Небесная навигация

Не успели они закончить завтрак, как во дворе раздался визг тормозов и громкая, ритмичная музыка, заставившая старинные стекла слегка завибрировать. Иван Петрович нахмурился, его губы сжались в тонкую нить.

– Прибыл, – коротко бросил он, и в его голосе прозвучала смесь раздражения и некой обреченной усталости.

Через мгновение в дверном проеме столовой появился молодой человек. Его волосы, уложенные в небрежный, но явно тщательно продуманный беспорядок, были светлыми, почти белыми. На нем была дорогая, но слишком свободная для усадебного завтрака одежда: широкие брюки-карго и худи с ярким принтом. В ухе поблескивала серьга, а на шее висел массивный серебряный кулон. В руках он держал смартфон, который, казалось, был продолжением его собственной руки, и сел за стол, небрежно бросив его рядом с тарелкой.

– Дядя Ваня! – воскликнул он, его голос был громким, пропитанным столичной интонацией. – Что за глушь? Здесь хоть интернет есть? Мой блог сам себя не обновит!

Иван Петрович медленно поднял взгляд. Его глаза, обычно холодные, сейчас горели почти нескрываемым гневом.

– Кирилл, – произнес он, каждое слово было отчеканено, как на монете. – Здесь не твой модный клуб и не твоя площадка для «вирусных» видео. Здесь люди заняты делом. Поздоровайся с отцом Даниилом.

Кирилл лишь скользнул по священнику равнодушным взглядом, едва заметно кивнул. В его глазах читалась скука и легкое пренебрежение.

– Привет, батюшка, – пробормотал он, уже снова уткнувшись в телефон. – Надеюсь, вы не будете читать мне проповеди о вреде соцсетей. Я здесь по принуждению, так что постарайтесь не усугублять.

Отец Даниил лишь улыбнулся, кротко и немного неуклюже. Он видел в Кирилле не дерзкого юнца, а скорее заблудшую душу, ищущую себя в суете мира.

– Мир вам, Кирилл, – тихо ответил священник. – Я лишь надеюсь, что это путешествие принесет вам что-то большее, чем просто новый контент.

Кирилл фыркнул, словно пропустив слова мимо ушей. Его сознание уже рисовало кадры для будущего видео: «Экспедиция в глушь с батюшкой и дядей-тираном». Он представлял, как будет иронизировать над всем происходящим, как его подписчики будут смеяться над «отсталостью» этого мира, над «дремучестью» веры. Эта ссылка, как он воспринимал поездку, могла стать золотой жилой для его блога. Дядя Ваня, конечно, думал, что перевоспитывает его, но Кирилл был уверен, что перевоспитает он скорее своего дядю, показав ему силу медиа.

– Кирилл, – голос Ивана Петровича прозвучал как удар хлыста. – Убери телефон. И слушай внимательно. Ты здесь не на курорте и не на съемках шоу. Ты часть команды. И будешь выполнять все указания. Или вернешься в Москву, но без моих денег и без моей поддержки. Ты меня понял?

Последние слова Иван Петрович произнес с такой ледяной твердостью, что даже Кирилл, привыкший к своей безнаказанности, вздрогнул. Он медленно оторвался от экрана, его лицо приобрело выражение легкой обиды, но в то же время в его глазах вспыхнул огонек вызова.

– Понял, дядя, – процедил он сквозь зубы. – Но я все равно буду снимать. Это моя работа.

Иван Петрович лишь покачал головой, не желая продолжать бессмысленный спор. Он знал, что Кирилл упрям, но надеялся, что суровая реальность экспедиции сможет хоть немного сбить с него столичную спесь.

В этот момент в столовую вошла женщина. Ее появление было почти бесшумным, лишенным той броской яркости, что сопровождала Кирилла. Она была одета просто, но со вкусом: практичные брюки, светлая рубашка, волосы собраны в аккуратный пучок. В руках она держала небольшой кожаный портфель. Ее глаза, внимательные и умные, сразу же окинули присутствующих, задерживаясь на отце Данииле с легким, почти незаметным интересом.

– Доброе утро, – произнесла она тихим, но уверенным голосом. – Меня зовут Мария. Я из музея.

Иван Петрович встал, его лицо смягчилось. Он явно питал уважение к профессионалам.

– Доброе утро, Мария. Мы вас ждали. Присаживайтесь.

Мария кивнула, вежливо улыбнулась отцу Даниилу и Кириллу, который лишь мельком взглянул на нее, прежде чем снова погрузиться в свой телефон.

– Отец Даниил, Мария – наш реставратор, – представил Иван Петрович. – Ей предстоит оценить состояние храма и, если потребуется, провести консервационные работы.

Мария села, положив портфель на колени. От нее исходила аура спокойствия и сосредоточенности. В ее облике не было ни намека на суетность, ни желания привлечь к себе внимание. Она была воплощением скромности, но в то же время чувствовалась в ней внутренняя сила, стержень, который не сломить ни обстоятельствам, ни чужому мнению.

– Я изучила все доступные материалы по храму, – начала Мария, обращаясь к Ивану Петровичу, но ее взгляд иногда обращался и к отцу Даниилу. – Судя по описаниям, это уникальный образец деревянного зодчества. Иконы, если они сохранились, представляют огромную ценность. Моя задача – обеспечить их сохранность и, по возможности, подготовить к транспортировке.

Отец Даниил слушал ее с глубоким уважением. В ее словах не было ни пафоса, ни преувеличения, лишь чистая, профессиональная заинтересованность. Он чувствовал, что Мария – человек дела, способный видеть за обветшалыми стенами и потемневшими ликами нечто большее, чем просто старые предметы. Она видела историю, культуру, духовное наследие.

Кирилл, наконец, оторвался от телефона. Он с недоумением посмотрел на Марию.

– То есть, вы едете, чтобы чистить старые доски? – спросил он с неприкрытым скепсисом. – И тащить их потом через всю тайгу? Зачем? Не проще ли сфотографировать и оставить все как есть? Это же «аутентичность»!

Мария спокойно посмотрела на него. В ее глазах не было ни раздражения, ни осуждения, лишь легкая, почти учительская снисходительность.

– Кирилл, – мягко ответила она. – Мы ежемгновенно теряем наше наследие. Каждый день без должной консервации – это потеря частички истории. Фотография, как бы она ни была хороша, не заменит подлинника. Мы стремимся не просто запечатлеть, но сохранить для будущих поколений. Это как спасти человека, а не просто зафиксировать его страдания.

Ее слова были просты, но в них звучала такая убежденность, что даже Иван Петрович одобрительно кивнул. Кирилл же лишь пожал плечами, явно не впечатленный. Для него все это было частью какого-то странного, непонятного мира, где люди тратят силы на то, что, по его мнению, не приносит ни лайков, ни денег.

Отец Даниил почувствовал, как формируется экипаж. Иван Петрович – суровый организатор, движимый не до конца понятными, но сильными мотивами. Кирилл – молодой бунтарь, ищущий себя и пытающийся найти смысл в хаосе современного мира, пусть даже через призму своего блога. И Мария – тихая, но несокрушимая защитница прошлого, хранительница памяти. А он сам, отец Даниил, – проводник веры, надежды, человек, призванный соединить эти столь разные миры.

Они еще долго обсуждали детали предстоящего пути. Иван Петрович расстелил на столе большую карту, исчерченную линиями и пометками. Он говорил о маршруте, о возможных трудностях, о необходимости быть готовыми ко всему. Его голос был тверд, его взгляд – проницателен.

– Матвей уже готовит автобус, – сообщил Иван Петрович. – Баба Нюра собирает припасы. Выдвигаемся на рассвете.

Отец Даниил посмотрел на карту. Тайга казалась бескрайней, ее зеленые массивы простирались до самого горизонта, скрывая в себе не только затерянный храм, но и, возможно, ответы на многие вопросы. Он чувствовал, как внутри него растет не только тревога, но и предвкушение. Это будет не просто экспедиция, а настоящее паломничество, испытание духа и тела.

Кирилл, слушая дядю, продолжал периодически хвататься за телефон, делая незаметные для Ивана Петровича заметки или снимая короткие видео для своих сторис. Он уже представлял заголовки: «Выживание в глуши с батюшкой: как я чуть не сошел с ума». В его голове уже выстраивался сценарий, полный иронии и самолюбования. Он был уверен, что эта поездка станет его триумфом, а не дядиной попыткой перевоспитать его.

Мария же внимательно слушала, задавая уточняющие вопросы о климате, влажности, возможных перепадах температур. Она уже мысленно просчитывала, какие материалы и инструменты ей понадобятся, как лучше упаковать хрупкое оборудование. Ее ум работал четко и методично, как хорошо отлаженный механизм. Для нее это была не просто поездка, а научная миссия, долг перед историей.

Отец Даниил смотрел на них, этих столь разных людей, собранных волей судьбы и Ивана Петровича. Он понимал, что путь будет непростым, полным внутренних и внешних конфликтов. Но в его сердце жила непоколебимая вера. Вера в то, что даже в самых неожиданных встречах, в самых сложных обстоятельствах, Промысел Божий ведет человека к чему-то большему, чем он может себе представить. И, возможно, эта «небесная навигация» приведет их всех не только к затерянному храму, но и к самим себе.

День клонился к вечеру. Солнце садилось, окрашивая небо в багровые тона. В воздухе витал запах готовящейся дороги, запах приключений и неизведанного. Отец Даниил вышел на крыльцо, Полкан, огромный лохматый пес, который, казалось, был негласным хранителем усадьбы, подошел к нему и ткнулся влажным носом в ладонь. Священник погладил его по голове, чувствуя тепло и преданность животного. В этот момент он ощутил, что, несмотря на все различия, они все – люди и животные – были частью одного большого, непонятного, но удивительного замысла. И завтрашний рассвет откроет новую страницу в этой книге их совместного пути.

Глава 4. Ковчег на колесах

Утренний воздух, свежий и прозрачный, еще хранил на себе отголоски ночной прохлады, когда первые лучи солнца, пробившись сквозь вековые липы, начали расписывать двор монастыря золотыми узорами. Роса, словно алмазная пыль, осыпала траву, и в этой хрупкой красоте предрассветного часа у самых ворот стояло нечто монументальное, словно вырванное из иной эпохи, – автобус.

Он был выкрашен в тускло-зеленый цвет, который местами поблек от времени, а местами проступал сквозь слои новой краски, подобно древним фрескам под позднейшими наслоениями. Его бока были испещрены царапинами и вмятинами, словно шрамами от бесчисленных дорог и историй, каждая из которых шептала о преодоленных верстах. Окна, чуть замутненные временем, казались глазами, повидавшими многое, а крыша, некогда ровная, теперь имела легкую, благородную сутулость. На багажнике, привинченном к ней, виднелись следы от креплений, свидетельствовавшие о том, что он не раз служил пристанищем для самых разнообразных грузов. Этот автобус был не просто машиной; он был живым артефактом, воплощением стойкости и неукротимого духа.

Отец Даниил, вышедший на двор, ощутил легкое смущение. Его представления о предстоящей экспедиции, навеянные скорее старыми кинофильмами о геологах, нежели реалиями, рисовали нечто более современное. Однако, присмотревшись, он уловил в этом старом автобусе некую упрямую надежность, молчаливое обещание, что он довезет, несмотря ни на что. В его очертаниях было что-то от ковчега, готового принять на борт всех, кто ищет спасения или просто путь.

Рядом с автобусом, словно капитан своего корабля, стоял Матвей. Невысокий, крепкий мужчина с загорелым лицом и глазами, в которых плясали искорки добродушия и недюжинного опыта. Его руки, широкие и мозолистые, выглядели так, будто могли починить что угодно, от сломанного замка до разбитого сердца. Он поглаживал помятый бок автобуса с такой нежностью, с какой иной человек погладил бы любимого коня, и в этом жесте сквозила глубокая привязанность.

– Ну что, батюшка, – обратился Матвей к отцу Даниилу, заметив его взгляд. – Знакомьтесь. Это она, наша Ласточка.

Отец Даниил улыбнулся. «Ласточка». Имя, совершенно не соответствующее громоздкому облику машины, но в то же время удивительно точно передающее ту нежность, с которой к ней относился Матвей.

– Ласточка? – повторил священник, ощущая, как легкая улыбка трогает его губы. – Какое необычное имя для такого… могучего судна.

– А что? – Матвей пожал плечами, его глаза смеялись. – Летит быстро, хоть и не всегда. И возвращается всегда. Всякий раз, как из рейса прихожу, она мне словно щебечет: «Ну, Матвей, молодец, не подвел!» Сколько мы с ней дорог прошли, сколько верст намотали – не счесть. Она мне вернее всякого друга.

Подошла Мария. Ее взгляд, обычно сосредоточенный на тонких деталях древних икон, теперь скользил по металлу, стеклу, резине. Она видела не просто старый автобус, но машину с историей, с характером, с душой, если можно так сказать о механизме. В ее глазах не было ни разочарования, ни пренебрежения, лишь профессиональное любопытство и легкое восхищение этой вечной, несломленной вещью.

– Он… впечатляет, – произнесла Мария, обходя автобус. – Сколько ему лет?

Матвей гордо выпрямился. – Да лет ей, почитай, больше, чем мне. Мой дед на такой же ездил, отец мой, а теперь вот и я. Модель-то старая, да только двигатель у нее – зверь. И кузов крепкий, на совесть делали. Не то что нынешние, одноразовые.

В этот момент к ним присоединился Кирилл. Он шел нехотя, его лицо выражало смесь скуки и раздражения. В руках он держал свой смартфон, на который уже успел снять несколько «историй» о «суровой ссылке в глушь». Увидев автобус, он остановился, его брови поползли вверх, а губы скривились в саркастической усмешке.

– Это что, шутка? – его голос был полон недоверия. – Мы что, на этом поедем? На этом… музейном экспонате? Я думал, Иван Петрович обещал какой-то транспорт, а не передвижной памятник эпохи динозавров.

Матвей, поглаживавший Ласточку, нахмурился, но промолчал. Отец Даниил мягко, но твердо ответил: – Кирилл, это наш дом на колесах на ближайшее время. И, как видите, он очень надежен.

– Надежен? – Кирилл фыркнул, снимая автобус на видео. – Да это же просто контент! Мои подписчики будут в восторге от такого раритета. «Путешествие в прошлое на разваливающемся корыте». Это вирусное видео, сто процентов!

Мария взглянула на Кирилла с легким укором. Она чувствовала, что для Матвея этот автобус был чем-то большим, чем просто машина. И слова Кирилла, пусть и сказанные в шутку, звучали как оскорбление.

– У каждой вещи есть своя история, Кирилл, – тихо сказала она. – И у таких старых машин она особенно богата.

Иван Петрович, появившийся из-за угла, лишь неодобрительно хмыкнул, услышав реплику племянника. Его взгляд, цепкий и проницательный, скользнул по автобусу, затем по Матвею, затем по Кириллу, задерживаясь на последнем с немым упреком.

– Транспорт как транспорт, – отрезал Иван Петрович. – Главное, чтобы довез. А довезет. Матвей – человек ответственный, да и Ласточка его никогда не подводила. Меньше слов, Кирилл, больше дела. Помог бы лучше.

«Помог бы лучше» – эти слова, казалось, висели в воздухе, намекая на предстоящую работу. И действительно, в этот момент из дверей монастырской кухни, словно сошедшая с полотен русских художников купчиха, появилась Баба Нюра. Ее широкая фигура, облаченная в цветастый платок и фартук, казалась воплощением изобилия и неисчерпаемой энергии. В ее руках была не одна, а сразу две огромные эмалированные кастрюли, из которых исходил аппетитный пар, несущий аромат чего-то наваристого и сытного.

– Ну что, голуби сизокрылые, – громогласно объявила она, и ее голос, несмотря на возраст, звучал мощно и уверенно. – Проголодались, поди, пока тут языками чесали? У меня тут на всех хватит, и еще останется. Нечего в дороге голодать, нечего!

За Бабой Нюрой, словно вереница прилежных муравьев, тянулись другие послушники и работники монастыря, нагруженные корзинами, мешками и ящиками. Это был настоящий караван провизии, способный, казалось, прокормить целую армию, а не горстку путешественников.

Отец Даниил с изумлением наблюдал за этим зрелищем. Его скромные представления о дорожном пайке таяли, как утренний туман. Здесь были мешки с крупами, ящики с консервами, связки сушеных грибов, огромные круги сыра, копченое сало, несколько десятков буханок свежего хлеба, завернутых в полотно. И, конечно же, нескончаемые банки с вареньем, соленьями и компотами, каждый из которых, казалось, хранил в себе тепло летнего солнца и заботу Бабы Нюры.

– Баба Нюра, – начал было отец Даниил, пытаясь осознать масштабы происходящего, – но ведь нас не так много…

– Не так много? – Баба Нюра уперла руки в бока, ее глаза сверкнули. – Это вы сейчас не так много. А в дороге что? В дороге аппетит приходит, силы уходят. А еще, может, кого встретим, кто голодный? Или, не дай Бог, застрянем где? Что тогда? С неба манна небесная свалится? Нет уж! Моя забота – чтобы никто не голодал. Хватит на всех, и на зверье, и на птиц!

Она энергично руководила процессом погрузки. Матвей, с привычной сноровкой, открывал багажные отсеки, а послушники, под ее строгим, но добродушным надзором, аккуратно укладывали все богатства в недра Ласточки. Автобус, казалось, был создан именно для таких целей – его внутренние пространства поглощали все эти запасы с удивительной легкостью.

Кирилл, поначалу снимавший все это с ироничной ухмылкой, постепенно начал испытывать смешанные чувства. Количество еды было настолько абсурдным, что это уже не казалось просто забавным. Это было… мощно. Это было проявление какой-то древней, корневой заботы, которая не поддавалась его циничному анализу. Он даже на секунду опустил телефон, просто наблюдая за этой живой картиной.

Мария, тем временем, помогала укладывать хрупкие предметы – банки, склянки. Она отмечала, что каждый предмет был тщательно упакован, обернут в тряпицы или солому. В этом была не просто практичность, но и уважение к труду, к продуктам, к тем, кто будет их есть.

Иван Петрович, стоя в стороне, наблюдал за суетой с невозмутимым видом. Он знал Бабу Нюру много лет и прекрасно понимал, что спорить с ней в вопросах провизии бессмысленно и бесполезно. Она была воплощением русского гостеприимства и запасливости, и ее забота, хоть и казалась чрезмерной, была искренней и глубокой.

Полкан, огромный лохматый пес, прибившийся к группе еще вчера, с любопытством обнюхивал мешки с провизией, его нос подрагивал от обилия запахов. Он негромко поскуливал, предвкушая предстоящее путешествие и, возможно, какую-нибудь вкусную косточку. Баба Нюра, заметив его, погладила пса по голове.

– И ты, дружок, не останешься голодным, – проворчала она. – Всем хватит. Главное, чтобы дорогу держал, да от нечистой силы оберегал.

Отец Даниил, наблюдая за всей этой суетой, вдруг почувствовал, как его первоначальное смущение уступает место чему-то иному – теплому, обволакивающему чувству общности. Этот старый автобус, эта гора провизии, эти люди, столь разные, но объединенные одной целью, пусть и каждый со своей, – все это создавало ощущение крепкого, пусть и немного неуклюжего, единства. Это был их ковчег, который должен был нести их через неведомые воды, через леса и горы, к цели, которая пока еще оставалась скрытой за горизонтом.

Он подошел к Ласточке, провел рукой по ее шершавому борту. Под пальцами чувствовалась прохлада металла, но в ней была и некая живая энергия, накопленная за десятилетия службы. В этот момент автобус перестал быть просто машиной. Он стал символом их пути, их надежды, их веры.

Матвей, закончив с погрузкой последних ящиков, захлопнул дверцу багажного отсека с глухим, уверенным звуком.

– Ну что, батюшка, – сказал он, вытирая руки о тряпку. – Все готово. Ласточка наша накормлена, обута, да и пассажиры, надеюсь, скоро будут. Пора и в путь.

Отец Даниил кивнул. В его душе, несмотря на легкую нервозность перед неизвестностью, росло ощущение предвкушения. Это было не просто путешествие, это было приключение, испытание, а может быть, и обретение чего-то важного, что ждало их там, за горизонтом, в глубине тайги, среди забытых церквей. И этот старый автобус, «Ласточка», с ее запасами, с ее душой, казался самым подходящим средством для такого пути. Он был не просто машиной, он был пристанищем, крепостью, их временным домом, который повезет их навстречу судьбе, ведомый рукой Матвея и благословением Владыки Серафима.

Кирилл, наконец, опустил телефон. Его взгляд, обычно скользящий по поверхности, на мгновение задержался на Бабе Нюре, которая, тяжело вздохнув, но с довольным видом, утирала пот со лба. В ее глазах не было ни усталости, ни притворства, только неподдельная, почти материнская забота. И в этом простом, земном проявлении, Кирилл, возможно, впервые за долгое время, увидел что-то настоящее, что-то, что не требовало фильтров и хэштегов. Это была… жизнь. И эта жизнь, казалось, была полна куда более глубокого смысла, чем все его вирусные видео вместе взятые.

Мария, завершив свои приготовления, подошла к отцу Даниилу. – Я думаю, – сказала она, глядя на автобус, – что мы будем в надежных руках. И колесах.

Отец Даниил улыбнулся. – С Божьей помощью, Мария. И с такой Ласточкой, кажется, любые дороги по плечу.

Иван Петрович, бросив последний взгляд на часы, скомандовал: – По местам! Время не ждет.

Полкан, почуяв скорое начало движения, вильнул хвостом и, опередив всех, важно проследовал к открытой двери автобуса, словно показывая, что его место там, впереди, рядом с Матвеем, где он сможет охранять свой ковчег.

Так, под утренним солнцем, наполнившим двор золотым светом, старый автобус, названный Ласточкой, готовился отправиться в свой долгий путь. Он был нагружен не только провизией и багажом, но и надеждами, сомнениями, верой и предвкушением приключений. Он был готов стать ковчегом для своих пассажиров, несущим их через мир, который им еще предстояло открыть.

Глава 5. Молебен перед дорогой

Утро над монастырским подворьем наступило нежно, будто невидимая рука осторожно раздвинула бархатные кулисы ночи, явив миру рассвет, сотканный из призрачных перламутровых оттенков. Еще не успел растаять последний туман, цеплявшийся за маковки старых лип, но уже чувствовалось дыхание нового дня, полного ожидания и предвкушения. Воздух, прохладный и чистый, доносил еле слышный колокольный звон из монастырской звонницы, словно благословляя каждый камень, каждую травинку, каждое сердце, бьющееся в преддверии великого пути.

В центре двора, подобно древнему исполину, омытому росой и светом, стояла «Ласточка». Старый автобус, еще вчера казавшийся лишь грудой металла, сегодня преобразился. Матвей, словно верный оруженосец, всю ночь колдовал над ним, оттирая пыль веков, полируя стекла до блеска, подтягивая ослабевшие гайки. Теперь, отражая в своих боках хрустальное небо, «Ласточка» не выглядела старой – она выглядела мудрой, повидавшей множество дорог, готовой к новым испытаниям. Ее синие бока, когда-то выцветшие, теперь казались глубокими, как таежное озеро, а хромированные детали вспыхивали, словно звезды. Из открытых окон пахло свежим деревом и немного бензином – запахом приключений и дальних странствий.

Вокруг автобуса уже собралась вся экспедиционная группа. Отец Даниил стоял чуть в стороне, его молодой лик был серьезен и сосредоточен. Вчерашняя неуклюжесть, присущая ему в обыденной жизни, исчезла, уступив место внутренней силе и непоколебимой вере. Он перебирал четки, его губы едва слышно шептали молитву, а глаза, устремленные вдаль, казались окнами в иной, горний мир. В его душе боролись трепет перед неизведанным и глубокая уверенность в промысле Божием, ведущем его по этому пути.

Иван Петрович, как всегда, был сама строгость и выдержка. Его военная выправка не позволяла ему сутулиться даже в минуты глубоких раздумий. Он стоял, скрестив руки на груди, его взгляд скользил по лицам собравшихся, оценивая готовность каждого. В его глазах читалась смесь скептицизма, присущего человеку дела, и скрытого волнения. Он верил в логику, в расчет, в надежность техники, но где-то в глубине души, за броней прагматизма, теплилась надежда на чудо, которое могло подарить это путешествие.

Мария стояла рядом с Бабой Нюрой, которая, несмотря на торжественность момента, продолжала поправлять какие-то мешки, словно боялась, что провизии может не хватить на целую армию. Мария была воплощением тихой решимости. Ее скромное платье не отвлекало от выразительных глаз, в которых горел огонек любознательности и глубокой любви к древности. Она сжимала в руках небольшой альбом для зарисовок, готовая запечатлеть каждый миг, каждое открытие.

Кирилл, напротив, был далек от сосредоточенности. Он суетился, переходя от одного к другому, его столичный костюм казался немного нелепым на фоне старого монастырского двора. В одной руке он держал смартфон, в другой – небольшой штатив. Его глаза горели азартом, но не духовным, а скорее жаждой контента. Он пытался поймать лучший ракурс, снять панораму, сделать селфи с «Ласточкой», постоянно что-то бормоча в камеру для своих подписчиков. «Привет, друзья! Мы на старте! Это будет нечто! Эксклюзивный репортаж из самого сердца православия!» – его голос звенел в утренней тишине, нарушая ее благоговейность. Матвей лишь покачивал головой, усмехаясь в усы, а Баба Нюра неодобрительно хмыкала.