Управа на Забаву

Взлетела по ступеням вихрем, и дверью хлопнула.

– Ну, помоги тебе Светлые Боги, Данко-сапожник, – сказала волхва, и опять посмотрела на парня задумчиво. – Ты ведь хотел в Выпью Топь отправиться, с боярышней?

– Сначала домой ненадолго загляну, обещался, – вздохнул Данко. – Думал, что успею.

– Обещался – поезжай, навести родителей, – одобрила волхва. – Боярышня поостынет, соскучится. Или ты мыслил с ней вместе ехать, родителям её показать? – она удивлённо приподняла бровь.

– Нет, что ты, – вздохнул Данко. – Не в этот раз. Мы ведь так обручились, что вроде и не обручились, куда к родителям, – признал он невесело.

– Вот что, Данко-сапожник, – волхва на мгновение задумалась. – Помощь принимай, от кого только сможешь, раз в такое дело ввязался. Тебе без помощи никак. А захочешь меня спросить, или другое что – присылай весточку.

– А как же присылать?..

– На месте решишь, – улыбнулась волхва и встала. – И про тридцать три раза помни. Я не шучу. Это сильная волшба, если умеючи. На этом и попрощаемся, Данко-сапожник. Верю, что свидимся.

Она подошла, погладила его по волосам.

– Всё понял, Радуна Военеговна, – Данко поклонился ей и няньке.

На душу его теперь легла тяжесть. Забава на него рассердилась всерьез, и он её, надо сказать, вполне понимал. Но иначе не мог поступить! И не хотел.

И от боя со змеем-боярином ему не уклониться, и от Забавы не отказаться. Обручье не силком он у неё отнимал, сама дала. Может, и случится так, что придется вернуть ей обручье, но не теперь это будет. Если она по доброй воле выберет суженым другого – он обручье, конечно, отдаст.

Когда Данко исчез за дверью, Молевна всплеснула руками.

– Сударыня, да зачем нам это? Пусть бы он шёл своей дорогой. Вразумила бы ты его! А ты, да вместо…

– Что же ты за все годы его не вразумила, Драганушка? – прервала её волхва. – То-то же. А где на самом деле его дорога, я не ведаю.

Надо было на прощальный пир собираться. Молевна для своей боярышни всё приготовила – убор дорогой, из Вышеграда привезённый. Только вот понадобится ли он? Молевна в этом сомневалась. Проводив волхву, она поспешила наверх, в горницу.

Свернувшись на своей лавке, Забава безнадёжно рыдала, а это, надо сказать, было дело невиданное. За всё время жизни в Угорске она, должно быть, и слезы ни разу не уронила…

Боярышня плакала, обняв подушку, Милавка её утешала и сама чуть не ревела, обнимала, по плечам гладила и приговаривала:

– Ай, ну что ты, душенька Забавушка! Ну уедет Данко, так ненадолго ведь, он скоро вернётся. А ты что же не попросила по-хорошему, может, он и тебя с собой взял бы? Не плачь, время пролетит, и не заметишь. Я вот по Ярше своему, знаешь, как скучаю? А как возвращается он, так я ещё больше его люблю, а он какой бывает ласковый, как вернётся!

Что-то совсем не так поняла подружка Забавы. Неудивительно – проще по себе обо всём судить, а эта пара, Милава и Ярша, подобралась просто на зависть.

– Ты уйди пока, девонька, – Молевна погладила Милавку по плечу, – дай с боярышней словечком перекинуться. У тебя к пиру всё готово ведь? Успеешь, мы поможем.

Милавку послушалась, вышла. Молевна на лавку села, погладила Забаву по растрепанным волосам.

– Что за беда, горлиночка?

Забава замерла и спрятала лицо в подушке. А потом спросила, всхлипывая:

– Что же мне делать, а?

– В Вышеград ехать? Оденешься в цветное. Там тебе подарков, должно быть, целый ларчик накопился. Будешь с боярышнями в садочке гулять, и по городу, и на лодочке кататься. Скоморохов смотреть на ярмарке. Ярмарка ведь начнётся скоро, сама большая. Вышивать будешь с боярышнями. Гостей много в Вышеград съедется, так ты матушке будешь помогать.

Забава плакать перестала. Повернулась, села на лавке, обхватив колени.

– Да ты, нянька, смеешься надо мной?

– Что ты. Всё как есть и говорю.

– Куда я там? В обереге буду по столице ходить или в тереме в чулане сидеть?

– Ну что ты. Сама знаешь, что ни к чему тебе в Вышеграде будет оберег, – терпеливо возразила Молевна, ничуть не сомневаясь, чем дело кончится. – А личико тебе поправят. Батюшка твой устроит. Вряд ли твой ворог-боярин самую сильную волшбу к тебе применил.

– Смеешься ты надо мной, нянька, – она всхлипнула.

– С чего бы?..

– И прощай ведунский пояс. Велят замуж идти. Мне восемнадцатый год уж, куда ждать? Заставят. А Данко?

– Да уж. До старости рукой подать. А что Данко! С ним батюшка твой сам решит. А может и за него замуж пойдёшь. Чего в жизни не бывает!

– Шутишь ты всё, нянька, – Забава последний раз всхлипнула слёзы и вытерла. – Не поеду я в Вышеград. И замуж не пойду. Бабушка мне позволила и благословила. Буду в своем тереме жить. Ведуньей буду! Сколькому ещё научиться надо!

– Что ж, неплохо. И?..

– Но с Данко теперь как? Я его видеть не хочу! Никогда, нянька, слышишь? Как подумаю, что он меня, вот такую уродину, видеть может! Не хочу!

– Так Данко с тебя заклятье снимать решил. Змей ведь для него и наложил, чтобы над ним покуражиться.

– Если он сможет, то и я смогу! Как подумаю, что он на меня такую смотреть может, и даже целоваться вздумал…

– И тебе не все равно? Если ему ты не противна, то что тебе за печаль?

– А пусть он ко мне не приближается больше! Видеть его не хочу.

– Не девица ты у меня, горлиночка, а прямо пряник медовый, – удовлетворённо хмыкнула нянька. – Ну, успокоилась, и умница. На пир пойдёшь ли?

– Не подумаю даже!

– Да почему? Сходи. Тебя ведь никто не рассмотрит там.

– А Данко? Он меня будет видеть на пиру вот такой кикиморой? Я ведь на кикимору похожа?

– Похожа, – признала Молевна. – Так-то я их не видала, но думаю, что они именно такие и есть.

– Ну вот. Нянька, а ты ведь меня через оберег видишь? – вдруг спросила она. – А почему это?

– Оберег нарочно так сделан был. Как же мне с тобой управляться, если не видеть?

– Не пойду никуда. А завтра уедем.

– Вот и решили, горлиночка. Вот и ладно.

Надо сказать, своими горькими слезами боярышня няньку удивила. Такой характер – во-первых, её и дома, в Вышеграде, редко на слезу пробивало. А во-вторых, змеиный амулет чувства неплохо подмораживал. Кто знает, задумывал ли это Забавин батюшка, когда заказывал оберег, или получилось это вдобавок к прочему, но все были довольны – и Забава не жаловалась, и Молевне хлопот меньше.

– Милавку на пир проводим и станем собираться. Завтра же уедем, с утра, – сказала Забава решительно. – После пира ведь все до полудня спать будут!

– Да что с тобой? – вздохнула нянька. – Из-за одного Данко – сбежать? Видит он тебя, да и ладно. И я вижу, и Радуна Военеговна. И другие наставники, возможно. Мы тебе не мешаем, только Данко?

– Что мне до вас, – дернула плечом Забава.

– А до жениха дело есть. Понятно, чего уж…

– До него мне ещё больше дела нет! – воскликнула Забава и принялась косу расплетать.

А Молевна порадовалась – хорошо хоть волосы девке не испортил, поганый змей! Волосы прежними остались, густой пшеничный водопад, коса длинная толще руки.

– Ты уж реши, есть дело или нет, – посоветовала она. – И волосы прибери. А я Милавушку позову, пора ей одеваться на пир.

И она огорченно подумала, что как бы не испортился оберег. Слишком уж волнуется боярышня из-за Данко!

Неправильно это. И посоветоваться не с кем.

Милавку на пир собирали весело. Забава и думать забыла, что слезы лила, теперь они шутили и смеялись. Если всё решено, так чего грустить?

Когда берешь в руки вещички красивые – они радуют, хоть и не твои. А когда смотришь, как кружится по горнице подруга в новом распашном сарафане из зеленого с синим узорного аксамита, как плещется вокруг её ног тяжелый шёлк, а рубашка – как пена морская…

Не понравилось Забаве, какие Милава выбрала рясны* к венчику, она порылась в шкатулке и достала свои, любимые, из хрусталя и хризолитов, без сомнений подарила. Они Милавке шли замечательно, под глаза. Подруга обрадовалась. И всё не могла взять в толк, почему Забава на пир не идёт.

– Вы с Данко поссорились, что ли? – пыталась она угадывать.

– Поссорились, – признала Забава.

– Ой, да что же вы так! Тогда тем более надо на пир пойти, помириться!

– Потом помиримся, – отмахнулась Забава. – Ты, Милавушка, с этим не приставай, а то и с тобой поссоримся.

– Ладно, как скажешь, – надулась та.

– Вот у меня ленты зеленые, возьми в косу вплести. Как раз под рясны, – достала Забава зеленые ленты из драгоценного тимерикского шёлка. – Для этого их берегла.

– Ой, красота какая! – Милавка дуться перестала.

Да и не умела она ссориться, а новый праздничный убор так изменил её облик, что от прежней милой простоты и следа не осталось…

– Там в дверь стучат, или показалось? – Молевна прислушалась к звукам снизу.

– Как я волнуюсь, – всплеснула руками Милавка. – Всего лишь в трапезную нашу пойдём, а всё будто не так!

– И нечего волноваться, не свадьбу твою пировать собрались. – усмехнулась Молевна. – Пойдём, девонька, провожу, а то твой милый нам дверь высадит, – смеясь, добавила она, потому что снизу опять стук раздался, гораздо громче.

Это было по обычаю – толпа молодёжи теперь ходила от терема к терему, собираясь, чтобы всем вместе и не спеша идти через площадь в Академию – там наверняка уже распахнули настежь широкие ворота, и двери трапезной тоже стоят распахнуты. А трапезная эта – большая палата в стороне от остальных хором, как гридница на старом княжеском дворе. И будет большой пир, и музыка, и скоморохи – это непременно. И слушники, и наставники сядут за один стол, а потом плясать – и до утра. Хотелось Забаве побывать на этом веселье, но что уж теперь…

Она уж себе пообещала, что и в окно выглядывать не станет, когда Милавка отправится на пир. Однако выглянула. Чтобы хорошо видеть, хлопнула в ладоши и заговор прочла – тут же тусклая слюда в оконнице стала прозрачной, как первый осенний ледок…

Из окна было видно крыльцо, и возле него стоял Данко, тоже нарядный, в праздничном кафтане с высоким воротом, в дорогом поясе, в щегольских новых сапогах – сапоги-то у него всегда были на зависть. Кто с ним рядом был, Забава не заметила, смотрела только на Данко!

Жених! Матушка-Мокошь, как с ней такое приключилось? Ей ведь любые женихи не надобны. И Данко-сапожник – не надобен тоже. Но грустно стало оттого, что он-то на пир идёт, и там с другими плясать станет, наверняка ведь!

В это время Ярша за руку сводил с крыльца Милаву, подруга сошла лебёдушкой, и такая она была сегодня – глаз не отвести. А Данко голову поднял, посмотрел на окно, – как знал, что Забава за ним стояла, хотя видеть её не мог. Посмотрел, и шагнул к крыльцу, будто решил подняться и войти, но тут же передумал, опять на окно оглянулся и пошёл прочь, но среди толпы нарядных и весёлых он не веселился.

Ушли они, и Забава оконницу приоткрыла – душно в горнице с затворёнными окнами.

– Ты сама так решила, горлиночка, чтобы на пир не ходить, – услышала.

Это Молевна, выпроводив Милавку, успела подняться в горницу.

– Я не жалею, – отозвалась Забава.

– Не жалеешь – хорошо, – согласилась нянька. – А парень он ладный. И сила у него большая, тебя видит через змеиный оберег.

– Да что мне с того, нянька?..

– Да вот то. Скромный слишком, тихушничал долго. Объяснился бы с тобой давно, ты бы давно ему отворот и дала. Уже другую нашёл бы, чтобы по руке была рукавица.

– Вот и искал бы, ты чего ему не посоветовала? – вспыхнула Забава.

– Каюсь. Не поняла, на оберег надеялась. Теперь не погубить бы парня. Ему ведь со змеем драться.

От этих слов Забава побледнела, отвернулась. Сказала:

– Я его погубить не хочу. Чтобы потом себя не казнить. Всё равно уговорю, чтобы обручье отдал и от змея скрылся. У отца есть колдун, змеиную волшбу знает… Напишу ему, плату посулю… Щедро заплачу, из той казны, что бабушка оставила…

– Думаешь, поможет? – покачала головой нянька. – Данко уговаривать трудно будет. А чтобы против змея идти, меч-кладенец надобен. Другим мечом змея не победить.

– И где же взять такой?!

Нянька руками развела.

– Кто ищет, тот находит, горлиночка. Поспрашивать надо.

– У кого? – Забава всплеснула руками. – Он и не воин к тому же. Братьям моим с трех лет мечи в руки давали…

– Да, деревянные, – кивнула Молевна. – Братцы твои тоже молодцы ладные.

И это «тоже» прозвучало странно и для бравых братьев боярышни малость обидно. Забава даже улыбнулась…

Глава 6. Кому пир, кому в дорогу

Молевна давно уже потихоньку собиралась, так что осталась малость: сложить приготовленное в дорожные сундуки. Это вроде недолго, однако время прошло, за окном завечерело. Здесь, в жилом дворе, казалось, так тихо было – даже собаки не лаяли. А вот вдалеке, за площадью, во дворе академии, факелы горели во множестве, и костры – зарево далеко было видно, и шум доносился, и музыка, и веселье.

– Сбитня хочу сварить, такого медвяного, с мятой и с душицей – сказала Забава. – Есть у нас всё для сбитня, нянюшка? Или в сундуках уже?..

– Я нужное далеко не прячу, и меда прикупила, – отозвалась Молевна. – Сейчас сделаю, горлиночка. От такого питья спать будешь крепко.

– Сама сварю. Ты продолжай тут, я быстро, – Забава схватила мешочек с травами и побежала из горницы вниз.

Взяла с лавки ведро, чтобы воды в горшок налить – а пустое было ведро. Не принесли чернавки нынче им воды. Что ж, с этим пиром хлопот у всех было много. Придется самой сходить к колодцу за водой.

Забаве в радость было выйти из терема в ночную прохладу, подышать и ноги размять. Нянька не пустила бы одну к колодцу ночью, но она и хватиться не успеет. Не слыхали ещё в Угорске, чтобы кому-то вредило ходить ночью к колодцу, да ещё посреди жилого двора волховской академии!

Луна светила ярко, и звезды по небу рассыпались. Ночь стояла душистая, пряная, свежая. Колодец – за угол терема завернуть и пройти десятка два шагов – то есть рядом. Не было кругом никого. Из глубокого колодца глянула холодная темень. Забава завертела ворот, опуская вниз ведро, загремела цепь, там, внизу, и ведро с плеском упало в воду… а послышался как будто возглас.

Забава замерла. Нет же, послышалось.

Она опять стала крутить ворот, поднимая ведро. Подхватила его, поставила на край колодца. И тут – услышала тихий смех, и в лицо ей холодными брызгами плеснуло. Забава отшатнулась и чуть не толкнула ведро обратно в колодец. Однако устояла. Знак обережный сотворила и тихо спросила:

– Кто тут есть?

Смех ей чудился, а водой она сама плеснула, случайно! Так ведь?

И лучше вернуться бы ей в терем, пока не поздно. Но любопытство разбирало. Да и – ведунка она или не ведунка, чтобы колодезниц бояться?..

Снова раздался тихий, серебряный смех, а вода из ведра сама потекла вниз, на землю, и возле Забавы возникли прозрачные очертания стройной девичьей фигуры, которая всё плотнее становилась, все телеснее. Водяная девица смотрела на Забаву и тихо смеялась. Красивая, в лунном свете серебрится, но видно уже, что глаза синие, что волосы длинные до земли, русые, в косу не убранные, из одежды только рубаха белая неподпоясанная.

Колодезный водяной дух. Колодезница. Забава отступила на шаг, потом ещё, но убегать расхотела.

Водяная красавица смотрела шаловливо, с любопытством.

– Скучно мне, милая Забавушка. Можно с тобой поболтать?

– Если самую малость, – не стала Забава отказываться. – Так-то недосуг мне. Позволишь снова воды набрать? А то вот, разлилось всё.

– Прости, я не нарочно, – и колодезница опять засмеялась. – Конечно, набирай сколько хочешь. Как я откажу змеевой невесте? – смех у неё был похож на журчание ручья.

Забаву от таких слов как холодной водой окатили.

– Какая я тебе змеева невеста? – язык как не её стал, еле выговорила.

– Ну какая-какая? Невеста и всё! – развела руками колодезница. – А что не так?

– Я никакому змею не невеста! С чего ты взяла такое?

– Брось, я точно знаю, потому и вышла с тобой поболтать. Ты змеева невеста. Все знают!

– Кто – все?!

И снова холодок по спине у Забавы пробежал – это ведь должно означать, что просватали её родители! Выпил батюшка чашу вместе со сватами и слово им дал. Как же он мог?..

– Вода знает. Ветер. Трава вон и то знает, – колодезница кивнула на пышный куст чертополоха, что у стены рос. – Не шути со мной! Ты точно невеста кого-то из Горынычей. А чего отпираешься? Это же тебе счастье выпало. Я бы рада была!

– Ну вот и ступай к ним в невесты, – пожелала Забава. – Я не обещалась. Позволь воды набрать?

– Да кто тебе не даёт? – снова засмеялась-зажурчала колодезница и посторонилась, пропуская Забаву к колодцу. – И не бойся. Шутить не буду, с собой не утащу. Мне за такие шутки перед змеем ответ держать… – добавила она, видя, что девушка колеблется.

А Забава и верно, о том же подумала – а ну как толкнёт её в колодец колодезница-шалунья? Быстро обережный заговор вспомнила, проговорила его мысленно. Убежать бы всего разумнее, но…

Поболтать так поболтать. Испугается – потом себе не простит, что упустила возможность. А что до невесты змеевой – ну и ладно, если и обещал что-то батюшка, всё равно слово то было не последнее. И после сговора отменяются свадьбы. Зато, как видно, змеевой невестой и выгодно побыть. Колодезницы вот привечают.

– Как тебя зовут, подружка? – спросила она водяную девку.

– Холодяна, – сразу ответила та. – Может, побежали к речке, потанцуем там? Не одни будем, не бойся, много нас!

– Прости. Не могу. Меня хватятся, переполох устроят, вам же это ни к чему, – отговорилась Забава. – А помоги мне лучше, на вопрос ответь?

– Спрашивай, отвечу, – согласилась Холодяна.

– Ты говоришь, что вода всё знает. Научи, где найти меч-кладенец, чтобы со змеем можно было сразиться!

– Вот так вопрос у тебя! – колодезница ещё громче рассмеялась. – Это тебе зачем? Чтобы доспех надеть и жениха на бой вызвать? Или подослать к нему кого?

– Ты не знаешь, видимо, – Забава вздохнула притворно. – Ну конечно. С чего бы воде знать всё? Как и ветру, и траве – меч этот, как видно, хорошо спрятан!

Холодяна подумала немного, исподлобья глядя на Забаву, и сказала:

– Такие мечи прячут и в землю, и в воду, и на высоких горах, где только орлы до них и дотянутся. Таким мечам ни вода не опасна, ни огонь, и в воде они не ржавеют, и в кузне их не перекуёшь. Тебе нужно, чтобы достать было не то что сподручно, а хотя бы не слишком тяжко. Чтобы не все силы и не всю жизнь за них положить, верно?

– Так и есть. И где же такой доставать?..

– Я разузнаю, ты подожди. А подаришь мне за это свои бусины? – водяная девка протянула руку, дотронулась до ожерелья на шее Забавы. – Красивые камешки, у меня таких ещё не было. Я же вода, мне в радость камешками поиграть. Подаришь?

То ожерелье, что Милавка подарила – яркое, радужное. От подруги памятный дар. Жаль, но что делать…

– Подарю. Вот, возьми, – Забава сняла ожерелье, протянула Холодяне, та взяла, и в её глазах вспыхнул восторг.

Пальцы у водяной девки были ледяные, как самая холодная колодезная вода.

– Только знаешь, я уеду отсюда, – добавила Забава. – Ты ведь меня найдёшь, если буду не здесь? Вода ведь знает всё и всё может? Или как мы встретимся?

– Найду, не сомневайся, – сказала Холодяна, любуясь ожерельем, пересыпая его из ладони в ладонь. – Мне нельзя в долгу оставаться. Всюду тебя найду, – и, продолжая играть бусинами, она прыгнула в колодец, как волна плеснула.

Только что была тут водяная девка по имени Холодяна – и пропала, даже лужицы на том месте не осталось. Вот, и попрощаться не пришлось, и про свою испорченную красоту Забава даже не вспомнила, а колодезница этого и не заметила как будто. А Забава схватила пустое ведро и помчалась в терем – перехотелось ей черпать воду там, куда только что прыгнула водяная девка.

Она пустое ведро в тёмных сенях оставила и зашла в клеть, а там и светло было, потому что горел масляный светильник, и сладко пахло тем самым желанным сбитнем – травяным, пряным, медовым. У печки возилась Молевна. На стук двери она обернулась, оглядела Забаву:

– Ты куда, горлиночка, пропала? Ночью прогуляться решила?

– Воздухом решила подышать. Голова закружилась чего-то. Прости, нянюшка.

– Ладно. Пей сбитень, очень хорош. Мёда я, вишь, не пожалела, – нянька разлила напиток по чашкам.

Забава взяла, пригубила – горячо. Но спешить-то некуда. Села к столу, обхватив ладонями чашку. Помолчала. Рассказать няньке, не рассказать?..

Новость язык жгла. Как это, она, Забава – змеева невеста? Кого-то из Горынычей? Что делать с этим, как быть? Кроме того чтобы с колодезницами болтать. Ведь она ни за какого змея замуж не желает. Тот, который боярин, что б ему самому жабой стать, Ветрянычем назывался…

Она всё-таки спросила, когда Молевна села против неё за стол:

– Нянюшка, а Горынычи вообще кто? Сколько их?

Нянька вопросу не удивилась. Ответила:

– Горынычи – князья-змеи. Весь род зовётся так. А уж сколько их… Про троих знаю точно. Сам князь и два его сына. Все крылатые. А что?

– Они, говоришь, князья. Значит, княжество у них змеиное?

– Нет, девонька. Княжество у них человеческое. Князья – змеи. Но они свою натуру прячут. Сама помнишь, как боярин-змей в трактир вошёл – а никто и не понял, кто это. Самые ближники знают, должно быть, а остальные – нет.

Забава только головой качнула, не зная, что и сказать. Змеи княжат, к примеру, в городе большом, а народ не знает, что они змеи?

Всё, что Забава знала про змеев, ей бабушка рассказывала. А по тем рассказам выходило, что змей живет в тереме чуть ли не в густом лесу, жена его в том тереме пленница и за дверь ни ногой. А потом сколько ни расспрашивала – никто ей ничего про змеев не рассказал. Даже отец, что змеев в гостях принимал, только руками разводил на её расспросы и сердился. Пригрозил замуж выдать, чтобы она сама на всё поглядела. Это было до того, как Забава в возраст вошла, рано ей было замуж, но сватать-то не возбранялось…

После Забава с расспросами ни к кому не приставала. Делала вид, что и думать про змеев забыла.

– А терем у него в лесу? У змеиного князя?

– Ну почему?.. – Молевна плечами пожала. – Хотя не была я в его тереме. Но есть у него, думаю, и в городе хоромы, и ещё где, хоть и в лесу.

– И корабли у него летучие есть. И построить может… секреты знает, да?..

– Всё может быть, – согласилась Молевна.

Вот и сошлось, значит. Сговорился князь Вышеградский со змеем, что прилетит тот за невестой на летучем корабле, заберёт княжну для себя, и других боярских дочек – для своих ближников, как делают, когда в дальние земли отдают княжескую дочь. А глашатаи приказ по городам прокричали – для виду только…

Она – змеева невеста. Ну… поглядим ещё.

– Спать пойду, нянюшка, – Забава встала. – Выедем завтра поутру?

– Выедем, горлиночка. Я велела, чтобы повозку подали с утра. Как же с соколом своим, и не попрощаешься? Нехорошо.

– Придет прощаться – попрощаюсь. Не придёт – будить не станем. После весёлой ночки кабы к обеду кто проснулся, – заявила Забава сердито.

Грустно ей стало. Ждать до полудня она не станет, но вот чтобы он пришел рано поутру –захотелось. И пусть бы на неё посмотрел, ладно уж. И она посмотрит, не мелькнёт ли недовольство во взгляде. Отвращение. А просто надо ведь ей понимать, как её оберег влияет?..

Только это, и ничего больше.

– И где бы колдуна найти, чтобы змеиную волшбу ведал? – добавила она. – Не знаешь про таких, нянюшка?

– Доедем до места – поспрашиваем, – уклончиво пообещала Молевна. – Выпья Топь кому глушь, а кому и не совсем.

Утро вечера мудренее.

Данко ожидал прощальный пир не меньше остальных, но теперь не мог ему радоваться –столько всего принёс ему этот день. И Забава на пир не пошла. Это как раз было понятно – после сегодняшнего ни на какой пир не захочется. А ему остаться бы с ней, хоть под присмотром няньки – и не нужен никакой пир…

В кожаной мошне на поясе у Данко позванивали чудки – резные медные бусины, чтобы на шнурках носить, хоть на руке, хоть на шее, хоть в волосах. Чудки особые – в кулаке зажать и позвать друга-товарища. Их каждый год делали себе слушники, покидая академию – делал кто умел, на всех, остальные отдаривались, кто чем мог и хотел. На этот раз вызвался Данко, как лучший чудельник, а Травян Миряныч, волхв, помогал. Чудельному делу в академии обучал он, и Данко выделял особо…

Чтобы сделать такие чудки, от чудельника немало нужно и силы и умения. Данко полгода провозился. Теперь осталось бусины раздать, а раздавали их всегда на пиру. Поэтому не пойти было нельзя.

Ну и что пир? Всё как всегда. Наставники за столами расселись, и все слушники тоже. Разлили меды по чашам, Травян Миряныч речь сказал заздравную, потом волхва Радуна, а потом всякий, кто того желал. Травян чудки рассмотрел и похвалил, сам раздал, выбирая кому какую. Данко благодарили, бросали в его мошну кто золото-серебро, кто что – он не смотрел. Чудки принялись пробовать прямо за столом – но тут Травян гаркнул, запретив баловство. Всему своё время!