Полюби меня в следующей жизни

Алиса Ришар

Полюби меня в следующей жизни

Пролог

В комнате царил полумрак, пронизанный дрожащим светом одинокой свечи в серебряном канделябре. Её трепетное пламя словно оживляло пространство: по тёмным каменным стенам струились причудливые блики, превращая гладкую поверхность в поток расплавленного золота. На мгновение я замерла, заворожённая этим мистическим танцем света и тени.

Тишину нарушало лишь мерное тиканье старинных часов – они стояли слева, рядом с массивным книжным шкафом, чьи полки скрывались в сумраке. Я невольно поёжилась, обхватив плечи руками: холод просачивался сквозь огромное окно во всю стену, несмотря на толстую деревянную раму.

Это был сон. Я знала это наверняка – слишком уж часто видела этот кабинет. Менялись времена года, погода, пейзаж за окном, но сама комната оставалась неизменной, словно застывшей вне времени.

Вот небольшая софа с крошечными подушечками у белоснежного мраморного камина. Иногда я позволяла себе присесть на неё, наблюдая за игрой пламени. Удивительно, но в этих сновидения я ощущала всё: холод, жар, текстуру тканей… И всё же оставалась невидимой для окружающих.

Мой взгляд скользнул к центральному элементу комнаты – тяжёлому столу из тёмного дерева. Напротив него на стене висел огромный гобелен: искусная вышивка золотыми нитями изображала зачарованный лес. Впервые увидев его, я затаила дыхание – настолько реалистично были переданы детали: каждая ветка, каждый листок, будто сотканный из лунного света.

Приблизившись к столу, я осторожно провела пальцами по гладкой поверхности. Документы и письма, как всегда, были разбросаны в хаотичном порядке. Повернув голову к окну, я залюбовалась зимним пейзажем: сквозь заледеневшее стекло пробивались последние лучи солнца, а в воздухе кружились снежинки, мерцая, словно крошечные звёзды. Чёрные ветви деревьев отбрасывали изломанные тени, а одинокие фонари тускло освещали заснеженную дорожку парка.

Внезапный скрип двери разорвал чарующую тишину. Порыв ледяного воздуха обжёг оголённые участки кожи. Сердце бешено заколотилось в груди, когда я обернулась.

В кабинет вошёл мужчина. Его шаги гулко отдавались по неровной каменной плитке. Остановившись неподалёку, он засунул руки в карманы узких бриджей. В свете свечи его голубые глаза казались почти чёрными – бушующее море в час шторма. Он смотрел сквозь меня, на зимний пейзаж за окном. Его облик напоминал дворянина из старинных фильмов – тех, что я обожала смотреть с бабушкой в детстве.

Он сделал шаг вперёд, оказавшись почти вплотную ко мне. Я замерла, задержав дыхание. Его горячее дыхание щекотало кожу, по рукам побежали мурашки, а щёки вспыхнули от непривычной близости.

Голос дрожал, не позволяя произнести ни звука. Его присутствие изгоняло холод из моих озябших рук, даря обманчивое тепло. Тело затряслось от нахлынувших эмоций – они были настолько яркими, всепоглощающими, что я едва могла себя контролировать. Безграничная нежность переплеталась с отчаянием и тоской, душила, разрывала изнутри.

Где‑то на задворках сознания вспыхнула ярость. Как же я ненавидела это! Каждый раз, стоило ему появиться, я теряла контроль над собой. Противоречивые чувства разрывали душу: с одной стороны – неистовая ненависть, с другой – безграничная тоска и нежность. Это сводило с ума, терзало сердце, заставляло задыхаться от бессилия.

Его грудь прорисовывалась под тонкой шёлковой рубашкой, сшитой точно по фигуре. Серебряные пуговицы украшал едва различимый в полумраке герб. Меня охватило почти непреодолимое желание дотронуться до его светлой кожи, ощутить тепло его тела.

Воздух между нами сгущался, становясь почти осязаемым. Хотелось обхватить его руками, уткнуться лбом в широкую грудь, вдохнуть его аромат. Жар окутал меня, голова закружилась. Собрав остатки сил, я отступила – шаг, ещё один, пока не упёрлась спиной в холодную каменную стену.

Словно почувствовав моё отсутствие, он обернулся. В его глазах вспыхнуло пламя, а в глубине зрачков я прочла дикое, необузданное отчаяние. От этого зрелища у меня подкосились ноги, сердце болезненно сжалось. Я вцепилась в край небольшого столика у стены, пытаясь удержаться.

Он прикрыл глаза, и морщинки на его лбу прорезались ещё глубже.

"Нет! Нет! НЕТ!" – отчаянная мысль билась в моём помутневшем от страха сознании. – Это невозможно! Он не может видеть или чувствовать меня! Это просто игра воображения!

Я отчаянно пыталась собрать остатки самообладания, удержаться на ослабевших ногах. Мир вокруг начал расплываться, невыносимая тяжесть навалилась на уставшее тело. Где‑то вдали, словно сквозь толщу воды, доносился тихий, едва уловимый звук…

Глава 1

ПИП! ПИП! ПИП!

Сознание возвращалось урывками, будто сквозь вязкий туман. Противный писк будильника проникал под кожу, царапал уши, отдавался глухой болью в затылке. Веки не слушались – сон цеплялся за меня, словно мать, не желающая выпускать ребёнка из объятий. Лишь с третьей попытки удалось приоткрыть глаза.

ПИП! ПИП! ПИП!

Будильник не умолкал. Наконец, не выдержав, я рывком села на кровати. Несколько непослушных кудрей упали на лицо – видимо, выбились из пучка. Устало взглянув на тумбочку, я пыталась осознать, где нахожусь. В голове было непривычно пусто, мысли разбегались, словно испуганные мыши.

Спальня тонула в полумраке. Порыв ветра хлестнул по ставням приоткрытой форточки, и в комнату ворвался запах свежести и мокрого асфальта. На улицах Лондона шёл дождь. Прохладный воздух коснулся шеи, заставив вздрогнуть. С губ сорвался хриплый вздох – но даже он не мог заставить меня встать. Натянув одеяло повыше, я перевернулась на бок, укутываясь в тёплый кокон.

ПИП! ПИП! ПИП!

Пронзительный звук вернул в реальность. Глаза нашли смартфон на тумбочке. Одним движением я выключила будильник. Спальня погрузилась в тишину, нарушаемую лишь стуком дождя за окном – размеренным, почти успокаивающим.

Несколько минут я сидела, разминая затекшие мышцы, и пыталась осмыслить ночной сон. Что‑то было не так. Последние четыре года сюжет не менялся: тот же кабинет, те же детали, тот же мужчина. Но сегодня всё пошло по незнакомому сценарию. Сердце сжалось от тревожного предчувствия.

«Новые таблетки дали эффект, – подумала я. – Наверное, стоит позвонить Тому».

Внутри всё сжалось. Результат оказался совсем не тем, на который я рассчитывала. Кожа покрылась мурашками. Я обняла себя за плечи – в спальне было прохладно. Пора перестать оставлять форточку открытой на ночь.

Взгляд скользнул к календарю на стене. С последней встречи с Томом прошло всего два дня. Значит, сегодня ровно неделя, как я принимаю новые таблетки.

Том стал моим третьим психиатром за три месяца. Я обратилась к нему в отчаянии, пытаясь понять, почему мне постоянно снится один и тот же мужчина. Воспоминания о первом сеансе навалились тяжёлым грузом. Я снова увидела его доброжелательное лицо, глаза, полные сочувствия, когда я дрожащим голосом рассказывала свою историю. Он был последней надеждой. Но теперь ясно: таблетки не сработали так, как ожидалось.

Экран телефона засветился. «МАМА» – высветилось на дисплее. Я поспешно взяла трубку, прочистив горло.

– Привет, дорогая! Я не разбудила тебя? – бодрый голос матери раздался из динамика. – Звоню уточнить, во сколько ты собираешься выезжать. Мы с папой хотели устроить семейный ужин.

Я взглянула на часы напротив кровати.

– Нет, встала пару минут назад. Думаю, приеду поздно, мам. Нужно сдать заказ и договориться с хозяйкой квартиры, что меня не будет около месяца.

Голос едва дрогнул на последних словах. Я чертыхнулась про себя, надеясь, что мама не заметила. Не хочу, чтобы она думала, что у её дочери проблемы.

На той стороне повисла тишина.

– Дорогая, всё хорошо? – спросила мама.

В груди похолодело. Я ненавидела врать ей, но ещё больше – видеть её беспокойство.

– Да, мам, всё отлично. Просто поздно легла, хотела закончить работу до отъезда из Лондона.

После мучительной паузы мама тяжело вздохнула. Вина скрутила живот, в горле встал ком.

– Хорошо, – сказала она. По тону я поняла: она не верит. – Не буду учить тебя, что переработка и плохой сон вредны для здоровья. Ты уже большая девочка.

Я судорожно выдохнула. Волна облегчения накрыла меня. Мама не стала расспрашивать.

– Обязательно позвони, когда будешь подъезжать. Твой отец починил фонарь во дворе, я включу его.

– Обязательно, – выпалила я и быстро сбросила звонок.

Усталая улыбка растянулась на губах. Я была благодарна маме за то, что она не стала лезть с вопросами. Тепло разлилось по венам, и день уже не казался таким мрачным.

Положив телефон на тумбочку, я составила план: позавтракать, собрать вещи, отправить заказ Кайлу. Взгляд снова упал на календарь. Нужно позвонить Тому, перенести сеанс – или договориться о видеосвязи. Это значительно облегчило бы жизнь.

Убедившись, что ничего не упустила, я встала с кровати. Ступни обожгло холодом. Я ахнула и снова села, подняв ноги.

– Пора прекращать оставлять окно открытым на ночь, – усмехнулась я.

Привыкнув к холоду, я пошла в душ.

После утренних процедур собрала волосы в пучок и направилась на кухню. Заварив крепкий кофе, плюхнулась на стул, взяла планшет. Найдя нужный файл, отправила его Кайлу.

Осторожно пригубив кофе, я посмотрела в окно. Небо было привычно серым. Капли стекали по стеклу. За окном люди спешили на работу, укрываясь зонтами. Дождь постукивал по крышам и подоконникам, создавая монотонный ритм, будто отбивая такт моему беспокойному сердцу.

Из размышлений вырвало оповещение на планшете. Через пару секунд в спальне зазвонил телефон.

– Привет, красавица! Клиент в полном восторге от работы. Скину деньги, как доеду домой, – весело сказал Кайл.

Перед глазами возник его образ: ярко очерченные скулы, серые, почти серебряные глаза и жизнерадостная улыбка. Кайл всегда улыбался. За всё время дружбы я ни разу не видела тени грусти на его лице.

– Бурная ночка? – спросила я.

– Ещё какая! Не жалеешь, что пропустила вечеринку месяца?

В этом был весь Кайл: развлечения на первом месте. Он знал, что хорош собой, и пользовался этим. Многие девушки из университета сохли по нему. Даже меня не обошли стороной его чары.

У нас было одно свидание – первое и последнее. Мои розовые очки быстро разбились, когда Кайл признался, что не ищет серьёзных отношений.

– Эй, ты что, уснула? Евангелина Алисия Кембэл, как вам не стыдно игнорировать верного друга и соратника! – с наигранным возмущением произнёс он.

– Тут я, просто задумалась. И прошу, не называй меня так, – раздражённо ответила я, сжимая кружку с остывшим кофе.

– Каюсь. О чём задумалась? Неужели обо мне? – понизив голос, растянул он, точно довольный кот.

– Все мои мысли посвящены учёбе, – с улыбкой ответила я.

– Ты разбиваешь мне сердце! – театрально вздохнул он.

Следующие полчаса мы болтали. Кайл рассказывал о вечеринке и новой подружке, а я слушала с улыбкой. В такие моменты я чувствовала себя живой и почти нормальной.

Закончив разговор, я отложила телефон и уставилась в окно. Порой боюсь забыть, какой была раньше – до врачей и ночных кошмаров. Эти воспоминания кажутся далёкими, будто из прошлой жизни.

Тогда всё было иначе. Я была другой…

Внутри всё онемело. Из горла рвался всхлип, но я подавила его.

«Почему всё происходит так? Почему ты приходишь именно ко мне? Кто ты?» – подумала я и тут же испугалась своих вопросов. – «Нет! Его не существует. Это лишь плод моей фантазии. Лина, соберись!»

В глазах потемнело. Я прикрыла их, стараясь унять головокружение. Медленно посчитала до десяти и открыла глаза. Дыхание сбилось, лёгкие горели, тело дрожало. По спине тёк холодный пот, на лбу выступила испарина. Страх сжимал горло, мешая дышать.

Я сходила с ума от беспомощности. Медленно встала, пошатываясь. Ухватилась за дверной косяк, как за спасательный круг.

Шаг – слабый, затем более уверенный. Держась за стену, я двинулась к спальне. Ноги дрожали, воздуха не хватало, в ушах шумело. Почти до крови прикусила язык. Слёзы скатывались по щекам. Тихий всхлип сорвался с губ. Внутри всё сжалось в тугой узел. Хотелось упасть на колени и разрыдаться, но что‑то заставляло идти вперёд.

Дойдя до спальни, я упала на колени перед тумбочкой и лихорадочно искала успокоительные. Спустя несколько мучительных минут нашла пластинку.

Пальцы не слушались. В отчаянии отбросила упаковку, сжала кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в кожу. Боль отрезвила. Шмыгнув, снова попыталась взять таблетки, стараясь дышать медленно, как учил Том.

Вдох… Выдох… Вдох… Выдох…

Это помогло лишь отчасти. Наконец, взяв две таблетки, я поднесла к пересохшим губам стакан воды и залпом выпила.

Опустившись на ковёр, прислонилась к кровати и подтянула ноги к груди. Закрыла глаза, прижимаясь лбом к коленям. Вслушиваясь в городской шум, я ждала, когда станет легче. Постепенно страх отступал, оставляя после себя лишь горькое послевкусие беспомощности…

Глава 2

Я в очередной раз бросаю нервный взгляд на приборную панель, затем снова сосредотачиваюсь на дороге, постукивая пальцами по старенькому рулю моего «Жука». Уже почти час я топчусь в пробке. В салоне душно, воздух будто сгустился, стало трудно дышать.

Впереди – бесконечная вереница машин. Сквозь закрытые окна пробиваются звуки гудков и возмущённые возгласы водителей. Голова гудит, шум в ушах нарастает, словно приливная волна. Я прикрываю глаза, стараюсь дышать медленно, размеренно – так, как учил Том.

День выдался неожиданно тёплым и солнечным, хотя утром небо хмурилось. К вечеру не осталось и следа от утреннего дождя.

Мысли невольно возвращаются к утренней истерике. По телу пробегает лёгкая дрожь, но я решительно отгоняю воспоминания, цепляясь за более светлые моменты. В голове всплывает разговор с психиатром. Какое же это было облегчение – Том согласился перевести сеансы в дистанционный формат!

Мне предстоит надолго покинуть Лондон, но прерывать терапию я не намерена. Где‑то глубоко внутри ещё теплится надежда – вылечиться, снова стать «нормальной». Хотя Том уверяет, что я вовсе не сумасшедшая, что это лишь игры подсознания, но мне трудно в это поверить.

Одно радует: новые таблетки работают. Тот факт, что сон слегка изменился, – прямое тому доказательство.

Резкий гудок заставляет меня вздрогнуть. Секунду я в растерянности, пока не замечаю, что светофор давно горит зелёным.

«Чёрт, вот растяпа!» – мысленно ругаю себя, плавно нажимаю на газ, отпускаю сцепление и медленно трогаюсь.

К семи вечера я наконец выбираюсь из Лондона. Душный город остаётся позади. Выезжая на трассу, крепче сжимаю руль. Напряжение постепенно отпускает, и я позволяю себе расслабиться.

Приоткрываю окно – в салон врывается прохладный вечерний ветер. Он приносит свежесть, аромат полевых цветов, ласково щекочет лицо, играет с выбившимися из причёски прядями. Я улыбаюсь. Наконец‑то чувствую себя легко и свободно.

Из динамиков льётся мягкая мелодия. Солнце медленно опускается к горизонту, его свет смягчается, а тени становятся длиннее. Закат раскрашивает небо в невероятные оттенки – от пылающего красного до нежно‑розового. Деревья по обе стороны трассы тоже преображаются, приобретая тёплые, почти сказочные тона.

Меня охватывает внезапное желание остановиться, достать скетчбук из бардачка и запечатлеть эту красоту. Кончики пальцев покалывает от нетерпения. Но тут раздаётся звонок.

Нахмурившись, провожу пальцем по экрану.

– Да?

В ответ – лишь тяжёлое дыхание. Смотрю на экран: незнакомый номер. Грудь сжимает тревога, но я стараюсь её подавить.

– Алло? Вы что‑то хотели? – повторяю, переводя взгляд с дороги на дисплей.

Тишина. Сбивчивое дыхание. Раздражение нарастает.

– Послушайте, если вы не собираетесь говорить, я вешаю трубку!

Уже тяну руку к экрану, но вдруг слышу голос, который так старалась забыть:

– Привет…

Глубоко вдыхаю, пытаясь сохранить спокойствие. «Дыши… дыши…» – повторяю как мантру. Сердце сжимается от тоски и обиды. Воспоминания слишком свежи.

– Лина? Мы можем поговорить? – его голос, когда‑то вызывавший трепет, теперь отзывается лишь тупой болью.

– Брайн…

– Пожалуйста… – он перебивает так резко, что я лишь беспомощно глотаю воздух. В его голосе столько отчаяния, что это почти сводит с ума.

– Нам не о чем говорить, Бейтс, – мой голос звучит хрипло и неуверенно.

Его фамилия срывается с губ, как острый клинок. Слышу его судорожный вздох. Во мне растёт чувство обречённости.

Я сжимаю руль так сильно, что костяшки белеют. Перед глазами вспыхивает наш последний разговор. Его тихое: «Прости…» Красивое смуглое лицо, зелёные глаза, в которых горит вина, но тут же гаснет, скрываясь за чем‑то непонятным. Он не смотрит на меня. Это жалкое извинение ранит сильнее любой пощёчины.

Он мог сказать что угодно, но выбрал самое оскорбительное. Я открыла ему душу, а он не поверил. Осознание этого бьёт под дых, парализует разум. Я всегда считала себя сильной, но после его предательства что‑то во мне надломилось.

– Мне правда жаль! Послушай… Я кретин! Давай встретимся, нам нужно поговорить, – торопливо говорит Брайн. – Пожалуйста…

Прикусываю дрожащую губу. Слишком поздно.

– Всё кончено. Нам больше не о чем говорить! Ты ясно дал понять свою позицию, я её приняла. Никаких «нас» больше нет. Смирись, – цежу сквозь зубы, удивляясь, насколько ядовито звучит мой голос.

Не дожидаясь ответа, отключаю звонок. К горлу подкатывает тяжёлый ком. Где‑то глубоко за злостью прячется обида – на себя, за слабость, за то, что позволила себе верить.

Чувствую, как пот стекает по спине. Хочется принять холодный душ. Волосы прилипли ко лбу. Тряхну головой, пытаясь прийти в себя. Настроение безвозвратно испорчено.

Делаю музыку громче, стараюсь отогнать непрошеные мысли. Этот короткий разговор вскрыл рану, которая только начала заживать. Судорожно выдохнув, сосредотачиваюсь на дороге.

Остаток пути проходит как в тумане. Когда на горизонте появляются очертания родного города, уже темно. Людей почти нет – лишь изредка встречаются прохожие, спешащие домой.

Сворачиваю с главной улицы. Поток машин редеет, постепенно сходя на нет. Позволяю себе отвлечься, лениво скольжу взглядом по родным улочкам.

В свете фонарей всё выглядит иначе – объёмнее, эффектнее. Неоновые вывески магазинчиков и кафе, свет фар редких автомобилей, гирлянды на деревьях – всё сливается в сказочный круговорот света. Редкие прохожие прогуливаются по тротуару, осторожно обходя лужи. После недавнего дождя свет фонарей и витрин причудливо отражается в воде.

Всё кажется таким привычным и уютным, что я невольно улыбаюсь, наслаждаясь атмосферой родного города.

Повернув на свою улицу, вспоминаю, что забыла позвонить маме.

«Наверное, она страшно волнуется», – чувствую лёгкий укол вины. Смотрю на разрядившийся телефон. Разговор с Брайном выбил меня из колеи.

Грустно усмехаюсь, бросаю взгляд в зеркало заднего вида. На меня смотрят уставшие карие глаза с тёмными тенями. Никогда не любила свой цвет глаз. Всегда мечтала, чтобы они были такими же зелеными и яркими, как у мамы. Но от неё мне достались лишь россыпь веснушек и насыщенный тёмно‑рыжий оттенок волос, который на солнце кажется почти красным. Внешностью я пошла в отца: миниатюрный нос, скулы, слегка раскосые глаза и копна непослушных кудрей – только у него они тёмные, почти чёрные и не такие длинные.

Незаметно подъезжаю к дому. Выхожу из машины, разминаю затёкшие плечи, подставляю лицо вечерней прохладе. Лёгкий ветерок играет с моими кудрями.

Открываю багажник. Боковым зрением замечаю, как кто‑то выходит на крыльцо. В знакомых очертаниях узнаю отца. Он неспешно приближается.

– Почему не позвонила? Твоя мать уже вся извелась от беспокойства, – поворачиваюсь к отцу и растерянно гляжу на него.

Он выглядит недовольным: плотно сжатые губы, напряжённые плечи. В карих, почти янтарных глазах плещется беспокойство. «Они волновались» – эта мысль разом вытесняет все другие, в голове становится пусто. Нервно тереблю край кофты, стараясь не смотреть отцу в глаза. Чувство вины разъедает изнутри.

– Пап… – не успеваю я до конца сформулировать мысль.

Он подходит и заключает меня в медвежьи объятия. В нос сразу ударяет запах кофе с чёрным перцем, нотками пряностей и кедра. Такой родной и знакомый, что я тут же расслабляюсь в кольце его рук.

– Я скучала, – едва слышно шепчу где‑то в районе его широкой груди.

Отец чуть отходит, выпуская меня.

– И мы, дорогая, и мы… – мягко произносит он, улыбаясь.

Замечаю, как смягчились черты его лица – он уже не выглядит таким обеспокоенным. В его взгляде столько тепла и нежности, что я непроизвольно улыбаюсь. На душе сразу становится непривычно легко, проблемы отступают на второй план.

– Иди в дом, я заберу твои вещи, – говорит отец, подходя к багажнику и доставая мой чемодан. – Шарлотта очень волновалась.

Сцепляю руки в замок, благодарно киваю и спешу к дому.

Стоило мне переступить родной порог, как из кухни тут же выходит мама. Её рыжие волосы, как всегда, уложены в элегантную причёску. Она вытирает мокрые руки о фартук, внимательно меня разглядывает.

– Я дома… – нервно произношу, виновато улыбаюсь и потупляю взгляд.

Мама хмыкает, но молчит. Осторожно поднимаю глаза, смотрю на неё сквозь полуопущенные ресницы. Молчание затягивается.

Сзади раздаётся шум – это отец заходит в дом с моим чемоданом. Он вопросительно смотрит сначала на меня, потом на маму.

– Шарлотта, ну что ты держишь нашу дочь в коридоре! – говорит он.

От этих слов мама чуть хмурится, губы сжимаются в тонкую полоску. Но спустя секунду лицо смягчается, взгляд теплеет. Она подходит ко мне и обнимает. Меня сразу окутывает аромат её духов: мята, ваниль с нотками жасмина. Мягкий и такой родной запах.

Замираю в нерешительности, затем обнимаю её в ответ.

«Я так скучала по ним…»

Чувствую, как отец смотрит на нас и улыбается. Мы не виделись чуть больше месяца, а кажется, что прошёл год. Стоя сейчас дома, обнимая маму, я ощущаю себя самой счастливой в этом мире.

– Не пропадай так больше, ничего не сказав, – чуть отстраняясь, произносит мама, внимательно глядя мне в глаза. Потом, будто опомнившись, отходит. Для неё проявление нежности – нетипичное поведение.

Чуть грустно смотрю на отца, до сих пор ощущая аромат маминых духов.

– Ты, наверное, голодная, – мама обеспокоенно осматривает меня. – Посмотри, как ты похудела! Да ты же вся осунулась. Опять ничего не ешь, одна учёба на уме. Сколько раз я тебе говорила, что нужно правильно питаться?!

– Шарлотта, прекрати наседать на дочь, – перебивает её отец. Он проходит к лестнице, заносит мои вещи в дом и начинает подниматься.

– Нил! – укоризненно произносит мама, провожая взглядом широкую спину отца.

– Девочка только с дороги, а ты наседаешь на неё, – мягко возражает он, оборачивается и ласково смотрит в её голубые глаза.

Между ними идёт немой диалог, в который я не решаюсь встревать.

– Хорошо, – спустя пару секунд мама сдаётся под натиском карих глаз.

Отец улыбается уголками губ и продолжает путь по лестнице.

– Я бы не отказалась от чая и пары сэндвичей, – примирительно поднимаю руки, слегка улыбаясь.

Однако понятия не имею, получится ли впихнуть в себя хоть немного еды – я слишком устала. Перевожу взгляд с лестницы, по которой только что поднимался отец, обратно на маму.

– Дай мне буквально полчаса, я приму душ и сразу же спущусь в столовую!

Она внимательно смотрит на меня и кивает. Я быстро скидываю кроссовки и спешу к себе в комнату. В коридоре почти врезаюсь в отца – он удивлённо смотрит на меня, перехватывая в последний момент.

– Осторожнее, – произносит папа, слегка придерживая меня за локоть.

– Хорошо, – виновато киваю я и продолжаю путь в спальню.

Зайдя в комнату, тут же закрываю дверь и прислоняюсь к ней спиной. Через окно проникает лишь слабый свет уличного фонаря – его едва хватает, чтобы обозначить контуры предметов. Медленно съезжаю по двери вниз, чувствуя слабость в ногах. Усталость накрывает с головой. Глубоко вдыхаю, стараясь собрать остатки сил и бодрости.

Едва поднимаюсь на ватных ногах, вяло оглядываюсь вокруг. Глаза уже привыкли к темноте, и я спокойно ориентируюсь в пространстве. Пошарив рукой по стене, нахожу выключатель.

Комнату тут же озаряет яркий свет. Прищуриваюсь, привыкая к освещению. Спальня практически не изменилась – словно я и не уезжала отсюда. Хмыкаю про себя и подхожу к чемодану.