Легенда бесконечности

Легенда бесконечности

Глава

Дисклеймер

Здравствуй, дорогой читатель.

Спасибо, что выбрал мою книгу. Это мое первое произведение.

Предупреждаю честно:

Это – дарк-роман. Мафия. Современность. Боль. Власть. Любовь, рождённая в тени.

Вся книга – плод художественного воображения. Все персонажи, события, локации, кланы, диалоги и конфликты вымышлены. Любые совпадения с реальными людьми, организациями, городами или историческими событиями случайны.

Книга не пропагандирует насилие, преступность или ненависть.

Книга предназначена исключительно для читателей старше 18 лет.

В ней присутствуют:

– сцены физического и психологического насилия,

– описания пыток, похищений, убийств и самоубийств,

– ненормативная лексика, соответствующая характерам и обстановке,

– сцены сексуального характера (18+), отражающие не романтизацию, а сложные, часто болезненные взаимоотношения персонажей.

Если подобный контент может причинить вам душевный дискомфорт – пожалуйста, отложите эту книгу.

Если же вы готовы пройти сквозь тьму, то вперед за мной.

Потому что я тот человек, который верит: даже в аду можно найти любовь – и она будет сильнее всего.

С любовью, Валентина

От Автора

Каждый мечтает о любви, о том единственном человеке, чьё прикосновение успокоит боль, и чья тень станет домом. Но не всем удаётся удержать такую любовь. Одним она достаётся легко, других обжигает до крови.

Любовь начинается с доверия… но именно доверие чаще всего становится тем, что ломается первым. Потому что мир полон тех, кто готов разрушить чужое счастье ради собственной выгоды или ради простой зависти.

Первая любовь приходит неожиданно, будто сладкий яд, который проникает в кровь и обещает вечность, но приносит лишь раны. Последняя любовь – редкий дар. Свет среди тьмы. Шанс на спасение, который появляется тогда, когда сердце почти перестало верить.

Первая любовь была ему дана от дьявола, последняя – от Бога.

Пролог

Катар

– Моника! К тебе пришли! – голос матери донёсся с лестницы. Резкий, настойчивый, словно предвестник бурного ветра.

Девушка дернулась. Её пальцы всё ещё дрожали от свежих линий карандаша. На бумаге было её пространство, её покой. А реальность… была чужой, громкой, непредсказуемой.

Кто? Почему я чувствую это… тревогу?

Она медленно спустилась вниз. Каждый шаг отдавался в груди стуком, как предупреждение: «Всё может измениться в любую минуту».

В прихожей стоял Леон. Друг детства. Тот, кто всегда появлялся внезапно и оставлял после себя след, который невозможно смыть. Его взгляд вспыхнул, едва он увидел её.

– Как я вижу, дорогая, ты всё же рада моему приходу, – произнёс он, шаг за шагом сокращая не только расстояние, но и годы, которые их разлучали.

– Да, Лео… Добро пожаловать. Пройдём в гостиную? Выпьешь что-нибудь? – голос дрожал едва заметно. Сердце билось быстрее, а дыхание стало глубже.

– Да, давай.

Они сели на диван. Тишина висела между ними, тяжёлая, плотная, словно густой туман. Никакой неловкости – только прошлое, настоящее и невыраженные желания. Леон нарушил тишину первым.

– Как ты? – спросил он, не отводя взгляда. Его глаза пытались прочесть мысли, прочесть душу.

– Хорошо… А ты? Тебя не было три года. Что делал за границей? – Моника старалась звучать спокойно, но внутренне чувствовала дрожь, словно мелкие струны её нервов натягивались до предела.

– Работал. Заканчивал проекты… И кое-что нашёл. Новое хобби. – Его голос был ровным, но глаза выдавали другое: тьму и желание, которое нельзя остановить.

Хобби? Или это новый способ быть ближе ко мне? – подумала Моника, чувствуя знакомое напряжение, поднимающееся в груди.

– Какое хобби? – осторожно спросила она.

Он улыбнулся уголком губ, улыбкой, в которой пряталась и обещанная близость, и скрытая опасность.

– Пока что это тайна. Моя Моника.

– Я не твоя, – мягко, но твёрдо сказала она.

Я не хочу быть его собственностью… – думала она.

Леон задержал взгляд на её лице. Серо-карие глаза светились честностью, а это притягивало его, словно магнит, сильнее любых обещаний.

– У тебя красивая улыбка… и ты красивая… – слова вырвались сами собой.

Моника смутилась, но не смогла отвести взгляд.

Почему он всё ещё заставляет её сердце дрожать?

– Моника, ты в отношениях? – резко, почти больно выстрелил он словами.

– Я поднимусь к себе. Ты гость, но… – раздражение переполняло её, а сердце жгло.

– Всё, всё! – Он поднял руки. – Прости, я не хотел тебя сердить.

Но это была ложь. Леон хотел знать. Хотел владеть информацией, как когда-то владел её детством, её страхами, её улыбкой. Он не представлял себя без Моники. Он сходил с ума каждый раз, когда видел её. Она же не могла представить свою жизнь без Адама, и это знание только усиливало внутреннюю борьбу.

– Леон, я не хочу отношений. Не с тобой, – сказала она спокойно, но с железной твердостью.

Он вскочил, голос дрогнул, глаза загорелись почти одержимостью.

– Дай шанс! Чем я тебе не нравлюсь? Я готов на всё! На всё, понимаешь?!

– Тише, – прошептала она, боясь, что родители услышат.

Его эмоции рвались наружу, слишком громкие, слишком острые.

– Я вижу тебя как друга. Только как друга. Ты друг моего брата. Этого достаточно.

– Мы не дети! Мы выросли! – голос его сорвался. Боль и страсть смешались в каждом слове.

– Нет! Ты вычеркнешь меня из своей жизни, – холодно произнесла она.

– А я представить себе не могу, как это сделать… – выдохнул он, признавая своё бессилие.

Моника отвернулась и ушла.

– Моё сердце занято, Леон. Я не хочу никого другого.

– Ты будешь моей! – прокричал он, словно ударяя словами в её спину. – Ты слышишь?!

Хлопок двери – и пустота осталась с ней в комнате. Моника попыталась вернуться к эскизу, но карандаш не слушался. Сердце дрожало. Телефон зазвонил.

Моника: – слушаю… – голос дрогнул.

Пауза.

И вдруг хриплый, тёплый, почти осязаемый голос Адама коснулся её имени.

Адам Имерети: — Привет, родная…

Она закрыла глаза.

Моника: – Привет… – радость и боль смешались в одно слово.

Адам Имерети: – Я скучал по тебе. Скоро увидимся. Совсем скоро.

Отец проходил мимо её комнаты, но она не заметила.

Адам Имерети: – Моника? – голос Адама стал серьёзнее.

Моника: – Да?

Адам Имерети: – Приезжай ко мне.

Она растерялась.

Моника: – Я?.. Адам, я не знаю… Меня вряд ли…

Адам Имерети: – Пожалуйста, любимая. – Его голос был мягок, но тверд, опасно притягателен. – Я хочу, чтобы ты была рядом.

Моника: – Я попробую… Но ты знаешь… Родители…

Адам Имерети: – Ты справишься. Я люблю тебя.

Моника: – И я тебя…

Но на следующий день родители даже слушать её не захотели.

***Адам

Спустя 3 месяца…

Моника: – Адам, сколько можно?! Нам нужно поговорить! – голос Моники был измученным, дрожащим, но твёрдым.

Адам Имерети: – Я на тренировке. Бой через несколько дней. Не начинай, – раздражённо ответил он. – Моника, позже поговорим, – оборвал разговор.

Я бросил телефон в сторону, эти сцены утомляли. Ломкая грань между ними в последнее время казалась готовой треснуть в любой момент.

– Адам, хватит на сегодня, – сказал мне тренер.

– Ладно, ключи оставлю тут, я останусь.

Я не хотел домой к родителям. Там – вечные скандалы, упрёки, требования жить чужой жизнью.

Закрыв зал, я направился к машине. Но заметил тень. Кто-то следил.

– Добрый вечер, – произнёс незнакомец.

– Добрый… – Я напрягся. – Есть вопросы?

– Вам нужно проехать со мной. Вас вызывает госпожа Далия.

– С ней что-то случилось?

– Это связано с семейными делами Имерети Малик. Госпожа Далия в последнее время плохо себя чувствует, но по состоянию здоровья не хочет, чтобы вы знали.

В груди сжалось.

– Я понял тебя. Езжай, чуть позже я сам приеду.

Вдруг раздался звонок от Моники. За последние месяцы она сильно изменилась, и наше общение стало совсем другим. Мы перестали понимать друг друга, я не чувствую той поддержки, что была раньше.

Я ответил на звонок.

Моника: – Адам, я хочу увидеться.

Я выдохнул: «Черт, я же обещал поговорить…» – и согласился.

***

Они встретились в центре. Моника Адамия стояла одна, со стороны она выглядела очень одинокой.

– Что случилось? Или просто скучала по мне? – Адам обнял её, надеясь согреть хоть что-то внутри нее, чтобы эта искра одиночества и печали исчезла.

– Адам, убери руки. Нас могут увидеть журналисты.

Он остановился, пытаясь понять, что в этой девушке не так.

– Почему ты такая? Пусть знают, что ты моя.

– Я запланировала ужин, – сказала тихо.

– И? – нахмурился Адам.

– Мы должны сказать кое-что близким. Твоя семья тоже должна быть там.

Его руки медленно опустились.

– Думаю… я знаю, что ты хочешь сказать, – Адам улыбнулся слабой, тёплой улыбкой.

– Ужин первого июня. – Моника смотрела в сторону, будто боялась его взгляда.

Они попрощались.

«Неужели она наконец расскажет своим родителям о нас?»

«Господи… Что же будет?»

***Адам

Уже ночь, я приехал в родительский дом. Ухоженный вид дома, особое внимание этому уделяет мама, наша госпожа Далия Имерети, но особое чувство этого места не передать словами, и говорю я не о красоте, а о душевном состоянии. Дом, где я вырос, уже зная наперед, я знаю, что будет, когда я переступлю порог этого дома.

«Мама! Папа! Брат вернулся!»

Самое дорогое, что может быть в этой жизни, это семья.

Мой отец Малик Имерети. Он имел успешный бизнес, но это был не тот бизнес, о котором вы подумали. Да, у нас есть бизнес, который работает легально, «Холдинг Имерети», но также есть нелегальные дела, которые мой отец никак не может оставить в прошлом. Весь Катар знал нашу семью именно по нелегальным делам. Мой отец нетерпим и жесток, где бы он ни появлялся, он заставлял всех подчиняться своей воле.

Моя мама – Далия Имерети, не буду тянуть и растягивать, роза и душа нашего дома.

В семье я не один, у меня есть сестра Айла, восемнадцать лет, значение её имени описывало внешность, светлая и красивая, подобно луне, она была очень милой, доброй.

И, конечно же, сам я, Адам Имерети Малик, 23 года, представитель влиятельного рода. Справедлив и усерден, параллельно нашему семейному бизнесу уделяю большое внимание и время боксу.

Ну что ж, наверное, уже пора…

Переступив порог дома, была слышна тишина.

– Спят, что ли? Адам Имерети вернулся! – и тут выбежала наша Айла.

– Мой брат приехал, Адам! – она бросилась к нему с объятиями.

– Айла, хватит! – смеялся Адам.

– Почему ты так поздно? Даже не предупредил…

В этот момент из гостиной вышли наши родители.

– Сын, – кивнул отец.

– Мама? – спросил я.

Она смотрела на меня серьёзно. Казалось, выглядела она прекрасно. Опять отец за своё.

– Нам нужно поговорить, – сказала мама.

Мы сели в гостиной. Несколько секунд тишины, но потом отец начал.

– Мы хотим увидеть твою свадьбу и внуков. Сколько можно жить холостяком?

– Первого июня всё решится, – ответил я.

– У тебя есть невеста? – удивлённо спросил отец.

Я впервые за всё время улыбнулся перед отцом.

– Да, первого июня мы приглашены на большой ужин, который ее семья устраивает, там вы и познакомитесь.

Родители обменялись радостными взглядами.

– Тогда готовьтесь. – встав с места, сказал я. – Остался один день.

***

Возвращаясь домой, я шла по коридору с тяжелым сердцем, поднимаясь к своей комнате. И вдруг на лестнице появился отец. «Только не он…» – пронеслось в голове. Я сделала вид, что не замечаю его, но каждый шаг отдавался холодом в спине. Стоило мне коснуться дверной ручки, как его голос, низкий и тревожный, разрезал тишину:

– Моника, зайди ко мне в кабинет.

С тяжелым вздохом я развернулась и пошла за ним. В кабинете было темно, лишь лампа бросала желтоватый свет на его строгое лицо. На столе стоял бокал с виски, рядом – открытая бутылка. Атмосфера была до жути густой, как перед грозой. Отец жестом пригласил меня сесть.

– Что-то случилось, папа? – спросила я дрожащим голосом.

– Я узнал, что ты планируешь ужин, – его глаза были холодными, как сталь. – Где ты была?

– Я встретилась с организатором, обсудили детали…

– Детали… – он ударил кулаком по столу, и стекло бокала зазвенело. – Я знаю, куда ты ходила этим вечером!

Слезы подступили к глазам.

Впервые я видела его таким злым, почти неузнаваемым.

– Адам Имерети… – тихо пробормотал он, и моё сердце сжалось от страха.

Я попыталась смириться с его гневом, но он подошёл ко мне и ударил по щеке. Я сжала руки, ощущая не столько боль физическую, сколько предательство и власть.

Власть отца, которая чувствовалась всегда в нашей семье…

– Моя дочь не будет встречаться с каким-то нелегалом! Или ты забыла, что «Холдинг Имерети» – это легальное прикрытие?!

Я молчала, наблюдая, как алкоголь делает его слова острыми и опасными.

– Ты моя дочь. Каким бы человеком он ни был, ты не выйдешь за него! – голос рвался.

– Нет! – выдохнула я, дерзко. – Я выйду за него!

Взрыв ярости.

Отец схватил меня за плечи и прижал к стене, его лицо в ярости, голос рвался из груди, я думала, он убьет меня…

– Ты выйдешь замуж за Леона Акселили! Дай номер организатора и готовься: 1 июня будет и ужин, и помолвка!

Я рухнула на колени, моля его.

– Папа… я люблю его!

Но в глазах отца никогда не было места для любви. Он лишь холодно кивнул. Я подала ему визитку, молча вышла из комнаты, чувствуя, как моя жизнь рушится. На улице, укрывшись пледом возле пруда, я держала телефон и думала: «Что же делать?» Тишину нарушил шаг отца. Он положил руку мне на плечо, и я вздрогнула.

– Прости, Моника… я был в гневе, – сказал он с сожалением.

– Ты хоть понимаешь, что я сказала ему? – глаза бегали, сердце стучало.

Он пожал плечами, не находя слов. В его взгляде я увидела сожаление и жесткость – две стороны, которые живут в нем всю жизнь.

– Сказала, чтобы он пришёл на ужин с семьей… – пыталась я оправдаться.

– Мне всё равно.

– Почему? Зачем ты так поступаешь? У меня одна жизнь! – слёзы стекали по щекам.

– Я не хочу, чтобы ты связывала жизнь с нелегалом, – спокойно, но смертельно серьезно произнёс он.

– О, не нелегал! – настояла я. – Даже если его отец был таким, Адам другой!

Молчание.

И вдруг отец бросил мне папку с досье – «Дело Имерети». Каждая страница была как удар по сердцу: фотографии, схемы, документы. На одной из страниц я увидела Адама с оружием у головы связанного мужчины. Руки дрожали, глаза наполнялись страхом.

– Думаю, ты достаточно убедилась, – сказал отец, забрав папку из моих рук.

Я осталась в шоке, не веря, что человек, которого я любила, способен на такое. Сердце рвалось на куски.

– Я встречусь с ним, – прошептала я самой себе и сорвалась с места, садясь в машину.

***

Ночь стояла густая, словно дышала ей в лицо, когда Моника вышла из дома. Ключи дрожали в её пальцах не от холода, а от того, что внутри всё уже треснуло. Она села в машину, включила фары и, опершись лбом о руль, выдохнула резким, рваным дыханием. Телефон казался тяжёлым, она листала контакты, пока не нашла нужный номер.

Нажала на вызов.

Адам Имерети: – Да… слушаю… – сонный, тёплый, чуть хриплый голос Адама заставил её стиснуть зубы.

Больно. Слишком живой.

Моника: – Нам… нужно срочно увидеться, – произнесла она быстро, словно боялась передумать.

Адам Имерети: – Моника… ты что так поздно? Что случилось?

Моника: – Через пятнадцать минут я буду на нашем месте. Приезжай. Это важно.

Адам Имерети: – Хорошо… но как тебя отпустили? Ты время видела?

Моника: – Адам, ты тянешь время. Я отключаюсь.

Она не ждала ответа – просто оборвала звонок.

Мотор взревел, и машина сорвалась с места Моника ехала быстро, слишком быстро. Слёзы не текли, но в груди что-то уже обугливалось.

Ветер ударил в лицо, когда Моника вышла из машины. Ночь была вязкой и тихой, как перед грозой. Луна освещала её бледное лицо заплаканное, упрямое, сломанное и одновременно злое. Адам стоял у своей машины, облокотившись на дверь, будто ждал удара, который она вот-вот нанесёт. Моника подошла ближе, остановившись в шаге от него. Грудь вздымалась, пальцы дрожали.

– Ну? – произнёс он низко. – Говори.

Она глубоко вдохнула и метко выстрелила в него словами.

– Я ненавижу тебя.

Адам не шелохнулся. Только уголок его челюсти дёрнулся.

– Ещё.

– Ненавижу, – повторила она уже громче. – Твою агрессию, твою ревность, твою семью, твою мафию. Я ненавижу тебя, ты убийца! Ты бесчестный человек, на твоих руках грязная кровь! А ты прикрываешь передо мной спортом и делами в компании!

Он моргнул один раз медленно.

– Продолжай, – сказал он.

– Я не хочу быть частью этого ада! Я хочу нормальную жизнь! Хочу выйти замуж за честного человека, а не за… – голос сорвался. – …не за такого, как ты.

Тишина разорвалась внутри него, как взрыв.

Адам сделал шаг к ней, она отступила, он сделал второй, Моника уткнулась спиной в холодный металл своей машины.

– Адам… не подходи.

Он смотрел в её глаза, и что-то тёмное внутри него медленно вставало на ноги.

– Значит… честного, – произнёс он тихо, почти ласково.

Она отвернулась.

– Я разрываю нашу связь навсегда. С этого дня ты даже не приблизишься ко мне!

Адам протянул руку, взял её за подбородок и повернул к себе лицом.

– Нет. – Он произнёс это не как просьбу, а как приговор. – Ты сначала выслушаешь меня.

– Не хочу! – Моника попыталась вырваться. – Я тебя даже слушать не хочу, я ненавижу тебя!

Но Адам уже открыл дверь её машины, резко металлический щелчок разрезал воздух, как выстрел, толкнул её внутрь и сам вошёл следом, дверь захлопнулась.

Моника оказалась в его железном капкане.

Тишина автомобиля была такой плотной, что казалось, ею можно резать кожу. Моника дёрнулась к ручке двери, Адам перехватил её запястье.

– Открой, – прошептала она. – Я сказала тебе: всё кончено, с этого дня я не люблю тебя!

Адам наклонился ближе. Его дыхание обожгло её лицо.

– Ты хочешь честного, Моника? – его голос стал низким, тихим, опасным. – Хорошо. Но перед этим… ты узнаешь, как выглядит нечестность.

Он поймал её второе запястье, фиксируя её руки над сиденьем. Она пыталась вырваться, но Адам держал крепко, уверенно, ведь он знал каждую линию её тела.

– Адам, отпусти. Я серьёзно, я…

– Ненавидишь? – он коснулся её губ своим дыханием. – Боишься? – ещё ближе. – Хочешь уйти от мафиози? От убийцы?

Она закрыла глаза, чувствуя, как силы уходят.

– Да… – прошептала она.

Адам усмехнулся. Тихо. Без радости.

– Тогда я подарю тебе ночь, которую ты не забудешь, – прошептал он ей в ухо. – И даже твой честный путь, по которому ты хочешь идти с другим, не сможет стереть меня из тебя.

Его губы коснулись её шеи жёстко, требовательно, но это был не поцелуй, а владение, метка.

Она задохнулась.

Моника пыталась сопротивляться, но он был быстрее, сильнее, злее. Адам знал каждую её слабость, каждую точку, от которой её дыхание сбивалось. Он прижимал её к сиденью, лишая воздуха, пространства, выбора. Его пальцы скользнули по её талии, по бедру уверенно, так, будто её тело принадлежало ему так же, как воздух принадлежит ночи.

– Адам… – всхлипнула она. – Не надо…

– Надо, – жёстко. – Ты сама выбрала.

Он притянул её к себе, и в замкнутом пространстве машины воздух стал настолько плотным, что невозможно было дышать. Она чувствовала Адама, каждую линию его ярости, его силы, его желания сломать, доказать, оставить след. Чувствовала, как он захватывает её не только телом, но и волей.

Она плакала, а Адам шептал ей на ухо.

– Тебе нужен был честный? Вот и останешься с честным, но вот сама ты… Теперь бесчестная.

Ночь тонула за окнами машины, когда Моника сдалась не от желания, а от того, что он не оставил ей выхода. Он был резким, горячим, злым. Это не было нежностью, это было наказанием, владением, последним правом, которое он имел и которое решил использовать.

Дыхание Моники было рваным, а его – тяжёлым, яростным. Адам довёл её до слабости, до дрожи, до того состояния, когда чувства смешиваются со страхом и памятью, которую невозможно выжечь.

И когда всё закончилось, Адам сидел рядом, тяжело дыша, глядя на неё пустым, выжженным взглядом.

Моника закрыла лицо руками.

– Адам… зачем… – Голос дрожал. – Я сказала, выйду за другого…

Он повернулся к ней, его глаза были холодными, как клинок.

– Знаю, – сказал он. – Поэтому и сделал.

Она вскинула взгляд, но Адам уже открыл дверь.

– Ты меня… разочаровала, Моника, – произнёс он медленно. – Ты оказалась слабее, дешевле… и настолько гнилой.

Она тяжело дышала и старалась восстановить дыхание.

– Ты… бросаешь меня? – прошептала она. – Ты бросишь теперь меня, после того как переспал со мной?

Он посмотрел на неё сверху вниз чужим, прощающим взглядом.

– Я уже бросил, – спокойно сказал он. – Ты не стоишь того огня, который я в тебе сжигал все эти годы.

И ушёл, оставив её в тишине машины разорванную, сломанную, униженную, с его следами на теле и пустотой внутри.

*** Адам

Адам Имерети: – Отец, слушай внимательно. Никакого ужина не будет. Передай маме.

Отец: – Но как же…

Адам Имерети: – Не сейчас. Я не хочу ничего обсуждать. Просто… запомните:

невесты больше нет. И прошу – не трогайте меня больше с этими разговорами о свадьбе.

Я резко отключился, телефон погас, как будто и он устал от этой ночи. Посмотрел на дорогу – она тянулась пустой, мокрой от ночного воздуха. Пальцы дрогнули на руле, я нажал на газ, машина рванула вперёд, и вместе с этим встряхиванием меня накрыло прошлое, как мы познакомились с Моникой на последнем курсе университета.

Банально, не так, как в фильмах: нет громких историй, падений, случайных столкновений.

Просто… увидел.

И впервые в жизни почувствовал, что я живой. После получения дипломов мы начали встречаться.

Тихо, спокойно, будто всё само собой складывалось. И я, идиот, поверил, что так и должно быть, что мне, сыну Малика Имерети, от которого люди обычно бегут, может достаться такое светлое, чистое чудо. Со временем наши отношения стали серьёзными, настолько серьёзными, что я ослеп и не видел никого, кроме нее. Потому что я хотел её. Потому что в её глазах я впервые увидел отражение себя, а не чудовища, не наследника тени, а мужчину. Просто мужчину.

Говорят, что каждый черствый мужчина однажды готов отдать всё, что у него есть, – всю кровь, всё будущее, всю душу, – если в его жизни появляется та самая девушка.

И ею была Моника Адамия…

Но, как оказалось, это ошибка, большая, хлещущая по горлу, режущая изнутри ошибка. Любить и в один момент начинать ненавидеть – да, так бывает. Так происходит, когда человек, которого ты носил в сердце, тот, ради которого менялся, вдруг ставит тебя на колени одним предложением: «Я ухожу. Я выбираю другого».

Любовь меняет в лучшую сторону человека, но ненависть разрушает.

*** Моника

Я мчала домой так быстро, что почти не видела дорогу руки, дрожали на руле, мысли метались, как птицы, бьющиеся о стекло, я не думала ни о чём, кроме него… и своей дальнейшей жизни.