, в котором оба, бытие и ничто, суть моменты. – Высшей формой ничто, как взятого отдельно принципа, была бы свобода, но свобода есть отрицательность, лишь постольку она углубляется в себя, чтобы достигнуть величайшей интенсивности, а сама по себе есть утверждение, и как раз абсолютное утверждение»163.

Задача духа состоит в достижении истины, которая есть свобода, которая осуществляется слиянием понятий своего положения (бытия) с непосредственно собой (сделать «я» и окружение «я» однородным, в плане окружение стало мной): «Цель духа как сознания состоит в том, чтобы это свое явление сделать тождественным со своей сущностью, поднять достоверность самого себя до истины».164

Очищение на пути к свободе есть борьба за свободу: «Только посредством борьбы, следовательно, может быть завоевана свобода; однако заверения в том, что обладаешь свободой, для этого недостаточно»165.

«Борьба за признание идет, следовательно, на жизнь и смерть»166.

«Только тем, что человек как себя самого, так и других подвергает смертельной опасности, он доказывает на этой стадии свою способность к свободе»167. Эта мысль Гегеля перекликается с языческим поверием о том, где властитель в представлении своей «Небесной» избранности, а в данном случае положения свободы общества, способен лишить жизни, а в данном случае отправить на смерть за высокую идею, большое, или как можно большее количество людей.

Результатом борьбы является свободное самосознание: «Результат борьбы за признание, полученный благодаря понятию духа, есть всеобщее самосознание… т.е. то свободное самосознание по отношению к которому предметное для него другое самосознание не является больше… несвободным, но есть в равной мере самостоятельное»168.

«Знающая истина есть дух»169.

«Свободный дух должен быть познан как сама себя знающая истина»170.

Дух отягощен офизичиванием, но разум не имеет ограничения. Разум посылает себя знанию духа, ниспускаясь на вынужденное ограничение себя. В тоже время разум есть вечное движение, стремящееся преодолеть любые ограничения: «Конечность духа следует поэтому полагать в том, что знание не овладевает в-себе-и-для-себя-бытием своего разума, или в такой же мере в том, что разум не может довести себя в знании до полного своего обнаружения. Разум лишь постольку бесконечная свобода, поскольку он свобода абсолютная, поэтому он предпосылает себя своему знанию и этим себя ограничивает, и в то же время он есть вечное движение, направленное к тому, чтобы снять эту непосредственность, самого себя понимать и быть знанием разума»171.

Дух обременен связями с формами более низших степеней, поэтому он находится в позиции ограничения. Чтобы стать свободным дух должен освободиться от всего низшего, удерживающего его, ибо ограниченный дух не достиг цели равенства с его окружавшим бытием, его подчинения себе, поэтому вынужден подчиняться окружающему бытию: «Но в своей непосредственности дух… не есть еще истинный дух; на этой стадии его существование скорее не находится еще в абсолютном согласовании с его понятием, с божественным первообразом, – божественное есть здесь еще только подлежащая своему полному выявлению сущность. Следовательно, непосредственно дух не овладел еще своим понятием, – он только есть разумное знание, – но он еще не знает себя в качестве такового. Таким образом, дух… первоначально представляет собой только неопределенную достоверность разума, единства субъективного и объективного. Здесь ему еще недостает поэтому определенного познания разумности предмета. Чтобы ее достигнуть, дух должен освободить в себе разумный предмет от связанной с ним первоначально формы случайности, единичности и внешности и тем самым сделать себя свободным от отношения к чему-то для него другому. Путь этого освобождения и составляет конечную форму духа. Ибо пока этот конечный дух не достиг еще своей цели, он еще не знает себя как абсолютно тождественного со своим предметом, но находит себя ограниченным этим последним»172.

Борьба за свободу является божественным промыслом, служащее необходимым движением вечному духа, в движении от «все» к «ничто», и обратно, принимающего форму души, и тем самым ограничивающий себя: «Это борение с конечным, это преодоление предела есть печать божественного на человеческом духе и образует необходимую ступень вечного духа. Поэтому разговоры о пределах разума еще более нелепы, чем разговоры о деревянном железе. Это сам бесконечный дух предпосылает себя самому себе в качестве души, как и в качестве сознания, и тем самыми делает себя конечным»173.

Мир есть ступенчатость, где более высшая ступень владеет низшей: «Подобно тому как сознание имеет своим предметом предшествующую себе ступень – природную душу, так и дух имеет или, скорее, делает сознание своим предметом»174.

У воли цель – свобода. Но первоначально воля свободна только по отношению к себе. Когда воля ставит цель свободы, она входит в состояние развития, входит в состояние всеобщности. Это достигается следующим образом. В движение к свободе воля подчиняет разнородные формы к всеобщему, т.е. к себе, что происходит посредству защитно-охранительного действия – произвола, что является лучшим состоянием для «Я». Но поскольку сама по себе воля и ее стремление к свободе через произвол являются неистинными факторами (сами по себе не являются свободой), то в соединении они (трое) образуют «всеобщее», достигают основную цель развития духа: «Первоначально воля свободна только в себе, или по своему понятию. К идее свободы относится, например, то, что воля своим содержанием и целью делает свое же понятие – самое свободу. Когда воля делает это, она становится объективным духом, созидает себе мир своей свободы и своему истинному содержанию дает тем самым самостоятельное наличное бытие. Но этой цели воля достигает только тем, что она ликвидирует свою единичность, что она развивает свою в этой единичности только в себя сущую всеобщность до степени в себе и для себя всеобщего содержания. / Следующий шаг на этом пути воля делает, поскольку она 2) в качестве влечения продвигается к тому, чтобы только данное в чувстве согласование своей внутренней определенности с объективностью превратить в такое, которое впервые должно быть положено ею самой. / Дальнейшее развитие 3) состоит в том, что особые влечения подчиняются всеобщему – счастью (Glückseligkeit). Так как, однако, эта всеобщность есть только всеобщность рефлексии, – то по отношению к особенности влечений она остается чем-то внешним и к этому особенному относится лишь через посредство совершенно абстрактной единичной воли – через произвол. / Как неопределенная всеобщность счастья, так и непосредственная особенность влечений и абстрактная единичность произвола в своей взаимной внешности являются чем-то неистинным и потому все вместе сходятся в конкретно-всеобщее, в понятие свободы, волящей воли; эта воля, как уже было замечено, составляет цель развития практического духа»175.

Зло есть несоответствие между существующим и степенью ожидания, у которого к тому же имеется много целей, увеличивающие этот разрыв, зло: «Зло есть не что иное, как несоответствие между бытием и долженствованием. Это долженствование имеет много значений, и так как случайные цели равным образом имеют форму должного, то их бесконечно много»176.

Исследование борьбы за свободу форм и взаимное подчинение их на этом пути, как непреложный фактор развития свободы, выявляет неслучайный и непроизвольный характер этого процесса: «Исследование о том, каковы же именно добрые, разумные склонности и каково их взаимное подчинение превращается в выяснение того, какие отношения порождаются духом, поскольку он развивается как объективный дух, – развитие, в котором содержание самоопределения теряет случайность и произвольный характер. Рассмотрение влечений, склонностей и страстей с точки зрения их истинного содержания представляет собой поэтому учение о правовых, моральных и нравственных обязанностях»177.

Дух есть воля и идея. Идея проявляется в воле, которая занимается деятельностью тем, что полагает и развивает идею образом бытия. Таким образом, бытие есть действительность духа: «Дух есть прежде всего разумная воля вообще, или в себе, идея и потому только понятие абсолютного духа… Идея проявляется… только в воле, которая есть конечная воля, но представляет собой деятельность, состоящую в том, чтобы эту идею развить и полагать ее саморазвивающееся содержание как существование, каковое в качестве наличного бытия идеи есть действительность – объективный дух»178.

Для духа понятия свобода и развитие является синонимами, которые выступают конечными целями, и раскрытие которых стоит целью философского познания: «В ходе развития духа (а дух и есть то, что не только витает над историей, как над водами, но действует в ней и составляет ее единственный двигатель) свобода, т.е. развитие, определенное самим понятием духа, является определяющим началом и только понятие о духе является для него конечной целью, т.е. истиной, так как дух есть сознание, или, другими словами, что в истории существует разум, – с одной стороны, следует считать по крайней мере убедительным предположением, с другой же стороны – это есть философское познание»179.

Освобождение духа есть право каждого народа, сознание которого находиться на той или иной ступени развития, которое дает ему право либо подчинять другие народы своей воле, либо самому быть подчиненным. Однако в «единстве противоположностей» господствующий не вечно господствует, но наступит время, когда и над господствующим твориться суд: «Это освобождение духа, в котором он стремится придти к самому себе и осуществить свою истину, а также дело своего освобождения, есть величайшее и абсолютное право. Самосознание отдельного народа является носителем данной ступени развития всеобщего духа в его наличном бытии и той объективной действительностью, в которую он влагает свою волю. По отношению к этой абсолютной воле воля других отдельных народных духов бесправна, упомянутый же выше народ господствует над всем миром. Но абсолютная воля выходит и за пределы также своего, в этот момент имеющегося у нее, достояния, преодолевает его как некоторую особую ступень и затем предоставляет этот народ его случайной судьбе, творя над ним суд»180.

Читая сочинения Гегеля, наталкиваешься на феномен противоречия, когда нормальный человек, с нормальной логикой соображения, в своих воззрениях превращается в используемый объект дьявола, причем он сам этого даже не замечает. И этому есть вполне конкретное объяснение. Основной задачей любой философии, в том числе и Гегеля, является раскрытие глобальных закономерностей природы. У Гегеля, как в общем и у всех остальных философов, таковой закономерностью стало мировоззрение свободы: мир в своей сути несвободен, но его дух стремиться к свободе. Поэтому за аксиому было взято положение свободы, ее неотъемлемые свойства «единство противоположностей», ступенчатость, и движение по этим ступеням, т.н. развитие. По этому поводу Гегель даже приводит слова Христа: «Истина, как сказал уже Христос, делает дух свободным; свобода делает его истинным»181. Борьба за свободу по Гегелю является высшим нравственным идеалом: «Недостаточно указать вообще, что духовная жизнь составляет один из основных моментов существования нашего государства, мы должны, кроме того, сказать, что здесь получила свое более высокое начало та великая борьба, которую народ в единении со своим государем вел за независимость, за уничтожение чужой бездушной тирании и за духовную свободу. Эта борьба была делом нравственной мощи духа, который, почувствовав свою силу, поднял свой стяг и сделал это свое чувство силой действительности…»182

Поставив целью свободу, все остальные бредовые, нацеленные на самоуничтожение и разрушение всего действия вытекают логическими выводами, а литературная фантазия делает путь следования на личный и мировой эшафот картиной умиротворения задористой красочности.

Рассматривая бытие с точки зрения свободы и, соответственно, развития, Гегель, как часть процесса всеобщего развития, не мог не рассматривать свою натуру с точки зрения этого же развития. Поэтому, наделенный Богом фантазией и ораторством (но употребляя дар в области мистицизма, утверждая духовное, Бога-Творца в его философии нет), а также проявив труд по изучению ранних философов, все это саккумулировав, что-то выкинув, что-то представив под другом углом зрения (в частности, в термине «единство противоположностей» вдумался в название «противоположность», и вывел более правдоподобную формулировку «борьба противоположностей», хотя, что борьба, что единство, в системе «противоположностей» это одно и тоже), у него не могло не возникнуть впечатление, что он способен на более полное объяснение закономерностей Бытия, ибо, пишет Гегель: «Самооткровение есть некоторое вообще присущее духу определение»183. То есть, чем больше человек развивается, тем больше у него появляется способностей.

«Самосознание, будучи, таким образом, выражением достоверности того, что его определения в такой же степени предметны, – представляют собой определения сущности вещей, – в какой они являются его собственными мыслями, – есть разум, который, в качестве такового тождества, есть не только абсолютная субстанция, но и истина в смысле знания»184. То есть, самосознание есть разум, а разум есть Истина.

Поэтому немудрено, что Гегель замахнулся даже на познание природы Истины. «Но доступно ли нам познание истины? Кажется, как будто, что есть какое-то несоответствие между ограниченным человеком и сущей в себе и для себя истиной. Возникает вопрос, где мост между конечным и бесконечным? Бог есть истина; как нам познать его? Добродетель смирения и скромности как будто находится в противоречии с таким предприятием. Но часто задают также вопрос: может ли быть познана истина? – лишь для того, чтобы найти оправдание дальнейшей жизни в пошлости своих конечных целей. Такому смирению грош цена. Впрочем, вопрос, как могу я, жалкий земной червь, познать истину, отошел в прошлое; его место заняли гордыня и самомнение, и теперь люди воображают, что они непосредственно находятся в истинном»185.

На свой вопрос Гегель дает двойственный ответ: «Бытие абсолютно опосредствовано; – оно есть субстанциальное содержание, которое столько же непосредственно есть достояние „я“, обладает характером самости (selbstisch) или есть понятие»186. Более простым языком эта фраза означает: Бытие абсолютно непостижимо; в нем присутствует (его поддерживает) субстанция, которая скорее напоминает личность, обладающая своим «я», имеет сущность определенности.

«Мы должны рассматривать природу как систему ступеней, – пишет Гегель по поводу устройства Бытия, – каждая из которых необходимо вытекает из другой и является ближайшей истиной той, из которой она проистекала187, причем однако здесь нет естественного, физического процесса порождения, а есть лишь порождение в лоне внутренней идеи, составляющей основу природы. Метаморфозе подвергается лишь понятия как таковое, так как лишь его изменения представляют собою развитие»188. Эта фраза означает: Природа предстает перед нами формой развития систем, причем само развитие напоминает (плавно-скачуще) движение по ступеням, в каждой из которых сокрыта суть ближайших ступеней, причем основу природы составляет внутренняя идея, ее изменение, или, точнее сказать, ее стремление и приводит к развитию на внешнем уровне, что является отображением ее сути.

Несмотря на кажущуюся ясность фразы, сам Гегель очень противоречиво излагает свои мысли, указывая, что мы должны рассматривать природу как форму развития систем ступенчатым образом, а дальше получается, что это иллюзия, поскольку основу природы составляет внутренняя идея. Таким образом, по Гегелю следует подразумевать и то и другое одновременно. Эта двойственность взглядов объясняется положением «единства противоположностей», отчего внутреннее и внешнее сливается, что непременно приводит уже к следующей идее – единства всего существующего, именно это положение становилось сращивающим моментом, двигателем в числительно-ступенчатой системе развития, что вело человека еще дальше, к революционному на тот момент времени взгляду – глобального саморазвития сил природы.

Наконец, Гегель открывает завесу фактора движения принципа развития: «Мысли становятся текучими, когда чистое мышление, эта внутренняя непосредственность, познает себя как момент, или когда чистая достоверность его самого абстрагируется от себя, – не отбрасывает себя, не устраняет себя, а отказывается от фиксированности своего самополагания: как от фиксированности того чистого конкретного, которое есть само „я“ в противоположность различаемому содержанию, так и от фиксированности того, что различено и что, будучи установлено в стихии чистого мышления, участвует в названной безусловности „я“. Благодаря этому движению чистые мысли становятся понятиями и суть лишь то, что они поистине суть – самодвижения, круги, то, что составляют их субстанцию, духовные существенности»189.

Простым языком это означает. В этом мире все одухотворено, включая мысли индивидуумов. То есть мысль имеет душу (что-то нечто офизиченное). А поскольку каждая ступень несет в себе качество ближайшей степени, то, фактически, все это суть одно, каждый элемент природы одухотворенный, а каждый дух имеет мыслительный феномен, и поэтому в низших формах уже заложен образ высших. Поскольку же мысли, в состоянии своей истинности, обретают свойства самодвижения, и вообще они всегда движутся, а в состояние истинности приобретают свойство колоссального движения, то они, процессом воздействия на более низшую, внешнюю, форму, передают это движение, и само движение обретает таким образом более офизиченную индивидуальность. Это есть объяснение феномена движения от величины к величине – «скачка».

Далее Гегель пишет: «Внутреннее возникновение или становление субстанции есть прямо переход во внешнее или в наличное бытие, в бытие для другого, и, наоборот, становление наличного бытия есть возвращение в сущность. Движение есть двойной процесс и становление целого в том смысле, что в одно и то же время каждое полагает другое и каждому поэтому присуще и то и другое как два аспекта; совместно они составляют целое благодаря тому, что они сами себя растворяют и превращают себя в моменты»190.

Другими словами это означает: целое состоит из внешнего и внутреннего, и движение целого, таким образом, есть процесс этих двух природ, каждая из которой не может существовать без другой; совместными усилиями они производят изменение тем, что они сами растворяют свою субстанционность, превращаясь в текучие моменты.

«Природа есть, правда, непосредственность, но как другое духа она есть в такой же мере и нечто лишь относительное и, стало быть, как такая отрицательность нечто лишь положенное. Мощь свободного духа состоит в том, что он снимает эту отрицательность; он существует так же до, как и после природы, а не только в качестве ее метафизической идеи. Будучи целью природы, он именно поэтому предшествует ей, она вышла из него, но не эмпирически, а так, что он, предпосылающий ее себе, уже всегда содержится в ней. Но его бесконечная свобода отпускает ее на волю и представляет обращенную против нее деятельность идеи как внутреннюю необходимость самой природы, подобно тому как свободный человек уверен в том, что в его действиях выражается деятельность мира. Стало быть, дух, вначале сам выходящий из непосредственности, а затем абстрактно постигающий себя, хочет освободить самого себя, образуя из себя природу; эта деятельность духа есть философия»191.