Каждый дар – это проклятие

– Ого, – говорит Холли, искренне впечатленная. – Ну, проходите. Привет, Фиона! Как дела?

Она берет Фиону за руку, и та легко снова вживается в роль, которую долго играла до нашего с ней знакомства: роль девочки, которая всем нравится. Которая, на мой взгляд, отличается от роли «популярной девочки». Популярная девочка – это каста. А «нравиться» нужно всем каждый день. Такая девочка задает вопросы, много улыбается, часто шутит, не переступая границ безопасного. Я даже восхищаюсь тем, как у Фионы это получается. Жаль, что я так не умею.

– Погодите-ка, – говорит Фи, глядя на свой телефон. – Пропущенные звонки с какого-то странного номера.

– От кого? – спрашиваю я.

И тут ее телефон снова звонит.

– Алло? – отвечает Фиона, а потом хмурится. – Извините, я вас не слышу. Минутку, я сейчас…

Фиона смотрит на Холли, которая показывает на лестницу в комнату, где она может ответить на звонок. Фи исчезает, а у меня остается смутное чувство тревоги, ощущение того, что этот звонок связан с чем-то плохим.

– Все на улице или в уголке для бесед, – Холли указывает на диваны.

– В уголке… для бесед, – повторяет Лили.

– Можете оставить свои напитки на столе или в холодильнике, – говорит она, махнув рукой в сторону кухни.

На столе стоят бутылки водки, банки «Булмерса» и бутылка «Южного комфорта», похожие на ожидающих приглашения на танец девушек. Среди них несколько банок алкогольных коктейлей, хотя я удивляюсь, увидев их, ведь считается, что алкококтейли – это, типа, «для четырнадцатилеток», а следовательно, ниже нашего достоинства. Весь стол похож на святилище, где от нас с Лили ждут подношений.

Я достаю из сумки бутылку «Малибу», которую Джо согласилась купить для меня, потому что «от нее и блоха не опьянеет», и наливаю себе стакан с колой и льдом. Лили ничего не принесла. Наверное, мне следовало бы предупредить ее, но я так давно не бывала на домашних вечеринках, что забыла некоторые правила. Я не очень хорошо в них разбиралась, даже когда ходила на вечеринки.

Долго в покое нас не оставляют. Со стороны «уголка для бесед» раздаются возгласы:

– Мэйв! Лили!

Это кричит Бекки Фогарти, еще одна девушка, слишком красивая, чтобы я осмелилась с ней заговорить первой. Она сидит в компании Холли, ее парня и друзей. Среди них я узнаю парня из класса Ро. Должно быть, он сейчас учится в колледже. Мы проходим и садимся.

– Это Фионн, – представляет Холли своего парня, поглаживая его по спине. – А это Дес, Марк и Финтан. Это Мэйв и…

– Так это ты та самая «заводила»? – смеется Дес, цитируя газетную заметку.

– Да, мы все видели, – кивает Холли. – Дурацкая статья. Как будто кто-то боится этих колдовских штучек. Понятно же, что это просто лажа. И никто из нас с газетчиками не говорил.

– Конечно, – говорит Бекки. – Я бы не стала давать интервью для бесплатной газеты.

Я даже не уверена, что это шутка.

– Мой отец занимается недвижимостью, – говорит Фионн, – и по его оценкам это здание можно продать за три-четыре миллиона. Легко.

Из сада в гостиную заходят несколько девушек; от них пахнет дымом и холодом.

– Четыре миллиона чего? – спрашивает кто-то.

– Евро, – отвечает Холли. – Что бы ты с ними сделала?

– Я бы купила остров, – тут же отвечает Бекки. – На Карибах.

– Не думаю, что четырех миллионов хватит для острова, – говорит Марк. – Даже на архипелаг не хватит.

Марк – это один из более терпимых парней, которые крутились вокруг Нив и Мишель, когда я была в их группе. Ребята называли его «Шреком» – довольно несправедливо, на мой взгляд.

– Ну, тогда хороший дом на Карибах, – говорит Бекки. – И конечно, часть отдала бы на благотворительность.

– Сколько?

– Тысяч десять? – задумчиво предполагает она.

– Всего десять штук? Из четырех миллионов?

Формально в этом разговоре нет ничего плохого, но он одновременно скучный и немного оскорбительный. В конце концов, это не выигрыш в лотерею. Да и сумма взята с потолка. При этом обсуждаемый дом принадлежал женщине, которую все мы знали по крайней мере с тринадцати лет и которая теперь мертва.

– А Лорна здесь? – спрашиваю я, оглядываясь по сторонам.

– Лорна МакКеон?

Пришедшие с перекура девочки расселись по спинкам диванов и прислонились к мальчикам, словно ангелочки на картине эпохи Возрождения.

– Я же не всех подряд сюда приглашала, – слегка высокомерно говорит Холли.

– Но нас-то ты пригласила? – озадаченно спрашивает Лили.

– Да эта Лорна какая-то поехавшая, – пренебрежительно говорит Бекки.

– В каком смысле? – спрашиваю я.

– А в прошлом семестре она вдруг подсела на всю эту чушь, – машет рукой Бекки в сторону кухни, как будто там находится прошлое. – Ну, помните, когда объявились эти чудилы-девственники.

– «Братья Целомудрия», – говорим мы с Лили хором.

– Ну да, все довольно быстро поняли, что они, типа, католические сектанты, но она начала встречаться с одним из них.

В первый раз за долгое время о «Братьях целомудрия» вспомнил кто-то не из нашего круга. Мы полагали, что о них все уже забыли – отчасти из-за магии «Детей Бригитты», затуманившей воспоминания и чувства.

Бекки заметно оживляется оттого, что ей уделяют внимание. Причем не только с нашей с Лили стороны, но и со стороны других девочек. Похоже, она считала, что Лорна МакКеон настолько скучна, что никому не будет интересна. Но теперь, когда оказалось, что это не так, плечи Бекки расправляются, голос становится ниже.

– Мы с ней ездили на одном автобусе, – начинает она обстоятельно. – У нее было две сим-карты, и она сразу меняла их, когда садилась в автобус, и начинала усердно печатать сообщения. Я как-то спросила ее, в чем дело, а она призналась, что у нее есть бойфренд, но родители его не одобряют, потому что он старше. Я спросила, на сколько старше, и она ответила, что на четыре года. Я сказала, типа, «Ого, Лорна, а ты не промах» и спросила, где они познакомились, а она сказала, что в школе.

Раздается нестройный гул: «Ого», «Не может быть», «Это который из них?», «Который красавчик?» и «А который из них красавчик?».

– Наверное, это ее заводило, потому что ее родители были строгими и религиозными, – продолжает Бекки. – И наверное, она считала, что нормально врать родителям, если твой парень еще более религиозный. Хотя и сама она стала более строгой с тех пор, как начала встречаться с ним.

– И что с ней теперь? Она пропала? – спрашивает Холли.

– Я не говорила, что она пропала. Кто сказал, что она пропала?

– На этой неделе она не подключалась к занятиям, – отвечаю я. – Я звонила ей домой, а родители вели себя как-то подозрительно.

Бекки пожимает плечами.

– Может, она сбежала с ним?

Разговор переходит на сплетни, различные наблюдения о характере Лорны МакКеон и о предположениях о том, занимались ли они с тем религиозным парнем сексом.

– Если сбежать с парнем постарше и не трахаться с ним, то это как бы впустую. Какой в этом смысл? – спрашивает Холли.

Я обдумываю все это, ловя взгляд Лили. Похоже, мы приходим к одному и тому же выводу. Теперь мне ясно, что Лорна находится в Ложе. Возможно, родители даже отпустили ее, если отношения между ними настолько испортились.

Беседа постепенно переходит в другое русло. Кто-то спрашивает, чем мы планируем заниматься после школы, и Лили впервые за этот вечер выдает информацию.

– Я хочу научиться делать татуировки, – говорит она.

Все тут же одобрительно кивают и тепло поддерживают ее, как будто бы Лили оправдала их лучшие ожидания.

Ну да, – думаю я, – синие волосы, странная одежда – еще бы ей было не вписаться. «И ты же всегда хорошо рисовала, правда?» Ну что ж, бедняжка Лили О’Каллахан, пусть немного раскроется, благослови ее господь.

Мы каким-то образом становимся центром «уголка для бесед». Лили закатывает легинсы, демонстрируя всем свою наколку.

– Да какая это татуировка! Так, ерунда какая-то, – говорит Дес.

– А у тебя есть татуировки? – Лили спрашивает мягко, но снова так, будто ей наплевать на все, и складывается впечатление, что Дес остался в дураках, бросив ей вызов. Все говорят «О-о-о», а я ощущаю, как социальный рейтинг Лили растет на глазах.

– Больно было? – спрашивает Холли.

– Да, – отвечает Лили. – Но оно того стоит.

Все с сомнением глядят на нее, и она объясняет:

– Ну, мало ли от чего бывает больно, но, если ты не готова к боли, от этого только хуже. А так поболит пару минут, зато потом у тебя крутой рисунок на теле… Не знаю, мне нравится.

Все кивают и переглядываются, а кто-то смеется и говорит: «Глубокая мысль». Но с интонацией, говорящей о том, что это действительно глубокая мысль. Или, по крайней мере, необычная. Лили очаровывает людей. Я размышляю, достигли ли все нового уровня зрелости сейчас, приблизившись к окончанию школы. Никто больше не хочет играть в глупые игры, ни у кого нет сил на издевательства. Они просто интересуются ею.

– А что, я тоже хочу татуировку! – Холли с силой ставит свой бокал на стеклянный столик, не замечая разлетающихся брызг.

Все смеются, но Холли потирает руки, делая вид, что настроена решительно.

– Нет, я серьезно! Лили, давай сделаем тату.

Я подталкиваю Лили локтем.

– Тебе необязательно это делать, ты же понимаешь.

Лили пожимает плечами и слегка, почти нервно, улыбается.

– Да нет, я не против. Практика только пойдет на пользу. И… мне это нравится.

– Делать татуировки?

– Да. И вообще обладать какой-то «фишкой».

Меня пронзает тревога, как будто я коснулась электрического забора. Я прекрасно знаю, насколько соблазнительным бывает желание отличаться какой-то «фишкой». Именно из-за этого я превратилась в своего рода дрессированную обезьянку, раскладывающую карты Таро. Но Лили выглядит довольной и как будто не воспринимает все это слишком серьезно, поэтому я решаю не перечить своей подруге. Пусть делает, как считает нужным.

Холли хочет татуировку на ноге.

– Наколи число тринадцать. Это мое счастливое число.

– Тринадцать – это счастливое число Тейлор Свифт, – не оставляет ее в покое Бекки. – Это ее фишка.

– Но оно же не принадлежит ей, – с вызовом говорит Холли.

– Типа принадлежит.

– Бекки, – резко обрывает ее Марк.

– И что? – говорит Холли. – А мне хочется.

Лили надевает перчатки и протирает ногу Холли Макшейн детской салфеткой и антисептиком. Что, на мой взгляд, представляет собой весьма странную сцену. Я понимаю, что так нужно, что это часть процесса, но чтобы бывший изгой мыла ноги самой популярной девочке школы Святой Бернадетты… Похоже на что-то из Библии.

– Готова? – спрашивает Лили. – Будет немного больно.

– Я готова, – говорит Холли, и все девочки затаивают дыхание.

Лили царапает кожу Холли, и та вскрикивает.

– Остановиться? – спрашивает Лили.

– Нет, – отвечает Холли, собравшись с духом. – Она ведь маленькая и не займет много времени, правда?

В комнате стоит озабоченный гул. С одной стороны, собравшиеся нервно наблюдают за происходящим, с другой, отчаянно желают подражать Холли. Фионн говорит, что сделает такую же татуировку, только не с числом 13, а с числом 31.

– Потому что я ее противоположность, – говорит он, обнимая Холли за талию и опуская голову на плечо подруги.

– Ты имеешь в виду, ее отражение? – спрашиваю я.

– Да, это одно и то же.

Пока я наблюдаю за работой Лили, рядом со мной появляется Фиона. Она выглядит потрясенной и взволнованной, как будто под действием наркотика, что для этой вечеринки не исключено.

– Что случилось? – спрашиваю я, хватая ее за плечо и пристально вглядываясь в сверкающие глаза.

– Можно поговорить с тобой? – шепчет она, и, когда мы выходим из комнаты, она небрежно хватает бутылку водки, пряча ее под юбкой.

Все спальни заняты, и мы устраиваемся на лестничной площадке.

– Кто это был? – спрашиваю я. – Кто звонил?

– Это…

Я не знаю, что я ожидаю от нее услышать. Что звонили из полиции, чтобы сказать, что ее семья убита? Из Ирландской лотереи, чтобы сообщить о выигрыше?

– Это был продюсер. Телевизионный продюсер. Они в «Нетфликс» проводят кастинг на роль ведьмы и увидели мою фотографию в газете.

Я моргаю, с трудом осознавая ее слова.

– «Нетфликс»? Это типа документального фильма?

– Нет, художественного сериала. Под названием «Шабаш».

– Э-ээ… прости. «Шабаш»?

– Да, о семействе ведьм, и они ищут кого-то на роль подопечной, Литы.

– Подопечной?

– Ну, типа того, кто живет у них, но не родственницы. Кого они опекают.

Я в замешательстве.

– Значит, они увидели твою фотографию в газете с заметкой про ведьм, – медленно произношу я, – и захотели, чтобы ты сыграла роль ведьмы?

Лицо ее покрывается краской.

– Ну, они после этого поискали сведения обо мне в Сети. Прочитали, что я хочу стать актрисой, посмотрели видео из «Отелло» на YouTube, ну и подумали, что я, наверное, подойду на эту роль.

– Я хочу сказать, ты замечательно играешь. И что теперь?

– Мне назначили встречу. На завтра. В час дня.

– Завтра?

– Мы договорились встретиться в кафе. Ты должна пойти со мной.

– Я? Зачем?

– Потому что если это какая-то безумная ловушка со стороны «Детей», чтобы заманить меня в Ложу или что еще, то было бы полезно иметь под рукой телепата. На всякий случай, – Фиона делает паузу. – Странно как-то. Я всю жизнь мечтала о таком повороте судьбы, а теперь мне кажется, что уж слишком удачно все получается.

От подозрительности Фионы я испытываю огромное чувство облегчения; если бы я сама предложила пойти с ней для страховки, она бы смертельно обиделась.

– Хорошо, я пойду, – отвечаю я. – Я обязательно скажу, если будет что-то подозрительное.

– Отлично. Спасибо.

– И еще, Фи…

– Что?

– Поздравляю, ты такая талантливая!

– Это ведь не на самом деле, – внезапно загорается Фиона.

– Вполне возможно, вполне возможно, – я делаю паузу и повторяю: – «Шабаш», значит.

– Ага, «Шабаш»!

Мы испускаем радостные вопли, откидываемся спиной назад на лестничную площадку и хихикаем, глядя на потолок. Потом передаем друг другу бутылку водки и даже пускаем слезы от того, как все обернулось: Фиона, настоящая ведьма, будет играть на телевидении ненастоящую ведьму. Мы строим предположения о том, разрешат ли ей взять с собой Паоло и будет ли у Паоло отдельный маленький трейлер, подходящий по размерам для птицы. Через несколько минут мы утихаем, и Фиона задумывается.

– Только есть еще кое-что, – говорит она, в очередной раз хлебнув из бутылки.

– Давай, колись.

– О, Мэйв. Да ладно, ты знаешь. Я знаю, что ты знаешь.

– Манон?

Она торжественно кивает.

– Манон.

На мгновение Фиона замолкает, а затем будто вспыхивает.

– Она такая классная! Оххххх! А что, если я уеду на съемки сериала и, пока меня не будет, она тоже уедет? Не может же она остаться в Ирландии навсегда.

– Так ты собираешься ей сказать? О своих чувствах?

– А что толку? Я не знаю, чувствует ли она то же самое. Не знаю, нравятся ли ей девочки, или мальчики, или кто угодно.

– Мне кажется, вы самые сексуальные люди, которых я знаю. И кажется, что пол здесь не имеет значения. Это просто подходящие друг другу виды сексуальности, – отвечаю я. – И она не такая уж старая. Она ровесница Аарона.

Фиона выгибает бровь.

– Так-так. Быстро же речь зашла об этом.

– О чем?

– О тебе с Аароном.

– В каком смысле «обо мне с Аароном»?

– Просто… не знаю. Вы же два сенситива. Наверное, между вами должны быть какие-то вибрации. Если хочешь что-нибудь сказать о нем, говори. Я никому не скажу. Даже Ро. Если не хочешь, вообще больше не буду упоминать эту тему.

Я понимаю, что она немного пьяна, потому что она продолжает настаивать на том, что никому не скажет. Пока она говорит, я думаю об этом и спрашиваю себя, что я чувствую на самом деле. Потому что она права. Какие-то вибрации действительно имеются. И хотя я не писала той записки, Аарон явно считал ее настоящей. Я думаю о физической тяге, которую я испытываю к Ро, о жажде прикосновений, о разочаровании оттого, что меня не целуют.

Всего этого я не чувствую по отношению к Аарону. Но я определенно испытываю некое очарование. Очарование, граничащее с отвращением и странным восхищением. Он единственный из всех, кого я знаю, кто беспокоится о своих доброй и злой сторонах, точно так же, как я беспокоюсь о своих.

Снаружи доносятся гулкие хлопки, развеивающие мою сосредоточенность.

– О Боже! – восклицает Фиона, вставая. – Это же фейерверк.

Я встаю и тут же чувствую, что мне нужно отойти.

– Встретимся в саду. Я быстро.

Когда я через несколько минут выхожу из туалета, гостиная пуста. Все вышли на задний дворик и пытаются запечатлеть фейерверк на камеры своих телефонов. И тут я слышу тихое хихиканье со стороны «уголка для бесед». Оказывается, там до сих пор сидит Лили. С кем-то. Я прижимаюсь к книжному шкафу, инстинктивно понимая, что не стоит им мешать.

Она сосредоточенно склонила голову и царапает иголкой по плечу Марка. От этой сцены исходит совсем другая энергия, чем от тех случав, когда она делала татуировку мне или Холли. Я пытаюсь найти выход во дворик, чтобы меня не заметили и чтобы не испортить ей этот момент.

– Хорошо, что ты знаешь, как выглядит символ Скорпиона, – говорит Марк.

– Я их все знаю, – отвечает Лили, окуная иголку в чернила.

– Символ Скорпиона хорош тем, что походит на букву «М», – продолжает Марк. – Как и первая буква имени Марк. Правда, удачное совпадение?

– Ну, наверное. Ты же Скорпион, и тебя зовут Марк. Так что да, очень удачно получилось.

Он медленно поворачивает голову.

– Ты что, смеешься надо мной? – тихо спрашивает он.

Она отвечает не сразу.

– А ты против? Если бы и посмеялась?

Наступает тишина. Но это вовсе не отсутствие всяких звуков. Это звук чего-то очень грандиозного, но невыразимого словами.

Звук первого поцелуя Лили.

9

Выйти из комнаты совершенно бесшумно невозможно, а я не могу вечно торчать за книжным шкафом, поэтому просто выхожу и делаю вид, что ничего не видела.

– Мэйв! – восклицает Лили озадаченно.

– Я ничего не видела! – громко говорю я и торопливо выхожу через дверь на крыльцо.

Фейерверк продолжается, и Фиона сжимает свой напиток, устремив взгляд прямо в небо. Вспышка лиловых искр озаряет ее лицо, по щекам текут слезы. Я обнимаю ее.

– Ты в порядке, подруга?

– Да, – говорит она, сжимая меня в ответ. – Просто мне немного страшно, в этом дело.

Я киваю, потому что и мне ситуация кажется немного страшной. Не такой страшной, как «конец света», к которому мы привыкли. Но страшной, потому что она входит в новый мир, в котором уже наполовину находится Ро. Мир взрослых.

Мы наблюдаем за фейерверком вместе, перекидываясь обрывочными фразами. Ночное небо теперь походит на мысленную картину в моем сознании, когда я пытаюсь запустить свой «процесс». От этой мысли «процесс» невольно запускается.

Разноцветные вспышки смешиваются с цветами всех окружающих меня людей. Красные и желтые, темно-синие и бутылочно-зеленые. Все их секреты и тревоги перетекают в меня, все их семейные проблемы, имена их домашних животных. Я стараюсь не перегружать себя этим и не обращать слишком много внимания на подробности.

Трудно заниматься телепатией на вечеринке.

– Эй, – раздается у меня за спиной голос Лили. Я поворачиваюсь и ухмыляюсь.

– Ну как, нравится вечеринка? – спрашиваю я.

– Ничего никому не говори, слышишь?

– Случайно оказались под омелой?

– Заткнись.

Когда Лили только вернулась из реки, я думала, она никогда не станет прежней. И была права. Она не стала прежней. Это уже не та Лили, с которой я росла, не застенчивый ребенок, увлеченный фэнтези-романами. Она другая, она постоянно меняется. Она оригинальная, добрая, остроумная и красивая, и я чувствую, как моя грудь разрывается от гордости за то, что именно я узнала ее первой.

Наступает полночь, и температура опускается ниже нуля. Около пятнадцати человек залезают на батут в саду Холли. Мы сняли обувь, а телефоны разложили по чашкам. Играют рождественские песни. Даже завернувшись в пальто и одеяла, я все равно чувствую, как быстро моя задница впитывает сырость батута. Но это стоило того чудесного момента. Единственные источники освещения – звезды и оранжевые огоньки сигарет. Лили и Марк больше не пытаются подойти поближе друг к другу, и я размышляю над тем, что это в их духе. Они оба скрытные. Или Марк всегда казался таким, насколько я его знаю. В конце вечера он возьмет у нее номер телефона, и вскоре мы с Лили будем вместе ходить на двойные свидания.

В воздухе слышатся хлопки крыльев, я поднимаю голову и замечаю Паоло. Я подталкиваю локтем Фиону. Вдруг он принес какие-нибудь сведения о Ложе.

– Пойду прогуляюсь, – говорю я. – Подышу воздухом.

– Я тоже, – одновременно отзываются Фи с Лили.

– Только если вы хотите поблевать, смотрите, чтобы вас не стошнило на розы, – предупреждает нас Холли.

В конце сада стоит каменная ванна для птиц, скорее декоративная, чем функциональная, но Паоло садится на нее и ждет нас. Фиона протягивает руку, и он летит к ней, как дрессированный ястреб. Закрыв глаза, Фи гладит его чернильные перья.

– Пока ничего, – говорит она, снова открывая глаза. – Но, с другой стороны, он исключил уже много мест.

– А что так долго? – спрашиваю я. – Наверняка в Килбеге не так уж много фальшивых замков?

– Паоло – птица, – раздраженно говорит Фиона. – Он не знает, что такое «замок», как мы с тобой. Он просто видит формы. Он как бы делает снимки в своем мозгу и показывает их мне, а я говорю, насколько он близок к разгадке. И чем дальше, тем ближе он подходит к ответу.

– И какие же снимки он принес сегодня?

– Ну, например, показал мне большой супермаркет «Олди».

– «Олди»? О боже, да так мы будем искать целый год.

– Прояви чуточку терпения.

– Не знаю, насколько мы это можем позволить себе, – говорю я. – Мы только что узнали, что Лорна встречалась с одним из «Братьев целомудрия». Она точно отправилась в Ложу.

Фиона прикусывает губу.

– Паоло старается изо всех сил.

– Не сомневаюсь, – дипломатично вставляет Лили. – Но он… всего лишь птица.

– Не просто птица, – возражает Фиона. – Он как бы… Он часть меня.

Мы с Лили молча переглядываемся, потом смотрим на Фиону, что странно, потому что обычно мы так переглядываемся с Фионой, когда Лили говорит о реке, испытывая смутное чувство, как будто что-то понимаем и одновременно нет.

– Да, звучит безумно, – признается Фиона, тоже ощущая наше напряжение. – Но именно благодаря ему я перестала… ну, знаете.

Она неопределенно машет рукой, как будто что-то режет.

Я стараюсь не показывать своего изумления. Я думала, Фиона перестала калечить себя больше месяца назад, когда была жива Хэзер Бэнбери. Я и не знала, что она продолжала.

– Не то чтобы я это делала часто, – торопливо добавляет Фиона. – Просто, знаете, после похорон все казалось таким мрачным и напряженным. Мне нужно было… – она закрывает глаза, – как-то расслабляться. Но затем я заметила, что Паоло от этого тоже страдает. И больше не могла расстраивать его. Ну ладно, – резко подводит она итог. – Он обязательно найдет Ложу. Я в него верю.

Мы возвращаемся к батуту и пролезаем обратно через черную сетку. Моим глазам требуется секунда, чтобы перестроиться, но я вижу, что теперь на нашем прежнем месте лежит парочка.

И один из них Марк. Целуется с кем-то. Когда не прошло и часа с тех пор, как он подарил Лили первый в ее жизни поцелуй.

– Это еще что за хрень?! – кричу я внезапно.

Зачем я кричу? Да, он ведет себя как последняя мразь, но зачем же кричать?

Это дерьмовое поведение, но разве можно кричать? Марк внезапно приходит в себя и либо вспоминает свой поцелуй с Лили, либо сожалеет о своем нынешнем поцелуе.

– Блин.

Марк поворачивается к Лили.

– Извини… – неловко мямлит он. И будь я потрезвее, наверное, позволила бы себе поверить в его искреннее сожаление.

Но я не настолько трезва. А он не настолько искренне извиняется.

– Лили О’Каллахан? – с отвращением произносит Бекки. – Марк, да ты хоть знаешь, какая она на самом деле?

Я чувствую, как что-то подступает в ее горле, готовое выскочить на свет – какое-то длинное перечисление ужасных фактов про Лили, список ее прегрешений, как реальных, так и воображаемых. Все что угодно, лишь бы отгородить себя от того факта, что она целовалась с тем же парнем, что и Лили О’Каллахан, самая жалкая чудачка во всем классе.

– Бекки Фогарти, – огрызаюсь я, прежде чем она успевает произнести хотя бы еще слово. – А ты знаешь, что Холли с Фионном называют тебя «Бекки Соплежуйка»?