Двоедушец. Книга 1

– Получается? – добавил я участия в голос.

«Ты же видишь, что нет! – взорвался он и ту же поправился: – Вы же видите».

– Вот это я понимаю воспитание, – хмыкнул я. – Голубая кровь, что тут сказать. Ладно, ты пока тренируйся, когда надоест, позовёшь.

Я вернулся в позу лотоса, прикрыл глаза, но мудрами решил не злоупотреблять. Сложу что-нибудь не то, не дай бог, и Мишенька, к примеру, пожар здесь устроит. А мебель дорогущая. Жалко. Тем более визору до второй ступени не слишком много осталось. Справлюсь и так.

Справился быстрее, чем думал.

Оказалось, Мишенькины потуги взбудоражили золотую субстанцию, а она, в свою очередь, напитала энергией нити даров. Почка на зелёном стебле уже сидела на месте – в проекции пятого поясничного. Из неё проклюнулся новый росток и медленно, по микронам, полз дальше. Хорошо подросли способности кинетика и псионика.

Но что означала вторая почка на визоре?

Чисто теоретически она открывала новую субспособность, но чтобы той пользоваться, нужно сперва её опознать. Потом активировать. Причём сначала догадаться, каким именно образом.

Я прекратил медитировать и попробовал обычными методами.

Чуда не произошло – получил Панораму. Правда, усиленную. Помнил не очень хорошо (столько лет прошло, поди вспомни), но когда я впервые вывел её на вторую ступень, она была уже и ниже. В смысле поля зрения и максимального потолка.

Я висел метрах в двадцати над крышей усадьбы и рассматривал места, где не так давно пробегал. Фонтан, буйство роз за стриженой изгородью, аллея из вековых сосен… Ага, а вон тех домиков не видел. Несколько построек явно хозяйственного назначения скрывались за выступом леса. Наверное, чтобы не портить виды обитателям особняка.

«Завтра туда сбегаю, посмотрю», – подумал я и отключил дар, решив разобраться с двойным узлом позже. Сейчас с концентрации сбивало Мишенькино сопение.

– Ну чё, как? Не устал? – съязвил я.

Мишенька не ответил.

– Слышь, неуёмный, давай так поступим, – перешёл я на серьёзный тон. – Ты мне расскажешь, что надо сделать, а я попробую. Иначе скоро мозг вывихнешь, а он у нас общий.

«Мозг мой! – взвился Мишенька, с читаемым желанием вцепиться мне в горло зубами, и заявил: – У меня контрпредложение. Верните контроль над телом, и я разберусь сам».

Смотри, какой настырный, прямо не узнать. А раньше создавал впечатление изнеженного нытика. Хотя он и остался изнеженным нытиком, просто конкретно сейчас закусил удила.

– Ага, щас, – насмешливо фыркнул я. – Ты кого развести хочешь? Знаю я эти фокусы: я встану, ты сядешь… Прости, но вынужден тебе отказать.

Вдобавок, как вернуть контроль, я не знал. Да даже если бы и знал, не вернул. Одно дело – прошлый избалованный Мишенька, и совсем другое – избалованный Мишенька с магией… А теперь внимание, вопрос: что делать со сном? Мелкий говнюк обязательно воспользуется ситуацией.

Тем временем мелкий говнюк с настойчивостью жирной мухи всё пытался пробить головой стекло. Ну если образно выражаться.

Я оставил его, снова отрешился от суеты, открыл третий глаз и едва не ослеп. Внутри всё кипело и клокотало, облако маны сияло вспышкой сверхновой. Чужая магия завораживала и манила к себе. Звала: прикоснись, обрети новые силы, получи недоступное доселе могущество.

Грех отказываться от таких предложений. Я ещё сам не осознал, что делаю, а уже потянулся мыслью к золотому свечению.

– Ай!

«Куда?!» – заорал Мишенька, задохнувшись от гнева, но его предупреждение запоздало.

Голову пронзила мгновенная боль, третий глаз тут же закрылся, но это было только начало.

Словно напалмом запекло в правом виске. Глаз полез из орбиты, задёргалось веко. Потом щека. Подбородок. Обвис угол рта. Я пустил нитку слюны и понял, что у меня онемела кожа на всей половине лица и почти отнялся язык.

Офигенно. Обрёл новые силы. Дебил.

«Прости господи, какой вы непроходимый тупица! Ну кто же лезет без подготовки в хранилище?!» – яростно прошипел Мишенька и вышел из чата.

Клянусь, была бы в голове дверь, он бы ей от души шандарахнул.

– Фафол фа фу, фуфел! – прохлопал я онемевшей щекой.

Нет, действительно фуфел, мог бы и раньше сказать.

Сначала я испугался, думал – инсульт. Но обошлось.

Паралич тройничного нерва.

* * *

Об этом рассказал Пётр Петрович, когда его срочно вызвали в особняк.

– Ну что же вы, Мишенька, куда так торопитесь? Почитай, все труды насмарку… Ну как же так, Мишенька… – сокрушённо вздыхал он, приступая к осмотру.

«Мишенька! Если бы ваш Мишенька был чуть-чуть посговорчивее, ничего бы этого не случилось», – мысленно проворчал я.

Вокруг кровати, куда меня уложили, собрались знакомые домочадцы в полном составе. Маменька нервически кусала платок. Аглая бросала на меня боязливые взгляды. Фицджеральд ждал, чем всё закончится, как обычно, с флегматичным выражением на лице. И Трифон. Тот просто стоял и смотрел.

Тем временем док начал тыкать в щёку специальной иголкой.

– Здесь что-нибудь чувствуете? Здесь? Здесь? Здесь?

– Ой! – дёрнулся я на последнем уколе.

А вот сейчас было больно.

– Прелестно, прелестно… – неизвестно чему обрадовался Пётр Петрович, спрятал иголку в кармашек жилета и достал из саквояжа приблуду с разноцветными линзами.

– Ну что там, милейший? – кинулась с расспросами маменька.

– Ещё минуточку обождите, пожалуйста, – попросил док, настраивая прибор. – Так-с… ага… ну что ж, могло быть и хуже…

– Не томите, Пётр Петрович, рассказывайте как на духу, – снова не утерпела маменька. – Он таким навечно останется?!

– Не волнуйтесь вы так, Лизавета Владимировна, – успокоил её лекарь, упаковывая магический дефектоскоп. – Всё не так страшно, как попервоначалу казалось…

– Ну как не страшно, как не страшно?! Вы посмотрите, как жутко перекосилось его лицо! – запричитала маменька на грани истерики.

– Лицо мы поправим, – пообещал тот. – Через неделю будет как новенькое.

– Фефес фефелю?! – возмутился я.

– Именно, – бросил на меня строгий взгляд док и, нахмурившись, погрозил пальцем: – И все семь дней постельный режим, абсолютный покой и никаких экспериментов с магией. Кстати, это сейчас только во вред.

Он снял с шеи магический кристалл реконваленсера Дживы.

– Но… – попробовал возразить я.

– Никаких но, – оборвал меня док и положил ладонь мне на голову. – А теперь спать. Сон сейчас будет лучшим лекарством.

На этот раз я долго сопротивляться не смог – устал да и перенервничал сильно. Успел только выразительно глянуть на Трифона. Но насколько тот меня понял, не разобрал. Уснул, словно провалился в мазутную яму.

* * *

Наутро пришёл в себя, но открывать глаза сразу не стал. Сначала прислушался.

И не услышал ничего необычного. Потянул носом воздух. Пахло так же, как и вчера – лечебными травами. Пошевелил пальцами ног. Те вроде откликнулись. Значит, тело моё? Замечательно.

Я откинул одеяло, соскочил с кровати с тем, чтобы посмотреться в зеркало… Прыжок прервался где-то на середине. Запястье пронзила резкая боль, руку дёрнуло до щелчка в локтевом суставе, и я рухнул на пол. Но даже ругаться не стал, так обрадовался.

Трифон сдержал обещание, и Мишенька не смог реализовать преимущество, пока я был в отключке. Хоть и пытался. Это я понял по кровавым натёртостям на запястье под браслетом наручников. Даже удивительно, как этот мажор выдержал боль. Но почему Мишенька не использовал магию, оставался вопрос.

Выяснять причины я решил после прихода Трифона. Сейчас меня больше волновал мочевой пузырь. Переполненный.

– Не спишь, барин? – осторожно приоткрыл дверь здоровяк, появившись бесшумно, как привидение.

– Фафай фыфее! – поторопил я, подпрыгивая возле кровати. – Фефаф офофуффь.

– Эка ты, барин, смешно балаболишь, – хохотнул Трифон в бороду, отмыкая браслет. – Фафафа… фуфуфу… Ничего не понять.

– Фафол фа фу! – рявкнул я и с низкого старта рванул в туалет. Там оправился, долго и с удовольствием, после чего подошёл к умывальнику и, посмотрев в зеркало, не обрадовался тому, что увидел. Щека висела, угол рта так и оставался опущенным, веко наполовину прикрывало правый глаз.

– Фуфа! Тьфу…

Но даже сплюнуть толком не получилось. Лицевые мышцы не слушались, и слюна закапала с подбородка. Дверь санузла приоткрылась, в щель просунулась борода.

– Звал, фуфуфу?

– Ы-ы-ы! – вызверился я и пинками погнал его вон.

Трифон зареготал, гулко, как в бочку, легко увернувшись, выскочил из покоев и ловко прикрыл за собою дверь. Очередной мой пинок пришёлся пыром в филёнку.

– Фуфа! – взвыл я, подпрыгивая на одной ноге и поджимая другую.

– Вечером приходить? – послышалось осторожное из коридора.

– Фыфофыть!

– Фыфыфы…

Я в бешенстве рванул дверь на себя, но Трифона за ней уже не было. Испарился, зараза. Так же бесшумно, как и пришёл.

* * *

Я умылся, оделся и натянул рукава олимпийки пониже, чтобы скрыть потёртости на запястьях. Успел в аккурат до визита новых гостей.

Первыми наведались маменька и Аглая. Служанка с завтраком, маменька с расспросами о самочувствии. Я сначала пытался отвечать, но потом замолчал и просто ел, что у меня тоже не очень получалось. Маменька же, услышав моё «фыфыфы», и сама быстро угомонилась. Вздыхала только страдальчески и сокрушённо покачивала головой. Аглая ей вторила с донельзя скорбным видом.

Короче, выгнал я их. Сразу, как только доел.

Чуть позже заявился Пётр Петрович. Принёс новые порошочки и магический камень. На этот раз не зелёный, а фиолетовый. Установил на подставку, запустил хитрым жестом. Комната тотчас наполнилась мерным гулом и светом, как от кварцевой лампы. В воздухе запахло озоном. После чего он опять меня поколол, посмотрел и даже немного поколдовал, как я понял. Явного эффекта я не заметил, но он совершенно точно делал пассы руками и бормотал что-то невнятное. Напоследок ещё раз напомнил про строгий постельный режим и удалился.

Естественно, валяться в постели я и близко не собирался. С пробежками да, придётся повременить, но у меня и без того дел навалом. Я уселся в позу лотоса прямо на паркет, опустил расслабленные руки на колени и, сложив из пальцев мудру энергии, затянул мантру:

– Ом-м-м-м…

Мычащие звуки смешались с гулом лечебного камня, и меня вышвырнуло во внутренний мир. Я даже опешил, насколько быстро это случилось. Когда открыл третий глаз, сразу расстроился. С магией было приблизительно так же, как и с лицом. Середина наполовину.

Ростки даров выглядели, словно их неделю не поливали. По сравнению со вчерашним тоньше не стали, но как-то пожухли, что ли. Но все почки оставались на прежних местах, в том числе и двойная у визора. И я по-прежнему не знал, как её активировать.

С чужой магией дела обстояли плачевнее. Сегодня она не бурлила, не переливалась золотыми лучами, не сияла сверхновой звездой. Превратилась в склизкий серый комок с тусклой коркой. И теперь клубок цветных нитей застыл в куске густого заветренного киселя. Даже студня, скорее, если принять во внимание консистенцию.

«Видите, что по вашей милости приключилось!» – высказал претензию Мишенька, неожиданно выплывая из закоулков разума, или где там он прятался.

«Да ладно, не ной, сейчас всё исправим», – отрезал я. Мысленно говорить получалось гораздо лучше, чем вслух.

Я для пробы направил в клубок струйку энергии. Та растеклась по куску киселя. Внутрь просочились лишь несколько капель.

М-да, по ходу, легко не получится…

«Если вообще получится, – скептически заметил Мишенька. – А вот если бы вы не лезли своими грязными руками, то…»

«Слышь, – перебил я его. – Если бы ты не говнил, как сраный мажор, сейчас бы и с магией всё норм было, и лицо у меня не перекособенило».

«У меня», – возразил он.

«У меня, – не согласился я. – Потому что больно мне. Горькими порошками пичкают меня. И иголками тычут тоже».

«Так в чём же сложности? Верните контроль над телом и избавьте себя от неприятностей».

«А вот хрен тебе, – сказал я и свернул из мудры энергии вульгарную дулю. – Вот. Видел? Выкуси».

«Господи всемогущий, за что ты меня покарал? – закатил мысленные глаза Мишенька и врубил трагического актёра. – Ну почему, почему я должен терпеть это быдло, эту чернь, этого немытого люмпена…»

«Ты бы лучше заткнулся», – процедил я, чувствуя неодолимое желание заколотить его слова ему же в глотку.

Так бы уже давно заколотил. Останавливал факт, что глотка тоже моя.

«А то что? – раздухарился Мишенька. – Что вы мне сможете сделать?»

«Просто не задавался этим вопросом, но обязательно что-нибудь придумаю», – мрачно пообещал я, и Мишенька в испуге умолк.

А ведь действительно надо придумать. И как я раньше не озаботился? Ладно, займусь на досуге, а пока лучше разобраться с дарами. И с Мишенькиной магией, будь они оба неладны. Последняя, к слову, сейчас тормозила рост способностей так же, как вчера стимулировала.

Я медитировал до позднего вечера с короткими перерывами на обед, ужин и визит доктора. Замаялся – страсть, но зато напитал нити энергией, и они уже не были похожи на завядший салат, а магия перестала напоминать кусок студня или засохшего клейстера. Теперь она походила на полузастывший потёк лавы с огненными прожилками внутри.

Довольный успехом, я отправился спать.

Проснулся с заплывшим глазом. Вторым.

Рядом сидел Трифон и подозрительно щурился.

Глава 6

– Нук скажи чего-нить, барин, – потребовал он, рассматривая меня въедливым взглядом.

– Трифон, ты офифел? – вытаращился я на него. И не сразу понял от злости, что разговариваю уже лучше. Членораздельная речь вернулась. Через раз и с трудом давались только шипящие звуки.

– О, этот хороший, – радостно воскликнул он и лязгнул замками наручников. – Этого отстегну.

– Это что было? – потребовал я объяснений, усаживаясь в кровати, и поморщился от саднящей боли в запястьях.

– Дык эта… – замялся Трифон, – тута того…

– Чего того?

– Ну… Горячка тя надысь посетила. Белая. Орал, ругался, маменьку звал. Почём зря сквернословил. А уж что говорил…

– Что говорил?

– Говорил, что в тя бес вселился. И что ты – это не ты. Ну, в смысле сейчас ты… ну тогда, это он. То бишь ты. А днём это не ты…

Трифон продолжал сбивчиво объяснять, и у меня в голове постепенно складывался пазл. Получалось, что Мишенька опять вернул контроль над телом и перешёл к решительным действиям. Но какого лешего тогда я до сих пор не в дурке, у меня под глазом фингал, что здесь делает Трифон? Почему он не сообщил маменьке, не вызвал лекаря или, к примеру, отца Никодима? Последний вопрос я высказал вслух.

– Дык ты ж сам не велел барыню волновать, – ответил Трифон, спрятав глаза. – Да и поздно уже было… Будить не хотел.

– Брешешь же? – не поверил я, правильно истолковав его мимику без всякого дара. – Как собака брешешь.

– Брешу, – неожиданно легко согласился он, не обидевшись на «собаку».

– Ну так и?

– Дык эта… тута такое дело…

– Трифон! – рявкнул я, теряя терпение.

– Не по нраву мне старый барчук… ну тот, который не ты… который ночной, – неожиданно признался Трифон.

– Ну не по нраву и что?

– Ну и угомонил я его, – Трифон вздохнул и посмотрел на свой кулачище. – Как сумел.

– Дурак. Мог же и насмерть прибить, – усмехнулся я.

– Дык я легонечко…

– Легонечко – это ты молодец, – похвалил я Трифона, и у него от удивления полезли брови на лоб. – Всё правильно сделал.

– Чего, и ругаться не будешь?

– Не буду, иди. Мне надо подумать.

– А барыне чего скажешь?

– Скажу, что упал. Всё, Трифон, проваливай. Но вечером жду.

– Эт я непременно.

Но я его уже не слушал. Задумался.

Получалось, что бородач меня расколол. Ну или почти расколол. И тем не менее не стал поднимать бучу и не сдал маменьке. Ему, конечно, могли не поверить, но это ни от чего не гарантировало. Вызвали бы отца Никодима на всякий случай – и привет, жёлтый дом. Ну или ещё чего хуже. Не зря же Мишенька про него первого вспомнил, когда писал своё слёзное сообщение маменьке.

Но, с другой стороны, есть и положительные моменты. У меня появился условный союзник… Нет, полагаться на него пока ещё рано, но зато я мог получить информацию, которой, как всегда, не хватало. Вдобавок заимел средство воздействия на оголтевшего Мишеньку. Вряд ли мой визави захочет снова в глаз получить. Но это надо проверить. И да, глаз мой, так что злоупотреблять таким средством не стоило.

Короче, будь как будет, хрен ли загадывать.

* * *

Маменька, увидев новый фингал, ожидаемо всполошилась. В байку про «упал – очнулся – синяк» с трудом, но поверила и тем не менее до предела ограничила свободу передвижений. Знала бы про наручники, она бы ещё и к кровати меня приковала. Я, конечно, поныл, отыгрывая капризного Мишеньку, но помогло мало. Единственное, чего смог добиться, – за мной оставили присматривать Трифона, а не Фитца. С тем было бы совсем кисло.

Само собой, постельный режим я соблюдал только для показухи – во время регулярных посещений Пётр Петровича и «неожиданных» инспекционных визитов маменьки. О последних меня заранее предупреждал Трифон. Он, кстати, теперь оставался со мной каждую ночь – по вечерам, как обычно, пристёгивал и будил, когда возвращался Мишенька.

Тот упорно старался вернуть себе тело, но как я и предполагал, физическое воздействие помогло. В глаз меня Трифон больше не бил, обходился увесистой оплеухой, естественно, не одной. Дня два голова гудела от затрещин, но дело того стоило – в конце концов Мишенька оставил попытки до другого удобного случая. Естественно, я оставался настороже, потому что чувствовал его незримое присутствие днём, когда медитировал, и по ночам, когда неожиданно просыпался.

Что касается даров – с ними было не всё однозначно. Я рассчитывал до конца недели вытянуть все дополнительные способности до третьего уровня, но едва управился с визором. Мишенькина магия усиливала дары и вместе с тем тормозила их рост. Она уже не выглядела полуостывшим куском магмы, но и к первоначальному состоянию не вернулась. Складывалось впечатление, что я работал не с потоком энергии, а с раскалённым стеклом, выдувая из него нужную форму.

Теперь древо даров находилось в янтарной колбе. И чтобы поднять уровень, сначала надо было эту колбу раздуть. Плюс появились отростки, уходящие вниз по ногам и оттягивающие на себя энергию. Они пока достигли только середины бедра, и практического смысла я в них не видел, но догадывался, что это те самые магические каналы, которые Мишенька выжег при инициации. Мою догадку подтвердил Пётр Петрович, когда в очередной раз обследовал меня своим маноскопом.

Он, кстати, сдержал обещание, и на седьмой день паралич тройничного нерва прошёл без следа. Лицо обрело прежний вид, к коже вернулась чувствительность, я начал изъясняться разборчиво, чем несказанно порадовал маменьку. От фингала под глазом осталась едва заметная зеленоватая тень, но она не мешала, и я с удвоенным усердием налёг на медитации и физкультуру.

Обычных нагрузок уже не хватало. Требовалось утяжеление, да и проверить, на что способно моё новое тело, тоже не помешало бы.

* * *

– Трифон, здесь есть тренажёрка? – спросил я как-то утром, когда он отстёгивал меня от кровати.

– Чего? – удивился тот.

– Ну спортзал.

– Ну дык… тебе ли не знать?

– Просто ответь.

На самом деле я допустил промах – Мишенька действительно должен был знать о подобных вещах. Но Трифон, похоже, списал всё на последствия болезни и не особо насторожился.

– Тебе какой нужен? – уточнил он. – Простой или магический?

– Простой.

– Этот на первом этаже, в правом крыле. Пошли, отведу.

– Погоди, только умоюсь.

* * *

Спортзал был похож на школьный, самый обычный, разве что размером побольше и без баскетбольных щитов. Полы выкрашены яично-жёлтой эмалью. Окна до потолка. У торцевой стены – шведская стенка, рядом турник, брусья и что-то вроде примитивной качалки. Станок для жима от груди. Штанги, гантели и гири разных весов – от пуда до двух.

И как я раньше сюда не пришёл? При должной диете раскачал бы себя/Мишеньку недели за три. Ну ладно, Шварца бы не сделал, но и бледной немочью точно не выглядел.

Центр зала был вытоптан длинной дорожкой. Судя по стойкам со всякими шпагами, саблями, шашками – в этом я не особенно разбирался, – здесь проходили фехтовальные экзерсисы. На самом деле я не понимал, зачем махать куском стали, когда есть огнестрел, но у родовитых свои резоны. Да и фиолетово мне, если уж по чесноку.

Сразу напротив входа высился ринг. Натуральный – с покрытием, канатами и разноцветными углами. Красным и синим. С потолка на цепях свисали две увесистые груши. На полу установили ростовой манекен на пружине и что-то вроде макивары, обмотанной пеньковой верёвкой. Похоже, Мишенька не соврал, когда говорил, что тренировался по специальной программе.

Пока я осматривался, Трифон снял со стойки саблю… нет, шашку, и, закрутив её в лихую восьмёрку, занял позицию на фехтовальной дорожке. Мне же все эти железяки даром не сдались, и я влез на ринг. Когда обернулся, увидел на лице Трифона удивление.

– Чего? – спросил я. – Имеешь что-то против честной драки?

– Ну дык… Ты ж раньше вроде того… рукопашку не очень любил, – озадаченно протянул он. – Говорил, что мордобитие только для безродного быдла, а дворянину подобает только благородная сталь.

«Оп-па, снова прокол. Мог бы и предположить, с Мишенькиными-то замашками», – подумал я, но решил не развивать тему.

– Ты не умничай давай, пошли лучше поспаррингуемся.

– Чего? – снова не догнал Трифон.

– Подерёмся, говорю. На кулачках, – пояснил я, изобразив боксёрскую двоечку.

– На кулачках – эт мы завсегда, – осклабился Трифон, и его лицо приобрело звероватое выражение.

Мне в грудь прилетела пара перчаток, что удивительно, не боксёрских. С отрезанными пальцами и утолщениями на костяшках.

– Шлем дать?

«О как. У них тут даже шлемы есть», – подумал я, но вслух сказал:

– Обойдусь. Ты залезай, чего встал.

– Эт мы с удовольствием.

Трифон просочился между канатами удивительно ловко для его габаритов. В своей атласной жилетке и криво завязанном галстуке-бабочке он выглядел потешно и неуместно, но это для не понимающих. Я же рассмотрел в нём бойца. Причём обученного не для спорта. Манера двигаться, взгляд, положение ног… Такие детали не объяснить, если сам не варишься в этой кухне.

– Готов? – спросил я, дождавшись, пока он натянет перчатки, и тут же пробил ему стандартную двоечку.

Джеб левой. Хук правой.

Он отклонился назад корпусом и тут же пригнулся, причём не сходя с места. Первый удар не достал. Второй просвистел над его нечёсаными патлами. Мне же прилетела плюха в висок. Я нырнул под удар и выпрямился уже с апперкотом. Но мой кулак лишь взъерошил Трифону бороду. Тот снова ушёл.

Будь он моей реальной целью, я просто вырвал бы ему кадык. Но это раньше и в прежнем теле. Сейчас мне даже просто попасть не хватало ни силы, ни скорости.

– Чёт я не пойму… – сказал Трифон, разрывая дистанцию.

– Чего опять? – сократил я её и на выдохе провёл лоу-кик.

– Техника не твоя, – отскочил он.

Я подшагнул, обозначил джеб слева и пробил прямой правой ногой. Целил под дых, но Трифон легко утёк в сторону, пропуская удар, подхватил за бедро и швырнул меня на канаты. Те отпружинили и вытолкнули меня обратно на ринг.

– Бью я, значит, моя. – Я снова выполнил лоу-кик, от которого он вновь увернулся, пронёс ударную ногу, закрутился и выдал вертушку.

– Раньше ты ногами не дрался. – Он поднырнул под мою пятку.

– Тебе-то откуда знать? – выдохнул я и выдал серию ударов руками.

– Дык я же тебя и учил.

– Чего? – опешил я и раскрылся.

Вместо ответа выловил плюху и улетел за канаты. И это он даже в четверть силы не бил.

– Продолжим. – Я забрался назад и с ходу атаковал.

Трифон сменил тактику. Теперь он не уворачивался, а принимал все удары. Ну те, что в корпус. Голову, конечно, берёг. С тем же успехом я мог бы бить, к примеру, скалу. Или комель дубовый. Выкладывался на полную, но всё чаще оказывался за пределами ринга от очередного тычка.

– Ты почему усиление воли не используешь? – спросил Трифон, когда я в который раз вставал с пола.

Знать бы ещё, что это такое. Нет, Мишенька о чём-то таком заикался, но где оно живёт и как его применять, я близко не знал. И ещё этот… как его… а, вспомнил – ДД. Вот только что это за хрень и с чем её едят, даже не догадывался.

На самом деле этим вопросом надо заняться вплотную. Раньше у меня были возможности альта – реакция, мышечная сила и крепкие связки. Здесь тоже есть подобные штуки, и неплохо было бы ими овладеть.

– Ну дык чё, почему не используешь? – повторил свой вопрос Трифон.

– Болею, забыл?