Двоедушец. Книга 1

На мой вкус, с золотом в отделке перебор… Впрочем, чего это я кочевряжусь? Вода есть? Есть. И горячая, и холодная. Мыло есть? Есть. Душистое. Полотенце? Пушистое, да и широкий выбор к тому же. Так чего ещё надо?

Я решил не искушать судьбу. Включил душ, отрегулировал температуру и с удовольствием залез под тугие жгучие струи.

Следующее откровение поджидало меня за второй дверью, когда я, чистый и мокрый, её распахнул. За ней, как выяснилось, скрывался гардероб. И среди вычурных пиджаков, форменных мундиров и атласных жилеток я с удивлением нашёл штаны – один в один наши джинсы. Синие, с двойными швами и клёпками. На заднице лейбл Levi’s. Моему изумлению не было предела.

Порывшись на полках, я обнаружил новенький, вызывающе красный спортивный костюм. И вновь испытал шок, увидев три белых полоски с характерным трилистником. Бренд, правда, здесь назвался немного иначе – Adi Dasler. Впрочем, те же яйца, вид сбоку. Мне уже надоело гонять голышом, я тут же напялил находку и полез искать себе подходящую обувь.

И мои надежды полностью оправдались.

Среди высоких ботфортов с отворотами и модных лакированных туфель с острыми носами затерялась парочка натуральных кед. На резиновой зелёной подошве, с белым парусиновым верхом, на шнурках. Сбоку каждого красовалась нашлёпка – два мяча.

Полностью одевшись, я какое-то время размышлял над несоответствием стилей, потом забросил это неблагодарное дело. Принял как данность. Хотя и успел себе нафантазировать всякого… Балы, лакеи, ну и прочее в подобном же стиле.

Хорош бы я был на балу в классическом прикиде гопника. Хех…

* * *

С понедельника я внёс в ежедневный режим изменения. Добавил физические упражнения и водные процедуры с обязательным контрастным душем. А от маменьки категорически потребовал включить в рацион мясо. Пётр Петрович не возражал, и кормить меня стали по-человечески.

Сидеть в теле дистрофика мне не улыбалось ни разу. Дары дарами, но здоровый дух должен жить в здоровом теле. И я на семь потов исходил в стремлении приобрести должную форму. Приседал, отжимался, качал пресс, раз за разом увеличивая нагрузку с подходами. Изматывал себя так, что к концу дня падал с ног. Зато спал как младенец.

Не привыкший к запредельным нагрузкам организм бунтовал. Не сразу, но по мере накопления молочной кислоты в мышечной ткани всё сильнее и сильнее. На следующий день после начала занятий заболел пресс. Ещё через два – ноги. К пятому – трицепсы. На седьмой день проявил себя Мишенька.

– О, привет, – обрадовался я ему, как родному. – Где пропадал?

«Не вижу особенных поводов для радости», – процедил он, не отвечая взаимностью.

– А я вижу, – возразил я. – Смотри, уже своими ногами хожу. Скоро бегать начну. Буду из тебя красавчика делать.

«Настоятельно вас прошу прекратить издеваться над моим телом, – потребовал Мишенька, проигнорировав моё напускное веселье. – Я испытываю дискомфорт».

– Тю, – присвистнул я. – А тебе самому не стрёмно дрищом ходить? Такое ощущение, что ты в жизни спортом не занимался.

«Занимался, – ответил Мишенька, добавив в голос оттенок презрения. – К вашему сведению, милейший, всех отпрысков дворянских родов обучают особой системе рукопашного боя, фехтованию и стрельбе. Это обязательные дисциплины. Кроме того, я владею ДД и одной только волей могу усиливать скорость реакции и силу удара. Так что все эти ваши потуги мне ни к чему».

– Ага, – кивнул я, натянув на лицо серьёзную мину. – Муравей тоже сильный. Но лёгкий.

«Ваши аллегории примитивны и оскорбительны. Прошу их в отношении ко мне не применять».

– Две видеокамеры импортных, две сигаретницы отечественных… – задумчиво прогнусавил я.

«Что, простите?» – переспросил отпрыск дворянских родов.

– Многому научили, спрашиваю? – повысил я голос. – Пояс-то хоть есть разноцветный, сынок?

«На вас хватит! – запальчиво выкрикнул Мишенька, в который раз купившись на „сынка“. – У меня ранг воина, и в поединке я вас порву, как старую тряпку, даже без магии».

– Ну не знаю, не знаю. – Я потёр щёку и сделал вид, что задумался.

Меня учили драться с десяти лет. Даже не драться. Убивать. Да, да, всё верно, это не оговорка. Из нас готовили ликвидаторов на государственном уровне. Псов режима, если хотите. Во главу угла ставилась эффективность. Пришёл, грохнул, ушёл. С минимальными затратами энергии. Ну или с максимальными, но тогда жертвы исчислялись сотнями. Так что на все эти философии путей бусидо, стили журавля и прочие танцы с бубнами мои инструктора клали болт.

Хотя чем чёрт не шутит… Тем более хрен его знает, что собой представлял ранг воина. Но это гипотетически.

– Жаль, проверить не сможем, – притворно вздохнул я. – Кстати, у меня ДД обозначает древо даров, а у тебя что?

«Я предупредил, – не стал продолжать диалог Мишенька. – И поимейте в виду, иначе пеняйте на себя».

«Ага, уже поимел», – мысленно отмахнулся я, но Мишенька вышел из чата.

Естественно, я продолжил тренироваться, совершенно не опасаясь угроз. И как-то утром Мишенька смог меня удивить.

* * *

Слава богу, я уже вошёл в ритм и просыпался самостоятельно, иначе бы впёрся, как хрен в рукомойник.

В тот день я открыл глаза, по привычке потерев их рукой, и почувствовал запах краски. Посмотрел – пальцы были измазаны чёрным. И я точно помнил, что к краскам близко не подходил. Толком ещё не сообразил, что к чему, а уже по давней привычке обшаривал взглядом комнату. Дар интуита, понятно, молчал, но у любого события всегда есть причина. И мне эту причину надо найти. И чем быстрее, тем лучше.

Нашёл, когда в коридоре уже затопотали матушкины шаги в сопровождении частого перестука Аглаиных каблучков.

Мольберт стоял развёрнутым к двери. А поверх бездарной мазни чернел текст с каллиграфическими завитушками.

«Дражайшая маменька, взывает к тебе твой любимый сынок Мишенька…»

Вот же говнюк!

Глава 4

«Дражайшая маменька, взывает к тебе твой любимый сынок Мишенька. Умоляю, пошли за отцом Никодимом, пусть скорее придёт и сотворит обряд святого изгнания. Моё бренное тело захватила злобная сущность и подвергает меня немыслимым мукам, физическим и душевным, сил нету больше терпеть. Немыслимой хитростью я на краткий миг обрёл волю и прошу помощи. Не знаю, свидимся ли ещё…» И витиеватая закорючка в качестве подписи.

Какой стиль, какой слог… И так жалостливо написал. Прямо слезу вышибает.

«Ладно, гадёныш, я с тобой ещё разберусь…» – мысленно пообещал я и стремглав выскочил из кровати.

Думать, как он это смог провернуть, было некогда. Времени хватило, только чтобы развернуть мольберт к окну и схватить первое, что подвернулось под руку. Когда дверь открылась, я увлечённо возюкал самой большой кистью по холсту, периодически обмакивая ту в чёрную краску, и напевал под нос песенку про художника.

– Мишенька, золотко, ты рисуешь? – охнула маменька, в умилении подперев ладошками щёку.

– Пишешь, маменька, – поправил я, изобразив оскорблённое достоинство, и сделал широкий мазок. – Художники пишут, рисуют дети. Каракули.

– Ох, прости, милый, – извинилась она и шагнула ближе, пытаясь взглянуть на холст сбоку. – А можно мне… Ну хоть одним глазком?

– Незаконченные работы никогда никому не показываю, – придержал я мольберт. «Умоляю, пошли за отцом Никодимом», зараза, никак не закрашивалось. – Ты должна уже привыкнуть…

На самом деле хрен его знает, много ли было тех работ, показывал Мишенька свою мазню, не показывал… но, судя по всему, угадал. Маменька отступила и, поумилявшись ещё немного, ушла восвояси. Аглая поставила поднос с завтраком на край комода и шмыгнула следом…

– Стоять! – рявкнул я и для верности активировал способность псионика.

Служанка замерла, как прибитая. Сработало, нет – я не понял. Она и без дара боялась меня как огня и слушались с полуслова. Интересно, чем Мишенька её так застращал? Грязно приставал, что ли?

– Фитцджеральда мне позови… нет, лучше Трифона, Фитцджеральд мне не нравится. Слишком постная рожа.

Последнюю фразу я договаривал в пустоту – Аглаю смело, как веником. Только в щель приоткрытой двери высыпался заполошный перестук каблуков.

– Будем считать, что сработало, – хмыкнул я и вернулся к своему занятию.

Кстати, надо про отца Никодима разузнать поподробнее. Экзорцист мне нынче требуется меньше всего.

Сейчас надо ограничить ночные перемещения Мишеньки.

Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что именно произошло. Я сейчас уставал, как лошадь в каменоломне, и засыпал, не коснувшись подушки. Мелкий говнюк воспользовался ситуацией и каким-то образом вернул контроль над телом. Тонкости ещё предстоит выяснять, но в целом суть проблемы понятна.

Я замазал холст вторым слоем, посмотрел с разных ракурсов – вроде не видно. На всякий случай глянул на просвет – тоже ничего. Остаётся надеяться, что рентгеновскими лучами моё творение просвечивать не будут.

– А назову-ка я эту картину «Смоляной квадрат», – осенило меня в порыве творческого вдохновения. – А что? Символично…

– Чего звал, барин? – прокатился по комнате густой бас, заставив меня вздрогнуть от неожиданности.

«Нет, положительно надо возвращать интуита», – с досадой подумал я и, отложив кисть, поднял на Трифона донельзя недовольный взгляд.

– Испугал, чёрт здоровый! Ты чего так подкрадываешься?!

– Дык не подкрадываюсь… всегда так хожу, – пожал плечами верзила и повторил: – Дык звал-то чего?

– Скажи, дружище, ты можешь достать наручники? – спросил я.

– Эт кандалы, что ль, ручные? – уточнил он. – Дык легко. Ща сбегаю в холодную да принесу, которые поновее… Ну дык чего? Несу.

– Да неси уже, дыг-дыг, – передразнил его я.

Далеко эта холодная, близко – мне неизвестно, поскольку я до сих пор не покидал своей комнаты.

Трифон обернулся приблизительно за десять минут. Я как раз успел отмыться, умыться и съесть завтрак.

– Вот, барин, такое пойдёт? – показал он что-то вроде наших полицейских наручников, только помассивнее и цепь подлиннее.

– Сейчас и проверим.

Я забрал у него оковы, примерил к балясине на кровати – подходило тик в тик. Трифон с неподдельным интересом следил за моими манипуляциями.

– Барин, эт ты чего такое удумал? – подозрительно прищурился он.

– Ты тайны хранить умеешь? – развернулся я к нему и перешёл на доверительный тон.

– Отож, – громыхнул он, колыхнув бородищей. – Могила. Ты только растолкуй, чего надо хранить?

– Значит, слушай меня внимательно и запоминай. Вечером, как все улягутся, незаметно проберёшься сюда и прицепишь меня к кровати за руку. Ключ унесёшь. А поутру спозаранку вернёшься и отомкнёшь. Понял?

– Отож. Мы ж не пскопские, чего ж не понять, – важно кивнул он и тут же нахмурился. – Ток я в толк не возьму, на кой ляд это те пригорюнилось?

– Хожу по ночам, – брякнул я первое, что пришло в голову. – Боюсь ногу сломать, Пётр Петрович тогда заругает.

– Ага, – выпятил губищу Трифон. – Дык давай я тя ща пристегну. Чего лишнего ноги топтать? Сапоги они, чать, не казённые.

– Пристегнёт он. А по нужде как ходить? Под себя?

– Эт да. Под себя – эт не дело, – с пониманием покивал он и тут же снова спросил: – А тайна-то в чём? Мож, лутше, наоборот, лекарю-то всё рассказать? Как на духу. Он, глядишь, и присоветует чего от твоей хворобы?

– Не хочу, чтобы маменька волновалась.

– Эт да. А мож…

– Трифон! – гаркнул я, теряя терпение. – Слушай сюда!

– Слушаю, вашбродь! – отрапортовал тот и вытянулся по стойке смирно.

– Вечером, как все лягут, придёшь незамеченным и прикуёшь меня к кровати. Утром, до света, отстегнёшь, – проговорил я, прожигая его взглядом удава, и одновременно активировал дар Убеждение. – Уяснил?

– Так точно, вашбродь!

– И никому ни гу-гу.

– Как прикажете, вашбродь!

– Всё, иди. И ключ, смотри, не потеряй, – крикнул я ему в спину и подумал: «Из бывших военных, что ль?»

– Не сумлевайтесь, вашбродь, – прилетело из коридора.

«Надо к нему присмотреться, – задумался я и мстительно улыбнулся, вспомнив о Мишеньке. – Посмотрим, как ты теперь исхитришься».

* * *

– Как самочувствие дражайшего пациента?

В дверь вошёл Пётр Петрович со своим обычным приветствием и, как всегда, в прекрасном расположении духа. Ну ещё бы я был не дражайшим. Интересно, сколько ему маменька за меня забашляла? Очевидно, достаточно, чтобы он вот так улыбался в тридцать три зуба, двадцать четыре на семь.

– Нормально, – ответил я. – На пробежку собрался.

С понедельника я действительно поставил в график пробежки. Выносливость – наше всё, да и сильные ноги никому ещё не мешали. Слышал, что ноги – второе сердце. Или это про икроножные говорили? Да пофиг, один хрен ноги.

– Милейший, вы не перестаёте меня удивлять. – Пётр Петрович посмотрел на меня поверх круглых очков. – На такой прогресс я рассчитывал минимум к концу третьей недели. Но раз уж так пошло, то… Нет, давайте-ка я вас сначала осмотрю.

– Давайте.

Не знаю, что док там себе замышлял, но сегодня он не ограничился привычными манипуляциями. Нет, осмотрел, но после осмотра извлёк из саквояжа сложную приблуду с разноцветными линзами. Похоже, налобное зеркало ЛОР-врача скрестили с глазной лупой часового мастера. Потом взяли, что получилось, и снова скрестили, но уже с очками для подбора диоптрий. С очком. Короче, жуткая хрень.

– Дефектоманоскоп, – пояснил Пётр Петрович, заметив мой заинтересованный взгляд, и нацепил приблуду на голову. – Помнится, вы просили у меня целебную магию. Думаю, сейчас самое время. Так-с, постарайтесь не шевелиться, я гляну, что у нас с каналами…

Прежде чем я успел возразить, он уже совместил две линзы и теперь подкручивал один из многочисленных верньеров – очевидно, для тонкой настройки.

«Вот я и впёрся, – промелькнула паническая мысль. – Да, просил магию, но не такую. Ёкарный бабай, сейчас док увидит дары и поймёт, кто я такой на самом деле».

Чего боялся? Сам не пойму. Наверное, привычки из прошлой жизни сказались. Раскрыли – значит провал, со всеми вытекающими неприятностями.

– Прелестно, прелестно… – бормотал тем временем Пётр Петрович, составляя стёклышки в различных вариациях. – Так-с, а это у нас что? Ох ты… даже так! Потрясающе, просто невероятно…

«Ну всё, трындец. Нашёл», – подумал я и скривился, словно клопа раскусил.

– Ну что могу сказать, молодой человек. – Док сделал паузу, чтобы уложить обратно прибор.

«Да уж скажи что-нибудь», – скрипнул зубами я, ожидая плохих новостей.

– На подобный результат я даже боялся рассчитывать, – продолжил он, роясь в недрах своего саквояжа.

– А поподробнее? – вкрадчиво спросил я.

– Думаю, мы сможем вернуть вам магию… Нет, я просто уверен, что вернём, – произнёс он, продолжая чем-то греметь. – Не сразу, не вдруг, процесс будет долгим. И вам потребуется приложить немало усилий… А, вот, нашёл.

Док повернулся ко мне, и я увидел толстую цепь, свисающую из пухлой ладони. И камень в окладе из червонного золота. Размером с перепелиное яйцо, лазурно-молочного цвета. Вокруг камня переливалась едва заметная аура.

– Это что? – насторожился я.

– Реконваленсер Дживы. Восстановитель магических структур, если проще, – пояснил он и надел цепь мне на шею. – Артефакт древний, редкий и дорогой, но ваш род может его себе позволить.

Ну ещё бы не мог.

Я нащупал пальцами камень. Гладкий, тяжёлый… и тёплый.

– Ага, почувствовали? – улыбнулся Пётр Петрович, заметив, как у меня дрогнула бровь. – Артефакт уже начал работать. Специальные добавки к золоту положительно влияют на регенерацию маны, а особым образом зачарованное плетение придаёт физической бодрости. Носите его не снимая. К концу недели посмотрим на результаты.

– Ок, – чуть не брякнул я, но вовремя спохватился. – Хорошо, док. Что-то ещё или я побегу?

– Нет. Я и сам уже собрался уходить. Ежедневное наблюдение вам теперь ни к чему. Это я заберу. – Он спрятал малахитовый кристалл в саквояж. – Ароматизаторы вы и сами сможете поменять. Всего доброго, юноша, до пятницы.

– Всего доброго, док.

– И не забывайте пить порошочки, – напомнил он уже в дверях.

Ещё раз мы с ним попрощались, когда я обгонял его в коридоре.

– Мишенька! Что за вульгарный наряд?! – услышал я матушкин голос, сбегая по широкой лестнице в холл. – А этот ультимативный кумач? Он тебе совсем не идёт… Куда ты, сынок?

– На пробежку! – откликнулся я, перепрыгивая через две ступеньки.

– Осторожнее, расшибёшься! – вскинулась она и протянула руки, чтобы меня подхватить.

– Мам, прекрати, я уже взрослый, – увернулся от материнской заботы и толкнул тяжёлую дверь.

– А Пётр Петрович? – спохватилась она. – Он разрешил?

– Разрешил. Док сейчас спустится. Поговори с ним, – крикнул я, выбегая на улицу.

* * *

Род Смолокуровых в самом деле не бедствовал, и это ещё мягко сказано.

Особняк располагался посреди соснового бора. Нет, деревья в ближайшей округе выкорчевали и вместо них разбили сад, цветники и газоны, но там дальше – да, лес. Причём я даже Панорамой не видел ограды.

Архитектор, кем бы он ни был, придерживался стиля барокко Петра. Центральный портик с колоннами, фасад в два крыла, крыша, крытая листами железа. Кстати, вон те два окна на третьем этаже – моя комната. Покои, как здесь принято говорить. Единственно, цвет стен не впечатлял. Невыразительный какой-то, бледно-жёлтый.

По большому счёту я мог прекрасно бегать вокруг усадьбы. Там и дорожки гранитной крошкой отсыпаны, и сам он был размером со стадион. Но я хотел совместить спорт и разведку, поэтому направился к центральной аллее. Обогнул круглую чашу фонтана, подышав влажной свежестью. Мимоходом полюбовался героической композицией в центре. В потоках шумящей воды голый мужик спасал голую девушку из щупальцев морского чудовища. Мужик мускулистый, девушка с хорошей фигурой. Местами – так с очень хорошей.

«Интересно, это скульптор что-то курил или такие чудища здесь реально водятся? А девочка ничего, жопастенькая. Мужик вообще красавчик, – отметил я и обратился к Мишеньке: – Слышь, недоросль, вот к чему ты должен стремиться. Видел, какие дельты? Накачаешься, будешь таких же тёлок спасать. Смекаешь, о чём я?»

Это я так его мотивировал, но тот не ответил. Или не услышал. Или проигнорировал. Да и хрен на него.

Я уже бежал вдоль живой изгороди, наслаждаясь ароматом роз. За стрижеными в длинную коробку кустами пестрело красным, белым, лиловым. Торчали шары и колонны сформированных туй. Мелькнула ещё парочка статуй, но кто и кого там спасал, было не разобрать. Далеко.

Под ногами хрустел гравий, ветерок разгонял запахи лесных трав, дорогу перечёркивали тени шикарных сосен – толстых, с густыми кронами, растущих на одинаковом расстоянии друг от друга. Вряд ли они здесь сами выросли. Их посадили. И давно – такие деревья обычно называли вековыми. Род Смолокуровых, похоже, и вправду древний.

И ещё я заметил один непонятный момент. Среди сосен я почувствовал себя лучше. Золотистые стволы словно делились энергией. Хвойный дух бодрил хлеще, чем скипидар между булок… Сравнение грубоватое, но отчасти, возможно, и верное. Если вспомнить, из чего скипидар добывали.

Отмахиваясь от комарья, унюхал отголоски едкого дыма, уловил смутное движение в лесу, что-то лязгнуло, и показалось, будто услышал шум мотора. Звук донельзя странный. Низкий, шипящий, неровный, как будто мотор тот троил. Автомобиль? Я попытался вспомнить, какими они были в XIX веке, но ничего конкретного в голову не пришло, и оставил эту затею. Да и потом, какие автомобили в лесу?

По пути попалась парочка перекрёстков. Условных, конечно же, без светофоров. Обычные тропинки отходили от главной дороги и скрывались в кустах. Куда они вели, я решил выяснить позже, на сегодня уже был чёткий план.

Наконец, отмахав не меньше полутора километров, я упёрся в забор. Вернее, в ворота.

От высоченных кованых створок с цветочным рисунком в две стороны разбегались ряды кованых же пик. С натуральными остриями на наконечниках и золочёными вилюшками по древку. Мне такое не нравилось, оружие должно быть оружием. Забор, кстати, от добрых людей. В смысле, что для злоумышленников не преграда. Хотя… Я заметил лёгкую красноватую ауру вокруг пик. Какое-то поле? Трогать не стал, ну их к бесу с их непонятной волшбой. Неприятностей мне и без того за глаза хватало.

«Ох, чёт я переборщил с дистанцией для первого раза. Мишенька завтра охренеет», – злобненько подумал я и побежал обратно.

Лёгкой трусцой.

* * *

Контрастный душ, обед – я вновь весёлый и бодрый сидел в позе лотоса и тянул:

– Ом-м-м-м…

Нужно было побыстрее вывести дары хотя бы на третий уровень. И не потому, что я торопыга. Просто пока вспомогательные способности не достигнут хотя бы третьей ступени, интуит не тронется с места. Такая вот особенность.

С интуитом вообще всё непросто. Он двойной, и его развивать сложнее, чем остальные: сначала растёт нить Инсайта (предвидения), и только когда она достигнет четвёртого уровня, стронется Модуль. Именно поэтому нас по малолетству и обучали рукомашеству. Потому что хрен ли толку предвидеть, когда повлиять не можешь? Интуит без вспомогательных даров – не боец. Так, свинтить если только вовремя и по-быстрому.

С вспомогательными дарами есть свои трудности. Сейчас они у меня все на единичке. И я могу активировать лишь самые слабые субспособности, а это уровень детских шалостей. Где-то подсмотреть, что-то разбить, напроказить по-мелкому.

Как псионик я разве что мог заставить нос почесать. Ну или что-нибудь близко к этому. Палец, например, в жопу засунуть. Но это уже посложнее.

Следующая субспособность – Внушение – откроется только на третьей ступени развития. Вот тогда да, тогда я могу дать посыл к последовательным действиям. Взять хотя бы элементарное пойди-возьми-принеси. Нет, в принципе, и так можно попросить. По-хорошему. А когда надо что-то украсть? Кого-то побить? Я уже не говорю о чём-то посерьёзнее. Вот то-то и оно. Локус контроля активируется и вовсе на пятой ступени, но это уже непосредственно боевая способность.

У кинетика приблизительно то же самое. Сейчас у меня открыт Сдвиг, и он работает, лишь когда предмет стоит на поверхности. На любой. Пол, стол, крыша. В зависимости от развития я могу толкнуть или притянуть соответствующий предмет, если он, конечно, гвоздями не приколочен. А вот поднять – уже нет. Для поднять как раз и нужен Метатель, но он откроется на третьей ступени. На пятой Взлом – это уже из области высшей математики. Взаимодействие со сложными механизмами. Отличная штука, но до него мне пока как до Китая пешком.

Самая простая ситуация с визором. Единственная субспособность, и она уже работала. По моим текущим задачам мне даже второго уровня хватит. И сегодня я эту проблему собирался закрыть.

Грудь грел артефакт Петра Петровича, мышцы покалывало от приятной усталости, разум постепенно отключался от внешней суеты. Открылся третий глаз, и я сначала не понял. А когда понял…

Нет, погоди, снова не понял.

Разноцветный клубок купался в золотистом сиянии, заметно подрос в размерах, а сами нити утолщились. Белая так и вообще превратилась из верёвки в канат. Зелёная самостоятельно доросла до пятого поясничного, почка набухла и практически встала в нужное место. И она стала двойная. Двойная?!

– Это что ещё за хрень? У моего визора нет второй субспособности! – воскликнул я, в удивлении вытаращив внутренний глаз.

«Магия… – прошептал Мишенька дрожащим от волнения голосом. – Моя магия…»

– Стоп, давай разбираться!

Глава 5

«Нечего тут разбираться! Это моя магия! – завопил Мишенька и добавил с явной угрозой: – И с её помощью я верну себе тело!»

– Ой, баюс, баюс, – насмешливо фыркнул я. – Тоже мне, Гэндальф выискался.

Похоже, мой визави не знал, кто такой Гэндальф, а мне на самом деле было не очень смешно. Нет, Мишеньку я не боялся, хоть и не понимал, что он планировал сделать. В любом случае шансы победить у него минимальные. Но в то же время я ни ухом ни рылом про здешнюю магию, а раз в год и палка стреляет.

Впрочем, заднюю я не давал лет с пятнадцати. Да и отступать мне, собственно, некуда.

«Сейчас я вас научу хорошим манерам, мерзавец… Будете знать, как нарушать чужие границы… Сейчас я вам покажу… Сейчас», – пыхтел Мишенька, но пока ничего ужасного не происходило.

А, нет. У меня несколько раз дёрнулся палец.

«Это что, у них тут принято активировать магию жестами?» – мелькнула догадка, и я поинтересовался с насмешкой:

– Малой, это ты хотел мне кукиш скрутить?

«Знак активации», – ответил Мишенька, от чрезмерных усилий позабыв про нашу с ним неприязнь.

– Тю-ю-ю, примитивщина.

Нет, пальцевых фигур я и сам не чурался. У альтов в ходу восточные практики, и я знал все девять японских кэцу раньше, чем научился писать без ошибок. Индийские мудры мы тоже использовали, но эти только для медитации. Они помогали восстанавливать силы и перераспределять потоки энергии. Но активировать жестами дар… Так-то мысль быстрее и надёжнее, даже с позиций элементарной физиологии.