
Полная версия
Легенда бесконечности
Я возвращался в привычного себя. В того, кто умеет подавлять эмоции так же легко, как приказывать.
Иногда мне кажется, что я стал механическим существом, лишённым даже намёка на тепло, и, что самое страшное, мне нравится это. Двери лифта раскрылись, и передо мной сразу выстроились двое охранников.
– Господин Имерети, зал готов. Все ваши люди ждут.
– Хорошо, – ответил я, не снижая хода.
Коридоры в компании шумели приглушёнными голосами, но передо мной эта суета расступалась сама собой. Сотрудники никогда не смотрят мне в глаза дольше секунды: страх сильнее уважения, и это правильно. В переговорной стоял низкий гул разговора. Азариаса был уже на месте. Кака только я вошёл, все мгновенно стихли, я занял своё место во главе стола. Пальцы автоматически сжали стакан воды. После исповеди я думал, что почувствую облегчение. Но всё, что я сейчас чувствовал, это тягучая пустота.
– Господин Имерети… – начал один из управляющих, пытаясь казаться уверенным, но голос дрожал. – Мы получили уведомления от банков по филиалам в Дубае… Там заморозили несколько счетов.
Я резко поднял руку, заставляя его замолчать.
Глаза моих людей сжались в узкие щели никто не смеет говорить дальше, пока я не скажу.
– Что случилось? – холодно спросил я, ощущая, как внутри снова разгорается злость.
– Похоже, кто-то из наших партнёров начал слив информации конкурентам. Счета заморожены на неделю, операции задерживаются, поставки… – Он попытался продолжить, но я отбросил руку.
– Достаточно. – Я встал, ощущая тяжесть костей и мышц. – Значит, в холдинге есть предатель. Кто-то подставил нас. И я хочу знать имя прямо сейчас.
Молчание висело, и никто не осмеливался смотреть мне в глаза. Я сделал шаг вперед, они все прекрасно понимали, что за минуту я могу разорвать карьеру каждого из них или жизнь.
– Господин… – дрожал один из менеджеров. – Мы проверили внутренние отчёты. Есть странные транзакции, но доказательств недостаточно.
Я махнул рукой.
– Недостаточно? Недостаточно для кого? Для меня доказательства не нужны. Я чувствую, когда кто-то предаёт. И я найду его. – Мой голос был ровным, но внутри бурлил вулкан. – Если вы не можете найти, я сам найду, узнаю, кто это.
Снова сел за стол. Взял стакан воды сделал глоток.
– Я хочу полный аудит всех филиалов. Каждый контракт, каждая сделка. Через два дня мне нужен отчёт. Если хоть один человек в холдинге попытается меня обмануть, я не оставлю его в живых.
Все кивнули, и в их взглядах мелькнула паника. Они понимали: для меня слова – не пустые звуки, и то, чем я пригрозил, я могу сделать…
Когда совещание закончилось и все разошлись, я остался один в переговорной и только тогда позволил себе на секунду опустить голову.
Секс с Эллой не помог, он никогда не помогает. Я могу использовать любое тело, чтобы утопить свои мысли, но мысли всё равно всплывают в самых тёмных углах сознания, когда остаюсь один. Я провёл ладонью по лицу и выдохнул.
– Ты стал хуже, чем те, кого убил.
Эта мысль разрезала меня, как нож, и я даже не попытался от неё уйти. Телефон в кармане вспыхнул вибрацией, сообщение от Айлы: «Адам, ты дома?».
Я ударил кулаком по столу в своём личном кабинете, чтобы выплеснуть внутреннее напряжение. Затем я спрятал телефон в карман и вышел из переговорной.
Время снова надеть маску.
Маску, в которой я живу, никто не видит, насколько глубоко внутри меня сидит человек, который давно мёртв. За богатством, властью и тем, чтобы сохранить нам жизнь с сестрой, таится только одно: необходимость быть сильнее всех.
И в этом отец был прав…
Глава 4 Алифнет
Чернила на бумаге дрогнули, когда я ставила точку. Моя рука дрожала то ли от усталости, то ли от того безумия, что росло во мне с каждым днём, с каждым воспоминанием о Адаме Имерети. Я закрыла блокнот и спрятала его под кровать. Там лежали все мои откровения, тайные молитвы, признания, которых он никогда не услышит…
Стоя перед зеркалом, я вдруг вспомнила.
Вечер, тот самый вечер, о котором говорила Далва…
– Точно… – Я резко обернулась и почти бегом вылетела из комнаты.
Мои шаги громко раздавались по лестнице слишком громко для девушки, пытающейся скрыть собственное волнение.
– Да что же она так носится? – Отец удивлённо поднял брови.
– Алифнет, осторожней! Упадёшь! – Далва всплеснула руками.
– Папа, мне срочно нужно… – выдохнула я, остановившись перед ним, чувствуя, как грудь тяжело вздымается.
– Слушаю тебя внимательно, дочка.
– Сегодня ведь… деловой…
– Вечер, Алифнет. – Он смеялся глазами. – Из-за этого ты чуть не слетела с лестницы?
– Папа, мне нечего надеть.
– Ох, дочка… – Он рассмеялся. – Большая беда.
– Ну не смейся…
– Езжай и купи всё, что нужно.
Я бросилась наверх собираться, внутри всё вибрировало от тревоги, ожидания… и от слабой, опасной надежды, что я увижу его. Хоть секунду, хоть взгляд. Я ехала по Батуми, глядя на город через стекло, но видела совсем не город, я видела его пальцы, его тёмные глаза и голос, который живёт в моей голове, будто шёпот, от которого под кожей поднимаются мурашки.
«Почему ты так на меня действуешь? Почему во мне нет воздуха, когда я думаю о тебе?»
Я обошла множество бутиков, но ничего не нашла, всё было не тем. Не тем, ради кого я сегодня еду, пока не увидела его изящное изумрудное платье. Глубокий вырез, тонкая ткань, будто созданная, чтобы ласкать кожу.
– Его. – прошептала я.
Консультантка забрала платье, а я ждала возле примерочной. Как вдруг оттуда вышла девушка в платье цвета бордо.
– Девушка, вы не видели мужчину? Высокий, красивый такой… – Она закатила глаза.
Я улыбнулась.
– Нет, извините.
– Посмотрите, мне идёт? – она повернулась ко мне.
– Очень. Цвет благородный. И вы в нём… заметны.
– Спасибо! Я Айла. А вы?
– Алифнет.
И в этот момент шаги тяжёлые и уверенные. Такие родные, что моё сердце ударилось о рёбра, будто хотело вырваться наружу.
– Айла, ты ещё там? – знакомый, тёмный голос разорвал воздух.
Я не повернулась, не смогла. Если бы я увидела его, я бы не выдержала, выдала бы всё: дрожь, слабость, желание.
Кто эта девушка? Неужели они вместе?
Но его запах… Он был рядом. Дымный, тёплый, сладковатый, как мое каждое запретное воспоминание. Я чувствовала, как он проходит позади меня, как будто его тень обнимает мою спину.
Айла вышла, а я вошла в примерочную.
Надев платье, я шагнула на подиум. Я видела только свет, отражение себя… и его взгляд. Он стоял рядом с Айлой, но смотрел на меня, не на платье, а на меня. Его глаза скользили по моим волосам, по шее, по вырезу, по линии ключиц. Глубоко, остро, будто он искал во мне что-то забытое.
Точно, он искал ту, что не может забыть всё это время…
– Где-то я её видел… – прошептал он.
Моё сердце пропустило удар.
– Ты всегда так говоришь! – Айла ткнула его в бок. – И не вздумай говорить, что это одна из твоих бывших.
Он вместе с этой девушкой…
– Точно не из них. – Его голос стал жёстче.
Он не помнил меня…
Покупки были завершены, Айла и он ушли, растворяясь за стеклянной дверью бутика. Но даже когда они скрылись, его присутствие всё ещё стояло в воздухе: та тёплая дымная нота, этот тяжёлый взгляд, от которого у меня пересохло в горле. Консультантки всё ещё кружили вокруг меня, словно мотыльки вокруг огня. Хвалили, восхищались, убеждали, что платье сидит на мне идеально, но я уже знала это.
Мне хватило одного взгляда, его тяжёлого, внимательного, почти хищного взгляда, от которого по коже пробежала дрожь, а ноги невольно ослабли. Он видел меня, он смотрел на меня. И этого было достаточно.
Вскоре я оказалась дома.
Дверь за мной закрылась, но сердце ещё долго не могло закрыться от того, что происходило внутри.
Сняв повседневную одежду, я позволила ткани упасть на пол. Потом включила лампу, и тёплый свет разлился по комнате. Наступил мой приворожительный ритуал.
Я медленно расчёсывала волосы длинные, тяжёлые, тёмные, как мокрый шёлк. Каждый прядь ложилась под плойку как будто сама хотела состоять из волн ради него. Каждое движение кисти, каждый мазок теней, каждый штрих помады всё было для него…
Его голос, запах, взгляд, прожигающий мне лопатки в примерочной.
Я красилась не для вечера, не для светских разговоров, не для этих людей, я готовилась к встрече с пламенем, который поселился в моём сердце. Когда я закончила, мне показалось, что на меня из зеркала смотрит другая девушка взрослая, красивая, изящная… но с той же самой бессильной тоской в глазах. Тоской по мужчине, которому я не принадлежу… и которого я всё равно выбрала.
Спускаясь по лестнице, я чувствовала, как сердце стучит всё быстрее будто каждый шаг отдавался эхом в груди. Отец посмотрел на меня м замер.
– Ты прекрасна, дочка.
Я кивнула.
Только кивнула, потому что если бы я открыла рот, то вместо слова из меня вырвался бы весь мой страх… И вся моя любовь, спрятанная так глубоко, что уже не хватало воздуха.
Мы вышли и сели в машину. Небо над Батуми начинало темнеть, город мерцал разноцветными огнями, но даже они не могли отвлечь меня от того, что творилось внутри.
– Папа, я… волнуюсь.
Он положил руку мне на плечи, мягко, успокаивающе, как в детстве.
– Я рядом, Алифнет. Не переживай.
Глава 5 Адам
Порой мне снится один и тот же сон, не просто сон, а наказание. Каждый раз одинаковый, будто записанный на для повтора, чтобы каждый раз запугать во сне.
Лес. Холод, как будто мир выдохнул и замер, зима такая тёмная, что кажется чёрной, хотя всё вокруг белое. Тишина жуткая, ненормальная, нечеловеческая, давящая. Я стою посреди этого мёртвого пространства в белой рубашке, тонкой, как ледяная паутина, и брюках, на ногах – ничего. Кожа на ступнях потрескалась, будто по ней прошлись осколки стекла, с каждым вдохом холод царапает горло.
Передо мной узкая тропа, ровная и чистая, как приглашение, чтобы пойти по ней. Я делаю шаг. Кровь внутри пятки пульсирует. Через какое-то время я замечаю на снегу алые следы, капли сначала, но потом отпечатки ступней моих. Кровь тянется за мной тонкой дорогой, как память, от которой я пытаюсь бежать, но чем быстрее бегу, тем ярче она становится.
Я останавливаюсь, разворачиваюсь и хочу вернуться обратно, хочу выйти отсюда, и тут сверху, будто из неба, будто из собственной черепной коробки, раздаётся голос: «Обратного пути нет».
Я стою слишком долго настолько, что ледяная боль начинает подниматься выше, по ногам, по позвоночнику, будто кто-то лизнул меня холодным железом изнутри и вдруг раздается треск тишины.
Крик дикий, живой.
– А-а-а! Помогите!
Я срываюсь с места, бегу, как будто уголь в груди вспыхнул. Снег хлюпает под босыми ногами, кровь делает его тёплым, вязким, грязным. Звуки становятся искажёнными, гул стоит в ушах, будто я бегу под водой. Лес исчезает, обрывается, так будто кто-то просто взял и стёр его ластиком, как рисунок, нарисованный обычным карандашом.
Передо мной пустое поле. Слепой, горький ветер, будто чьё-то дыхание на затылке, я оглядываюсь и слышу собственное дыхание – рваное, хриплое, чужое.
Показалось?..
Но, когда я делаю шаг назад, всё внутри застывает: тропы нет, не осталось даже следов крови. Снег ровный, девственный, как будто я здесь никогда не стоял, и тогда я вижу её, Айлу: она стоит посреди поля… Платье лёгкое, шёлковое, тонкое – не для зимы, на коже мурашки легки, на её коже, а поверх был иней, губы посинели, она дрожит так сильно, что кажется: ещё немного – и рассыплется в снегу.
– Айла… – Мой голос ломается.
Она делает шаг назад туда, где под снегом что-то шевелится и земля под её ногами начинает двигаться. Я делаю шаг к ней… и чувствую, как земля под ногами дрожит, будто предупреждает: не смей.
Айла смотрит на меня взглядом, который режет, будто она видит меня насквозь: виноватого, грешного, беспомощного.
– Адам… Мне холодно… – Она открывает рот, и вместо дыхания выходит пар, рваный, словно последний. Голос тонкий, сломленный и едва живой.
– Иди ко мне, – я тянусь к ней. – На моей стороне тепло. Пожалуйста, Айла, просто шагни.
Она покачивает головой.
– Тебе… так кажется.
Она говорит это так, будто знает больше, чем я, будто уже была на моей стороне, и в этот момент небо начинает меняться, цвет белого становится розовым, потом красным, и вдруг с высоты падает первая капля на снег, затем на её плечо, на мою щёку.
Кровь не дождь, не вода.
Кровавый, густой, тёплый дождь, пахнущий чем-то звериным, он льётся всё сильнее, поле краснеет, мир вокруг краснеет, воздух становится липким, тяжёлым. Айла поднимает голову, и капли падают ей на ресницы. Стеклянные ресницы, покрытые инеем, дрожат.
– Адам… – её голос ломается. – Они… здесь…
– Кто?
Но ответ приходит не словами. Под снегом, там, где земля шевелилась, что-то срывает поверхность.
Сначала одна тёмная мордочка, потом вторая, потом десятки.
Крысы.
Огромные, с мокрыми боками, красными глазами, острыми, как иглы, зубами, они вылезают из снега, как черви из мёртвой плоти. Голодная и холодная стая крыс, они окружили ее. Айла делает шаг назад и проваливается по щиколотку в рыхлый снег.
Крик, который вырывается из её горла, режет воздух так, будто сам мир трескается пополам. Крысы бросаются на неё одновременно, рвут подол платья, тянут, царапают, вгрызаются, оставляя на белой ткани алые расползающиеся пятна. Она пытается закрыться руками, но их слишком много.
– Айла! – Мой голос – не голос, а взрыв отчаяния и боли.
Я бегу босыми ногами по льду, который режет кожу до кости. Каждый шаг – как нож в пятку, но я бегу, потому что должен спасти. Я добегаю до Айлы, и в тот же миг крысы исчезают. Распадаются на чёрный дым, уходящий в землю, будто их здесь никогда не было, но следы остались на моей сестре. Айла – в моих объятиях, тёплая вначале… и с каждой секундой холоднее. Платье разорвано, кожа в синяках, ссадинах, следах когтей, губы бледнеют, веки дрожат.
– Айла, нет… Нет, нет, слышишь? – Я прижимаю её к себе, как ребёнка, которого должен был защитить. – Это сон. Просто сон. Ты проснёшься. Пожалуйста… Открой глаза…
Но её голова безвольно падает мне на плечо, дыхание прекращается, тело становится тяжёлым, словно наполненным льдом.
Я слышу только собственный стук сердца, слишком быстрый, громкий.
– Айла… прошу… – шепчу. Потом громче и захлёбываюсь этим криком, и им, и кровью, и страхом. – Айла, проснись! Нет!
Я прижимаю её ещё крепче, до боли в руках, до хруста костей, так, будто силой могу вернуть её теплоту и жизнь, но смерть смотрит на меня её пустыми глазами с неба и смеётся надо мной.
***– Айла, где моя рубашка?! – голос мой разнёсся по дому, и я сам услышал, как в нём звенит раздражение. Мое раздражение было не к месту… Порой я не мог себя сдерживать и пылил перед сестрой. Ситуация, связанная с проблемой в компании, висела над головой как туча…
Я стоял посреди комнаты с пиджаком в руках, сжимая ткань так, словно это она была виновата в хаосе всего, что со мной случалось и случается вообще.
– Несу! – раздался из коридора голос сестры. – Адам, рубашка сама себя не погладит. – ворчливо произнесла она.
Брови сами собой нахмурились, как всегда, когда я пытался скрыть усталость под раздражением.
– Это можно было сделать и раньше, – бросил я холодно, даже не глядя на неё.
– Ой, всё, началось… – Айла закатила глаза, сунула мне в руки аккуратно выглаженную рубашку. – Держи. Всё, я пошла.
Она махнула рукой, будто отгоняла надоевшую муху, развернулась и ушла в гостиную. Я смотрел ей вслед и понимал, что злюсь не на нее.
Я злюсь на себя.
У лестницы меня ждала Валентина. Испанка, гордая, слишком наблюдательная. Та, кто всегда замечает и знает больше, чем мне хотелось бы. Валентина была человеком, которая знает обо всем мне то, чего я сам не хочу знать.
– Ты снова нервничаешь, Адам, – сказала она мягко, но я уловил в её голосе укор.
Я промолчал. Потому что не хотел, чтобы кто-либо видел – даже она, – как внутри меня просыпаются демоны воспоминаний и бешеного, обжигающего напряжения.
– Не злись на Айлу, сынок… – мягкий голос Валентины пробился ко мне, когда я с досадой застегивал запонки, будто каждая металлическая щёлка раздражала меня сильнее прежнего.
Я резко выдохнул.
– Я не злюсь, сеньорита. – Ложь. Мои плечи были напряжены, пальцы – холодные. – Просто тороплюсь.
– Торопиться тебе некуда, успеешь, – она смотрела на меня с той теплотой, как когда-то мама смотрела на меня…
– Вверяю Айлу вам. – Я поправил манжет, пытаясь скрыть, как дрожит рука после ночного кошмара, что снова не отпустил. – Возможно, задержусь… или уеду к себе.
– Езжай. За нас не переживай. Всё будет хорошо. – Валентина коснулась моего плеча – осторожно, почти матерински. – Мы справимся.
Я задержался у выхода, выдохнул, но воздух был тяжёлым.
– Пожалуйста… – впервые за весь день мой голос дрогнул, и я ненавидел это. – Присмотрите за Айлой. Она сегодня… в обиде на меня.
– Что случилось? – брови женщины поднялись.
Я сжал челюсть так, что хрустнуло.
– Я не разрешил ей пойти на день рождения.
– И в чём причина? – она сложила руки на груди, как будто уже ожидала ответа, который ей не понравится.
Я отвернулся, чтобы не показывать, что внутри меня снова поднимается тот же страх, что душил в каждом сне.
– Сеньорита… – я провёл ладонью по лицу. – Что делать там, в такое позднее время, такой девушке, как Айла? Праздник – до утра. До чёртовой ночи. До самой… – я осёкся, потому что не хотел произносить слово «опасность», будто оно само могло вызвать беду. – С ночёвкой она оставаться не будет, это само собой.
– Но ведь она может вернуться домой, – попыталась она спокойно, будто объясняла что-то ребёнку.
– Нет. – Я повернулся к ней резко, и в моём голосе прорезался тот холод, которым я обычно пугал бизнес-партнёров. – Я всё сказал.
Я сделал шаг к двери, но накрыла новая волна раздражения, почти звериной.
– Она не хочет ехать с охраной. Там будут парни. Айла – взрослая девушка, но… Чёрт. – Я сжал кулаки, смотря в сторону коридора, где, возможно, слушала она – моя единственная слабость. – Я не смогу сдержать себя, если кто-то обидит её. Ты знаешь меня, Валентина. – Голос сорвался. – Я знаю, на что способен… Если Айле причинят боль.
Женщина медленно подошла ближе.
– Я знаю. – Она посмотрела на меня так, будто читала под кожей мои страхи. – Ты защищаешь её так, как будто защищаешь самого себя. – Иди, Адам. Мы будем осторожны. Я присмотрю за ней, обещаю.
Дом – это дом, в котором жили Айла и Валентина вместе. А я… Я просто возвращался сюда иногда, между ночами, в которых хотел потерять себя в теле незнакомой женщины или просто напиться так, чтобы не помнить собственного имени. Иногда я уезжал в другой дом – тот, что стоял отдельно, ближе к морю. Место, где стены знали только мою боль, где никто не пытался меня контролировать, где можно было выключить телефон, налить себе виски до краёв и смотреть в темноту так долго, пока не становилось всё равно, жив я или нет.
Иногда… приступы защемления нервов сворачивали меня пополам.
Тело будто мстило за прошлые раны, за ночи без сна, за кровь, за бегство, за грехи, которые я носил внутри, как чёрные камни. Они длились долго, очень долго, порой часами, иногда сутками.
Валентина отворила дверь.
– Иди. Тебя ждут.
Пиджак лёг на плечи, в голове вспыхнуло лицо девушки из бутика. Её волосы, улыбка… Голос… Смех с консультантками в магазине. Почему при виде меня она была так взволнована?
Я выдохнул резко, пытаясь вытолкать её из мыслей.
– Чёрт, – прошептал я. – Не сейчас. – Откуда же я её знаю?..
Я вышел вечер ждал меня.
Сев в автомобиль, я откинулся на спинку кожаного сиденья и прикрыл глаза всего на секунду, чтобы попытаться сбросить напряжение. Но оно сидело во мне как гвоздь, вбитый глубоко под рёбра. Дверь мягко закрылась, и машина плавно тронулась с места.
– Ну что, Адам, какие планы на вечер? – спросил Алекай, привычно бросив взгляд в зеркало заднего вида.
– Планы, как всегда, – ответил я, поправляя запястье часов. – Сегодня нужно поговорить с Нодаром. Договориться о следующей поставке оружия. – Я говорил ровно, без лишних эмоций. – И ещё… – мои пальцы постучали по подлокотнику. – На вечере будет наш предатель. Дамир Шипиков.
Алекай усмехнулся, едва заметно.
– Уже всё решено?
– Да. – Я посмотрел в окно на вечерний Батуми, который тонул в огнях, как в грехах. – Сделайте всё чисто. Ты и Азариас. Я не хочу видеть его, пусть сдохнет.
– Понял. – Он кивнул. – А Айла… она ни о чём не догадывается?
Имя сестры ударило где-то в области сердца, как всегда.
– Она – нет. – Я стиснул зубы. – Она думает… что я просто продолжаю дела отца. Что всё это – бизнес.
Я не стал добавлять, что Айла смотрит на меня так, как будто видит в каждом моём шаге оправдание.
Сестра хочет верить, что я не такой, каким становлюсь, когда закрываются двери переговорных комнат.
– Она сейчас о другом думает, – сказал я, отворачиваясь от зеркала. – Всё время переживает за моё здоровье. Считает, что я слишком много на себя беру.
– Тебе повезло, что она есть у тебя, – тихо произнёс Алекай.
Уголки моих губ дрогнули от улыбки.
– Да… – выдохнул я. – Если бы не она, я бы уже давно был под землёй или в тюрьме, а может, и вовсе в аду.
Некоторое время мы ехали молча. Мотор урчал, как зверь, довольный своей добычей.
– Сколько продлится вечер? – спросил Алекай.
– Деловая часть – часа два, не больше. – Я провёл пальцем по запотевшему окну. – А потом… молодёжь останется. Веселиться там до утра.
Он усмехнулся.
– Значит, этим вечером расслабишься?
– Если он пройдёт как надо… – я чуть приподнял подбородок. – То почему бы и нет?
– Я выбрал для тебя двоих девушек, – сказал он, будто говорил о бутылках вина. – Они будут там.
Я коротко хмыкнул.
– Посмотрим…
Машина замедлилась, мы остановились перед входом в банкетный зал. Яркий свет, дорогие автомобили, охрана, усталые лица политиков и бизнесменов. Я открыл дверь, холодный ночной воздух ударил в лицо, будто напоминая о том, кем я являюсь на самом деле.
– Я подожду здесь, – сказал Алекай.
Я кивнул и вышел.
Каждый шаг к залу отдавался ударом в висках, но не от страха, а от предвкушения. Все уже собрались. Шум, голоса, свет – всё это давило на виски, но я держался ровно. Сегодня особое внимание имел только один человек – господин Нодар. Все дела моего отца – тёмные, глубокие, как кровавая река после бойни, – когда-то текли через его руки. И по сей день продолжают течь. Если войти в такую реку, как дела Малика Имерети, выйдешь ли ты из неё живым?
Нет, сухим – точно нет.
Отец погиб, и всё перешло ко мне. Умру я – перейдёт моим детям, и это наследство, похожее на проклятие.
– Адам, сынок! Здравствуй! – Нодар распахнул объятия так, будто мы были не партнёрами, а роднёй по крови.
Я позволил ему обнять себя, слегка похлопал по спине.
– Добрый вечер, дядя Нодар.
Он выглядел довольным, почти сияющим – признак либо удачной сделки, либо… женщины, этот блеск я знал.
– Я сегодня не один, Адам, – сказал он, сдерживая улыбку, но глаза выдали его раньше голоса.
Женился, что ли? – мелькнуло у меня в голове. Не самое важное, но интересно.
– Да? А с кем же?
Его грудь слегка приподнялась, как жест человека, который готов представлять миру кого-то дорогого.
– С моей Алифнет. – Нодар указал рукой в толпу.
Я проследил взглядом, но ничего не увидел: ни лица, ни силуэта. Только мерцание украшений, разговоры, бокалы, вспышки камер.
– А кто это? – спросил я честно. – Извините, дядя Нодар, не припоминаю.
Он вскинул брови.
– Ты что, не помнишь?
– Нет.
– Когда ты впервые был у меня дома, я же познакомил вас.
– Я не помню, правда… – нахмурился я, пытаясь вытянуть из памяти хотя бы тень, но нет, была только пустота.
Все лица того года, как только я сюда переехал, смешались в один неясный фон.
– Ничего. Ты увидишь её – и всё вспомнишь, – уверенно сказал Нодар.

