Выстрел в спину

– Горох, слушай мою команду. Выходи строиться! – выдала Рыжик распоряжение своим братишкам, и сама первая побежала собираться. – Шевелись, горох!..

Четко выполняя команду старшей сестры, Женька на мгновение застыл у детской кроватки, как бравый оловянный солдатик. А Павлуша, радостно улыбаясь, наоборот, еще чаще засучил ножками. Втроем взрослые быстренько всех собрали. И шум детских голосов все удалялся и скоро скрылся за дверью, и там уже он окончательно стих.

А их мать еще постояла у порога, не решаясь сделать последний шаг. Зачем она пригласила его к себе домой? Ох, Сана-Сана! В какую же пропасть она летит?! И сама же этого и хочет. Хочет? Да-да, хочет, очень хочет…

– Ушли… – тихо произнесла Оксана, когда вернулась.

Макс стоял и смотрел в окно.

– Ушли, – повторил он, как эхо, поворачивая к ней голову. – А где сейчас твой Ковальчук?

– Он это… в командировке, – приподняла женщина руку, словно отмахиваясь от призрака мужа. – Будет где-то только через неделю… – произнесла она и моргнула.

Зачем он про это спрашивает? Или он боится, что вот-вот заявится обманутый муж и закатит грандиозный скандал? Почему он все стоит у окна? Или он так до сих пор еще ничего не понял? Или не может в это поверить? После того, как она два года назад жестко расставила все точки над «I» в их отношениях. Но столько воды с тех пор утекло.

– Где он, Сана, теперь устроился? Он же, как я слышал, тоже после того уволился из прокуратуры?

– Его попросили уйти… – появилась кривая усмешка на женских губах. – Он работает в холдинге «Прометей».

– В том, что создал Малахов? – почувствовал за спиной ее дыхание он, круто повернулся и взял ее руки в свои.

Его губы сами потянулись навстречу ее губам.

– В нем самом, – ответила она и замерла в ожидании.

Один легкий поцелуй, другой. Как упоительны ее губы. Он еще не забыл их вкус. Его нельзя забыть.

– Сана… – шептал он, отрываясь от ее медовых уст.

– Подожди, Макс. Мне надо позвонить, – выставила она перед ним одну руку, второй дотянулась до телефона.

Внезапно возникшее препятствие вырвало из мужской груди разочарованный вздох:

– Кому ты звонишь?

– Сейчас сам узнаешь, – появилась на ее губах загадка.

Наконец, абонент ответил.

– Слушаю тебя, Оксана, – различил Макс в раздавшемся голосе знакомые ему нотки, где-то он их слышал.

– Саша, у нас тут, оказывается, нарисовалось одно очень-очень срочное дело. На выезде.

– Далеко? – не удивились на том конце ничему.

Будто это было им делом привычным, сорваться с места и мчаться сломя голову неизвестно еще куда.

– Прилично…

Теперь-то Максу стало совершенно очевидно, что Сана приняла решение, окончательно определилась.

– Кто поедет? – последовал вопрос по делу.

– Ты со мной и группа из трех специалистов, – уточнила Оксана, сосредоточенно глядя поверх дверного косяка.

– Я понял. Когда выезжаем?

– В полночь… – глянув на гостя, женщина слегка его потомила затянувшейся паузой.

– Нет вопросов…

И у Макса, по сути, тоже не осталось вопросов. Нет, все-таки это была удивительная женщина. Она всегда поражала его своим умением принимать быстрые и, что самое главное, верные и нужные решения.

– Скажи-ка, Макс, зачем ты приехал? – приближались ее голубые глаза-озера и становились огромными. – Неужели, это не мог сделать кто-то другой? Ты… вы… это… специально… тебя. Ты… – прошелся ее пальчик по его губам, одновременно и лаская, и требуя ответа.

– Я люблю тебя, люблю. И ты это знаешь…

– Знаю, знаю, – прошелестело тихим ветерком возле его уха. – Но я, как тебе это известно, замужем. А это что-то, да значит. По крайней мере, для меня самой. И на этот раз уходить от своего мужа я не собираюсь, как это было в наших отношениях два года назад. Тебя это, Макс, не смущает? – пробежались ее пальчики нежно по его скулам.

– Понимаешь, Сана… – не дернулась ни одна черточка на его невозмутимо-спокойном лице.

Макс давно вышел из того возраста, когда его смущали некоторые стороны морально-нравственных вопросов.

– Или же ты, как истинный джентльмен, – расширились ее глаза вопросительно, стали больше, – деликатно оставляешь все эти мучения совести исключительно на меня?

Туша ее эмоциональный всплеск запоздалого раскаяния, Макс со всей возможной мягкостью произнес:

– Сана, ты же знаешь, как я отношусь к тебе. Я не сделаю ничего такого, что могло бы причинить тебе боль.

– Ох, и хитер же ты, братец, – покачала женщина головой. – Удобную позицию занял. Кажется мне, что два года назад ты был более настойчив в своих желаниях. И даже не скрывал этого. У тебя есть самое сокровенное желание?

Глядя на нее, мужчина определенно понял, что с трудом, но Оксана успокоилась и загнала вовнутрь свои чувства. Ей удалось справиться с собой, и к ней вернулась присущая ей ироничность. Что ж, тем оно и манит их то, что недоступно и о чем можно только в одиночестве тихо помечтать, но делать, увы, конечно же, не следует…

– Я… я хочу увидеть Русалку… – выдохнул Макс.

Должно быть, его слова произвели эффект разорвавшейся бомбы, и женские глаза удивленно расширились:

– Как, как ты сказал? Повтори!

– Я… я хочу увидеть Русалку…

По лицу женщины поползли красные пятна смущения. Если бы, если бы он этого не сказал, то, возможно, ничего и не случилось бы. Не скажи он этого, она справилась бы, как-нибудь справилась бы со своими внутренними желаниями. Но эти его столь неожиданно прозвучавшие слова окончательно лишили ее самых последних сил.

– Макс, – прикрыв глаза, потянулась она к его губам.

Как он хорошо умеет целоваться. Совсем как Жека!

– Ох, грехи наши тяжкие…

Потом мужчина сидел в кресле, вцепившись побелевшими пальцами в подлокотники, и с восторженно раскрытыми глазами следил за тем, как по комнате кружится нагая Русалка с длинными развевающимися рыжими волосами, что-то тихо напевая и призывно ему улыбаясь…

– Ты божественна! Ты прелесть! – прошептал он, когда из женской груди исторгся торжествующий крик. – Кто бы мог еще сказать, что у тебя трое детей.

Женская рука скептически оттолкнула его:

– Ты льстишь мне, негодник!

– Нет, – ответил серьезно он, проводя пальцами по ее шелковистой коже. – Это сущая правда. Груди только с прошлого раза стали чуть больше…

На этот раз она смущенно прикрыла глаза:

– Ты, Макс, наверное, забыл о том, что я еще кормлю. Ох! Тише, тише ты! – выдохнула она шумно после того, как по всему ее телу пробежала волна, вызванная его чуткими прикосновениями к тугим, наполненным молоком грудям и призывно торчащим розовым комочкам.

– Ты стала жутко чувствительной! – шепнул мужчина, глядя на женщину восхищенно благодарными глазами.

– Может, может. Но как это чудесно! О, Боже…

Прикрыв глаза, женщина падала в пучину. И кто только придумал эту сладкую муку чувственного наслаждения…

Наконец женщина проснулась и широко открыла глаза. Как сладко спится на груди у любимого мужчины. Почему-то с Ковальчуком все как-то не так. Может, потому что она его не любит? И живет с ним по привычке? Потому что так надо? Ей самой, ее детям. И их связывает и общий ребенок. Кто-то сказал ей как-то, что есть нечто такое большее, чем любовь. Ради чего приходится кое с чем порой и мириться.

– Макс, – дотронулась она до его руки, – пора. Скоро дети вернутся. Ты же не хочешь, чтобы тебя застали в постели? Лично мне этого нисколько не хотелось бы.

– Я бы этого хотел, – улыбнулся он, ибо, в отличие от нее, мужчина все это видел несколько в ином ключе.

– Но это же совершенно не можно! – опешила Оксана, пораженная его неприкрытой наглостью.

– Сана, ты вернешься в офис? – перевел Макс разговор, не желая спорить на скользкую тему.

– Нет, – покачала она отрицательно головой.

Все указания ею были уже отданы. Необходимости в ее личном присутствии не наблюдалось.

– Хочешь, Макс, – сверкнули с лукавой задоринкой ее голубые глазки, – я покажу тебе наш город?

Лениво потянувшись, мужчина зевнул:

– Ты думаешь, что сможешь меня чем-то удивить? И ради чего, и на что я должен менять удобную и широкую постель? Ваши знаменитые катакомбы я видел тысячу раз.

– Поехали, не пожалеешь…

Пришлось вставать, собираться. Они оставили машину на Греческой площади, прошлись пешком по Дерибасовской. Макс скептически пожимал плечами. Это все не то, не то. Тут он бывал, бывал. Этим его не удивить, не удивить…

– Ну, что ты, Макс, скажешь на это? – показывала Оксана, посмеиваясь, на групповую скульптуру, поставленную в честь тех, кто принимал участие в революции 1905 года.

– Что в ней такого особенного? – пожал он недоуменно плечами. – Полно таких постаментов по стране…

– А ты приглядись, внимательно приглядись!

Скользнув равнодушно умиротворенным взглядом по скульптурной композиции, мужчина пожал плечом:

– Ничего не вижу.

– Ну, как же! – чуть не обиделась женщина даже.

Такого неуважения к истории города она не ожидала, тем более именно от него. Малахов себе такого не позволял.

– Шли демонстранты. И тот, что впереди, останавливает всех громким окриком: «Стойте! Я вижу рубль!».

– А что, вроде бы похоже, – усмехнулся Макс, весело поглядывая на разгоряченную женщину.

Он увидел ее вовсе другой, помолодевшей, светящейся совсем по-девичьи задорной непосредственностью.

– Второй приложил ко лбу руку и внимательно вгляделся: «Глазам не верю, в самом деле, рубль лежит».

– Ну да! – подошел заинтригованный Макс еще ближе и посмотрел на выражение лица рабочего.

А Сана все изображала театр для одного зрителя:

– А одному из-за их плеч ничего не видно. И он в отчаянии кричит: «Дайте, дайте и мне посмотреть!».

– Ох, Сана-Сана! – хохотал Макс, держась за живот. – Ох, и уморила. И кто это тебе такое рассказал, эти выдумки? Хотя, признаться, довольно метко подмечено.

– Сам ты выдумки! – фыркнула женщина негодующе. – Невыдуманная история. Ее передали потомкам участники тех незапамятных событий. А от них она дошла до нас. Ты вот, к примеру, знаешь, что всего одним выстрелом из этой пушки объединенная англо-французская эскадра была отогнана от города, после чего оная с позором отошла в открытое море? И город отстоял свою свободу…

– Это во время Крымской войны? – прищурился мужчина. – Вот чего не знал, действительно, того не знал.

На женских губах появилась торжествующая улыбка:

– Угадал. А говоришь, что тебя ничем не удивишь. Я тебе покажу дворик, в котором жили Ильф и Петров.

– И накропали «Двенадцать стульев»? Ха-ха…

– Да. Это они именно из этого окна увидели, как открыл Остап Бендер свою контору «Рога и копыта», и, спустя годы, кропотливо описали это в своем бессмертном труде. Ничего не выдумали, не приукрасили, не нафантазировали…

– В наше время, Сана, у Остапа Бендера нашлось много последователей. Столько фирм-однодневок развелось.

– Это еще раз говорит о том, – назидательно качнулся указательный женский пальчик, – что это очень талантливое произведение и его авторы были провидцами. Наша жизнь развивается по спирали, всякий раз возвращаясь к тому, что было забыто, только на более высоком уровне…

Макс смотрел на Сану восхищенными глазами. Но его все время не покидало щемящее душу чувство, что все это ненадолго. Она очнется от захватившего ее пленительного сна, и все снова встанет на свои места. И перед его взором предстанет красавица с леденящим спокойствием на холодном лице. И он начинал бояться наступления этого мига.

– Пора возвращаться, – вздохнула Сана грустно.

– Как скажешь… – усмехнулся Макс.

Случилось то, чего он страшно опасался, чего хотелось бы подольше оттянуть. Но это было не в его силах. Да и его спутница тоже была не властна над временем.

Будто читая его мысли, Оксана тихо спросила:

– Почему это, Макс, все хорошее имеет обыкновение когда-нибудь, да заканчиваться? Почему все плохое тянется невыносимо долго, а миг счастья бывает краток?

– Потому его и называют мигом, – усмехнулся он и взял ее руки в свои ладони. – Счастья много не бывает.

– Если такое и бывает, – пробежалась по поскучневшему женскому лицу грустная тень, – то скоро оно приедается, перестает замечаться. Его не ценят. От налета повседневной обыденности оно тускнеет. Поэтому, видно, нам всем время от времени совершенно необходима хорошая встряска, чтобы всколыхнуть свои чувства, отряхнуть их от налета рутинной обыденности повседневных отношений…

– Сана, в тебе умер философ.

– Нет, он не умер! – ткнулся ее пальчик в мужскую грудь. – Он спрятался внутри и время от времени высовывается и рассуждениями пытается отравить мне всю жизнь.

– И часто оно так бывает? – перехватывая узкую женскую ладошку, блеснул мужчина ироничными глазами. – Когда тебя обуревают настойчивые приступы самоедства…

– Да, – вздохнула Оксана тяжко, – всякий раз, когда мне хочется чего-то большего, чем я имею.

– И часто у тебя появляются такие желания? Разобраться в самой себе и разложить всю свою жизнь по полочкам, всему найти правильное место и дать объективную оценку.

– Бывает, но нечасто, – прищурилась Сана. – Черт, как только увижу тебя на своем горизонте, и тут же просыпается червяк-самоед. И начинает точить меня, точить…

– Это можно принять, как признание?

– Это ты уж сам соображай…

Рыжая девочка встретила их у двери и по маминым отсутствующим глазам сразу поняла, что что-то случилось в их Датском королевстве. У мамы опять неприятности. Может, снова с папой Лешей поругалась она. Или еще что-то. Хотя, папы Леши нет, и мама не могла с ним поругаться…

– Мама, ты что, снова куда-то уезжаешь? – вытянулось детское личико заранее, даже не ожидая ответа.

– Ма, мы тебя не пустим! – прицепился Женька за ее руку и повис якорем. – Без тебя скучно. Ма, не уезжай!

Наверное, настроение старших детей передалось и самому младшему, и он вдруг ни с того и ни с чего захныкал.

– Рыжик, ты всех взбаламутила, – покачала Сана головой. – Ну-ка, помнишь, как папа тебя учил носик поднимать?

– Папы Жеки давно уже нет, – нахмурилась девочка. – А папа Леша не знает, как это делать.

Глядя на ее унылое личико, Сана покачала головой:

– Папа говорил тебе: «Рыжик, выше носик, выше!». И ты поднимала его, тянулась вверх, пока слезки не высыхали, а губы сами по себе не расплывались в веселой улыбке.

– Я помню, мама. Я помню, что он уехал и не вернулся. А ты мне все говорила, что он звонит тебе, звонит. А он тебе не звонил. Его уже не было. Папа не мог тебе звонить. И мне не мог он звонить. Мой папа был самый лучший, он про меня бы не забывал. А ты мне говорила, говорила…

На глазах у девочки появились слезы, она выбежала из комнаты, чтобы не показывать их при чужом человеке,

– А она у тебя все помнит…

– Да, – вздохнула Оксана. – Я какое-то время думала, что она про все забыла. А оно выходит, что нет. Оказывается, Рыжик все это время очень бережно охраняла у себя память про своего отца. Я сначала не могла в это поверить, казалось мне, что это невозможно в ее столь юном возрасте.

– Любила, значит, она его очень.

– Да, его все любили, кто знал его близко, а его любовь ко мне довела Малахова до края могилы…

В 11.30 вечера группа собралась в офисе. Смирнов проверил своих сотрудников, выяснил степень их готовности к выезду. На все многочисленные вопросы коллег только неопределенно пожимал плечами. Он и сам был не в курсе того, куда, зачем и насколько они отправляются.

Странно, но после того, как ему позвонила Оксана, телефон ее больше не отвечал. Так не было принято. Но он знал, что если задачу ему поставили, то надо ее скрупулезно выполнять, так как приказа об отмене не последовало…

– Понятно… суду все стало ясно, – произнес Сашка, как только вошел в кабинет. – Здравствуй, Макс. Значит, это ты тут всех переполошил и взбаламутил. А я-то думал, все гадал, а ларчик-то просто открывался.

– Здоров, майор, – протянул гость уверенную в себе руку. – Или бывший? В том смысле, что уволенный в запас.

– Бывший, – взмахнул рукой Смирнов, подтверждая это. – Но подполковник, – добавил он, шевельнув бровью.

– Извини. Не знал. С чем тебя и поздравляю, – протянул Макс на этот раз уже доброжелательную руку.

– Да, – улыбнулся Сашка криво, – мне это уже как-то побоку. Яка ризница? Ни як я этого не пойму…

– Единственно, что его радует, – хмыкнула Оксана, – так это то, что он меня догнал по званию. Завистливый оказался. И так радовался, так радовался. Как малое дите…

– Мы готовы, Оксана Степановна, – Смирнов и глазом не моргнул в сторону неоднозначного в его адрес замечания.

И невооруженным посторонним глазом заметно было, что это обстоятельство не в первый раз становилось предметом обсуждения и дружеских подколов. И чувствовалось, что благодатная почва для этого все-таки была…

– Поехали, ребята…

Две мощные машины мчались по уснувшему городу. Минут через тридцать проскочили КПМ у Трех Столбов, вышли на ровную и прямую трассу. Смирнов проснулся и плотно насел на Макса. Оксана прикрыла глаза и помалкивала. Внутри боролись два человека. Один небезосновательно укорял ее за совершенную измену. А второй голос резонно твердил о том, что ничего предосудительного не произошло. Смотря, как и на что посмотреть.

Может, она где-то и виновата перед Ковальчуком. Но все это постольку и поскольку. Лешка хорошо знал, на что идет, когда предлагал ей выйти за него замуж. Она согласилась, но лишь для того, чтобы у детей был отец. А все остальное – как оно получится. И одно время начало получаться. И неплохо. А потом в их отношениях потянуло холодком.

Может, в этом виноват Лешка. После того, как она родила ему сына, в нем произошла странная метаморфоза. Чем хуже она до той поры относилась к нему, как к мужу, тем он ее больше боготворил. А тут он словно бы уверовал в то, что навечно привязал ее к себе, стал каким-то другим. То ли чувства его со временем остыли. Или же они перегорели.

– Да люблю я тебя, Ксана! – отмахивался муж.

Неприятным открытием для нее стало то, что полгода назад Ковальчук завел на стороне интрижку. Что подвигло его на это? То, что она в те дни все время возилась с малышом и уделяла ему все меньше и меньше внимания? Павлуша капризничал, плохо спал. Она полностью выматывалась. А днем ездила на работу. Не до мужа стало ей…

– Ой, Лешка, – морщилась она, отворачивалась в сторону, отказывала мужу в близости и доигралась.

Или это у него все-таки началось чуть раньше? И чему тут было сильно удивляться, если он и раньше, до знакомства с нею, мимо себя не пропускал ни одной смазливой девицы, взмахнувшей перед ним широким подолом. Она никогда не следила, не контролировала его. Ей и в голову даже оная мысль не приходила. Привыкла доверять. Может, у него и в первые годы их совместной жизни возникали легкие, ничего не значащие связи. Вполне может быть. Мужик он видный собой, и бабы к нему как липли, так и поныне липнут. Может, она ему, как женщина, приелась. Видно, особо дорого-то то, что считается недоступным. А после того, как добиваются своего, быстро привыкают. И былой восторг, и преклонение проходят. Может, случилось именно это.

Может, возраст у него такой наступил. Про таких-то мужиков говорят, что седина в бороду, а бес в ребро. Вот и ее Лешка на старости лет тоже, видно, пошел в разнос. Вкусил, так сказать, все прелести переходного периода.

– Вот же козел! – удивилась она неприятно.

Нет, она, конечно, не стала устраивать скандал, кричать, выцарапывать глаза своей сопернице. И выносить сор из избы она не стала. Но отношения между ними сразу же похолодели. Может, Лешка кое-что и понял. Видела она в его глазах горячее желание вернуть все на свои места.

Только у нее подобного стремления не возникло. Внутри что-то перегорело. Она, как и должна была, родила ему сына, и совесть ее чиста. Она ему ничего особо не обещала…

– Оксана Степановна, что скажешь? – донесся откуда-то издалека до нее голос Смирнова.

– Что? – повернула она медленно голову в его сторону. – Кажется, я задремала. Прошу меня извинить.

Досадливо крутанув головой, Сашка повторился:

– Что мы предварительно возьмем за рабочие версии?

– А ты сам-то что предлагаешь? – уступила она своему заму сознательно всю инициативу.

У Смирнова это неплохо выходило: задать ей вопрос, а потом самому же искать на него ответы. А она в это время хорошенько все обдумает и взвесит…

– Первая версия: банальный несчастный случай, – загнул палец бывший подполковник. – Непредумышленное убийство. На охоте – дело такое – всяко случается. Ружье – не палка. Да и та, говорят, раз в год стреляет.

– Логично, – кивнула головой Оксана согласно.

– Вторая: в него стреляли специально, к этому готовились, выбрали подходящий момент. Наняли профессионального стрелка. Скорее всего, пойдет за основную версию. Нравится это кому-то или нет. Хочется кому-то или не очень…

– Кто? – сузил Макс глаза и весь собрался.

Кинув в его сторону косой взгляд, Оксана усмехнулась. Если бы они знали это, то сейчас не мчались бы по темени, а лежали бы уютно в широкой постели…

– А на кого следствие показывает? – отфутболил Смирнов мастерски от себя крайне неудобный вопрос.

– И так, Макс, ваша версия… – пробежалась по женским губам ироничная усмешка.

Да-да, пусть теперь он выкладывает перед ними свои соображения. А они его со всем вниманием послушают.

– Считается, – пожал Макс неопределенно плечами, – что в него случайно попал сосед слева.

– Смотри-ка! Интересно! «Считается» оно так и есть, или же есть что-то еще, пока нам всем неизвестное? Из-за чего этакое могло случиться? Как охотник может попасть в своего соседа? Или он в первый раз взял в руки ружье и палил, зажмурив глаза? Или этот выстрел был случайным? Нажал недотепа на спусковую скобу. Предательски дрогнул не вовремя палец от страха… – зачастил Смирнов.

– Частично виноват был и сам Седой. Он выдвинулся со своего места значительно вперед и вследствие этого мог и оказаться на линии огня.

– Секундочку! Стоп! Как это надо понимать? – наступило время и Сане вмешаться. – Ты говоришь, Макс, что частично. Значит, было что-то другое? То, что не укладывается в привычные рамки. А именно там и таится часто разгадка.

– Соседний стрелок был изрядно выпивши.

– Идиота кусок… – поморщилась Оксана.

Этого еще им и не хватало. Это может окончательно все запутать. На пьяного можно свалить все что угодно.

– И он запросто мог перепутать бегущего кабана с соседом? Если в глазах все двоилось и троилось?

Киевский гость, не моргнув, подтвердил:

– Мог и он перепутать.

– Но ты, Макс, склонен думать, что мог быть еще кто-то? Скрытый от глаз за декорациями господской охоты.

– Так думаю не только я. Поэтому мы и обратились к вам, потому что местные органы копать глубоко не намерены. Они получили сверху установку. И их, и Генпрокуратуру, и власти устраивает, что это был лишь несчастный случай.

– Удобная позиция…

– Все шито-крыто. И Яну удар нанесен.

– Седой всегда так делал? – спросил Смирнов после недолгого молчания, вмешался, подал свой голос.

– Что, простите меня, он делал? – переспросил Макс, не уловив подкожного смысла в заданном вопросе.

Или же высокопоставленному гостю просто требовалось время, чтобы дать исчерпывающий ответ.

– Выходил на линию огня! – уточнил Смирнов.

– Я вам сразу сказать этого не могу. Извините, братцы, – улыбнулся Макс виновато. – Я все-таки не следователь. У меня специализация немного иная…

Никто и не заметил, что брови у женщины удивленно изогнулись. Она и не знала, что Макс тоже умеет смущаться и признаваться в том, что, увы, знает и умеет далеко не все. Или это она прошедшим днем растопила его защитные доспехи? Впрочем, должна она себе признаться, еще с большим успехом мужчина сотворил это с ее ледяной крепостью. Она не выдержала взгляда его глаз и поплыла…

– А этот, тот, что выпил, он всегда тупо надирается во время охоты? И этот пункт входил у него в обязательную программу отдыха и был ее непременным атрибутом?

– Тоже не скажу…

– Задача со многими неизвестными, – посетовал Смирнов. – А круг тех лиц, кому на руку смерть Седого, как-то очерчен? Обрисуй-ка нам его, хотя бы схематично и вкратце. Если это можно, то покороче, в двух-трех словах.

– Схематично и вкратце, – призадумался Макс на какую-то секунду. – Чтобы разобраться в этом, нам не мешало бы вернуться на пару лет назад.

– Вот давайте и вернемся, – оживился Сашка на глазах, ибо ничто так его по жизни не радовало и не увлекало, как возможность подискутировать на животрепещущие темы, а важнее этой темы у них и не было. – Может, там что-то и нарисуется. За что можно будет зацепиться…

– Что ж, вернемся на пару лет назад, чтобы окинуть бесстрастным взглядом и оценить сложившуюся ситуацию на политическом Олимпе…