Обжигающий след. Потерянные

Тиса любовалась чудесным видом, и где-то в глубине души прозвучал предательский голос: боже, а ведь всем этим она могла бы владеть. Задушить срочно!

– Локотня в четыреста верстах отсюда к югу, – ответил Демьян на вопрос лекаря, который она благополучно прослушала. – Есть портал в Малиновку. От нее там сто верст, и будем на месте. Так что, как почувствуете с Ричем, что готовы, сразу отправимся.

– Спасибо, Дема.

Над головой пролетел косяк серых гусей, и Рич замахал им руками, как будто бы птицы могли его видеть.

Карета с губернатором скрылась, и девушки отступили от окна. Фонька сообщила, что Марья Станиславовна просит спуститься читать роман. И Тиса порадовалась. Чтение поможет отвлечься от навязчивых мыслей. Не тут-то было. Как назло повествование свернуло в болезненную тему. Легкомысленная героиня, забыв о гусаре, повстречала в столице прекрасного… вэйна, конечно. Чтобы их роду пусто было. И битый час Тиса, заикаясь и серея лицом, читала восторженный лепет влюбленной дурехи. В конце концов, на фразе «жаркий поцелуй вэйна обжег ее губы» Тиса сдалась. Сославшись на головную боль, попросила позволения подняться к себе.

– Ах, как жаль, милочка, – обиженно зевнула хозяйка. – Ну да ладно. Подите. Только верните книжку на место в красную гостиную. А то давеча Санюшенька уж весь томик стихов изорвал на кошкину приманку.

– Ай-яй, – закачали враз компаньонки головами, как подсолнухи на ветру.

В гостиную, так гостиную. Хоть на гору кудыкину, только не читать роман.

Тиса прошла коридором в неприкосновенную комнату. Красный дракон, как и прежде, блестел погонами и клыками. Мольберт отчего-то скучал без Лизы, и славно. Взглянуть на художества молодой Отрубиной желания не появилось. Вряд ли в хозяйской дочери проснулся талант за эти недели. Там беспробудный сон. Зато Войнову привлек очаг. Гостиную отапливали ради художницы, и сейчас за решеткой догорала россыпь угольков. Тиса аккуратно поставила книжку на полку стеклянного серванта и присела прямо на пол у очага. В ее комнате такой роскоши нет, да и дома тоже. Как в видении, девушка смотрела на огонь. Маленькое пламя, то голубое, то красное, и такое живое, завораживало. Душа снова дала слабину. Она вспоминала другие дни и другое пламя плясало в кострах. И теплые руки касались ее плеч. И голос дурманил голову. Теперь она понимала, отчего так ровно горел костер из сырых веток, сложенный «шкалушем», и отчего так быстро высохли вещи после ее ныряния в болото. Колдун одним словом заставлял огонь полыхать. Так же, как смог с легкостью разжечь в ее сердце чувство, которое она потушить теперь не в силах. Остались всего лишь угли. Но слабое пламя еще обнимает их. А подуй – так разгорится. Как сейчас, после этого треклятого романа. До весны, написал Демьян. Единый! Как же до нее далеко.

Войнова не заметила, как скрипнула дверь балкона, и гостиную наполнили негромкие голоса. И лишь позже осознала, что не одна в гостиной.

– Оставь меня! – возмущенный шепот принадлежал молодой Отрубиной.

– Он снова был здесь, я знаю! – вторил ей разгоряченный мужской.

– Это тебя не касается!

– Еще как касается! Черт возьми! Как ты можешь, Лиз!? Чем тебя купил старый обрюзгший мухомор? – шорох занавесей и скрип половиц. – Ты катаешься на его коляске! Принимаешь букеты! Я видел посыльных.

– Ты следил?

– Ты прекрасно знаешь это. Я и дня не могу прожить без тебя. Я люблю тебя, Лиз.

– Перестань, – голос Лизы задрожал. – Все кончено, Сережа. Уходи! Сейчас же, пока тебя кто-то не заметил! И никогда не появляйся больше в этом доме!

– Всего один поцелуй, Лиз! Прощальный, – упрямо продолжил мужчина. Несмотря на слова, сдаваться он явно не собирался. – Я хочу убедиться, что ты ничего ко мне не чувствуешь.

Тиса не знала, что и делать. Встать, как не в чем не бывало, и поздороваться? Вряд ли это хорошая идея. Оставалось одно – отсидеться. Может быть, они ее не заметят и уйдут. Тиса осторожно выглянула из-за спинки дивана. Молодые жарко целовались. Лизонька и… тот самый благочинник, которого она видела не так давно на улице у особняка. Вот тебе и соглядатай. Войнова вернулась в прежнее положение – э-э, не очень удачно. Зацепила нечаянно прислоненную к стене кочергу, и та со звоном шлепнулась на пол. Скрываться далее было глупо, и Тиса со вздохом поднялась на ноги.

Немая сцена продолжалась с минуту. Войнова не могла ничего сказать, кроме как «я не нарочно». Благочинник, кажется, узнал ее и даже кивнул, пребывая в не меньшей растерянности. Ох. Зато Отрубина испуганно таращила глаза и кусала красивые яркие губы. Тиса не сразу уловила подвоха, когда девушка бросилась к шнурку на стене и отчаянно затрясла его. Затем вытолкнула в спину горе-любовника на балкон, велев тому убираться восвояси. На сей раз парень не стал пререкаться. Все это время Тиса по своей глупости продолжала стоять и наблюдать за развернувшимся действом.

– Ты не скажешь, что видела нас, – сощурила глаза Лизонька, подойдя к невольной свидетельнице ближе.

– Будь уверена в этом, – искренне пообещала Тиса. – Я случайно зашла. Мне нет дела до твоих тайн.

– Может и так, – невесело усмехнулась молодая Отрубина, глаза ее нехорошо заблестели. – Впрочем, можешь сплетничать. Только тебе все равно отец не поверит. Потому что…

Словно в каком-то фарсе Тиса увидела, как красавица со всей силы толкнула статую дракона в крыло. Изваяние, медленно качнувшись, подумало долю секунды – падать, не падать, и затем рухнуло на пол с таким громыханием, что весь дом сотрясся. Хрусталь и коллекция фарфоровых статуэток Марьи Станиславовны весело звякнули. Голова дракона оторвалась от туловища и медленно прикатила к ногам постоялицы.

Что было потом, не описать словами. Жильцы и слуги слетелись в красную гостиную и зажужжали пчелами. Тиса с несходящим с лица удивлением выслушала обвинения Лизы в свой адрес. Лев Леонидович устроил грандиозный скандал. Была бы виновница служанкой, как пить дать, отведала бы парчового тапка. Бедный хозяин так голосил над сломанной статуей, что Войнова даже пожалела его. Говорить что-то в свою защиту было совершенно бесполезно. Не поверят.

– Мы вынуждены отказать вам в постое! – наконец, хрипло прокаркал Лев Леонидович. Горло-таки себе сорвал.

– И правильно, – поддержала хозяина практичная Рина Степановна. – От ее голубей сор один.

Марья Станиславовна лишь уныло вздохнула. Читать матроне с завтрашнего дня снова предстоит Есении.

***

За ночь мороз сковал грязь и лужи, которые мокрый снег развел на дорогах в последние дни.

Привратник Григорий молча выпустил опальную постоялицу за дверь вместе с клубами морозного пара. Прошка с виноватым видом отдал девушке саквояж и клетку, что любезно согласился донести до крыльца.

Осторожно, чтобы не поскользнуться на обледеневшей тропинке, Тиса двинулась к воротам. Возмущение от выходки хозяйской дочери в ней поугасло еще вчерашним вечером. Она вообще многое сейчас воспринимала иначе, чем раньше. На такое ее состояние Камилла бы сказала, что в ней духу нет, и принялась бы кормить. Но в движении по течению тоже есть свои преимущества. Не надо мучиться выбором, судьба сама ведет. Все равно в доме Отрубиных она ощущала себя не лучше этих голубей.

– Тиса, погоди!

Обернулась. К ней спешила Фонька, кутаясь в овчинную безрукавку. Раскрасневшаяся от морозца, с непокрытой головой и челкой заиндевелой. За ее спиной топала знакомая парочка – продавщица сдобы с сыном, который напомнил ей Рича. Мальчишка отчего-то насупленный отстал от матери.

– Чай, не успела, так и не попрощевались бы, – укорила горничная, но тут же улыбнулась. – А я вот хозяйку тебе познакомить привела, тебе ж нужда-то теперича. А Алевтина Борисовна флигель сдает. Так ведь?

– Сдаю, девоньки, сдаю, – закивала пирожочница, перекидывая с одной руки на другую большую корзину. – Свободный флигелек, тока полы в нем вымыла, занавески свежие повесила.

На вид женщина была далеко не старая – лет сорока. Брови домиками, чуть вздернутый нос, под шерстяным платком темные букли волос, над короткой губой проступал еле заметный пушок. Одета в кроличий тулуп, и, похоже, что когда-то он имел неплохой вид, но со временем мех замялся и вытерся местами.

– Полушку в месяц прошу, где еще такую цену найдете! Пойдемте, покажу вам. Тут недалече.

А почему бы и нет? Цена действительно не кусалась. Осталось взглянуть. Тем более, что других вариантов у Войновой пока не имелось.

Прощаясь, Фонька не утерпела и обняла бывшую постоялицу, шепнув той на ухо: «Все наши думают, что это Лизка дракона свалила. Уж больно горячилась обвинять-то. Обычно ей делов не до кого нету, а тут на тебе, выступила». Тиса чуть улыбнулась. Какая теперь разница?

– Иди в дом, – подтолкнула она горничную, – простудишься.

И та послушалась, побежала, сверкая вязаными чулками.

Пока шагали к дому, Алевтина все жилье нахваливала.

– Кухонька есть, печь рабочая. Утюг, пожалуйста, угольки заправляй и гладь сколь душа просит. Устька! Я кому сказала – угомонись!

Мальчишка раздумал плестись позади женщин, и теперь с грозным видом скользил впереди по дорожке, и то и дело мешался у матери под ногами.

«Недалече» вылилось в сорок минут ходьбы с краткими остановками. Лямка саквояжа успела надавить пальцы. Дом Алевтины Кадушкиной стоял на Коромысловой улице, четвертым от угла: деревянный добротный с жестяным коньком и удивительно красивыми резными ставнями, пара из которых провисла в петлях. Двор имел несколько запущенный вид. Углы старательно забиты хозяйской сломанной утварью: тазы, огрызки метел, скамьи и перевернутые горшки на кольях. У ворот стояла старая телега без одного колеса. Справа от дома тянулись подсобные постройки и низенькая баня с грудой не колотых поленьев под стрехой. Слева к дому примыкал флигель, в окнах которого пестрели занавески в крапинку.

Из-за сарая показался малорослый мужичок заспанного вида с нечесаной шевелюрой и клокастой бородой. Завидев Алевтину, шустро повернул обратно.

– Гишка, куда это ты? – окликнула его Алевтина, подбоченившись. – А ну подь сюды, дорогой.

Мужичок с нашкодившим видом приблизился.

– Чего дров не наколол, бездельник?

– Так, Алечка, я же вот, – махнул Гишка рукавом в сторону сарая, – топор точу.

– Третий день, как точишь! Вот попросишь у меня добавки!

– А-аль… – заканючил мужик.

– Не Алькай! Пойдемте, Тиса Лазаровна, – хозяйка составила корзину на кособокую лавку и поманила за собой девушку. – Дядька мой троюродный, пригрела вот лежебоку на свою голову, мало мне одного было, – пояснила Алевтина. Она обошла колодец и ржавое ведро с дождевой водой и поднялась на высокое крыльцо. Пошарила рукой по дверному косяку флигеля и вытащила ключ.

– Проходите, смотрите… Печь исправно работает. Комнатка очень светлая. Вот скатерочка, сама вышивала. Баню топим раз в неделю. Коли останетесь, так сегодня и затопим. Чего не хватит, принесу с превеликим удовольствием.

Тиса поставила на пол ношу и прошла по скрипящим половицам. Что ж, все для жизни есть. Кровать у стены, над ней гобелен в розах. Вдоль противоположной стенки – столик с масляной лампой, пара стульев и вполне еще крепкий шкаф.

– Ма, а кто это? – в дверях кухни появилась девочка лет тринадцати, темноволосая как мать. Не скрывая любопытства, она уставилась на незнакомку, жуя сочное яблоко. За ее спиной в кухне Устин с упертым видом поддевал носом сапога табуретку.

– А ну кыш отседова! – погнала детей Алевтина. Те и не думали слушаться.

Послышался знакомый стук костыля и шарканье. В комнату заковыляла бабуля с клюкой. Седые волосы ее были растрепаны, из-под старого тулупа виднелись морщинистые чулки.

– Булочная рядом. До центра, конечно далековато. Зато до парка рукой подать, – продолжала говорить Алевтина Борисовна.

– Мой Моня умер на этой кровати, – продребезжала старушка.

– Ма! – воскликнула с досадой Алевтина. – Вы мне так всех постояльцев распугаете! Идите в свое кресло, чего вам не спится-то? Это моя свекровь, Тиса Лазаровна.

– Это дедова комната! – поддержал бабушку Устин из кухни.

Алевтина топнула ногой. И дети юркнули-таки за порог. Вслед за ними заковыляла и старушка.

– Простите, Тиса Лазаровна, – с извиняющейся улыбкой сказала Алевтина. – Домочадцы. Но они вам докучать не будут. Не беспокойтесь.

– Вы сказали, что рядом есть парк? – произнесла Тиса, оглядев из окна палисадник и улицу за тыном.

– Да, вишневый парк, – закивала хозяйка. – Самый большой в Оранске, заблудиться можно.

Этот последний аргумент решил вопрос. Парк! Это же просто замечательно. Будет где отвести душу, раз уж она лишена Увежского леса.

Решившись, Тиса отдала хозяйке деньги за месяц. Взамен получила ключ. Радостная Алевтина пересчитала деньги и положила в карман. Затем немного подумав, улучшила момент, когда постоялица отвернулась, и перепрятала их в пикантное место на груди.

Через полчаса хозяйка вернулась. Принесла выглаженное постельное белье и тарелку супа:

– Я подумала, вам с дороги захочется лапши на курином бульончике. Коли понравится, могу на вас стряпать, – предложила хозяйка. – Пяток рублей добавите, так и стирать буду.

Тиса отказалась. Как бы ей самой не пришлось работу искать. Есть, конечно, возможность отписать отцу, чтобы выслал необходимую сумму, но она и так достаточно вытащила денег из батюшкиного кармана на эту поездку, что просить сверх совесть не позволит.

Закончив раскладывать вещи, девушка поймала себя на мысли, что рада новому месту. Несмотря на его бедность, по сравнению с хоромами Отрубиных, здесь ей куда уютней. Даже дышится свободней. Ну, а то, что придется жить без горничных и готовить самой – не кисейная барышня, справится.

Гишка наколол дрова и по велению Алевтины помог растопить печь постоялице. Затем натаскал ведра воды во флигель. Как бы ни была хорошо вымыта немногочисленная посуда, Тиса все же предпочла начистить ее лично. В едальной лавке на соседней улице прикупились яйца, масло, кусок копченого окорока, хлеба и крупы. Не густо, но пока устроит. А завтра после урока надо бы на базар наведаться. Проведя день в заботах, лишь перед сном вспомнила, что совершенно забыла о видениях и проблемах иже с ними. Удивительно легко уснула на новом месте. Но лишь к утру стало ясно – может она и забыла о видениях, но они не собирались забывать о ней.

Глава 9 – Чтец

На нее глядел знакомый светловолосый парнишка в гимнастерке, в глазах – желание услужить.

– Рад вас видеть в здравии, Демьян Тимофеевич. С прибытием. Вот, три дня как пришли запрошенные вами бумаги из закрытого архива.

На стол перед вэйном легла тонкая папка.

– По табору Рупув не много, – продолжил паренек. – Ничего необычного. Кражи, три смертоубийства. Два из-за дележа. Одно из ревности, за убитого расплатились – семья откупилась. А это… вот, пожалуйте, допуск только у вас, – голос паренька понизился до шепота. – Бумаги по Бут Шеро.

Вторая папка, толстая и потрепанная на краях, придавила весом свою чахлую предшественницу.

– Спасибо, Мокий, и ступай, – отпустил паренька Демьян.

Рука вэйна легла на папку, затем сделала быстрый неясный пасс над ней. Обложка на миг полыхнула зеленым сиянием. Вэйн открыл папку. Списки, даты, суммы, имена… Он просматривал их быстро, так, что видящая не успевала вникнуть в суть.

***

Путь к школе изменился. Семейство Алевтины Кадушкиной проживало на окраине Оранска, где особняки так же трудно встретить, как грибы зимой. Тиса топала по улочкам мимо самых обычных одноэтажных домиков, будто бы она в Увеге. Мороз пощипывал щеки и сушил губы. С неба сыпалась ледяная крошка. Люди встречались все больше улыбчивые. Не удивительно – впереди ожидались предсотворенские недели с весельем, колядками, ряжеными. Сотворение – великий праздник, и начало нового года. Единый созвал Пятерых Святых и создал Хорн. А потом слепил и самого человека по своему образу и подобию. Да только ни души, ни жизни в человеке не было. Свистулька глиняная и та живее казалась. Тогда отдал Единый свою душу и кровь до последней капли ради жизни человечества. Интересно, пожалел ли он о принесенной жертве когда-либо? Ведь в глине закралась грязевая примесь, и потому люди получились не такими совершенными, как задумывал творец. Тиса посторонилась, пропуская бегущую ораву ребятни.

Вскоре улица Заречная задала крюк к реке. Дома отступили, предоставив Патве пологие берега, которые по весне затапливались паводком. Тиса взошла на каменный мост и обозрела с его высоты открывшуюся картину. Река лежала подо льдом, еще достаточно тонким, чтобы сквозь него виднелись черные воды. По льду гонял поземку гуляка-ветер. Вдоль берегов холмиками полегли низкорослые камышовые заросли. Ближе к мосту лед истончался, и река медленно вливалась в каменные борта, чтобы превратиться в канал, берущий начало с этого места и тянущийся через весь город на север. Тиса сняла перчатку и провела пальцем по каменному парапету, слегка припорошенному снежной крупой. Тихо и так спокойно наедине с природой, что хочется стоять здесь вечно. Смотреть вдаль. Слушать поскрипывание одинокого фонаря, стерегущего мост. И чувствовать, как тает снег под пальцами. В прошлую зиму она с Ричем лепила снеговика в палисаднике лечебного корпуса. Костыль не позволял ему работать обеими руками, и мальчишка катал ком одной. Потом они уселись на лавке и придумывали снеговику имя. Теперь Рич может лепить снеговика двумя руками. Это хорошо. Жаль, что она, наверно, этого не увидит. Или увидит, но только в видениях.

Далеко в сизой дымке глаза девушки различили движение. Вдоль левого берега двигалось пять черных точек. То ли свора собак, то ли кабанов, выбрались из перелеска к реке. Тиса поняла, что слишком задержалась на мосту. Опаздывать на урок чревато. Вернув перчатку на замерзшую руку, девушка поспешила дальше.

И все же она немного опоздала, минут на пять. Поверила словам Алевтины, что до Боровой недалеко. Несмотря на утренний час, клуб уже держал двери открытыми. А в клубе уже что-то творилось, что-то веселое, потому как смех Люсеньки и Строчки слышался уже из коридора.

Как потом выяснилось – Клим и скорописец свой номер решили вспомнить, ту самую «повторишу». А заключалась она вот в чем. Мужчины стояли по разные стороны от ширмы. Стручков делал какое-то движение. А Ложкин на пару секунд уходил в видение, затем возвращался и повторял движение.

– А я в-вот так! – Строчка подходил к делу с душой.

Явно в парне зарыт талант танцора и потешника одновременно. Виталий так ловко и озорно размахивал руками, ногами, головой вертел, а Клим до того уморительно-сосредоточенным лицом «повторял» за ним, что Тиса невольно хихикнула и с удовольствием присоединилась к зрительницам. Старушка привратница в удивлении цокала языком, прижимала клубок к груди. Клара скептично кривила губы, стараясь сдержать улыбку. А Люсенька откровенно рукоплескала «Браво!».

Заметив прибавление публики, Строчка так разгорячился, что чуть ли не вприсядку пустился.

– Эх-ма!

Тут-то Клим и свернул представление, когда понял, что уже лупит себя по бедрам, а от очередного маха ноги ширма готова сложиться пополам.

– Как здорово! – восхищенная Люсенька утирала слезы с глаз, выступившие от эмоций. – Молодцы! А можно я тоже покажу?! – девушка сложила ладони лодочкой. – Ну, пожалуйста, Клим!

Ложкин посмотрел на прибывшую ученицу и, по-видимому, посчитав, что урок может подождать, позволил Люсе поменяться со Строчкой местами.

Люсенька встала за ширму, подняла руки и закачала ими из стороны в сторону:

– Я березка на ветру! – объяснила девушка с умиротворенным выражением лица.

«Странная она все же немножко, как и все мы», – подумала Тиса.

А Клим так легко входит в поиск, что невольно позавидуешь. Притом не сидит, а стоит! А ей же обязательно надо лечь, чтобы сконцентрироваться и «увидеть»! А как быстро он выходит, эх. И не теряется, как некоторые непутевые видящие, вспоминая, с какой луны свалился и где находится. Сможет ли она когда-нибудь так же?

Клим вынырнул из видения и хлопнул в ладоши три раза. Тут только Тиса поняла, что уже несколько минут не сводит с учителя пристального взгляда. И это заметила не только она.

– Ну, все, хватит! – фыркнула Клара. – Повторили и будет. Делу время, потехе час. Строчка, ты мне обещал найти запись по результатам сентябрьских образцов. А Тисе Лазаровне судя по всему не терпится начать урок.

Слова прозвучали едко, и Тиса отчего-то почувствовала себя виноватой. Можно было сказать что-то в свою защиту, но растерялась. Бог с ним, с уроком. Она вовсе не желала быстрого окончания представления, в последнее время не часто выпадает случай повеселиться.

Но Клару как-то негласно послушались все.

Клим пригласил Тису в кабинет, и закрыл дверь.

После «повториши» учитель выглядел взлохмаченным, на щеках играл румянец, белая рубаха расстегнута на пару пуговиц у горла.

– Вам понравилось? – серьезно спросил Ложкин, занимая свое место за письменным столом.

– Очень, – улыбнулась Тиса.

Блондин скривил губы:

– Чушь полнейшая!

Брови девушки взметнулись.

– И этот номер, и концерт, – продолжил учитель. Он все же пригладил волосы. – Вот этим надо заниматься, – он указал на книгу, которую Тиса не сразу заметила среди бумажного беспорядка на столе, – а я скомороха изображаю.

На обложке книги красовался необычный вензель, словно из древних писаний.

До сего дня блондин ни разу не посвящал ее в свои мысли. А сегодня отступил от правила.

– Что это за знак?

– Вязаль Гатчиты. Если мы найдем курган, то на нем будет наложена именно такая печать. Составная кастская руна. Вот эта галка означает «прикосновение», а эта завитушка, похожая на поднявшуюся кобру – «золото».

– Вы ищете перо, что камень превращает в золото, – вспомнила Тиса разговоры.

– И его тоже, – со всей серьезностью ответил блондин. – И если министерство продлит денежное обеспечение, мы его обязательно найдем.

А ведь он в самом деле верит в то, что говорит, подумала Тиса. И заражает своей верой других.

– Видите ту карту, Тиса Лазаровна, – учитель поднялся и, вертя в пальцах карандаш, указал на крестики. – Мы брали грунт с разных мест, и только в двух местах, она имела высокую долю марганцевой зыди. А Онуфрий Гатчита, как мы знаем из Вековечных свитков, умывался водой из ручья, вода в котором имела густой розовый оттенок. Это здесь, Тиса Лазаровна. В предгорье! В Вязовке! Мы перерыли половину деревни. Осталась исследовать лишь этот склон.

Учитель с силой сжал карандаш в кулаке и вдруг замолк на несколько секунд.

– О чем это я? У вас урок. Я заговорился, простите. Расскажите, что у вас с поиском? – блондин вернулся в кресло.

Тиса вздохнула. Рассказывать было почти нечего. Искала – не нашла. Точка.

– Ясно, – кивнул Ложкин, выслушав. – Все равно продолжайте пытаться. Вы знаете что-нибудь о шуйской методике мечтаний?

Девушка отрицательно покачала головой.

– Возьмете в библиотеке эту брошюрку, – он быстро начеркал карандашом на бумаге название. – Номера мечтаний: 10, 55, 112. Вы должны каждый день представлять себя центром мироздания. Солнцем, что освещает землю. Ваша задача – осветить каждого человека, заглянуть лучами в каждый дом. Научится не стесняться вторгаться в личную жизнь людей. Вы же не оставите кого-то без солнечного тепла, так ведь? Да-да, не смейтесь, уважаемая. Это не шутка. Вот смотрите, когда я вхожу в видение, я полностью убежден в важности и в своем праве видеть. Дар слушается тогда, когда вы подходите к нему серьезно…

Учитель сегодня говорил много и интересно. И о своем опыте, и об опыте других искунов. В итоге заставил-таки ученицу закрыть глаза и представить себя светилом. И Тиса старалась, как могла. Получалось с трудом. Все же она бестолковая ворона.

– Теперь ищите Стручкова, – заявил Климентий, беря в руки книгу с той самой кастской печатью на обложке, – Он человек и желает вашего солнечного света. Давайте. Если удобней в кресле, извольте предложить перебраться в гостиную.

Вот так с легкой руки и благого напутствия Тиса провалилась в очередное видение. Дар снова предъявил ей свой туманный лик. Тиса же честно попыталась уверить его, что она – солнце. Дар долго и ехидно смеялся над ней, разбрасывая кисейные клочья. Затем отправил – к вэйну.

***

Демьян затушил сигару. Этак она курильщицей станет. Того и гляди пристрастится. Гадость. Вэйн вдохнул морозного воздуха из форточки и сел за стол. С разворота раскрытого досье глядели девять персон – кочевые бароны, участники совета Бут-Шеро. Костер и сидящие полукругом люди. Во рту каждого второго – кальянный мундштук. Все смуглые, в ярких штанах и кожаных безрукавках, расшитых золотой тесьмой, головы прикрывают алые платки, прихваченные тяжелыми обручами, украшенными безвкусно и вычурно каменьями. Драгоценными? Скорее всего. Иначе откуда тогда пресыщенные властью взгляды? Художник весьма талантлив. Акварель, масло? Нет. Больше похоже на темперу.