Полюби меня в следующей жизни

Закрыв глаза, я чувствую, как дыхание становится ровнее. Где‑то далеко, за пределами этой комнаты, за границами моей боли, есть мир, который продолжает жить. И я – часть этого мира. Я – не только разбитое сердце. Я – не только воспоминания. Я – здесь. Сейчас. И завтра будет новый день

Перед тем как погрузиться в сон, шепчу себе: «Я справлюсь». И впервые за долгое время верю в это без остатка…

Глава 6

Вдалеке раздался приглушённый раскат грома – словно предупреждение. Ещё полчаса назад небо сияло безоблачной лазурью, а теперь его заволокли тяжёлые свинцовые тучи, будто кто‑то намеренно затягивал горизонт мрачной вуалью. Бесконечная полоса дороги и однообразные пейзажи мелькали за окном, сливаясь в размытую череду полей и редких рощ.

Первая капля ударилась о стекло – звонко, резко, будто выстрел. Затем ещё, ещё, ещё… Вскоре дождь уже монотонно барабанил по лобовому стеклу, рисуя на нём хаотичные узоры. Я включила дворники – их мерный скрип лишь усиливал ощущение тревоги, таящейся где‑то на периферии сознания.

Воздух, насыщенный влагой, заполнил салон машины. В нос ударил запах влажного асфальта и прохладной свежести – тот самый, что всегда будил во мне смутные воспоминания детства. Порывы ветра, проникающие сквозь щели, обжигали щёки ледяным прикосновением. Кожа мгновенно покрылась мурашками. Я зябко передёрнула плечами, сильнее сжимая руль моего «Жука», словно он мог стать единственным надёжным якорем в этом размытом дождём мире.

«А ведь папа предупреждал…» – шептал внутренний голос, вкрадчивый, как шелест капель по крыше. Я попыталась сосредоточиться на дороге, но мысли упорно возвращались к дому.

Уезжать от родителей совершенно не хотелось. Вчера я сделала то, чего избегала годами: открыла душу маме. Этот разговор в столовой стал не просто исповедью – он переплавил наши отношения, превратив хрупкое взаимопонимание в нечто более прочное. Теперь, вспоминая мамин взгляд, тёплый и одновременно пронзительно‑внимательный, я ощущала в груди непривычное тепло. Оно разливалось медленно, вытесняя годами копившееся напряжение, словно солнце, пробивающееся сквозь тучи.

И всё же… где‑то глубоко внутри тлел уголёк тревоги. А что, если это тепло – лишь иллюзия? Что, если завтра всё вернётся на круги своя?

Но даже внезапно разразившийся ливень не мог погасить моё приподнятое настроение. Я постукивала пальцами по рулю в такт мелодии, льющейся из динамиков, – лёгкой, почти беспечной. Периодически поглядывала на навигатор, следя за тем, как красная точка неумолимо приближается к цели.

Наконец впереди показалась табличка «Уотфорд».

«Ну вот, ты уже практически на месте» – мысленно произнесла я, чуть поёрзав от нетерпения на сиденье. Взгляд жадно скользил по улицам, пытаясь запечатлеть каждую деталь: старинные фонари, отбрасывающие дрожащие блики на мокрый асфальт, витрины магазинов с приглушённым светом, редкие силуэты прохожих под зонтами.

С детства я питала особую слабость к путешествиям. Для меня дорога всегда была не просто перемещением из точки А в точку Б – это был ритуал, магический переход в иное измерение. Помню, как в школьные годы мы с родителями отправлялись в семейные поездки. Тогда каждая миля казалась приключением, каждый поворот – обещанием чего‑то нового.

Особенно ярко в памяти оживали поездки в Шотландию, к бабушке. Её дом – фамильный особняк, как любил называть его дедушка, – казался мне в детстве настоящим замком. Двухэтажное строение из тёмного кирпича, с высокими стрельчатыми окнами, которые, казалось, впитывали солнечный свет, чтобы потом излучать его изнутри. Зелёный плющ обвивал фасад, словно живой ковёр, шуршащий на ветру.

Я закрываю глаза, и вот уже вижу: бабушка отворяет массивные парадные двери, и тёплый аромат яблочного пирога окутывает нас, словно объятие. Я стремглав несусь в сад, где скрипят качели, подвешенные дедушкой ещё для моей мамы. Позже для меня на ветвях старого дуба построили уютный домик – моё убежище, где я могла часами сидеть, наблюдая за миром внизу. Ветерок доносил ароматы трав, а я играла с куклами, придумывая для них невероятные истории, или рисовала свои фантазии на листках бумаги, пока солнце ласково грело кожу.

Эти воспоминания нахлынули так ярко, что я едва заметила, как въехала в город. Дождь всё ещё шёл, превращая улицы в зеркальные коридоры, где огни фонарей дробились на тысячи бликов. Для раннего вечера здесь было непривычно мало людей – лишь редкие фигуры скользили мимо, укрываясь под зонтами, словно тени из другого мира.

Проехав пару проспектов, я наконец остановилась у нужного отеля. Выключила двигатель, но ещё несколько секунд сидела неподвижно, вслушиваясь в стук дождя по крыше. Затем, глубоко вздохнув, сверилась с картой на экране телефона.

Да. Это точно здесь.

Медленно выхожу из машины. Холодный воздух тут же пронизывает до костей, но я почти не замечаю этого. В голове – странная смесь облегчения и тревоги. Я здесь.

«Надеюсь, Кайл нашёл нормальный отель», – подумала я, стараясь заглушить неожиданно вспыхнувшие сомнения насчёт его способностей отыскать достойное жильё. Ещё раз скептически осмотрела здание: на первый взгляд оно выглядело вполне прилично, даже солидно.

К сожалению, на парковке не оказалось ни одного свободного места. Пришлось проехать чуть вперёд по улице и припарковаться у соседнего здания. Выйдя из машины, я поспешила достать вещи и, огибая лужи, бросилась ко входу в отель. Увы, моя физическая форма оставляла желать лучшего. Уже через несколько шагов дыхание сбилось, лёгкие загорелись, а правый бок пронзило колющей болью. Поморщившись, я ускорила шаг и наконец переступила порог отеля.

После завершения всех формальностей я поднялась в номер. Переступив порог, бросила вещи на кожаное кресло у стены и без сил рухнула на кровать, уставившись в потолок.

Телефон издал короткий сигнал. Взяв его в руки, я просмотрела уведомления. Сначала ответила маме – написала, что добралась и у меня всё в порядке. Затем задержала взгляд на сообщении от Софи.

«Чёрт, после того случая мы так и не поговорили», – мысль скользнула ледяной змеёй, обвивая сердце. Я всё ещё не решалась позвонить подруге – просто не была готова к этому разговору. А теперь она пишет, что волнуется, а я даже не могу найти в себе силы ответить.

«Жалкая», – прошептал внутренний голос. Я убрала телефон в карман джинсов, пытаясь игнорировать ощущение вины, которое становилось почти осязаемым.

Повернувшись на бок, я устремила взгляд в окно напротив. Дождь закончился: сквозь разрывы в облаках пробивались слабые солнечные лучи. На верхушках деревьев поблёскивали молодые зелёные листочки; изредка над облаками проносились птицы.

На душе немного полегчало. Я слабо улыбнулась, наблюдая за игрой света и тени. Затем перевела взгляд на интерьер номера – места, где мне предстояло провести ближайший месяц.

«Что ж, Кайл не подвёл. Надо бы позвонить ему и поблагодарить за помощь», – только эта мысль оформилась в голове, как в кармане джинсов завибрировал телефон.

Достав мобильник, я увидела входящий вызов от Кайла – через FaceTime. Надпись на экране гласила: «Придурок».

Чертыхнувшись про себя, я резко села на кровати. От внезапного движения голова закружилась, перед глазами заплясали мерцающие звёздочки. Подождав пару секунд, пока мир не перестал расплываться, я сфокусировалась на экране и приняла вызов.

– Вспомнишь заразу – вот она сразу, – пробурчала я.

Кайл тут же расплылся в улыбке, серые глаза заискрились.

– И тебе привет, красавица, – как всегда, в своей шутливой манере поздоровался он, игриво подмигнув. – И где же ваши манеры, мисс Кембэл? Кто так здоровается с лучшим другом? – дразнил он меня.

Я высунула кончик языка, отвечая ему такой же игривой улыбкой. Знаю, по‑детски, но мне было всё равно.

– Мило выглядишь, огонёк, – сказал он, используя дурацкое прозвище, которым наградил меня чуть ли не с первой встречи.

Я покачала головой, но продолжала улыбаться.

– Ты ведь не прекратишь, да?

Кайл рассмеялся, чуть запрокинув голову – так искренне, так беззаботно, что у меня непроизвольно защемило сердце. Внутри всё скрутилось в тугой узел.

Хотелось бы мне так же открыто выражать эмоции, как это делает он, – мелькнула мысль, кольнув чувством зависти. Кайл жил той простой, беззаботной жизнью, о которой я могла лишь мечтать.

– Не думаю. Дразнить тебя – одно из моих самых любимых занятий… Хей, ты в порядке? – его вопрос обрушился, как ушат ледяной воды, вырвав из мрачных раздумий. Видимо, он заметил моё отрешённое состояние.

Я тряхнула головой, встретилась с его обеспокоенным взглядом и виновато улыбнулась.

– Да, просто задумалась. Так зачем ты позвонил?

– Я что, не могу позвонить? – Кайл чуть всплеснул руками и драматично нахмурил брови. – Может, я соскучился по твоему общению. И мне в жизни не хватает твоих «увлекательных» лекций про то, как рисовал какой‑нибудь известный художник… Доно… что‑то там. – На последних словах он поиграл бровями, шутливо подперев подбородок кулаком.

– Да‑да… Вижу по твоей мордашке, как ты обожаешь искусство и жаждешь поболтать про это. И вообще‑то правильно будет Донателло, а полное имя – Донато ди Никколо ди Бетто Барди. И он был не художником, а итальянским скульптором. Между прочим, одним из известнейших в эпоху Возрождения. Грех такое не знать, неуч! Мы это проходили в прошлом семестре! – Я не смогла сдержать улыбки, заметив, как сверкнули его серые глаза. Кайл беззаботно улыбнулся, чуть разведя руки в стороны и пожимая плечами.

– Ты знаешь, что я люблю тво мозг, он недает моему отупеть – хохотнул Кайл. – Ла‑а‑адно, ты меня раскусила. – Подмигнув, он вдруг стал серьёзнее. – Я позвонил сообщить, что появился новый клиент, и он хочет, чтобы именно ты работала над его заказом.

Вся весёлость мгновенно улетучилась. Когда дело касалось работы, Кайл переставал играть роль балагура, превращаясь в собранного, внимательного профессионала. Сейчас он смотрел на меня в упор, ожидая ответа.

Несколько секунд я молчала, взвешивая варианты. Затем отрицательно покачала головой:

– Мой ответ – нет. Ты же знаешь, что я сейчас буду работать над оранжереей. У меня просто не будет свободного времени, чтобы ещё и рисовать параллельно – даже для себя.

Обычно я бралась практически за любой заказ, вне зависимости от сложности и объёма работы. Рисование было не просто хобби – оно было моей отдушиной. Даже работая на заказ, я полностью погружалась в процесс, растворяясь в нём. Но сейчас я не могла себе этого позволить. На кону стояло моё будущее, и нужно было сосредоточиться на проекте, пусть даже ценой временного отказа от любимого занятия.

– Огонёк, клиент платит большие деньги. Ты уверена, что хочешь отказаться? Не думаю, что появится ещё один такой же богатей, готовый отвалить такую сумму за графический рисунок.

Кайл был прав. Мне действительно стоило тщательнее обдумать предложение, а не отвергать его сгоряча. Нервно постукивая пальцем по бедру, я задумчиво смотрела на экран телефона.

– А что он хочет? Он говорил тебе, какой рисунок нужен?

– Не совсем. Он упомянул лишь, что хочет запечатлеть новую интерпретацию Адама и Евы. Когда я спросил, что он под этим подразумевает, он ответил, что будет обсуждать все детали и нюансы только с тобой.

Во мне боролись два сильных чувства: рациональность, твердившая, что нужно сосредоточиться на более важных вещах, и любовь к искусству. Слова Кайла пробудили интерес – мне редко доводилось работать с действительно увлекательными заказами, а тут ещё и библейская тема! Внутренний художник ликовал: наконец‑то что‑то интересное! Ему уже не терпелось взяться за работу.

Но вторая, более рациональная часть меня, настойчиво напоминала о грядущем проекте – первом серьёзном испытании, от которого зависело моё будущее. Я разрывалась между желанием творить и необходимостью сосредоточиться на главном. Смятение окутало меня плотной пеленой, лишая способности принять решение.

Видимо, Кайл заметил мои душевные терзания.

– Давай я свяжусь с ним и узнаю о сроках. Обрисую ему твою ситуацию – вдруг получится перенести? – предложил он, глядя на меня серьёзными, понимающими глазами.

Я рассеянно смотрела на друга, пытаясь осознать его слова. В голове крутились мысли: «А если получится совместить? Если сроки действительно можно сдвинуть? Это же уникальный шанс – поработать с интересным заказом, не жертвуя основным проектом…»

Наконец, я глубоко вздохнула и встретилась с его взглядом.

– Хорошо. Попробуй договориться. Но предупреди его сразу: я не смогу приступить, пока не разберусь с оранжереей.

Кайл кивнул, его лицо снова озарилось тёплой улыбкой.

– Понял. Сделаю всё, что смогу. Ты только не передумай, а? Это реально крутой заказ.

– Посмотрим, – уклончиво ответила я. – Главное, чтобы сроки сошлись.

На мгновение в кадре повисла пауза. Кайл словно колебался, будто хотел сказать что‑то ещё.

– Слушай, – начал он, чуть понизив голос, – я знаю, что сейчас для тебя всё это непросто. Но ты правда талантлива. Не зарывай свой дар только потому, что боишься не справиться. Ты сможешь и то, и другое – если захочешь.

Его слова отозвались в груди тёплым, почти забытым чувством – верой в себя. Я улыбнулась чуть шире.

– Спасибо, Кайл. Это много значит.

– Ну вот и отлично! – Он снова оживился. – Тогда жди новостей. Как только что‑то выясню – сразу тебе наберу.

– Договорились.

Я отключила звонок и откинулась на подушку. В голове всё ещё крутились мысли о заказе, об оранжерее, о том, как всё это совместить. Но теперь, благодаря Кайлу, появилась надежда – хрупкая, но ощутимая.

За окном медленно темнело. Город за стеклом погружался в мягкий вечерний свет, а я всё смотрела на телефон, будто ждала, что он вот‑вот снова оживёт, принеся долгожданное решение.

Было темно… и холодно…

Я чувствовала, как горят мои ноги и руки – не от жара, а от ледяного озноба, пронизывающего до костей. Тело дрожало в неумолимой хватке мороза; холод не просто сковывал – он будто въедался в кожу, оставляя на ней невидимые ожоги. Порывы ветра хлестали по щекам, рвали спутанные волосы, пытались сорвать с меня остатки тепла.

Где я? Что это за место?

Вопросы метались в голове, но ответов не было. Только страх – густой, осязаемый, – сжимал сердце цепкими когтями.

Вокруг – ни звука, ни проблеска света. Только тьма, плотная и всепоглощающая, и туман, тяжёлый, как свинец. Он обволакивал меня, лишал ориентиров, превращал пространство в бесконечный лабиринт без выхода. Воздух сгущался, становился почти твёрдым, давил на грудь, мешал дышать.

«Сколько я уже здесь? – билась в сознании паническая мысль. – Может, это сон?»

Но всё ощущалось до ужаса реальным: холод, запах, тишина, от которой закладывало уши.

Внезапно в ноздри ударил едкий, тошнотворный смрад – словно смесь гнили и тухлой воды. Я попыталась задержать дыхание, но запах будто проникал сквозь кожу, заполнял лёгкие, вызывал спазмы в горле. С каждой секундой он становился всё невыносимее, будто кто‑то намеренно усиливал его, испытывая моё терпение.

И тогда я услышала шаги.

Тихие, размеренные, они приближались сквозь туман. Каждый звук отдавался в висках молотом. Я замерла, боясь пошевелиться, но сердце бешено колотилось, выдавая меня.

Шаги оборвались.

На затылок дохнуло тяжёлым, влажным дыханием.

Медленно, едва осмеливаясь, я обернулась.

Никого.

Только туман, только тьма.

Но я знала – оно здесь. Где‑то рядом. Ждёт.

Я вгляделась в серую пелену, пытаясь различить очертания. Сначала – лишь игра теней. Потом – смутный силуэт. Высокий, угловатый, неподвижный. Он не двигался, но я чувствовала, как его взгляд – если у него были глаза – скользит по мне, изучает, оценивает.

Холодный ужас пронзил до кончиков пальцев. Истерика подступала, как волна, грозящая накрыть с головой. В груди клубился вихрь эмоций: страх, беспомощность, отчаяние.

Чего оно ждёт?

Моей реакции? Криков? Ужаса?

Я сжалась в комок, зажмурилась, пытаясь отгородиться от реальности. Но даже сквозь закрытые веки я видела его – тёмный контур в тумане, немой укор моему бессилию.

– Пожалуйста… – вырвалось шёпотом, почти неслышно. – Кто ты?..

Ответа не было.

Только тишина. Только холод. Только запах.

И оно – всё ещё там. Всё ещё ждёт…

Проходит минута… одна… вторая… третья.

Собрав остатки смелости, я резко распахиваю глаза – и буквально врезаюсь взглядом в изуродованное лицо прямо перед собой. Из‑за жутких ран невозможно было понять, девушка это или мужчина. Правый глаз существа обезображен рваным шрамом, а левый – широко распахнут, будто выхватывает из меня душу. Зрачок дёргается в чёрной глазнице, двигаясь неестественно, словно механизм, вышедший из строя.

Кожа на лице свисает лоскутами, обнажая бледные мышцы и багровые прожилки. Рот зашит толстыми тёмными нитками; по ним стекают бурые, почти чёрные капли крови, оставляя липкие следы на подбородке.

Тело охватывает паралич. Не просто страх – животный ужас, от которого хочется не убежать, а исчезнуть, раствориться в этом густом тумане. Лишь бы подальше от этого существа.

Взмокшая, бледная, дрожащая, я делаю неуверенный шаг назад.

Оно вздрагивает.

В ту же секунду тонкая костлявая рука хватает меня за шею, впивается когтями в кожу. Существо замирает в нескольких сантиметрах от моего лица, обдавая смрадным дыханием – будто из разлагающейся могилы.

Мерзкое подобие рта растягивается в улыбке – скорее оскал, чем человеческая гримаса. Нитки натягиваются, и сквозь них проступают кривые острые зубы.

Крик застывает в горле. Шею пронзает острая пульсирующая боль. Я слышу его тяжёлое дыхание, слышу, как бешено колотится моё сердце. Меня бьёт мелкая дрожь. По щекам текут слёзы – холодные, как лёд.

Я пытаюсь вырваться, дёргаюсь – но хватка лишь усиливается. Воздух заканчивается. Я захлёбываюсь в беззвучных рыданиях, чувствую, как горят лёгкие от нехватки кислорода.

Существо наклоняется ещё ближе. Между нами – жалкие миллиметры.

Скрипучим, будто ржавые петли, голосом оно что‑то говорит. Но я не разбираю слов – голова гудит, звуки становятся далёкими, глухими, словно я погружаюсь под воду. Темнота затягивает всё глубже, глубже…

И вдруг я просыпаюсь.

От собственного истошного крика.

Сердце колотится так, что, кажется, пробивает рёбра. Пот стекает по вискам, простыни сбиты, дыхание рваное, судорожное. Я сажусь в кровати, оглядываюсь – комната. Моя комната. Свет ночника, знакомый силуэт шкафа, окно с силуэтом деревьев за стеклом.

Это был сон.

Всего лишь сон.

Но ощущение холодных когтей на шее не уходит. Оно остаётся – как отпечаток, как шрам, как обещание:

Я ещё вернусь…

Глава 7

В комнате было темно и душно. Я ощущала, как бешено бьётся моё сердце, как по спине течёт холодный пот, как влажная одежда неприятно липнет к трясущемуся телу. Шея ныла – будто когти до сих пор впивались в кожу. Я до сих пор чувствовала тот мерзкий запах; казалось, им пропитался весь номер. Нестерпимо захотелось помыться, смыть с себя этот кошмар.

Запустив дрожащие пальцы в волосы, чуть сжала пряди, пытаясь выровнять сбившееся дыхание. Лёгкие горели, словно в них залили раскалённый свинец. По щекам безостановочно текли слёзы. В сознании пульсировала одна мысль: «Я всё ещё там. Этот монстр до сих пор сжимает моё горло».

Вскочив с кровати, я метнулась к тумбе и щёлкнула выключателем. Лампа зажглась – тусклый жёлтый свет разорвал тьму, обнажив привычные очертания мебели. Я стояла, тяжело дыша, и смотрела на горящую лампочку, как на последний островок реальности.

«Таблетки».

Мысль вспыхнула, как спасительный маяк. Я бросилась к сумке, дрожащими пальцами пытаясь нащупать коробочку. Но руки не слушались, движения были рваными, хаотичными. В отчаянии отшвырнула сумку – она с глухим стуком рухнула на пол, рассыпав вещи. Всхлипы рвались наружу, я уже не могла их сдерживать.

И тут – стук в дверь.

Резкий, отчётливый. Он пробил туман паники, заставил замереть. Это не во сне. Это здесь. Сейчас.

Стук повторился. Не привиделось.

На трясущихся ногах я сделала шаг к двери. Рука повисла над ручкой, не решаясь повернуть. Сердце колотилось так, что, казалось, дверь дрожала в унисон.

Ещё один стук – громче, настойчивее.

– В…вы что‑то хотели? – мой голос прозвучал хрипло, жалко, совсем не так уверенно, как я надеялась.

– Это администратор. Жильцы напротив пожаловались на крики и шум из вашего номера.

Внутри всё сжалось. Зажав рот рукой, чтобы заглушить всхлип, я уставилась на дверь. Нужно было что‑то ответить, придумать объяснение, но мысли разбегались, словно тараканы при свете.

– Мисс? – голос за дверью звучал терпеливо, но в нём угадывалось лёгкое беспокойство.

Я облокотилась на дверь, чувствуя, как холодная древесина отдаёт прохладой. Слезы не останавливались. Жгучая смесь стыда и ужаса душила, делая воздух в коридоре густым, почти осязаемым. Кровь стучала в висках, перед глазами начало плыть.

Соберись. Скажи что‑нибудь.

– Мисс? – Облокотившись рукой о дверь, я пыталась справится с эмоциями. Слезы все никак не хотели останавливаться. Жгучая смесь стыда и ужаса душила меня изнутри. Воздух в коридоре казался настолько густым, что невозможно было сделать и вздоха. Кровь стучала в висках, а в глазах начинало все плыть.

«Черт! Черт! ЧЕРТ!» – Вопил разум. Мысли бешеным вихрем метались в моем измученном сознании. Паника все сильнее сжимала горло.

– Мисс, если вы не ответите, я вынужден буду открыть дверь своим ключом. – Голос администратора электрическим разрядом прошелся по моему дрожащему телу, приводя меня в чувство.

– П‑простите, – выдавила я, с трудом проглатывая ком в горле. – Я… мне просто… приснился кошмар. Я не хотела никого беспокоить.

Пауза. Затем – тихий, почти сочувственный ответ:

– Понимаю. Если вам нужна помощь, позвоните на ресепшен, хорошо?

– Д‑да. Спасибо.

Шаги затихли. Я осталась стоять, прислонившись к двери, пока дыхание постепенно не стало ровнее. Но даже когда тишина вернулась, внутри всё ещё дрожало.

Медленно опустившись на пол, я прижала колени к груди. Это был сон. Всего лишь сон. Но ощущение чужих пальцев на шее не исчезало.

Через несколько минут я всё же поднялась. Дошла до ванной, включила воду – горячую, почти обжигающую. Стояла под струями, пока кожа не покраснела, пока дрожь не начала утихать. Но даже тогда, вытираясь, я ловила своё отражение в зеркале: глаза красные, лицо бледное, а в глубине зрачка – тень того, что ждало в темноте.

Нужно взять таблетки. Нужно уснуть. Нужно убедить себя, что это просто сон.

Но где‑то в глубине души я знала: это не просто сон…

Я стояла под холодными струями воды, наблюдая, как прозрачные капли стекают по руке. Внутри – невыносимая горечь и пустота. Горькая усмешка тронула дрожащие губы, к глазам снова подступили жгучие слёзы.

Выйдя из душа, я бросила взгляд в зеркало. На меня смотрела уставшая, измученная девушка: по бледным щекам текли слёзы, влажные кудрявые пряди прилипли ко лбу. Янтарно‑карие глаза вглядывались в мои – в них было столько терзаний и отчаяния. Лишь россыпь веснушек ярко горела на светлой, почти белой коже.

К горлу подступила тошнота, зрение затуманилось. Всё слилось – пелена слёз застилала глаза. Прикрыв горящие веки, я сосчитала до пяти, сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь взять эмоции под контроль.

Нужно собраться. Это просто сон. Всего лишь сон.

Но разум упорно подкидывал вопросы: почему так реалистично? Почему ощущение чужих пальцев на шее не проходит? Почему этот запах будто въелся в кожу?

Я вытерлась, натянула сухую одежду. Движения были механическими, будто тело действовало само по себе, пока сознание всё ещё плавало в омуте страха. Подошла к чемодану, достала телефон. Экран засветился – 03:17.

Кому позвонить?

Мама? Она испугается, начнёт волноваться, потребует вернуться. Софи? После нашего недоговорённого разговора это будет странно. Кайл? Он единственный, кто поймёт без лишних вопросов… но сейчас слишком поздно.

Пальцы замерли над контактами. Тишина в номере давила сильнее, чем прежде. Даже звук капающей в ванной воды казался оглушительным.

Ты в безопасности. Ты дома. Это был сон.

Я повторила фразу, как мантру, но она не приносила облегчения. Вместо этого перед глазами снова встало то лицо – изуродованное, с неестественно движущимся зрачком, с зашитым ртом, из‑под ниток которого сочилась кровь.

Резко тряхнув головой, я заставила себя сделать ещё один глубокий вдох. Нужно что‑то делать. Нельзя просто сидеть и ждать, пока страх снова накроет волной.