Управа на Забаву

От чаши хмельного мёда Данко отпустило, тревоги ушли, стало легко.

– Правда что ли ты со змеем подраться собрался? А то говорят… – это Вертила подсел рядом.

И откуда только узнал?

– Врут всё, куда мне со змеем тягаться, – отмахнулся Данко.

– Вот хорошо, утешил, я уж беспокоиться стал, – обрадовался Вертила. – А мы про летучий корабль говорим. Дело такое, чудка нашлась самая нужная, что корабли в небо поднимает. И отдают её недорого. Я на княжьем знахарском дворе буду, там всё и разузнаю. Ты с нами? Сразу поедем, или потом тебя позвать?

– Ты решил княжну добывать? – Данко помнил шутливую болтовню с Яршей, про то, кому княжну, а кому всё остальное. – Через год зови, раньше не надо. Если, конечно, не в беде помочь, упаси боги…

– Да погоди ты, – Вертила придвинулся ближе и заговорил тише. – Редкость большая, не упустить бы. А ты – через год!

– Значит, главное у вас есть, так и стройте, – кивнул Данко. – А мне не до того, уж прости. Что за чудка-то нашлась? Какая она хоть?

– Пока нельзя знать! Старая она, оживлять придётся. Надо в Вышеград ехать да взглянуть. Через полгода у нас будет корабль! Едем? Неужто откажешься?

– Сейчас откажусь. Хотел ты, Вертила, боярином стать, а станешь сразу князем, княжну получишь и город. Я тебе служить приеду… – он улыбнулся.

– Не хочешь, значит, потрудиться с нами, лучший чудельник? – глаза у Вертилы обиженно заблестели. – А если мы не оживим без тебя чудку? Не ожидал от тебя…

– Может, и со мной не оживите, – прервал его Данко, – Сами ведь не знаете, что там? Через год приеду, не раньше!

– Что, Дан, согласен летучий корабль строить? – это Ярша подошёл и о том же заговорил. – Ради такого можно годик и без пояса пережить. Если кто-то из нас город получит и княжью шапку!

– А кто шапку получит, решили уже, что ли?

– А жребий бросим, те, кто не женатый будет и не обрученный! – засмеялся Ярша, и все, кто слышал, его поддержали.

– Ну кидайте, – сказал Данко. – Пока без меня. Через год приду, если ещё не управитесь.

– Подводишь, братко, как же нам без чудельника? – Вертила прилип, как банный лист. – По твоей вине у нас ни княжества не будет, ни денег!

– И верно, Дан, говорили ведь уже, ты согласен был, – поддержал Ярша. – Не подводи! Дело сделаем и сразу заживём, чего тянуть и медяки до старости считать?

Вот от него Данко не ожидал такого.

– Отстаньте уже, – рассердился он, – я не обещался! Что мы говорили, о чём? Посмеялись только!

– Трус ты, и нас без помощи оставляешь! Кишка тонка, так и скажи! Другого чудельника найдем, который за девок не прячется! А таких боязливых на любом торгу медяк за горсть! – разошёлся Вертила.

– Ты, знаешь, за словами-то следи! – рассердился Данко.

– Гей! Вы никак подраться решили! Рановато, не плясали ещё, – между ними вклинился Травян Миряныч, который давно поглядывал. – А подать чашу большую! За князя будем пить, и за летучий корабль, кто бы его ни построил!

Чаша откуда-то в его руках взялась и тут же пошла по кругу, и ссора утихла, не начавшись.

И совсем скоро Данко упал головой на скатерть. Только он один. Травян Миряныч это заметил сразу, подошёл и за плечо потряс, и сказал:

– Утомился слишком Данушко, должно быть. Унесите-ка его наверх, в горницу, уложите!

Унесли и уложили. Удивились, кто заметил – Данко никогда не считался за самого хлипкого. Случается такое на пирах, что поделать…

А проснулся он сильно заполдень, и не понял, где находится и что с ним. Тихо было, за окном – солнечно. Он лежал на лавке, под головой подушка, и кафтаном своим прикрыт. Горница незнакомая – чья?..

Лишь когда в окно выглянул – сообразил, что он в академии, прямо над трапезной палатой. Сразу вспомнил вчерашний пир, самое его начало. И что случилось? Он напился и под лавку упал? Стыдобища. Но ведь не может этого быть!

Может ли, не может – но так, видно, и случилось.

Данко ещё не всё сообразил, когда дверь отворилась и служка заглянул, сообщил:

– Тебе Миряныч велел к нему идти, и немедля.

Как знал волхв, что вот сейчас Данко проснулся. Хотя почему как? Тот и похитрее вещи знал, не ошибался.

Миряныч нашёлся в его личном покое, в ближнем тереме над учебными горницами. Данко ему поклонился:

– Здрав будь, сударь Травян Миряныч, – в виски сразу болью ударило.

Тот хмыкнул, махнул Данко и налил ему в ковшик холодного кваса из запотевшего кувшина, подвинул:

– И ты не хворай. Испей вот.

Квас был ядрёный, на травяном отваре и холодный – даже зубы заломило. Данко выпил весь ковшик, и сразу почувствовал себя в порядке.

– Хорош был вчера пир, чудельник? – волхв смотрел весело.

– Да, как видно, – Данко взгляд отвел, всё-таки неловко ему было. – Мне пора, должно быть. Благодарю, – он поставил ковшик на стол.

– Может, и пора, но погоди. Садись, разговор есть, – велел волхв.

Данко послушался, сел на лавку.

– Ты, я слышал, домой собрался, погостить, от учёбы отдохнуть?

– Так и есть, – согласился Данко. – Отец зовёт, нужен я зачем-то. Не задержусь.

– Тебя новость ждёт, и хорошая. Но сам увидишь, – сообщил волхв, и искоса так посмотрел.

– Что за новость? – вскинулся Данко, почувствовав вовсе не радость.

Беспокойство, скорее.

– Увидишь, говорю же, – повторил Миряныч. – А ты в Выпью Топь навострился, отслуживать?

– Да, сударь, туда и поеду, – кивнул Данко.

– Знал бы я, что ты задумал, не позволил бы. Ведь уверен был, что ты в Вышеград собрался.

– В Вышеграде таких хватает…

– Дурень ты, – припечатал волхв. – Может, тебя как раз и не хватает.

– Голосилка и дальше заслала бы, – возразил Данко, подумав, что часто его стали отчего-то дурнем величать.

Он уже и привыкать начал.

– Ладно, – вздохнул волхв. – Вот тебе дар от меня, на прощанье, – он взял со стола красивую резную шкатулку, и осторожно, как драгоценность, извлёк из неё иголку с ниткой.

– Возьми. Воткни в шапку и пару стежков сделай, чтобы не потерять, – сказал строго. – Не простая это иголка. Ты про тайные тропы слышал? Которыми можно долгий путь быстро пройти?

– Оборотни которыми ходят?

– Да, они. Только там и люди ходят, иногда. Как погостишь у родителей, пешком на дорогу выйди, вслух скажи, куда тебе надобно и иголку эту сломай, тогда тропу увидишь. Иди по ней, как ступишь – уже не свернёшь. Быстро придёшь в Выпью Топь, и устать не успеешь. А то там болота кругом, нечего по ним шастать, – волхв усмехнулся. – Попадешься кому не надо, будешь три года кикиморам и болотницам лапти-скороходы плести. Понял ты меня?

Данко удивлённо на наставника посмотрел – смеётся тот, что ли? О такой опасности до сих пор и не слышно было.

– Понял, сударь. За чудку благодарю. Так и сделаю, как велишь. А не поможешь ли мне и в другом деле? Другая чудка нужна, хоть на время…

– Меч-кладенец, что ли, на змея? – приподнял бровь волхв. – Эка ты хватил, ненасытный мой…

– Кладенец мне нужен, но не о нём речь. Меня тут, в академии, учили мечом сражаться, как и всех. Но ясно же, что не слишком я в этом хорош. Есть чудки, с которыми быстро обучиться можно. Где бы такую достать?

– Таких у нас нет. Ты точно ли решил со змеем драться? – бровь Миряныча поднялась ещё выше. – И зачем погибать, когда и жить не начал? Ветряныч – княжич, он мечом дерётся, как дышит. Ты, если встретишь его – повинись и отслужи. Сделай, что попросит. Так не только жизнь себе выслужишь, но и ещё что дельное. А от девицы отступись, не по тебе она.

– Слышать о том не хочу, – насупился Данко. – Я ведун, она ведунка. Мы в выборе вольные.

– На лавку бы тебя разложить, да розгами, от упрямства полечить и разуменья добавить, ведун ты вольный, – сердито рявкнул Миряныч. – Пояс ведунский есть? Нет? Вот и вся твоя вольность. Перед академией в долгу. Ладно, иди уже. Успеешь ещё подумать.

Больше говорить было не о чем, так что Данко поклонился поскорее и ушёл. Отправился к себе. Мимо терема, где жили Забава и Милавка, ноги его пройти не могли. Милавка на крыльце сидела, на ступеньках, помахала ему. И сообщила сразу:

– А Забава с нянькой спозаранку уехали. И что ей вздумалось?

Данко так и замер на месте. Как же уехала? Будто от него сбежала!

Уточнил у подружки:

– В Выпью Топь уехала, или ещё куда?

– Отец её звал домой… – неуверенно сказала Милавка.

А у Данко как нож в сердце провернули, и дышать расхотелось. Хотя с чего бы, им обоим дорога в эту Топь с болотами, скоро встретятся. Не поедет ведь Забава к отцу, ни за что не поедет…

Глава 7. В Выпьей Топи

Дорогу до Выпьей Топи, вполне себе долгую, хаять было не за что – Забава с Молевной добрались, не притомившись. Дорога шла всё больше лесами, ночевали на постоялых дворах, а последнюю ночь и вовсе в повозке, костёр развели и взятой с собой снедью поужинали. Возница был, конечно, при оружии и оберегах, да и Молевна, ведунья, защититься умела – и закрыться, и глаза злодеям отвести, и путь проложить, и послушать, что в лесу вокруг них делается. Забава тоже это умела, разве что опыт её был невелик. Ехали-ехали, на шестой день привела их дорога из леса да к высокому тыну, что окружал Выпью Топь…

Село оказалась немаленьким. Ворота по дневному времени раскрыты стояли, ребятишки бегали, собаки. Возница здесь уже бывал, сразу направил лошадь к дому старосты, самому большому и добротному – пятистенок с горницами, что твой терем.

Староста, грузный мужик в кафтане поверх вышитой рубахи и в новых скрипучих сапогах – как нарочно ради гостей нарядился! – сразу смотрел свысока, но потом передумал и на статную няньку взглянул с интересом.

Обе они, Забава и Молевна, первым делом поклонились вежливо, староста лишь кивнул.

– Ведуньи пожаловали, значит. Как же. Наслышаны, ждём.

– А ждёте, так позовите отдохнуть с дороги, как делают добрые люди, – с улыбкой посоветовала Молевна.

Староста покряхтел, помялся и рукой махнул:

– Идемте, провожу. У себя и устроитесь, а зазывать вас ещё успеется…

Забава с Молевной переглянулись. Ну странно ведь? Как будто сюда каждый день знахарки приезжают новые, надоели уже до крайности!

– Веди, добрый хозяин, – сказала Молевна.

Заодно огляделась – может, ещё кто покажется? Хозяйка его из дома выйдет? День в разгаре. Нет, все словно попрятались.

Староста впереди пошёл, за ним – Забава и Молевна, и возница с повозкой. И так дошли они до края села – тут избы были поплоше. Остановились у одной, с покосившейся крышей.

– Тут прежняя ведунья жила, меньшая, – запнувшись отчего-то, сообщил староста. – Пожалуйте. Что найдёте, всё ваше. А старшая ведунья наша, Аленья, по делам отъехала. Здравы будьте…

– Припасов-то в обратный путь прикупить можно? Да овса для лошади, – поспешил спросить возница, хмуро оглядываясь. – Сундуки сгрузим и отправлюсь, недосуг мне тут.

– Всё можно! Сейчас сына пришлю сундуки сгрузить, – проявил-таки широту души староста. – А может, того, передумаете? У нас неподалёку леший злой, ведунок молодых не любит, всё норовит в болото заманить, к кикиморам! И болотницы шалят, мы по ночам ворота запираем особо, с заговорами. И марь какая-то в деревню шастает, по ночам в окна стучится! Своих не трогает, а как новый кто приходит… Жалко девку-то! Отвечать за неё!

– Ты охолони, жалостливый, – хмыкнула Молевна. – Тут тебе не просто девка приехала, а ведунка. Вот и поглядим, что у вас за болотницы! Сына зови что ли, сундуки таскать? – и взялась за ручку двери, толкнула.

Дверь качнулась, да и повисла на сорванных петлях.

– Да-да, сына зови, – повторила нянька. – Нам тут, вишь, не только с сундуками пособить надо. Топор пусть захватит.

– Погоди, сын у меня больно занят… – пошёл на попятный староста. – Ты грамотку-то покажешь путеводную? – спохватился наконец.

Забава достала из сумки грамотку – держала её наготове. Спросила:

– А как же тебя, батюшка, звать-величать? Ты сказать забыл, а мы и не спросили отчего-то.

Только теперь староста глянул на девушку, заметил, что рядом с Молевной кто-то есть.

– Другак Переярыч я, – буркнул он, вперив взор в грамотку.

Как взял пергамент, так и продолжал его кверху ногами держать, но печать рассмотрел и закивал:

– Вот и хорошо, вот и ладно. Убедились, что вы те самые. Может, вы нечисть, мари лесные, кто вас знает! А теперь вижу…

Забава не сдержалась, хихикнула. Хотя, вообще, было невесело. И изба загляденье – она в такой развалюхе отродясь не жила…

– Я тут позабыл, сына-то по делу услал! Вы ждите, кого-нибудь пришлю, – он махнул рукой и уходить собрался…

– Ладно, – сказала Молевна.

Положила она руку на сундук, тот и приподнялся над повозкой да шмякнулся на землю рядом. За ним последовал и второй.

– Вот, полдела сделано, – сказала она весело. – А знаешь ли ты, Другак Переярыч, в чём ведунка со злой ведьмой разнится?

– В чём? – он уставился на Молевну.

– Я тебе потом скажу, на ушко, – она улыбнулась ласково. – Ты присылай кого-нибудь, не сына, так другого кого. Ждать будем.

Возница помог повозку разгрузить совсем и попрощался, медлить не стал. Зато спросил: может, и впрямь сударынь обратно отвезти? Тут не пойми какая муха укусила старосту, ведет себя странно. Раньше как человек был…

– Нет, ничего, – решила Молевна. – Покупай припас и что ты там хотел, и доброй тебе дороги.

– Мёд тут хорош, многие бортничают*. И отдают дёшево, – сообщил возница. – Мёда и прикуплю. А вам, сударыни, значит, счастливо оставаться.

Он уехал, они остались. Забава зашла в избушку. Ах, Мокошь-матушка, да за что им такое?..

Земляной пол, ломаные лавки, стол колченогий. Скамья опрокинутая. На припечке – горшки закопчённые, чистить – не перечистить.

– Хорошо я новый горшок с собой взяла, – сказала нянька. – Не печалься, горлиночка, пустяки это. Печку затопим, хлеб поставим, кашу заварим. Всё и наладится.

– Давай уж лучше приберёмся сначала, – вздохнула Забава, окинув грустным взглядом свою новую избу.

Мамки-няньки да сенные девки, где вы, ау! Как же вас тут не хватает! Хорошо доехали, а тут…

Обустройство в новой избёнке было делом первейшим, впереди ночь – хоть тюфяки свежей соломой набить бы, и дверь чтобы затворялась. Зря что ли староста на нечисть намекал! В лесу было не страшно спать, там оберечься проще. Потому что если нечисть забирается внутрь тына, на то причина быть должна. И если творится в селе то, чем их староста пугал, то он должен был уже доложить куда надо, ведунов особых прислали бы. Да и ведунья здесь на княжьей службе, она куда смотрит?

Решила поэтому Молевна, что староста бессовестно врёт. Но зачем? Приехала ведунья, с правильной путеводной грамоткой – почему бы её хорошо не встретить?

И печь пусть бы цела была, иначе надо печника искать. И со старшей ведуньей, которая Аленья, тоже потолковать бы…

Забава любовью к уборке не отличалась, но тут взялась за дело рьяно. Всё, что можно, подергала и осмотрела, лавку поправила, приложив немного волховской силы, дверь и ту приладила на место.

– Топор нам нужен, – сообщила она деловито, повозившись со столом, который на трех ногах стоять не желал.

– Это найдём, – согласилась Молевна, она пыталась печь затопить. – Труба забилась, не иначе.

– А давай залезу, прочищу? – лихо предложила Забава. – Я за избой шест видела.

– Поостынь, боярышня, – посоветовала нянька. – Не хватало тебе в первый же день с крыши свалиться.

– Вот ни за что не свалюсь, ты как обо мне думаешь?..

– Пройду по селу, найду помощников. Можем заплатить. Нечего нам всё на себя брать и силу показывать. И соломы на тюфяки надо. Давно ты, горлиночка, на соломенном тюфяке не спала? – нянька усмехнулась, а Забава засмеялась.

– Ой давно, нянюшка!

По правде сказать – никогда! У обеих девиц, что у Забавы, что у Милавки, на лежанках в горнице перины лежали. Ну не везти же им было сюда, лесом, воз добра? Взяли маленько, самое нужное, и на соломе поспят – найти бы ту солому.

– Карр! – к открытому окну подлетела ворона серая и села на подоконник. – Карр!

– Ишь ты, вот и гостья, – удивилась Молевна. – Ты кто, красавица?

Ворона прошлась по подоконнику и, нагнув голову набок, выразительно на них поглядела.

– Гостей угощать надо, нянюшка? У меня есть… – отчего-то Забава смелой птице обрадовалась.

Ну и что, что ворона? Обережные знаки они с нянькой сотворили, убедились, что на вороне худого нет, не нечисть она, которой староста пугал.

У Забавы в сумке краюха хлеба осталась, её она и разломала, по подоконнику рассыпала. Ворона сначала голову наклонила, как бы благодаря, потом схватила самый большой кусок и улетела.

– Её прежняя хозяйка приучила, – сказала Молевна. – А вон идёт кто-то! Так я и думала, горлиночка…

К их крыльцу, поспешно семеня, направлялась дородная женщина в богатой пестрой понёве и яркой кике, и несла на локте большую корзину.

– … что кто-то догадается нас приветить, – закончила нянька.

Она поспешно вытерла руки и вышла к гостье.

– Здоровы будьте! – поприветствовала та, поставив корзину на крыльцо. – Я Размила, старостина жена. Ох, радость какая, что прислали нам ведунью! Добирались вы долго, устали, ну ясно…

Молевна душевно поблагодарила. Забава тоже вышла поздороваться, но ей достался лишь взгляд мельком – как всегда.

– Как же муж мой недалёкий вас в эту лачугу привёл? – принялась старостиха причитать. – Вы не серчайте. Можно получше местечко сыскать, а сюда хоть заслать холопов, чтобы поправили вам всё! Я зелени огородной принесла, да молочка, да хлеба полбуханки, на первое время. Как же иначе!

От лучшего местечка Молевна отказалась – им, дескать, уже и тут неплохо. Зато договорились и про помощника с топором, и про солому, и даже про подушки – за них Молевна посулила плату, как же иначе. И закваску для хлеба из своего подпола старостиха пришлёт. И поговорили женщины о том о сём – в целом ни о чем, но расстались довольные.

– Ты не спросила её про кикимор и марей лесных? – хмыкнула Забава, когда старостиха ушла.

– Чего сразу, успеется. Не так страшны эти мари, я думаю, – улыбнулась нянька. – Видишь, Выпья Топь не без добрых людей!

– Или сударыня Размила знает, чем ведунка от злой ведьмы разнится? – бросила насмешливо Забава.

– Карр, – громко сказала ворона, сидевшая на стрехе, и слетела на подоконник, чтобы утащить ещё кусок.

Нянька подозрительно на ворону глянула, но промолчала. Она осторожничала всегда – должность у нее такая. А Забаве птица понравилась. Ученая ворона, даже говорящая, была у отцовского волхва в Вышгороде, так она и поручения мелкие выполняла – что-то проверить да что-то принести. Вороны – они умные. Забава рукой вороне помахала – та каркнула и крыльями взмахнула. Хорошая птичка.

Забава подоткнула понёву и полезла в низкую приземистую клеть, что за домом. Она так-то успела уже туда заглянуть – клетушка без окон, но с дверью, сильно старше избы, наполовину в землю ушла. Припас там хранили, должно быть, или кур держали…

Кстати, про кур. Кур бы завести! Чтобы яички свежие были к завтраку!

Дверь в клеть оказалась хуже, чем та, что в избу – еле приоткрылась. Пришлось от души дернуть – от этого сор сверху посыпался. И увесистое что-то грохнулось и покатилось – Забава едва успела отпрянуть.

Ой…

Сверху упала большая ступа – стояла на досках под крышей. Забава сильно пошатнула ветхий сруб – хорошо, что вовсе не рассыпалась клетушка!

Забава огляделась с опаской, потрогала вокруг себя и пошатала. Тут бы всё пересмотреть! Лари какие-то, сундук старый кованый, и наверху что-то. Но то успеется, а пока…

Она выкатила находку свою из клети на свет.

Старая ступа, треснувшая уже. Пригодится, или на дрова пойдёт?

Ворона сорвалась было с окна, хлопая крыльями, но тут же подлетела и на край ступы села, каркая во всё горло. Прибежала встревоженная Молевна, да так и застыла, переводя взгляд с Забавы на ступу и ворону.

– Вот, я нашла, там – Забава показала на клеть. – Как считаешь, пригодится ещё?

– Погоди-ка… – Молевна на находку глядела с неподдельным интересом.

Подошла, погладила и похлопала, согнав при этом ворону.

– Ну надо же, – сказала задумчиво. – А песта ты не видела? Погляди-ка, горлиночка, может, завалялся.

Чем-то старая ступа няньке понравилась. И мелькнула шальная мысль… Но не может ведь такого быть?

Забава опять полезла в клеть, очень осторожно, осмотрелась. И пест нашла, наверху, под крышей. И помело там было, широкое такое, плоское, на гладкой ровной палке, Забава и его захватила, вылезая. Уже на свету увидела, что пест старый, как ступа, а помело – вроде новое, им и не мели совсем.

– Вот хорошо, – нянька даже руки довольно потерла.

Взяла пест, погладила, в руках взвесила и положила в ступу, а помело бросила в сторону, пояснила:

– Это чтобы следы не оставлять. Нам пока не надо.

Она подоткнула понёву, скинула сапоги и босая забралась в ступу, села на край, свесив ноги внутрь, взялась за пест…

– Нянька?! – ахнула Забава.

– Попробовать надо, – нянька довольно улыбнулась и стукнула пестом по краю ступы.

Опять Забава ахнула, хлопнула в ладоши и быстро прочитала заклинание скрытости, бросила вокруг себя, – оно ненадолго, но пусть. А ступа подпрыгнула сначала чуть-чуть, потом сильнее, и ещё сильнее, и стала подниматься. Поднялась выше избушки и закружилась на месте, потом закачалась – нянька пестом размахивала. Ступа поднялась высоко, выше деревьев, потом спустилась, снова поднялась и закрутилась быстро-быстро – Забава за няньку даже испугалась.

Ступа успокоилась и потихоньку опустилась. Молевна разволновалась, глаза её блестели, платок сполз и волосы растрепались – но была очень довольна.

– Ишь, норовистая, – похлопала она по ступе, как лошадь по холке. – Ничего, объездим.

– Нянька?! – Забава аж задохнулась от восторга. – Дай мне. Я тоже хочу!

– Э нет, погоди, потом попробуешь. Не спеши! – Молевна погрозила пальцем. – Но каково, а? Я и не чаяла ступу такую заполучить! Редкость ведь!

– Ну да. Нам в академии даже не показывали, – разочарованно вздохнула Забава. – Хотя Медуница говорила. Почему в академии ни одной ездовой ступы нет?

– У Радуны когда-то была. Потом случился пожар, она и сгорела. А больше негде было взять. Редкость, говорю же, – нянька вылезла из ступы и, похлопав её, заставила чуть приподняться и завела в избу, поставила за печку.

– Научу тебя, только не спеши, – сказала она Забаве.

– А когда же у тебя была такая? И как ты поняла, что это не просто ступа?

– У моей прабабки была. А как поняла – да догадалась. В лесу, горлиночка, незаменимая это вещь. И по болоту можно, и по всем буеракам, где и конём не проедешь. Цены ей нет.

Забава была согласна. Да не то слово! Только ради этого стоило им ехать в Выпью Топь!

– А давай-ка поедим молока с хлебом, – строго сказала Молевна. – Вкусный у Размилы хлеб, и полдничать давно пора. Дел у нас сегодня много.

– Нянька, – Забава голодным взглядом поглядела на ступу, потом на няньку, но та только пальцем опять погрозила.

– Дел много, говорю! Печка, да постели устроить, да щи сварить, да вон помощник с топором идет и солому везет…

Забава за дверь выглянула – и верно, шёл парень и вел под уздцы лошадь, лошадь тащила телегу, на которую была навалена солома.

Так и есть. Дел у них было воз да тележка.

У парня, что солому привез, и впрямь за поясом торчал топор. А правая рука у него была замотана тряпкой, – он её берег и старался орудовать левой.

– Да уж, за семерых работник, – усмехнулась Молевна.

– Всё могу, сударыня, ничего, – бодро заверил парень, лошадь привязал, выдернул с воза вилы и принялся сваливать солому, действуя здоровой рукой и слегка помогая больной.

– Прекращай-ка, – строго велела нянька, – сядь вон на завалинку. Болит рука?

– Нет-нет, – пробовал тот отмахнуться. – Не болит совсем!

– Будешь врать? Не советую. Горлиночка, ты где там?

Забава уже отряхнула руки, вытерла их рушничком и подошла. Конечно, её это дело, народ лечить, а не нянькино. Няньке только можно украдкой подсказывать…

– Садись на завалинку, – повторила она за нянькой. – Куда тебе больной рукой работать!

– Я, красавица, дело пришёл делать. Не мешай! – упирался работник. – Вот, сударыня должна быть довольна! – он был преисполнен уважения к няньке, на Забаву и не глядел.

Пришлось его силком на завалинку усаживать – ноги подкосить заклинанием, чтобы сел и не упирался.

– Я тебе не красавица, я ведунья Забава Милонеговна, – сказала Забава. – А тебя как звать?

Парень, хлопая глазами, уставился на девицу, что стояла перед ним, руки уперев в бока. Вот незадача – только заметил её, и откуда взялась…

– Фатила я, – он назвался. – Да лечила меня уже ведунья. Руку маслом целебным мажу…