Гармония клинка и струн

– Вы упомянули о своей наставнице, – неожиданно сказал музыкант.

– А? – Джи очнулся, отвлекшись от разглядывания собеседника. – Да, моя наставница – Покровительница Ло Фэй.

Пиала Энлэя чуть не выскользнула у него из рук:

– Ло Фэй?! Та самая бессмертная, которой четыреста лет?!

– Ага, – довольно ухмыльнулся Джи. – Она обучает меня с самого моего рождения.

– Я слышал, что она правит островами, но не мог представить, что у нее есть ученики, – пробормотал Энлэй. – Это большая честь. Не каждый достоен брать уроки у бессмертных.

– Да? – Джингшен захлопал ресницами. – Тогда жители моей родины – самые достойные люди в Шанлу. Наставница много веков назад основала городскую школу, в которой обучает всех детей островов.

– Теперь я правда жалею, что не родился на Туманных островах. – Уголки губ Энлэя приподнялись в улыбке, но взгляд стал еще печальнее.

– А вы всю жизнь живете в Дэнлуне? – поинтересовался Джингшен.

– Нет, я из Анли. Здесь легче заработать… – Энлэй помрачнел, словно не хотел говорить на эту тему.

– Ясно, – кивнул Джингшен. За свою жизнь он научился понимать, когда не стоит о чем-то расспрашивать, а когда следует проявить настойчивость. – Ваша музыка достойна высших похвал! Когда можно будет послушать ее снова?

– Приходите сюда послезавтра. – Музыкант смущенно, но искренне улыбнулся. Он был очень рад, что кто-то наконец оценил его талант по достоинству.

Юноши говорили, пока на дне чайника не остались только засушенные цветы розы и гибискуса, и им показалось, что они знают друг друга уже очень давно. Чайная опустела. Последний гость сидел в углу зала и, откинувшись на резную спинку стула, допивал свой чай.

– Уже поздно, пора домой. – Энлэй встал, зашуршав складками штанов.

Только сейчас Джингшен вспомнил, что так и не нашел место для ночлега.

– Подождите! Вы не знаете, где здесь ближайшая гостиница? – спросил он.

Энлэй сосредоточенно нахмурился:

– В западном квартале. Почти все гостиницы находятся там.

– Мне что, нужно идти через весь город?! – Джингшен схватился за столешницу и приподнялся на стуле. – Ну почему?! – застонал он. – Пока я дойду, перевалит за полночь, а сил совсем нет. Может, переночевать в каком-нибудь саду? Погода еще теплая.

Музыкант задумался:

– Вы можете переночевать у меня. Я живу неподалеку, на восточном берегу. Это лучше, чем сад, но хуже, чем гостиница. Мой дом… очень скромен.

– Спасибо, – выдохнул Джи со счастливой улыбкой. – Надеюсь, кровать в вашем доме мягче, чем койка на корабле.

– Никогда не плавал на корабле, но думаю, что да, – усмехнулся Энлэй.

Джингшен заплатил за чай и суп, пока Энлэй разговаривал о чем-то с хозяином чайного дома – должно быть, он получил плату за свое выступление.

Когда они вышли на улицу, время давно перевалило за час Свиньи[10]. Фонарики покачивались на ветру, отбрасывая на лица юношей малиновые отсветы. Энлэй прижал к себе цитру и, подав знак Джи, повернул направо. Стук их обуви – кожаных сапог и черных матерчатых туфель – эхом отражался от стен домов затихшего города. Была середина недели, на следующий день горожанам снова нужно было рано вставать – ловить рыбу, торговать на рынке, обслуживать доки, – и юношам встретились только несколько задержавшихся в чайном квартале гуляк.

Вскоре они подошли к длинной террасе, по бокам которой росли деревья. Листья сверкали в свете полной луны, напоминая россыпь серебряных монет. Перейдя пару улочек, юноши вышли к окраине Дэнлуна. Квартал закончился высокими воротами, украшенными резьбой в виде птиц. За ними спускалась к берегу каменная лестница.

Преодолев последние ступени, слегка запыхавшиеся, они оказались на поросшей травой площадке, чуть дальше были видны песчаный пляж и небольшая хижина.

– Это ваш дом? – спросил Джи, когда до него оставалось несколько десятков шагов. Луна светила путникам в глаза, из-за чего постройку, скрытую в тени, было трудно разглядеть. Песок вперемешку с мелкой галькой шуршал у них под ногами.

– Да, – кивнул Энлэй. В ночном свете он казался еще бледнее. – Когда придем, придумаем, где уложить вас спать. Будете чай?

– Конечно! А есть… – Джингшен удивленно уставился на лачугу с соломенной крышей. Окна и дверь немного покосились, а одна из досок отвалилась, и хозяин прислонил ее к боковой стене. Даже в темноте можно было заметить, что она совсем старая.

– Что? – спросил Энлэй, прищурившись. – Я предупреждал, что мой дом хуже гостиницы. Но я не возьму с вас денег за ночлег. Не спешите с выводами: внутри уютнее, чем снаружи.

– Все хорошо. Но почему такой талантливый музыкант, как вы, живет в таком месте?

Энлэй насупился:

– Я приехал в Дэнлун в начале весны. Первое время было трудно договориться выступать в чайных домах, приходилось играть на площади и возле рынка, как попрошайка… У меня почти не осталось денег, те, что я зарабатывал, уходили на еду и достойную одежду, – он встряхнул длинным рукавом. – Сейчас я пытаюсь накопить на самый дешевый дом в городе. Но на это понадобится много лет, и временно я живу в этой заброшенной хижине. До меня здесь жил старый рыбак, и после его смерти она пустует. Никто не знает, что теперь здесь обитаю я. И хорошо, – Энлэй перешел на шепот. – Никто не приходит собирать налоги.

Джингшен, сбитый с толку рассказом музыканта, вошел за ним внутрь. Дом состоял из двух комнат: в одной была кухня с очагом и низким маленьким столиком, а в другой стояли широкая кровать и шкаф. Украшения, картины и ширмы, к которым привык Джи в доме Ло Фэй, отсутствовали. Фонарь заменяла единственная зажженная Энлэем тонкая свеча, и тень от ее пламени колыхалась и плясала на деревянных досках.

– Как вы будете жить здесь зимой? Не замерзнете? – с тревогой спросил Джи, бросая свой мешок на пол спальни. – И где ваши родители?

– Я уже купил теплую одежду и одеяла. А родители… – Энлэй, стоя в проходе спиной к Джингшену, некоторое время помолчал. – Они остались в Анли. Я сам зарабатываю себе на жизнь. Пойду вскипячу воды и сделаю чай, – сбивчиво, словно торопясь, добавил он.

Юноша ушел, оставив Джингшена сидеть в полумраке комнаты. Сквозь просвет между занавесками были видны холмы, возвышающиеся за городом, и склоны горы Дракона. У Джингшена было много вопросов к любезно приютившему его музыканту. Но тон Энлэя явно намекал, что на некоторые темы он говорить не хочет. Почему талантливый молодой человек уехал из своего родного города, где он тоже мог заработать и где у него есть семья и дом? Почему он предпочитает жить в бедности и одиночестве в разваливающейся хижине на берегу моря? Что привело к этому?

Пока Джи размышлял, из кухни послышался голос Энлэя:

– Идите сюда, пора подкрепиться.

На столе лежали засохшая лепешка и пара яблок. Джингшен сел напротив юноши на покрытую слоем пыли соломенную циновку и посмотрел на него. Свеча отбрасывала тень на лицо музыканта. Сейчас, когда они находились не в изысканно обставленном зале чайной, а в деревянной лачуге, и было слышно только, как тихо шумят волны и кричит какая-то ночная птица, Энлэй выглядел не вдохновленным, а уставшим и одиноким: в обычный жизни, вне выступлений, он снимал свою сценическую маску.

– Держите. – Энлэй придвинул к нему пиалу. – Обычный зеленый чай.

Сделав глоток, Джингшен почувствовал горьковатый вкус трав. При мыслях о новом знакомом у него сжималось сердце. Ему казалось несправедливым, что такой вежливый, способный юноша почему-то вынужден жить в старом доме и питаться дешевой едой.

Они молча поделили лепешку. Хотя она была черствой, внутри тесто еще сохраняло мягкость.

– Давайте перейдем на «ты», – внезапно сказал Джи, прервав молчание. – Мы же теперь друзья?

– Что? Да… Наверное, да. – Энлэй отвел глаза и попытался улыбнуться. Улыбка вышла неуверенной, словно он сомневался. – Можем на «ты».

– Отлично! – обрадовался Джи. – Где мне лечь? В комнате только одна кровать.

– Я посплю на полу, – вздохнул Энлэй.

– Нет, так не пойдет! Тогда давай ляжем вдвоем, кровать широкая. Не переживай, я быстро засыпаю и не ворочаюсь во сне, – засмеялся Джингшен. – Наставница завидует мне. Она часто страдает бессонницей.

– Если бы я прожил на этом свете несколько сотен лет, тоже страдал бы ею, – пробормотал музыкант, заслонив лицо за пиалой.

Перекусив, юноши сняли обувь и улеглись по разные стороны кровати. Постель была значительно мягче, чем на корабле. Джи казалось, что Энлэй чувствует себя неуютно: он сдвинулся на самый край и лежал, не двигаясь.

– Я тут подумал, – осторожно начал Джингшен, перевернувшись на спину, – разве за твою чудесную музыку тебе не должны платить огромные суммы? Золотыми монетами!

Энлэй дернул плечом и печально усмехнулся:

– Понимаешь, людей, которые готовы оценить музыку так же высоко, как ты, немного. Как бы хорошо ты ни играл, тебе будут платить столько же, сколько остальным. – Энлэй помолчал. – По-моему, ты мне льстишь, Джингшен. Неужели тебе правда нравится моя игра?

– Очень нравится! – Джи резко сел и повернулся к Энлэю. – Это самое прекрасное, что я когда-либо слышал. Я бы с удовольствием остался в Дэнлуне и каждый день приходил тебя слушать!

Энлэй перевернулся на другой бок. Его темные глаза блеснули в лунном свете надеждой.

– Рад слышать. А почему бы… – он закусил губу, раздумывая, – тебе не остаться?

– Я не могу здесь задерживаться, – грустно улыбнулся Джингшен. – Мне нужно найти отца.

– Зачем тебе его искать? Что с ним случилось?

– Я хочу найти его, чтобы узнать, кто я такой. – Джингшен пока не мог рассказать, что он сын бессмертного. – Мои родители познакомились в Джучжи. Они влюбились друг в друга и много времени проводили вместе. Но неожиданно отец попросил маму уехать, ничего ей не объяснив, но пообещав, что потом приедет на Туманные острова. По пути домой мама узнала, что беременна. И вот прошло уже… – Джи запнулся, – двадцать лет, а отец так и не приехал.

– А твоя мама не хочет сама найти его? Она писала ему?

– Да, писала, но ответа не было. Мама умерла пять лет назад.

Энлэй вздрогнул и отвел глаза:

– О… Извини. Я очень тебе сочувствую.

– Все в порядке. Она прожила хорошую жизнь.

– А сколько ей было?

– Семьдесят.

– Она что, родила тебя в пятьдесят?! – удивился Энлэй.

– А… эм… – Джи смутился, не зная, как выкрутиться. – Не все заводят семью в молодости.

Энлэй покачал головой и повернулся обратно к стене:

– Понятно. А ты не думал, что твой отец тоже мог умереть?

– Конечно, нет! Он точно жив.

– Разве он не должен быть таким же старым?

– Не знаю, – как можно беззаботнее засмеялся Джингшен, мысленно обругав себя за неосторожность. Не так просто признаться, что именно от отца ему передалась вечная молодость. – Просто уверен, что он жив.

– Хотел бы я быть таким же оптимистом, – вздохнул Энлэй. – Желаю тебе удачи. А теперь давай спать, я очень устал.

Палочка благовоний не успела бы сгореть к тому времени[11], как Джингшен безмятежно засопел, и Энлэй понял, почему наставница ему завидовала.

Глава 3. Тридцать девятая гексаграмма

Утром Джи проснулся от холода. Во сне он случайно скинул с себя покрывало, и ветер, задувавший сквозь щели в досках, неприятно пробирался за шиворот. Подняв голову с подушки, он увидел, что его правая рука раскинулась на полкровати, а Энлэй, завернувшись в одеяло с головой, чуть не падает на пол. Новый друг спал, беспокойно двигая глазами под веками и время от времени поджимая губы и хмурясь. Джи решил, что ему снится не очень приятный сон.

Он тихо встал, натянул алое ханьфу и вышел на кухню, прикрыв за собой дверь. В ожидании, пока встанет хозяин дома, Джи снова открыл книгу сказаний об императоре Топазе. Через час из спальни донеслось шуршание, и вышел заспанный Энлэй.

– Доброе утро, – поздоровался Джингшен, захлопнув книгу. – Я решил подождать, когда ты проснешься.

Энлэй молча кивнул и зевнул.

– Сейчас приготовлю завтрак, – пробурчал он. – Подожди немного.

Скоро на столе стояли две миски с горячей кашей из клейкого риса и пшена – обычная утренняя трапеза жителей юга страны.

– Спасибо, – поблагодарил Джи. – Погоди-ка! – Он порылся в своем мешке и вытащил горсть фиников, миндаля и арахиса. – Мне кажется, так будет вкуснее.

Теперь каша стала сладкой, праздничной на вид, и они с удовольствием опустошили свои миски и запили еду чаем.

– Жалко, нет семян лотоса, – вздохнул Джи. – Кухарка моей наставницы часто добавляет их в сладости. Но так тоже ничего.

Энлэй собрал грязную посуду и обернулся к гостю.

– Послушай, – начал он. – Вчера ты сказал, что ищешь мастера боевых искусств. Это так?

– Да, мне нравится держать в руках клинок. – Джи сжал и разжал кулак. – Хочется взмахнуть оружием, сделать выпад. Перед глазами встают видения – всадники на конях, воины с копьями, и слышатся удары гонга и торжественное пение… – Юноша замялся. – Не знаю, что это.

– Я понял: у меня так же бывает с цитрой. – Энлэй кивнул и сложил руки на груди. – Душа поет о твоем предназначении. К сожалению, я не смогу помочь тебе с поисками отца, но могу посоветовать наставника, который научит тебя сражаться.

– Говори! – Джингшен подался вперед, и глаза его сверкнули от нетерпения.

– У меня есть двоюродный дядя Цзимин. На своей свадьбе он упоминал, что в юности у него был невероятный учитель, который сделал из него настоящего воина, и этот мастер живет где-то в окрестностях Анли.

– Тогда я просто обязан навестить его! Путь мой лежит далеко на север, и пока я доберусь до Джучжи, успею посмотреть весь мир, – засмеялся Джи. – Научиться боевым искусствам – тоже моя цель, и ради нее поиски отца могут немного подождать. Как зовут этого учителя?

– Я не знаю его имени. Для начала тебе нужно встретиться с моим дядей.

– Ты можешь показать дорогу? Где находится Анли?

– На севере Долины Журавлей. Неделя пути, если ехать по прямой дороге. В обход чуть больше.

– В обход чего? – поинтересовался Джи.

– Бамбукового леса. – Энлэй помрачнел. – Местные стараются обходить его стороной.

– Почему?

– Плохие слухи. – Музыкант рассеянно почесал в затылке. – Ладно, сейчас не об этом. Если соберешься в Анли, имей в виду: Цзимин служит в императорской армии, домой приезжает редко. Будь готов к тому, что придется ждать его возвращения. Можешь поговорить с его женой, она архитектор. Милая женщина, я был очень рад, когда Цзимин сделал ей предложение.

– Женщина-архитектор? – удивился Джингшен.

– Да, а что такого? – вскинул бровь Энлэй. – Архитектура – часть искусства, женщины в нем ничуть не уступают мужчинам. У них более тонкое чувство прекрасного.

– Согласен. Моя мама зарабатывала на жизнь живописью, и ее картины были такими правдоподобными! Она научила меня рисовать, но такого мастерства я так и не достиг.

– Ты рисуешь? – в свою очередь изумился Энлэй и мягко улыбнулся. – Значит, мы оба люди искусства.

Джингшен улыбнулся в ответ. Пока юноши наводили порядок на кухне, он подумал, что ему жаль расставаться с Энлэем. Они скрашивали одиночество друг друга, им было о чем поговорить. Внезапно ему в голову пришла идея.

– А ты не хочешь отправиться со мной? – спросил он. – Я не знаю, как добраться до Анли, а ты знаком с местностью. Цзимин – твой родственник, и если мы придем вместе и ты представишь меня как своего друга, мне будет легче расспросить его.

Энлэй задумчиво посмотрел на гостя и с сожалением помотал головой:

– Я бы с удовольствием, но за время своего отсутствия я лишусь заработка в чайных домах. Мне нужны деньги, потому что, как видишь, живу я бедно: хорошо, что на еду хватает.

– Сколько лун ты зарабатываешь за одно выступление? – Лунами назывались деньги, принятые по всей империи. На одной стороне монеты была изображена река, текущая между двух гор, а на другой – профиль Топаза.

– Что? Ну… Три тысячи.

– Я заплачу тридцать тысяч, чтобы ты отправился со мной, – Джингшен вспомнил, что на материке люди не делают что-то просто так, и надеялся, что деньги помогут получить согласие Энлэя. Сумма была большой, но за два дня путешествия на корабле он осознал, как остро ему не хватает компании.

Энлэй смутился:

– Не стоит. Я не могу, Джингшен. Так же, как ты вчера сказал, что не можешь остаться, я не могу уехать. На кого я оставлю дом? Он все, что у меня есть, – юноша обвел рукой комнату. – Боюсь, если я долго буду отсутствовать, по возвращении обнаружу, что дома уже нет. Вдруг его снесут или что-то в этом роде? Где мне тогда жить?

– Ой, не преувеличивай, – хмыкнул Джингшен. – Ничего с ним не будет. Ты сам говорил, что сюда никто не ходит. Повесим на дверь табличку «Хозяин скоро вернется», и все.

Энлэй переступил с ноги на ногу. Несколько минут он молчал, о чем-то раздумывая.

– Поедем вместе. – Джингшен подошел к Энлэю и положил руку ему на плечо. Тот, погруженный в свои мысли, вздрогнул от неожиданного прикосновения. – Пожалуйста.

Джи хотел, чтобы Энлэй отправился с ним не только потому, что не знал дороги и не любил одиночества – он боялся, что больше никогда не встретится с удивительным музыкантом. Ведь путешествие может затянуться на годы – вдруг, когда он вернется в Дэнлун, Энлэй уже и не вспомнит его? Как железо куют, пока горячо, так и дружбу заводить надо, пока есть возможность.

Наконец Энлэй кивнул.

– Ладно, так и быть. Но поедем на повозке, – предупредил он. – В прошлый раз я шел от Анли до Дэнлуна пешком. Не хочу повторять свои ошибки.

– Спасибо, друг! – Джингшен радостно улыбнулся и схватил Энлея за руку. – Когда выезжаем?

– Через три дня. – Энлэй осторожно высвободил свою руку из его хватки. – У меня завтра выступление, если ты не забыл. За это время, будь добр, купи еду и вещи в дорогу. А я поищу, где можно одолжить повозку. – Он набросил на плечи накидку и отворил дверь. С улицы подул прохладный ветер. – И еще: в последнее время на рынке часто жалуются на воров, поэтому спрячь деньги в разных местах, не носи все в одном кошельке. И когда будешь уходить, запри дверь.

Джингшен сразу же отправился в город. Днем Дэнлун выглядел не так празднично, как ночью, но суета и гул голосов на рынке оставались прежними. Джи долго бродил между палаток, выбирая, что купить в дорогу. Его запасов вяленого мяса и рыбы хватало только на одного, но теперь у него появился попутчик, вернее сказать – проводник.

Продавец фруктов рассказал Джи, где купить карту. В небольшой лавке возле порта продавалось все, что нужно для путешествий: фонари, складные ножи, теплая одежда. Хозяин быстро достал карту Шанлу – один из самых продаваемых товаров – и протянул ее Джингшену. На ней были изображены горы, поля и реки, а все большие города и деревни крупно подписаны.

На обратном пути Джингшен решил пойти другой дорогой – вдоль пристани. Вдалеке слышались окрики торговцев рыбой. Ожидающие отплытия матросы сидели на ящиках и курили трубки. Флаги на мачтах кораблей хлопали на ветру. На одном из них Джингшен разглядел рисунок в виде головы тигра – герб южного государства Худжана.

Когда он вышел к окраинам порта, его внимание привлекла яркая вывеска: на ней был изображен символ Инь и Ян, а под ним золотой краской написано «Предсказание судьбы». Домик с красными стенами на пустынной улице не мог не бросаться в глаза. Поблизости не наблюдалось ни покупателей, ни путешественников, ни других торговцев.

Взглянув на лиловые занавески, скрывающие происходящее внутри лавки, Джингшен задумался. Он никогда не ходил к предсказателям – а ведь они могут не только поведать ему о будущем, что само по себе интересно, но и помочь выяснить местонахождение отца. А если его подстерегают опасности, гадатель обязательно об этом скажет.

Джингшен отворил дверь – и сразу почувствовал сильный аромат благовоний. Пахло специями, переспевшими фруктами и сандаловым деревом. Он раздвинул занавески из стеклянных бус и, закашлявшись, попытался разглядеть хоть что-то сквозь висящий в воздухе густой дым.

– О, кто это ко мне пожаловал? – раздался хриплый женский голос.

В комнате, склонившись над столом с двумя курильницами, сидела предсказательница. Неясный свет фонарей выхватывал ее растрепанные волосы, украшенные множеством цепочек и подвесок, пальцы с длинными ногтями и бледное лицо с красной татуировкой на лбу.

– Добрый день, – поклонился Джингшен. – У вас здесь так темно и душно…

– Это для создания нужной атмосферы, – интригующим голосом произнесла женщина. – Проходите, проходите, молодой человек. Дайте Луноликой Минчжу взглянуть на вас!

Юноша неуверенно приблизился к столу и сел на колени.

– Хм. – Гадалка, поставив локти на стол, оперлась головой на тыльную сторону ладони. – Вижу, да-а. Человек передо мной образованный, талантливый, выдающийся. А красавец какой!

– Ну что вы, – смущенно пробормотал Джингшен.

– Волосы как пламя, глаза как янтарь, – продолжила женщина. – Не местный?

– Я с Туманных островов, но мой отец иностранец. Он пропал много лет назад. Вы можете сказать, где его найти?

– Разумеется, юноша, но сначала я хочу предложить вам чаю. Вам когда-нибудь гадали по чаинкам?

Джингшен помотал головой, а Луноликая Минчжу поднялась со своего места и, позвякивая на ходу десятками украшений на голове, запястьях и шее, скрылась за ширмой позади стола. Послышался стук пиал.

Пока хозяйка лавки заваривала чай, Джи огляделся. Повсюду тлели палочки благовоний, на стенах висели демонические маски и бумажные гирлянды. Вездесущий дым проникал в нос и рот, не давая сосредоточиться, и Джингшен подумал, не уйти ли ему, но из вежливости и распирающего его любопытства решил остаться.

Скоро Луноликая Минчжу вернулась и протянула гостю пиалу. Юноша с благодарностью принял ее и сделал глоток. У напитка был необычный сладкий вкус с легкой горчинкой.

Предсказательница достала коробку и вынула из нее книгу, завернутую в шелк, и небольшой кувшин. Накрыв стол тканью, женщина трижды поклонилась до земли, затем правой рукой вытащила из сосуда бамбуковые палочки и трижды пронесла их сквозь дым курильницы. Длинные рукава ее одеяния волочились по полу. Закончив, Луноликая Минчжу вернула гадательные палочки в кувшин и протянула его Джингшену.

– Мысленно задайте интересующий вас вопрос, переверните кувшин и вытряхните одну палочку. Заметьте: только одну! Иначе придется начинать сначала. Затем скажите номер, который вырезан на палочке, и я приоткрою завесу тайны над вашим будущим, – шепотом произнесла гадалка и раскинула руки.

Юноша сделал еще один глоток чая и, борясь с внезапным головокружением, резким движением вытряхнул из кувшина палочку. Иероглиф на ней гласил: «тридцать девять».

– Посмотрим, – предсказательница поскребла номер алым ногтем. – Гексаграмма[12] «Препятствие». Ох, вас ждут непростые времена.

Джингшен зажмурился, задыхаясь от запаха благовоний, а гадалка раскрыла книгу и начала читать:

– На вашем пути – великое бедствие. В эту минуту оно дремлет, оно затаилось и предвкушает свое возрождение, но пройдет время – и оно покажет свою мощь. О-о, – протянула женщина, – это древнее зло. Зло, которому не одна сотня лет. Оно погубило многих…

Внезапно голову Джингшена пронзила острая боль: казалось, в виски вонзили тонкие иглы. Он судорожно вздохнул и стиснул зубы, чтобы не застонать. Все вокруг – и стол с гадательными палочками, и пурпурный полог, и жуткие маски с рогами и выпученными глазами – завертелось перед ним и погрузилось во тьму.

В сознании юноши возникло множество образов.

На столе в роскошном зале стоит гроб.

Белые бабочки копошатся в недрах трухлявого дерева.

Стремительно вертятся фасетчатые глаза, словно пытаясь разглядеть свою жертву.

На бинтах проступают пятна крови.

Небо в окружении черных сосен закрывает пелена тумана.

Откуда-то издалека доносился низкий, искаженный голос Луноликой Минчжу:

– … трудности, но вместе с ними – новые союзники.

Джингшен оперся руками об пол и тяжело задышал. Тело налилось свинцом, а сердце с мучительной скоростью билось о ребра.

– Человек, которого вы встретите на юге, поможет достичь успеха и приведет вас к просветлению. Избегайте одиночества и будьте осторожны на северо-востоке…

Превозмогая боль, юноша потянулся к пиале с чаем, но увидел вместо него черную жижу.

– Не тратьте жизненную энергию попусту и развивайте свою внутреннюю силу. Стойкость…

Джингшен, понимая, что вот-вот потеряет сознание от дурноты, с трудом поднял голову, чтобы подать гадалке знак остановиться, и его взгляд скользнул по латунному зеркалу на стене слева. Джи замер, чувствуя, как по лбу течет холодный пот: у Луноликой Минчжу не было лица – только круглый шар с белой и гладкой как жемчужина кожей в обрамлении спутанных волос. Джингшен вскрикнул и, чуть не уронив пиалу, вскочил на ноги.