Короли рая

– Спасибо, принц Ратама. Пожалуйста, повернись лицом к придворным, чтобы они тебя признали, и займи свое место.

Кейл почувствовал, что момент затягивается, но сделал, как велел отец. Аплодисменты прозвучали несколько приглушенно. Затем он пошел обратно к своему месту, избегая взглядов, и теперь ему было все равно, наблюдают ли за ним и споткнется ли он. Когда он сел и следующего юношу вызвали предстать перед королем и двором, Кейл наконец перевел дух.

Тейн подался вперед и раздраженным голосом промолвил:

– Что ж, это было интересно. Но если тебе и правда нестерпимо отвлекать ради меня девчонок, мог бы так и сказать.

Кейл не ответил. Я люблю тебя, брат, но ты – наследник. Ты просто не в состоянии понять. Фарахи брал его на тайные встречи; суетился из-за его уроков, наставников и досуга, и после каждой победы или неудачи устраивал ночь празднования или обсуждения. И даже смотрел ему в глаза.

Кейл не понимал, доволен ли, пристыжен, сердит или что-то еще. Он не собирался раздражать Тейна и хотел об этом сказать; по правде, он не собирался делать ровным счетом ничего. Мысль о том, что Лани следила за ним во время церемонии – возможно, следит и сейчас, – делала всё только хуже, ее осуждение или разочарование казались ярмом на его шее. Кейл боролся с соблазном оглянуться на нее.

* * *

Некоторое время спустя Двор вызвал Амита из Нарана к королю, но не раньше, чем полдюжины других юношей и девушек были представлены со значительно меньшей нервотрепкой, чем Кейл. Не благодарите, подумал он, стараясь сидеть прямо и вести себя так, будто все нормально.

Затем последовало официальное зачитывание Королевских Решений, принятых после прошлой встречи. Никаких сюрпризов. Никаких фанфар. Легкие аплодисменты.

Затем сделали перерыв на обед. Подавали рыбу, приготовленную сотней разных способов, похоже, изобретенных скорее для хвастовства, чем для вкуса, и Кейл знал, что ему положено общаться, но словно прирос к сиденью. Тейн его не потревожил, а встал и с царственным выражением зашагал через скопление народа – после того, как бросил на Кейла прищуренный, почти мальчишеский взгляд. Он заигрывал с девушками, он кланялся их матерям. Почтительный сын.

Казалось, Тейн был создан для роли принца. Его грубоватая, квадратно-симметричная фигура устрашала других людей, совсем как образ отца. Он беспрекословно выполнял все приказы и передавал распоряжения Фарахи без гордыни или стыда. Он произвел впечатление на учителей, блестяще окончил школу офицеров, своим обаянием превращая сыновей знати в друзей на каждом шагу. Если он чего-то и боялся когда-либо за всю свою жизнь, Кейлу это было неведомо. И будто всего этого недостаточно, Тейн обладал знаменитой ныне сдержанностью, свойственной Алаку. Красивый наследный принц наверняка мог бы залезть в постель почти к любой девушке, которую захочет, плодя бастардов на каждом из островов Пью, однако этого не делал.

И все же Кейл, наблюдая за ним, улыбался. Правда в том, что ему повезло быть младшим братцем Тейна, повезло просто участвовать в его приключениях и однажды начать служить ему и жить под его защитой, – и если б не постоянное сравнивание и соперничество аристократии, он бы, несомненно, преклонялся перед старшим братом так, как способны только младшие. Рядом с этим восхищением, этой «уважухой» все остальные чувства Кейла казались пустяковыми.

Должно быть, прямо сейчас Тейн возмещал урон от представления Кейла придворным и хорошо отзывался о нем. Сглаживал острые углы и рассказывал, какой обалденный, независимый парень его брат и каким прекрасным человеком он станет. Может, он даже верит в это. Хотел бы и я.

Наконец обед закончился кружащимся «танцем огня»; под грохот барабанов размалеванные, почти голые жонглеры подбрасывали и ловили обручи с факелами, прыгая как обезьяны. Толпа учтиво захлопала – при дворе Фарахи всё делали учтиво, – и Кейл увидел Амита, ждущего у входа для гостей. Когда артисты поспешно удалились, Глашатай успокоил публику, затем объявил: «Мастер Амит Асан, посол императора Нарана, прибыл обсудить государственные вопросы с королем».

Придворные зашептались. На Амите было то же плотное, напоминающее халат одеяние, в котором нашел его Кейл, хотя выглядело оно, к счастью, постиранным. Склонив голову, он степенно двинулся по залу, соединив ладони и обшлага рукавов совсем как монах. Должно быть, он варится заживо, подумал Кейл, вспотевший в жесткой придворной одежде. Густой воздух изматывал жарой, непривычной для сезона засухи, а от присутствия всех этих людей было только хуже. Королевские опахальщики попросту не справлялись.

Амит поклонился и с удивительной грацией опустился на колени.

– Лоа, Великий Король Алаку. Благодарю вас за честь моего присутствия сегодня.

Его акцент почти полностью исчез.

Король проговорил:

– Это честь для меня, мастер Асан. Прошу, продолжай.

Старик склонил голову ниже, чем это сделал бы любой островитянин:

– Я прибыл сегодня от лица Императора Ижэня, сына Жу, Всемогущего Бога, дабы выразить его заинтересованность в процветании вашего народа и заложить основы взаимного доверия.

Лицо и глаза Фарахи остались неподвижными.

– Его заинтересованность благосклонно принята и оценена по достоинству. Можешь передать своему императору, что Шри-Кон и народ Пью рассчитывают на обоюдные интересы.

– Спасибо, Великий Король, император будет рад это услышать. – Амит поднял голову, чтобы снова опустить. – Далее мне поручено преподнести вам два подарка, если вам угодно. Но должен с прискорбием сообщить вам, что первый из этих даров забрали те же люди, которые привезли меня в ваш прекрасный город.

Глаза короля сощурились.

– Какие люди, мастер Асан?

Иноземец пожал плечами и качнул головой.

– Простите мое неведение. Они сказали только, что они купцы из Нонг-Минг-Тонга. Больше я ничего не знаю.

Прибрежные народы по всему континенту называли море над Шри-Коном Северным Алаку, и уже в течение столетия, хотя большинство островитян именовали его просто Королевским. При любом раскладе, Фарахи, как и его предшественники, воспринимал тамошних пиратов своими личными врагами.

– На каком корабле они плыли? – Отец Кейла поерзал в своем кресле, на его мраморном лице появилась усмешка. – Как давно они отбыли? И в каком направлении?

Амит облизнул губы.

– Я мало что смыслю в кораблях, Великий Король. Он был маленький, однокорпусный, с мачтой с одним большим парусом и десятью членами команды. Это было уже полдня назад. Я полагаю, они отплыли на Север, надеясь вернуться к побережью, от которого мы отчалили. Они говорили на моряцком наречии, обычном для Тонга.

Может, в кораблях ты смыслишь мало, подумал Кейл, но ты, бесспорно, прозорливый старый «ученый».

Фарахи кивнул – жест, близкий для него к удовлетворению.

– Сын мой, – он повысил голос, чтобы тот наполнил зал, и он подразумевал Тейна, – достаточно ли этих сведений, чтобы вернуть собственность мастера Асана?

Голос наследника прозвучал ясно и сильно:

– Да, мой Король. Я отправлюсь немедленно.

Учитывая задержку во времени, Кейл счел эти обещания пустым жестом, но его лицо покраснело. На пляже ему даже в голову не пришло разбудить флот и разыскать имущество Амита. Я был всего в паре сотен шагов от тысячи морпехов!

– Бери все, что тебе нужно. Напомни этим преступникам о законах моря.

Тейн встал, выбрав более длинный путь через центр двора, чтобы выйти из главного зала. Немногие гости-военные застучали своими чашками или кулаками по столам либо креслам. Остальные робко захлопали.

Взбудораженные придворные зашептались и засуетились, но лицо короля снова стало мраморным.

– Ты упомянул о втором подарке, мастер Асан?

Амит склонил голову еще ниже.

– Да, Великий Король. Второй подарок – это я. Император Ижэнь приказывает, чтобы я служил рабом вашего величества, в любом качестве, в каком пожелаете, так долго, сколько пожелаете. Он велит известить вас, что я когда-то был его наставником и довольно известным ученым, что я говорю на всех торговых языках от гор Самна до окраин ваших островов и что я владею значительными познаниями в истории и географии мира. Также от себя лично он желает передать, что относится ко мне с симпатией и надеется, что сим жестом подтвердит свою серьезность и теплое отношение к народу Пью.

Гости снова забормотали, а король на минутку задумался, но его лицо ничего не выражало.

– Должен тебе сказать, положение раба не является почетным на этих островах.

Амит поклонился еще ниже, коснувшись головой земли.

– Честь для слуги – ничто, долг – всё.

Фарахи помолчал, но кивнул.

– Тогда я принимаю дар Императора, но ты освобождаешься от рабства. Я приглашаю тебя, как вольного человека Островов, служить наставником для моих сыновей и переводчиком при дворе. Тебе будет назначено жалованье, – тут король взмахнул рукой, как бы говоря: «А с деталями разберется кто-нибудь менее важный», – и тебя поселят во дворце. Ты принимаешь предложение?

Голова Амита поднялась, чтобы он мог снова уронить ее.

– Спасибо, мой Король, я принимаю с благодарностью.

Учтивые рукоплескания прокатились по всему залу, и со все еще опущенной головой Амит встал.

– Добро пожаловать, Королевский Наставник, ко двору Шри-Кона. Я так понимаю, это была довольно долгая ночь – прошу, иди и отдохни немного. К своим обязанностям приступишь завтра.

Поклонившись в последний раз, Амит развернулся и покинул двор, а Кейл снова покраснел. Ему нравился этот чудной старый дипломат с озорными глазами, но Кейл солгал ему. Сперва не объявил, кем является на самом деле, затем не помог ему делом, хотя имел возможность, и теперь так неловко будет смотреть ему в лицо!

Глашатай вернулся к своей роли, напоминая всем о скучном распорядке – и вскоре вновь отправив мысли Кейла блуждать защиты ради.

Пока мужчина бубнил, Кейл наблюдал, как жены шепчут на ушко мужьям, а мужья громко жалуются, пользуясь возможностью. Он слушал, как вельможи скулят по поводу банд и пиратов или ноют о том, что их соседи не платят положенную долю за страхование торговли; говорили, что слишком велик налог на скудные, неудачные урожаи их немногочисленных рисоводов; что цены на древесину из Бектхано стали заоблачными; и так далее и тому подобное.

Глашатай учтиво выслушивал всех, а Секретарь Двора записывал все это на единственном свитке пергамента. Любой, у кого имелась реальная жалоба – как правило, нарушение закона другим городом, – передавал подробности Секретарю, зная, что встреча совета и вынесение решения произойдут гораздо позже.

Поэты декламировали, певцы исполняли песни, а танцоры плясали, пока солнце не опустилось достаточно низко, чтоб заглянуть в окна и ослепить половину двора. А когда Кейл решил было, что мытарства наконец-то закончились, Глашатай взошел на скрипучий помост в последний раз и объявил светский прием, дабы приветствовать новую молодежь при дворе. Это означало вино и наверняка танцы – естественно, под пристальным наблюдением дюжины прозорливых старых матрон и их слуг.

Кейл вздохнул и покорился. Тейна здесь нет, ты должен занять его место и почтить брата хоть раз в своей жизни.

Он увидел, как другие его братья направляются в зал пообщаться с оранг кайя и их дочерями. Я делаю это ради Тейна, сказал он себе, ради него, не ради отца.

Он изобразил свою лучшую, царственную улыбку, сделал глубокий вдох и спустился к уже собравшейся внизу толпе, рассчитывая, что сможет надраться.

* * *

Судя по интересу, мгновенно порожденному его персоной, Кейл понял, что либо беседа с Глашатаем была не так плоха, как он думал, либо Тейн устранил ущерб за обедом довольно успешно.

Несколько девушек изобразили реверансы, когда он прошел мимо. Кейл улыбнулся и быстро кивнул, словно куда-то торопился. Он узнавал случайные лица, но прежде почти никого из этих людей не встречал, поэтому брел дальше, пока не увидел высокого жилистого слугу средних лет по имени Эка, разносящего напитки. Возможно, этот мужчина с гладкими, округлыми чертами лица был уроженцем Бато, хотя Кейл с некоторым стыдом осознал, что никогда не спрашивал. Эка служил во дворце, сколько юноша себя помнил: всегда вежливый и улыбающийся с непринужденным обаянием, всегда под рукой, когда Фарахи был поблизости. Кейл направился прямо к нему, взял самую большую чашу, какую смог найти на подносе, и осушил ее.

Эка поклонился и остался на шаг впереди:

– Я хорошенько запасусь, мой принц, и буду рядом всю ночь.

Кейл прочистил горло, дабы скрыть смех.

– Ты хороший человек, – тихо сказал он, – что бы ни говорили другие.

Эка отвесил формальный, утрированный поклон, искусно балансируя подносом, прежде чем снова выпрямиться во весь рост, а затем удалился, задрав подбородок.

Кейл вообще-то не пил много вина и прочего, но сделал солидный глоток из второго бокала – и чуть не поперхнулся.

Очень женственный голос зашептал близко к его уху – и юноша приложил все силы, чтобы вино не полилось ему в легкие вместо желудка:

– Моя мать говорит, со своими слугами шутят хорошие люди.

На ум ему пришла острота, но ответить следовало прежде, чем он развернулся. Сперва он увидел женскую грудь и подумал, что ткани, скрывающей ее от посторонних глаз, по-видимому, совершенно недостаточно. В ложбинке этой самой груди уютно покоился золотой амулет, что казалось вовсе не случайностью. Локоны обладательницы бюста, от природы вьющиеся кольцами, фиксировались маслом. Ее гладкое, накрашенное лицо расплылось в улыбке.

– Ммм, неужели? – Острота вылетела у него из головы, и это было все, что он смог выдавить, когда проглотил остатки вина, затем отчаянно попытался удержать взгляд на ее лице.

– Да, и у моей матери великолепный вкус на мужчин.

Ее акцент был неразборчив, но Кейл решил рискнуть:

– Могу я угадать? Твой родитель… богатый купец из Бектхано.

Она рассмеялась – мягкий, манящий звук, – затем положила руку на его оголенное запястье и наклонилась:

– Мимо. Попробуй снова, мой принц.

Этот «наклон» чуть было не ткнул ему в лицо ее декольте, которое он усиленно пытался игнорировать.

– Хмм. Оранг кайя? Из Субану?

– Охх, – ее веки затрепетали, – «павлиньи» реки? Очень элегантный народ. Вы мне льстите, принц Ратама?

Она провела ладонью вверх по его руке, и Кейл почувствовал фальшь ее интереса, как пощечину. Но, готов был поклясться каким угодно богом или духом, его имя она произнесла чувственно. И слово «павлиньи». И «элегантный». Не своди глаз с ее лица.

Она похлопала ресницами, наклонив голову и придвинувшись к юноше боком так близко, что их бедра соприкоснулись, будто она сговаривалась с ним.

– Боюсь, мы в неравном положении – я не знаю ваше имя, сударыня.

– Ох. Что ж, такое положение мне очень даже нравится. Может, поговорим позднее?

С этими словами она улыбнулась и отстранилась, позволяя полностью обозревать свое изысканное платье, и, соблазнительно покачивая бедрами, точно взрослая женщина, направилась дальше.

Не в силах перестать пялиться, Кейл мотнул головой, думая лишь: Тейн, да у тебя сила воли монаха.

Он допил вино в один глоток и смирился с тем, что будет гоняться за Экой, как вдруг увидел Лани в окружении стайки незнакомых Кейлу девушек. Ее бровки были приподняты, на лице ясно читалось: «Я все это видела». Но к черту это.

Кейл оставил кубок на фарфоровой подставке, выполненной в форме рыбы, плюющейся водой, затем заставил свои ноги шагать вперед. Один из музыкантов на помосте подал голос:

– Юные господа и дамы! Первый танец вечера. Пожалуйста, выберите партнера, и, дамы… приношу извинения, мы знаем, что вас больше – не стесняйтесь танцевать друг с дружкой.

Некоторые захихикали, но большинство девушек сразу же разбились на пары или группки, очевидно, хорошо зная ритуал. Кейл чувствовал себя голым, пока по его коже ползали взгляды, трепещущие и манящие, то вызывающие, а то и намеренно равнодушные. Он пытался их игнорировать. Ну, ты ведь, черт тебя дери, собирался это сделать, так и сделай.

Он сглотнул и со всей уверенностью, на какую был способен, подошел к Лани.

– Не хотите ли потанцевать, сударыня?

Ребенком он выучил значение каждой ее гримасы и каждого жеста, но эта Лани ощущалась почти чужой. Он силился подавлять собственные напряжение и неловкость достаточно долго, пытаясь прочесть ее мысли. Это что, досада? Толика удовольствия? Что бы это ни было, ощущение не внушало оптимизма. Но отказать она, конечно, не могла.

– Буду счастлива, принц Ратама.

«Принц Ратама». Не «мой принц», потому что так и есть.

Она взяла его вспотевшую ладонь, поклонилась, придерживая краешек платья, и Кейл повел ее к танцевальному кругу.

«Парные танцы» Пью сопровождались певцом-солистом, каким-либо струнным инструментом и барабаном, которые совместно создавали звуки и слова, повествующие о трагичной любви или мимолетной страсти. Пары осторожно ступали по залу медленными, театральными движениями, и Кейл хотя бы в этом смыслил достаточно, чтоб не опозориться.

Лани заговорила, не глядя на него, пока они ждали начала:

– Ты выставляешь себя на посмешище. Не думал, что одним своим титулом привлечешь женское внимание?

Кейл моргнул и посмотрел на нее.

– Что?

Ее взгляд говорил: «Считаешь меня идиоткой?»

– Твой маленький фокус с Глашатаем… «О, посмотрите на меня, я могу бросить вызов Королю- Чародею». А затем посылаешь брата, чтобы он расточал тебе похвалы, пока сам ты сидишь, купаясь во внимании?

Кейл подыскивал ответ. Заиграла музыка.

– Неужели… – Пришлось поклониться и повести Лани через зал. – Неужели ты думаешь, что я все это спланировал? Что мне бы понравилось быть посмешищем?

– Хочешь сказать, это не так?

– Да!

– Ну что ж, тогда ты полный болван.

Он потряс головой.

– Это я тебе и пытаюсь сказать!

Она изобразила намек на улыбку, но подавила его:

– Женщинам не интересны болваны.

Он обвел зал взмахом руки:

– Текущие результаты утверждают обратное.

– Ты нравишься им, потому что ты принц и ты красивый. – Она зарделась.

– Считаешь, я красивый?

– Они считают. Девушки.

– Ты тоже девушка.

– И тебе этого достаточно? Быть красавчиком принцем? Все, что ты собой являешь, получено тобой при рождении?

– Ты сердишься на меня, потому что я родился красивым?

– Нет. – Она выдохнула и посмотрела ему в глаза: – Я сержусь на тебя, братишка, потому что ты ленивый. Потому что тебя ничего не волнует. Потому что ты имеешь все преимущества на свете, какие только доступны мужчине, и тебе это в тягость.

Он чувствовал себя так, будто она дала ему пощечину, и самую сильную боль доставило это слово, «братишка». Они закончили танец – хотя казалось, он только что начался, – и Кейл низко поклонился, попробовав заглянуть ей в глаза, но тщетно. Она молча поклонилась в ответ и попыталась вырваться, но он удержал ее за руку.

– Есть вещи – и люди, – которые для меня важны. Благодарю за танец, сударыня. – Он отпустил ее, и Лани отвернулась и ушла прочь от него и своих подруг – он понятия не имел, куда именно, да и не смотрел.

Он исполнял долг и танцевал с другими девушками. Он пожимал руки старикам и обнаружил, что единственное, о чем они могли беседовать, – это его поступление во флот. «Молодец, – говорили они, – лучший выбор для парня в твоем возрасте». Он улыбался, благодарил их и следовал дальше, все это время мечтая свернуться в клубок у себя на кровати и никогда больше не сталкиваться ни с кем из них. Лани больше не попадалась ему на глаза, и, предположив, что она ушла, он сделал вид, что ему все равно. К тому времени, как танцевальный круг осветился лишь мерцанием факелов и свечей, а Кейл понял, что потанцевал с каждой девушкой, хотя бы отдаленно заинтересованной им, он покинул зал и побрел к себе в комнату.

Обеими руками он стер с лица пот и усталость, а когда поднял взгляд, остановился, заметив Амита на пороге кухонь. Тот, все еще одетый в мантию, нес тарелку с остатками обеда. Увидев Кейла, он церемонно поклонился:

– Принц Ратама. Приятно увидеть тебя снова.

Кейл чувствовал себя совершенно истощенным и был не в силах вынести отстраненно-опасливый тон мужчины.

– Амит. Я… я не хотел вас обманывать. Я…

Амит поднял руку, словно отмахиваясь от пустяка.

– Прошу, не нужно объяснений.

– Я ненавижу быть принцем.

Мужчина замер.

Это прозвучало глупо, тебе лучше объяснить.

– Когда я нашел вас на берегу. Я просто хотел побыть… на краткое время, не знаю, мальчиком, беседующим с незнакомцем – мальчиком, помогающим старику. Не принцем. Понимаете? Но когда стражи попытались вас прогнать… Я просто…

Амит-дипломат исчез и вернулся старый и, видимо, добродушный ученый, нуждающийся в опоре.

– Да, я понимаю. И… благодарю тебя за встречу на берегу, мой юный друг. – Он улыбнулся и сжал предплечье Кейла, как тогда, за воротами.

Кейл облегченно вздохнул. На деле он чуть не расплакался, что вогнало бы его в краску стыда, поэтому быстренько пожелал доброй ночи и на все еще болевших после муштры ногах поплелся по каменным ступеням в свою нынешнюю комнату. Ему ничего так не хотелось, как укрыться с головой в темноте, отгородиться от мира и спать, но, добравшись до своей комнаты, он обнаружил, что у двери ждет слуга – один из посланцев короля.

– Принц Ратама, ваш отец желает видеть вас в личных приемных покоях. – Мужчина не потрудился добавить «немедленно», подразумеваемое в каждом сообщении от Фарахи.

Он указал рукой обратно вниз по лестнице, явно намереваясь сопроводить Кейла.

Ты ошиблась, подумал Кейл, вспомнив слова Лани. Я до жути боюсь Короля-Чародея.

Его плечи поникли, когда он подчинился, а желудок скрутило в узлы.

* * *

Ведущие в малый чертог короля двойные створки из дерева манго, возле которых стояли вооруженные копьями стражники, все еще были открыты. Свет исходил от фонарей и факелов, размещенных вдоль стен, и несколько минут ходьбы до этого места лишь усугубили тревогу Кейла.

Он обнаружил короля в серебряном кресле, несгибаемого и что-то строчащего за письменным столом; в остальном комната и стены были голыми, такими же суровыми, как и сам король. Его шелка сменились мягкой хлопчатобумажной мантией, но даже тут, в кругу семьи, его осанка казалась прежней. На столе восседала тетя Кикай, что-то нашептывая в ухо брата, держа руку на его плече. Когда они заметили Кейла, она встала и осторожно улыбнулась.

– Оставляю моих любимых мальчишек наедине. Веди себя мило, Фара-че. – Это ласковое обращение примерно означало «мой Фара», и так не называли короля даже его жены.

Фарахи хмыкнул. Проходя мимо Кейла, тетя Кикай тронула его за плечо и отослала прочь слугу. Двери закрылись.

– Как прошло твое формальное представление ко двору? – спросил король после долгой, неуютной паузы, не отрывая взгляд от бумаг на столе.

– Вы же были там, отец. – Сердце Кейла забилось немного быстрее. Ты действительно хочешь начать с такого подхода?

Снова хмыканье. Фарахи закрыл глаза и потер их.

– Да. Эта… философия – идеи какого-то мыслителя из Пью, о котором я не знаю? Хотел бы, чтоб я привел этого наставника для тебя во дворец?

Он говорит всерьез, подумал Кейл, не следует его недооценивать.

– Нет, отец. Вам ничего не нужно делать.

Король наконец взглянул – как обычно, не столько на лицо Кейла, сколько на шею.

– Тогда зачем упоминать об этом при дворе? И что за намеки о чуме и священниках?

Юноша вспомнил историю о том, что вся его семья: бабушка с дедушкой, тети, дяди и их отпрыски – умерли от какой-то хвори и что никто на самом деле в это не верил. Он хотел сказать: «Я устал от вранья», или «Устал оттого, что все постоянно притворяются», или «Я устал бояться». Но он сказал:

– Не знаю, отец, мне просто вздумалось поумничать.

Фарахи вернулся к писанине.

– В будущем я бы этого избегал. – И вопрос закрыт, подумал Кейл. – Тебе нравится во флоте?

– Довольно неплохо, отец, я пробыл там всего несколько дней.

– Тогда почему явился во дворец среди ночи?

Ах да, это.

– Я гулял по пляжу и обнаружил мастера Асана.

– И почему не объявил сразу, что ты один из принцев Алаку?

Чертовы пятьдесят преисподних, как он вообще узнал?!

– Это… не казалось важным. В то время.

– Но показалось важным, когда мои дворцовые стражи собрались тебя прогнать?

Кейл ощутил, как заливается ненавистным румянцем.