Полюби меня в следующей жизни

В голове крутился один и тот же вопрос: «Кто он? Почему его образ так меня потряс?»

– Всё хорошо, я в порядке… просто перетрудилась, – произнесла я, сама не веря своим словам.

– Нет, Лина, всё не в порядке! Ты отключилась! – Софи нахмурилась, скрестив руки на груди.

– Честно, Соф, я в норме, – я попыталась улыбнуться, но улыбка вышла жалкой и неестественной.

– Девушка, лучше послушайте свою подругу, – раздался голос пожилого мужчины.

Только сейчас я осознала, сколько людей столпилось вокруг. Их взгляды обжигали, заставляя щёки пылать. Я нервно теребила край куртки, стараясь не смотреть на них.

– Со мной всё хорошо. Правда, – повторила я, глядя на Софи.

Её напряжённое лицо постепенно расслабилось, и она кивнула. Люди начали расходиться, перешёптываясь. Я оглядела парк: небо было серым и тяжёлым, словно камень на моей душе. Взгляд скользнул по дорожке – и внезапно в памяти вспыхнул образ: мужчина в чёрном пальто.

– Там был человек… – я резко вскочила, но тут же пошатнулась от головокружения. Тошнота подкатила к горлу, и я схватилась за голову.

– Осторожнее! – Софи тут же оказалась рядом, поддерживая меня за локоть.

– О ком ты говоришь? – её голос звучал настороженно.

– Вон там стоял мужчина в чёрном пальто, – я указала в конец дорожки.

– Но там никого не было… – Софи проследила за моим взглядом, затем внимательно посмотрела на меня.

Её слова ударили, словно пощёчина. Сердце сжалось, а внутри всё похолодело.

– Но как же… он был там! Он стоял прямо в конце этой дороги! – мой голос дрогнул, срываясь на крик.

Я уставилась на то место, где он стоял, не в силах оторвать взгляд. И вдруг что‑то щёлкнуло в голове – я начала смеяться. Слёзы текли по щекам, мешая видеть, но я не могла остановиться.

– Лина… ты пугаешь меня… – голос Софи доносился словно сквозь вату. – Тебе надо успокоиться…

Но истерика накрывала с новой силой. Прохожие оглядывались, но мне было всё равно. В голове билась одна мысль: «Он – не настоящий… не настоящий…»

– Лина, что происходит?! – Софи встряхнула меня за локоть.

Этот жест словно выдернул меня из безумия. Я моргнула, встретив её побелевшее от страха лицо. Сердце замерло, а эмоции испарились, оставив лишь пустоту. Истерика исчезла так же внезапно, как и появилась.

– Ничего… – мой голос звучал сухо, почти равнодушно. – Ничего не происходит, Соф.

Я осторожно высвободила локоть из её рук и шагнула назад.

– Мне… мне надо идти… – пробормотала я, не глядя на неё, и быстро направилась к выходу из парка.

– СТОЙ! ЛИНА! – её крик догнал меня, но я не обернулась.

Не помню, сколько времени я бродила по городу. Лица прохожих, огни машин, вывески магазинов – всё сливалось в размытую мозаику.

Сейчас я стояла на мосту, наблюдая, как солнце медленно скрывается за верхушками деревьев. Тучи рассеялись, и небо окрасилось в нежные розовые тона. Лучи солнца играли на поверхности воды, создавая причудливые переливы. Под мостом проплывал катер, оставляя за собой дорожку волн. Небо сверкало, словно затянутое серебряной дымкой.

Вдруг мимо пролетела птица. Я не знала, к какому виду она принадлежит, но её красота завораживала. Сделав круг над водой, она приземлилась на перила рядом со мной. Её глаза внимательно смотрели на меня, голова чуть склонилась набок. Казалось, она явилась прямо из заката, вылетев из последних лучей солнца.

«Это знак», – подумала я.

В этот момент я словно увидела себя со стороны – свою жизнь, свои страхи, своё отчаяние. Всё это выглядело таким бессмысленным и в то же время таким реальным.

Не знаю, существуют ли высшие силы или судьба. Сейчас я не была уверена ни в чём. Но одно я знала точно: пора выбираться из той ямы, в которую сама себя загнала. Пора что‑то менять. И я уже знала, с чего начать.

– Обещаю, я справлюсь. Я смогу выкарабкаться, – тихо прошептала я, глядя в небо.

Решение было принято…

Глава 5

Было уже довольно темно, когда я подошла к дому. Остановившись на пороге, замерла, не решаясь зайти. Мерцающий свет фонаря выхватывал из сумрака мою одинокую фигуру, отбрасывая длинные тени на ступеньки.

Телефон давно сел – я не знала, сколько сейчас времени и как долго меня не было. Подняв усталую голову, я всматривалась в ночное небо. Тучи разошлись, открыв миру тысячи маленьких мерцающих огней. Звёзды рассыпались по тёмному бархату неба, словно бриллиантовая пыль. У меня перехватило дух от этой немой красоты – казалось, будто сама вечность смотрит на меня с высоты. Ночной воздух, свежий и чуть влажный, приятно холодил кожу. Я прикрыла глаза, вдыхая прохладу, позволяя ей проникнуть в каждую клеточку тела. В этот миг, стоя в объятиях ночи, я наконец смогла взять эмоции под контроль.

Единение с собой… Вот что спасало меня все эти годы. Потому я и ограничивала общение, выстраивала стены даже с самыми близкими. Мне казалось, что только так смогу защитить себя – от боли, разочарований, предательств. Но сейчас, глядя на звёзды, я вдруг ясно осознала: эти стены защищали не меня, а мою боль.

В голове воцарился абсолютный вакуум – ни мыслей, ни чувств, только тишина, заглушающая шум города и завывания ветра.

«Наивная. Ну и кому ты сделала лучше?» – с губ сорвался горький смешок. Мысль больно уколола, чувство вины колючими шипами сжало сердце. От накатившего волнения я закусила губу, сжимая кулаки до боли в пальцах.

Пора было признать: Том был прав. Так больше продолжаться не может. Я больше не могла прятаться, сбегать от своих проблем. Пора встретиться с ними лицом к лицу.

Полная решимости, я поднялась по ступенькам и осторожно открыла входную дверь. Тихо стоя в дверном проёме, вглядывалась в холл родного дома, где прошло моё детство. Знакомые очертания мебели, мягкий свет лампы, едва уловимый запах полированного дерева – всё это окутало меня волной тепла. Улыбка непроизвольно растянулась на губах, а в груди разлилось привычное, почти забытое чувство уюта.

Бросив короткий взгляд на зеркало, я попыталась пригладить растрепанные волосы, но тщетно – пряди непокорно выбивались, спутанными кольцами обрамляя лицо.

«Ну что за осиное гнездо на голове! И почему природа не могла наградить меня послушными волосами?» – фыркнув своему отражению, я вытащила пару шпилек. Тяжёлые пряди тут же упали на плечи, лаская кожу. Скинув обувь, я прошла в столовую.

Из кухни доносились волшебные ароматы выпечки и чая – тёплые, обволакивающие, пробуждающие воспоминания. Раньше после школы мы с Софи приходили ко мне, а мама угощала нас своим фирменным печеньем. Мы часами сидели в моей комнате, болтая обо всём на свете, смеясь до колик в животе.

«А ведь тогда мы были практически неразлучны…» – одно лишь воспоминание о тех беззаботных днях зажгло искру радости в сердце. Я ухватилась за эти тёплые моменты, стараясь сконцентрироваться на приятных эмоциях.

Мысль о мамином печенье или булочке с кремом заставила желудок судорожно сжаться. Заглянув на кухню, я увидела её: мама ловко орудовала столовыми приборами, раскладывая ароматную выпечку по тарелкам. Она напевала лёгкий мотив – так всегда бывало, когда она была увлечена готовкой.

– Я дома. Как прошёл ужин? – произнесла я, шагнув вперёд.

Мама вздрогнула от неожиданности и выронила лопатку – та со звонким стуком упала на кафель. Развернувшись ко мне, она чуть нахмурила брови, но уже через мгновение её лицо озарилось улыбкой.

– Господи, Лина! Зачем так подкрадываться! – Её зеленые глаза горели возмущением, когда она наклонилась, чтобы поднять лопатку. – Ты меня чертовски напугала! Всё прошло хорошо, правда, твой отец был расстроен, что тебя не было. – Продолжая ворчать, мама подошла к раковине, отворачиваясь от меня.

– Я не специально, – опустив взгляд, я пристально посмотрела на свои пальцы. Лёгкий укол вины заставил меня мысленно отогнать неприятные ощущения. – Папа сильно ворчал?

– Ты голодная? – не поворачиваясь, спросила она.

– Нет, ты же знаешь его: побурчал‑побурчал и успокоился.

В её голосе звучало столько тепла и нежности. Всякий раз, когда мама рассказывала или вспоминала об отце, она будто расцветала. Даже спустя столько лет в браке они сумели сохранить нежность и любовь. В детстве я всегда мечтала о том, чтобы моя семья была такой же.

– Лина? – мамин голос прервал поток моих мыслей. Я растерянно вынырнула из воспоминаний. – Ты чего зависла? – Она внимательно всмотрелась в мои глаза.

– Я умираю с голоду, наверное, съела бы сейчас слона, – бодрее, чем обычно, произнесла я, чуть всплеснув руками.

Мама вопросительно подняла бровь, удивлённая резкой сменой моего настроения. Непринуждённо улыбаясь, я почесала затылок.

– Кто ты? И что ты сделала с моей дочерью? – Прищурившись и скрестив руки на груди, мама попыталась скрыть улыбку.

– Ну, мам… – Я подошла к ней, обняла за плечи и легко чмокнула в щёку.

– Иди давай в душ и переодевайся, буду ждать тебя в столовой, – ласково произнесла мама, освобождаясь из моих объятий.

– А папа?

– Он уже спит, так что будь потише наверху, – ответила она, отворачиваясь и направляясь к холодильнику.

– Есть, «мэм», – шутливо поклонившись, я пошла к себе.

Тысячи мыслей метались в моей голове, пока я поднималась в комнату. Я пыталась придумать, как лучше начать разговор.

«Мам, помнишь Брайана? Так вот, он оказался мудаком…»

«Помнишь, ты хотела узнать, почему я так неожиданно прекратила двухлетние отношения? Так вот, просто он… А что он?»

Мысли никак не желали выстраиваться в стройную цепочку – в голове то и дело возникали обрывки фраз и абсурдные идеи. Время шло, а я всё стояла под холодной струёй воды, надеясь привести мысли в порядок. Постепенно кожа начала морщиться от долгого пребывания под водой, пальцы подрагивали от холода. Наконец, покинув ванну и переодевшись в удобную пижаму, я направилась вниз.

Замерев у лестницы, я ещё раз прокрутила в голове план действий.

«А может, лучше оставить всё как есть?» – этот вымученный вопрос бился в моей голове. Я с трудом удерживала настрой. Безумно хотелось сбежать в свою комнату, закрыться ото всех: от людей, от проблем, от воспоминаний. В душе росла паника. Мысль о том, что я стану причиной беспокойства самого дорогого для меня человека, нанесла ещё один болезненный удар по сердцу. Сглотнув ком, я с тяжёлой душой спустилась в столовую.

– Ты чего так долго? Всё уже давно остыло, – произнесла мама, сидя за столом и слегка недовольно осматривая меня.

Я виновато спрятала глаза, не решаясь ничего ответить, и прошла к своему привычному месту за столом. Кожей ощущала её недовольный взгляд. Внутри бушевал ураган эмоций – я не знала, с чего начать, как лучше заговорить, что нужно сказать. Лишь вяло ковыряла вилкой салат.

– Прекрати мучить помидор, – раздался мамин голос.

Я растерянно подняла глаза, выныривая из своих мыслей. Наши взгляды встретились, и меня тут же накрыло осознание. Тряхнув головой и покрепче сжав вилку, я мысленно постаралась унять бешено бьющееся сердце.

– Мам… – Тихо, едва слышно произнесла я, глядя на свою тарелку с едой. – Мы можем поговорить?

С другой стороны стола раздался тяжёлый вздох. На моём лице даже мускул не дрогнул, хотя в груди всё свернулось в тугой комок, мешавший вдохнуть.

– Конечно, дорогая, – в её голосе звучало столько нежности, что мне захотелось сбежать.

Я слышала только своё дыхание и бешено колотящееся сердце. На лбу, шее и спине выступила испарина, а язык прилип к небу. Страшно захотелось пить. Резким движением я схватила стакан и осушила его. Дыхание сбилось, мой взгляд заметался по комнате – пока не встретился с обеспокоенными глазами мамы. Всё моё тело тут же будто окаменело, не поддаваясь приказам разума.

– Я… – Голос дрогнул. Я сглотнула и попыталась собраться. – Я хочу поговорить о Брайане.

Мама молча кивнула, не отрывая от меня внимательного взгляда. В её глазах читалась готовность выслушать – без осуждения, без поспешных выводов. Это придало мне сил.

– Мы расстались, – наконец выговорила я. Слова прозвучали тихо, но отчётливо. – И… мне нужно было время, чтобы собраться с духом и рассказать тебе об этом.

Она медленно потянулась через стол и накрыла мою руку своей тёплой ладонью.

– Спасибо, что поделилась, – мягко произнесла мама. – Знаешь, я всегда буду рядом, чтобы поддержать тебя. Что бы ни случилось.

Она терпеливо ждала, когда я начну свой рассказ, а я упорно не могла подобрать нужные слова. Эмоции переполняли меня, разрывая душу и сердце.

– Ты… когда‑нибудь чувствовала себя так, будто твоя жизнь рушится, а все попытки что‑то исправить приводят лишь к новым разрушениям? – избегая её взгляда, я старалась сдержать то, что так сильно рвалось наружу. Голос слегка охрип; из последних сил я пыталась не сорваться.

– Знаешь, дорогая, многие вещи в нашей жизни просто невозможно спасти. И нам нужно научиться отпускать их – как бы больно от этого ни было, – мама сделала паузу, будто обдумывая следующие слова. – Когда я была в выпускных классах, к нам в школу пришёл молодой преподаватель… – её мягкий голос заполнил пространство, пробирая до мурашек.

Я затаила дыхание, ловя каждое слово. Даже сейчас, рассказывая о прошлом, она выглядела безупречно: прямая осанка, искрящийся уверенностью взгляд, мягкая улыбка и нежный голос лишь подчёркивали её утончённую красоту и внутренний свет. Мама всегда была для меня примером и недостижимым идеалом.

– Мне тогда только исполнилось семнадцать. Я была глупой, наивной дурочкой. А он казался таким взрослым… и, как у вас сейчас говорят, крутым. Его звали Уильям Найманс. Он вскружил голову всем девчонкам – молодой, красивый, вечно улыбающийся.

– Что произошло? – мой шёпот разрушил тишину.

Мама словно вынырнула из воспоминаний и посмотрела на меня.

– Мы начали встречаться… – было видно, как тяжело дались ей эти слова. Хотя прошло уже много времени, сейчас она уже не наивная школьница, а взрослая, уверенная в себе женщина. – Разумеется, тайно. Это было похоже на сон, на приключение. Я была на седьмом небе от счастья: на меня обратил внимание мужчина старше меня – да ещё и мой учитель! Я чувствовала себя особенной, не такой, как все. Сбегала с уроков, чтобы провести с ним побольше времени. Тогда мне казалось, что я нашла своего принца.

Я молчала, внимательно слушала, с трудом сглатывая тяжёлый ком в горле.

– Прошло где‑то полгода с начала наших отношений, когда нас случайно застукала моя одноклассница… – мама нервно сжала руки, и я впервые увидела её такой разбитой. – Я пыталась поговорить с ней, убедить никому не рассказывать, умоляла…

– Она рассказала всем… – прошептала я; в глазах стояли слёзы, но я не давала себе расплакаться. Медленно потянулась к маме и нежно сжала её ладонь. Она шумно выдохнула; я заметила, как морщинки собрались на её лбу.

– Да… Был ужасный скандал. Нонсенс: учитель и ученица… Твоя бабушка была в ярости – приходила к его дому, ругалась с директором, требовала увольнения, грозилась судом, если он её не послушает. Я никогда не видела её в таком состоянии – ни до, ни после. – Горько улыбнувшись, мама чуть сжала мою дрожащую руку.

– А он? Что с ним случилось? – мой голос дрожал от переполняющих эмоций.

– А что он? Он просто исчез – не попрощавшись, просто пропал.

Я уставилась на стол с едой. От маминых слов мне сделалось дурно, в горле пересохло. Казалось, меня вот‑вот вывернет наизнанку. Хотелось отвести взгляд, но сил не было.

– Когда он исчез, казалось, что мой мир рухнул. Я винила всех: маму, директора, одноклассников. Тогда я думала, что они все виноваты в том, что моё сердце разбито, ведь из‑за них я потеряла любимого. Начала пропускать занятия, перестала общаться с друзьями, с родителями – утопала в жалости к себе. Думала, что моя жизнь разрушена, уничтожена людьми, которые не понимают, каково это – любить.

Она грустно улыбнулась, а моё сердце пропустило удар. Большим пальцем мама нежно поглаживала мою холодную ладонь.

– Как… – вопрос застыл; я не решалась продолжить. Мама посмотрела понимающе.

– Как я справилась? – Я лишь кивнула, не в силах произнести ни слова.

– Никак… Мне до сих пор больно вспоминать о нём. Просто однажды я пришла на наше с ним место и несколько часов провела там под холодным дождём. Помню, словно это было вчера: как схватилась за перила – они были такие мокрые и холодные, – и как мне было страшно и больно… Когда он ушёл, он будто лишил меня чего‑то важного, без чего я не видела свою дальнейшую жизнь…

Домой я вернулась лишь под утро. Первое, что увидела, – твоя бабушка. Она сидела в гостиной и рассматривала альбом с моими детскими фотографиями. Она выглядела такой уставшей, осунувшейся и постаревшей, что мне стало дурно от вины. И тогда во мне что‑то надломилось: я будто со стороны посмотрела на себя, на всё это в целом.

Помню, я подошла к ней, села у её колен и заплакала. Она ничего не сказала – лишь гладила меня по голове… Тогда я поняла, что боль от разбитого сердца могла сжечь изнутри не только меня, но и дорогих для меня людей…

В моих глазах стояли слёзы; пальцы одной руки вцепились в запястье другой. Грудь судорожно вздымалась. Сейчас передо мной сидела не идеальная мама, не образ из моей головы, на который я всегда ровнялась, а такой же живой человек – со своими тайнами, страхами и проблемами.

Теперь мне казалось, что мы близки как никогда: только я полностью могла понять её, а она – меня. Сердце бешено стучало, в горле стоял ком. Но я постаралась придать голосу как можно больше уверенности:

– Тебе всегда было интересно, почему мы так неожиданно разошлись с Брайном… – Голос предательски дрожал, выдавая волнение. – На самом деле я врала, когда говорила, что мы просто не сошлись характерами.

Пальцы сильнее сжали запястье; я почувствовала, как ногти впиваются в кожу.

– На самом деле всё было не так. У нас была годовщина – два с половиной года вместе. Я приготовила ужин: это должен был быть романтический сюрприз. В этот вечер я хотела открыться ему, быть с ним максимально честной – без секретов… Я была полна надежд и уверенности, что Брайн поймёт меня. Он же всегда понимал. Это же он – мой милый и родной Брайн, который всегда поддерживал, всегда был рядом. Я же выбрала правильного человека?

Почувствовала, как слова застревают в горле. По подоконнику монотонно стучал дождь; нарастающий шум в ушах заглушал все посторонние звуки, а пальцы продолжали впиваться в запястье правой руки. Я лишь могла надеяться, что не выгляжу слишком жалкой в маминых глазах. Слёзы становилось всё труднее контролировать, но я упрямо продолжала игнорировать подступающую к горлу истерику.

– Как ты уже, наверное, поняла, я рассказала ему всё: и про сны, и про врачей, и про таблетки…

Прошлое, от которого я так старательно убегала, сейчас стояло перед глазами. Мой взор застилала тёмная пелена – я больше ничего не видела и не слышала. Лишь вновь и вновь переживала самый страшный момент своей жизни. Отвратительнее всего, что мой самый личный момент – тот, который должен был стать толчком для следующего этапа в наших отношениях, – стал общим достоянием с той секунды, когда я начала свой рассказ.

– Он не понял… Не захотел понять меня… Не поверил… – Слова давались слишком тяжело; горькие слёзы катились по щекам. Воспоминания о том дне отзывались болезненной горечью в груди. Разум кричал: «Хватит, остановись, прекрати мучить себя!»

Но я не могла проигнорировать имя, которое ножом врезалось в сердце.

– Он рассказал своему лучшему другу, а через пару часов об этом знали все… Когда я пришла на занятие, они тыкали в меня пальцами, называли сумасшедшей, оскорбительно шутили, насмехались. Некоторые ребята начали портить мои вещи, разрисовывать место, где я сидела… Тогда мне казалось, что все взгляды прикованы только ко мне – хотелось убежать, скрыться. Когда я смогла найти Брайна и спросить, что происходит, он… – С губ сорвался всхлип; я чувствовала, как эмоции сдавливают горло. Тело дрожало, отказываясь успокоиться.

В памяти горели старые воспоминания: отрешённые глаза Брайна, его виноватый вид. Внутри росла пустота, сжигая всё хорошее, что когда‑то было между нами. В душе не осталось ничего, кроме зияющей бездны.

– Тише, тише, родная, – я не заметила, как мама подошла ко мне; лишь почувствовала её мягкие руки на плечах.

Я уже не могла сдерживать рыдания – обняла её в ответ. Меня била крупная дрожь; воздуха в лёгких не хватало. Горло сжималось, я не могла сделать вдох; глаза горели от солёных слёз. В голове мелькали образы Брайна – тиски на груди сжимались. А потом я почувствовала тёплое прикосновение на лице. Нежная ладонь мамы коснулась моей щеки.

– Лина, – позвала она; я подняла глаза, утопая в её ласковом взгляде.

– Он всё разрушил… Уничтожил… Понимаешь? – Задыхаясь в новом приступе рыданий, я сжала край маминой блузки. Её запах окутал меня; в нём улавливалась терпкая ваниль, которая странным образом ощущалась на языке.

Мама ничего не говорила, но в ее молчании было куда больше слов. Я не знаю, сколько мы так просидели, обнявшись. Она нежно гладила меня по голове и спине, даря свое спокойствие и умиротворение. Мысли начали уплывать. Оказалось, что тишина могла отвлекать, не хуже шума. Почувствовав, что истерика отступает, я наконец отстраняюсь от нее.

– Спасибо, – шепчу я, глядя в ее глаза наполненные нежностью и волнением за меня.

– Ну, что ты, дорогая, ты всегда можешь рассказать мне все, что тебя беспокоит, мы же семья. – Мягко сжимая мое плечо, она неотрывно смотрит на меня, и я замечаю в уголках ее глаз слезы. Словно почувствовав, что я это заметила, она быстро моргает, чуть отвернув голову.

– Не бойся рассказывать мне о своих проблемах. – В глубине души стало стыдно, даже за мысль о том, что она могла бы не понять меня. Усталость давала о себе знать. Острая боль пронзила виски, организм не выдерживал последствия недосыпа и стресса. Я сжала переносицу, стараясь ослабить неприятные ощущения.

– Я понимаю, сейчас тебе кажется, что твой мир рушится из-за действий одного человека. Но пойми, родная, влюбляются не единожды. Тот, кто не оправдал твоего доверия, не стоит твоих слез, – она ласково погладила меня по голове. – А теперь, тебе стоит пойти и поспать. Знаешь, как всегда говорила твоя бабушка, думай вечером – делай поутру, – она мягко улыбнулась, вставая из-за стола.

– И что это должно значить? – Осторожно смотрю на нее, отвечая ей той же улыбкой. Правда у меня она вышла какой-то уставшей и вымученной.

– Вот позвонишь ей завтра и спросишь, – щелкнув меня по носу, она берет тарелки и скрывается в кухне.

Я могу лишь растерянно смотреть ей вслед. Просидев еще несколько минут, я слышу шум на кухне и звуки дождя за окном. Все же усталость одолевает меня, и я плетусь к себе, мечтая по скорее уснуть и забыться.

Я медленно поднимаюсь по лестнице, каждая ступенька словно отмеряет тяжесть на душе. В комнате – полумрак, лишь тусклый свет уличного фонаря пробивается сквозь занавески, рисуя на полу причудливые узоры. Сажусь на край кровати, машинально проводя рукой по покрывалу. Тишина давит, но в ней есть что‑то успокаивающее – будто весь мир затаил дыхание вместе со мной.

Закрываю глаза, и перед внутренним взором вновь всплывают сцены сегодняшнего вечера: мамины глаза, полные нежности и боли, её тёплые руки, голос, в котором смешались воспоминания и поддержка. В груди всё ещё саднит, но уже не так остро – словно рана начала затягиваться, оставляя после себя лишь ноющую память.

Достаю из ящика стола старый дневник, потрёпанный по краям, с выцветшими чернилами на обложке. Пальцы дрожат, когда открываю первую страницу. Здесь – мои мысли, страхи, мечты. Здесь – следы всех тех битв, которые я вела с собой и с миром. Провожу ладонью по строчкам, написанным год, два, три назад. Некоторые слова кажутся наивными, другие – пронзительно точными.

«Сегодня я поняла, что любовь – это не про обладание. Это про свободу. Про возможность быть собой, даже когда рядом кто‑то другой», – читаю я запись, сделанную полгода назад. Тогда я ещё верила, что смогу найти баланс между собой и отношениями. Что смогу быть честной и при этом не потерять того, кто мне дорог.

Откладываю дневник, взгляд падает на фотографию на полке – мы с Брайном на пляже, смеёмся, ветер развевает волосы. В тот день казалось, что счастье – это навсегда. Что никакие слова, никакие поступки могут разрушить то, что мы строили.

Теперь я вижу: это была иллюзия. Не злая, не обманчивая – просто наивная. Как у всех, кто верит, что любовь способна преодолеть всё. Даже если это «всё» – мы сами.

Встаю, подхожу к окну. Дождь всё ещё стучит по стеклу, но его ритм уже не кажется таким надрывным. Он будто убаюкивает, шепчет: «Всё пройдёт. Всё меняется. И ты тоже».

Ложусь в постель, укутываюсь в одеяло. Тело ноет от усталости, но в голове – непривычная ясность. Я больше не пытаюсь убежать от мыслей. Не прячусь за «а если бы». Я просто принимаю: это случилось. Это больно. Но это – часть меня.