Поглотитель

Он ушёл, не дожидаясь ответа, его уход был бесшумным и окончательным. Как за хлопнувшаяся, дверь сейфа.

Кир – наш шеф-повар. Вечно крутился на кухне, гремя кастрюлями. И надо отдать ему должное – готовил он отлично.

Я толкнул дверь.

– Ну, наконец-то! – раздалось из кухни.

Кир стоял у плиты в своем фирменном фартуке с похабной надписью, которую когда-то нарисовал Тим помешивая что-то в сковородке.

Я молча подошёл к раковине, смывая с рук лесную грязь и кровь. Вода была ледяной, но приятной – смывала последние следы зверя.

– Садись, – бросил Кир, шлёпая на мою тарелку мясо с кровью. Стейк ударился о тарелку с сочным звуком, обнажая румяную корочку и розовую сердцевину.

Я сел.

Кир скрестил руки на груди, наблюдая, как я пробую первый кусок.

– Ну как?

Я впился зубами в мясо, позволив теплому соку стечь по подбородку. Плечи сами расправились, тело благодарно содрогнулось – плоть восстанавливала силы, клетки жадно впитывали белок.

– Отравление будет не раньше обеда, – ответил я с полным ртом.

Он засмеялся и шлёпнул меня по затылку полотенцем.

Лениво оглядев нашу гостиную – потертый диван с продавленными подушками, стол с глубокими царапинами от когтей, вечно пылящийся телевизор. И понял, что не хватает одного…

Тишина.

– Где Тим? – спросил я, откусывая очередной кусок мяса. Звериная часть меня была довольна – после ночной пробежки организм требовал калорий.

Кир фыркнул, вытирая руки о фартук:

– Спит как суслик. Всю ночь, поди, по девкам шлялся.

Я хмыкнул, представляя нашего вечного бабника. Тим мог пропадать на сутки, а потом являться с помятым лицом и дурацкой ухмылкой.

– Опять? – поинтересовался я.

– Ага, – Кир зевнул, обнажая чуть слишком острые клыки.

На втором этаже вдруг раздался грохот – что-то тяжелое упало, потом послышалось сонное ругательство. Мы переглянулись.

– Ожил, – усмехнулся Кир.

По лестнице спускался Тим – точнее, сползал, держась за перила одной рукой и потирая глаза другой. Его обычная майка с черепом висела как тряпка, волосы торчали в разные стороны, а на груди красовались свежие царапины – четыре ровные параллельные линии.

– Чё, мясо без меня? – хрипло спросил он, тут же плюхаясь за стол и протягивая руку к моей тарелке.

Кир тут же шлепнул его тем же полотенцем по пальцам:

– Свои лапы мой сначала, обормот!

Дом. Не стены. Не мебель. Вот это вот всё – утренние перепалки, ворчание, общие тарелки. И нигде больше такого не найти.

Я кивнул Киру, стукнув кулаком по его плечу – наше «спасибо» всегда было немногословным. Комната встретила меня знакомым запахом – кожи и чего-то звериного, что не выветривалось годами.

Душ. Горячий, обжигающий. Но даже кипяток не смыл её образ. Я подставил лицо под кипящие струи, но…

Не помогло. Кожа – горит. Мышцы – деревянные. Мысли – возвращаются к ней.

Аврора.

Я прокатил имя по языку, будто пробуя слишком крепкий виски – обжигает, но хочется еще.

Вроде ничего особенного:

– Красивая (но у меня были и лучше).

– Любит риск (что меня бесит и заводит одновременно).

– Не та, что бросается в глаза (но почему-то не выходит из головы).

И все же… Она зацепила. Не только меня.

Зверь внутри довольно заурчал, перекатываясь под ребрами. Он чуял это первым ее странную власть, притяжение, от которого не убежать.

Между нами словно вспыхивала искра настоящая, осязаемая. Тактильная, как прикосновение к оголённому проводу. Слишком реальная, чтобы игнорировать, слишком резкая, чтобы списать на случайность. Я прикусил губу, вспоминая:

– Как ее зеленые глаза, вспыхнувшие не страхом, а вызовом.

– Как губы эти дурацкие пухлые губы – дрожали, не от страха, а от адреналина.

– Ее сердцебиение сквозь куртку – бешеный ритм, совпавший с моим ровно на три удара.

Контраст.

Игра.

Вызов.

Может, в этом все и дело? Не в ней. Во мне. Зверь зарычал снова – глухо, голодно.

И я больше не был уверен… Кто из нас действительно хочет ее заполучить.

Сон накрыл сразу. Не постепенно, не через дремоту – будто кто-то вырубил свет. Один момент – я еще чувствовал, как одеяло холодит кожу, а в следующем – уже падал в черную яму без сновидений.

Я проснулся под вечер с тяжелой головой. Боль пульсировала в висках, будто после ночной пьянки. Спускаясь вниз, едва волоча ноги.

Арс сидел как обычно в кресле с очередной книгой в руках, и только я знал, что он сжимает её сильнее, чем надо. Кир стоял за стойкой и тщательно натирал и без того чистую столешницу. В воздухе витало напряжение.

– Что случилось? – Я взял стакан и налил воды из-под крана, осушая его залпом в ожидании ответа.

Кир первым нарушил тягучее молчание, не отрываясь от яростного натирания столешницы тряпкой.

—В городе замечены несколько омег. А Тим вместо того чтобы найти их, укатил к очередной дурочке, испытывать свои чары. И на этот раз его цель – вчерашняя девчонка. Аврора, кажется. – Добавил Кир раздраженно, с силой проводя тряпкой по дереву.

Информация ударила под дых, вышибая воздух. Я резко поставил стакан на столешницу, не рассчитав силу. Стекло треснуло с сухим хрустом, разлетаясь на мелкие осколки. Вода растеклась по поверхности. Арсений отложил книгу, и его темная бровь медленно поползла вверх в немом, но красноречивом вопросе. Но я отвел взгляд, чувствуя, как по спине бегут мурашки.

– Он поехал к ней? Сейчас? – Голос прозвучал низко и хрипло, будто из-под земли.

Зверь внутри меня проснулся мгновенно, отозвавшись глухим, недовольным рычанием, которое прокатилось горячей волной по телу, сжимая мышцы.

Кир настороженно посмотрел на меня, замер с тряпкой в руке.

—Уехал два часа назад. Сказал, что «разведает обстановку». – Добавил Кир, подливая масло в огонь, который уже полыхал внутри меня, готовый превратиться в неуправляемый пожар. Острые осколки стекла хрустнули под моими пальцами, впиваясь в кожу, но я даже не почувствовал боли – лишь обжигающий холод ярости.

Я закрыл глаза, сделав глубокий, дрожащий вдох, пытаясь усмирить зверя, рвущегося наружу. Надо было остыть и собраться с мыслями. Но вой Тимура, разнесшийся по всей округе, заставил нас всех замереть на долю секунды.

Это был не просто крик – это был зов о помощи. Так мы всегда передавали информацию о том, где находимся и что случилось. Даже не переглянувшись, мы рванули к выходу.

Первым шагом – еще люди.

Вторым – уже волки.

Кости хрустнули, кожа лопнула, выпуская шерсть, но боли не было – только ярость и адреналин. Бежим.

Лес мелькал по бокам, земля дрожала под лапами, ветер свистел в ушах. Чем ближе мы подбирались, тем страшнее становилось вокруг.

Воздух гудел от напряжения, как натянутая струна. Запах крови и звериной ярости резал ноздри. Каждая молекула была пропитана чужим запахом – горьким, как полынь, с металлическим привкусом крови. Чужак. Он был здесь. Совсем рядом. Не один.

И тогда донесся её крик.

Аврора.

В этом вопле не было ничего человеческого – только первобытный ужас, стоящего на краю гибели.

Мое сердце замерло, а затем ударило с такой силой, что:

– Ребра затрещали

– Зубы сомкнулись до хруста

– Кровь ударила в виски

– Ррррааааа!

Рык вырвался сам собой, и я рванул вперёд, забыв обо всём. Лапы отрывали землю, мышцы горели, ветер выл в ушах. Только бы успеть.

Парни остались позади. Я мчался один. Деревья мелькали, как размытые тени, земля уходила из-под когтей. Последние метры преодолел в прыжке. Воздух разрезал свистом, земля ушла из-под лап – и в этот миг передо мной открылась вся картина.

Тимур. Его белая шерсть была изодрана в клочья, алая кровь заливала морду, но он стоял, широко расставив лапы, сгорбившись в боевой стойке. Против троих омег. Беспородные. Отбросы. В нашем мире.

– Изгои без стаи

– Отщепенцы, лишенные территории

– Бродячие псы, готовые убить за кусок мяса

Они кружили вокруг Тимура, неестественно голубые глаза горели в темноте как фосфор. Их движения были нервными, порывистыми – не чистый звериный инстинкт, а что-то сломанное, уродливое. Один уже рвался вперед, клыки обнажены для смертельного укуса.

Но Тимур не отступал. Он бился молча, без рыков, только слышно было, как его зубы щелкают, отгоняя врагов. Он не пропускал их к тому, что было за его спиной.

Аврора.

Я не видел ее, но чувствовал, ее страх висел в воздухе густым, липким облаком. Он бился в моей крови, заставляя сердце колотиться чаще.

Я приземлился. Прямо перед самым крупным из нападавших. Наши взгляды встретились. На мгновение все замерло.

А потом… Я бросился вперед.

Из чащи с двух сторон вылетели две черные тени:

—Арсений – беззвучный, как смерть.

—Кир – с яростным воплем.

Стая сошлась. Теперь будет кровь. Поняв, что силы сравнялись, беспородные твари бросились врассыпную. Их голубые глаза мелькнули в темноте, как испуганные огоньки, они рванули прочь – кто в кусты, кто в чащу, кто под уклон к реке.

Но это ничего не меняло. Мы догоним каждого. Выследим. Разорвем. Никто из них не доживёт до рассвета.

Расправившись с самым крупным, чье тело еще судорожно подрагивало на земле, Арсений и Кир синхронно рванули за остальными. Тень Арсения слилась с тенями деревьев, и через мгновение из чащи донесся короткий, обрывающийся хрип. Кир, не чураясь грубой силы, настиг другого у самого обрыва: глухой удар, треск кости и тишина. Еще двое.

Тимур, увидев, что может, наконец, расслабиться, рухнул замертво на землю. Его тело содрогнулось, кости затрещали, шерсть начала исчезать, уступая место бледной человеческой коже.

Он был истерзан. Ребра виднелись сквозь рваные раны, кровь заливала половину лица. Но даже сейчас, едва дыша, он хрипел:

– Аврора…

Его дрожащая рука поднялась, указывая куда-то за спину – в густые заросли, где темнота сгущалась, как чернильное пятно.

Я кивнул.

И рванул туда, куда указывал его дрожащий палец – в черноту, где деревья сплетались в непроглядную стену.

Опоздал. Всего на мгновение.

Аврора уже парила в воздухе, ее тело неестественно выгнулось, руки раскинулись, как крылья сломанной птицы.

Беззвучно. Как в кошмаре.

Я не думал. Просто бросился следом.

Превращение началось само:

– Кости сжались

– Шерсть втянулась в кожу

– Когти стали пальцами

Я вошел в воду как человек. Холод обжег, словно огонь. Темнота сомкнулась над головой. Глубина. Тишина. И потом – ее тело, безвольное, медленно тонущее в темноте.

Я схватил ее, впился пальцами в ее плечо, рванул к поверхности. Легкие горели. Сердце колотилось, как бешеное. Но я не отпускал.

Мы вырвались наверх вместе, и первый глоток воздуха обжег горло. Она не дышала.

– Аврора!

Голос сорвался на хрип. Руки дрожали так, что я едва удерживал ее, переворачивая на спину.

– Дыши, черт тебя дери!

Я рванул к берегу, волоча ее за собой. Вода цеплялась, как жидкие оковы, но я вырвался. Кир встретил нас на камнях, его лапы уже превращались обратно в руки:

– Давай её сюда!

Он выхватил Аврору, уложил на плоский валун и с силой надавил сложенными в замок ладонями на её спину. Вода хлынула изо рта фонтаном.

– Давно не делали искусственное дыхание по-старинке? – скрипнул зубами Кир, переворачивая её на спину.

Я замер, наблюдая, как его губы смыкаются над её ртом, как грудная клетка вздымается под его ладонями.

Четыре вдоха.

Тридцать надавливаний. Снова вдохи.

– Чёртова русалка, – сквозь зубы цедил Кир между вдуваниями. – Просыпайся!

И тогда – Она закашлялась!

Рефлекторно перевернулась на бок, извергая речную воду. Её глаза открылись – мутные, невидящие.

Я просто рухнул на колени, закрыв лицо руками. Живая. Черт возьми, живая. Но когда я убрал ладони, увидел – Тимур стоит в десяти шагах. Весь в крови. Шатается. Но стоит. И смотрит на Аврору так, будто готов убить за нее даже смерть.

Где-то глубоко внутри зверь вновь недовольно зашевелился, почуяв кровь и эту слепую, животную ревность.

Аврора жадно глотала воздух.

– Там… – она махнула рукой в сторону леса, пальцы её дрожали.– Звери. Большие… с голубыми глазами…

Она выдохнула, наконец, но в её глазах читалось не облегчение, а полная, оглушающая потерянность. Она до конца не понимала, что происходит.

– Как вы тут…? – она медленно обвела нас взглядом, полным немого вопроса, и остановилась на Тимуре. На его окровавленной фигуре. – Господи. Она вскочила на ноги слишком быстро, её качнуло в сторону, но она удержалась, упершись ладонью в холодный камень.

– Тимур, ты весь в крови! – её голос сорвался на высокую, испуганную ноту. – Чего вы стоите? Ему нужно в больницу! Сейчас же!

Она сделала шаг к нему, забыв про собственную дрожь, про шок, про всё. Её инстинкт заботиться о ком-то пересилил животный ужас.

Кир фыркнул, отвлекая её внимание.

—В больницу? – он усмехнулся, но беззлобно. – Там ему точно помогут. Скажут: «О, да у вас тут шесть рваных ран, три сломанных ребра и пол-литра крови не хватает. Наверное, кошка поцарапала». И зашьют нитками, которые он порвет за ночь.

– Но… но он истекает кровью, – прошептала она, и в её голосе появилась растерянная нота. Она видела серьёзность ран, но не понимала нашей реальности.

– Он заживет, – раздался низкий, спокойный голос Арсения. Он вышел из тени. -Быстрее чем ты думаешь.

– Я не понимаю… – ее взгляд снова увяз в липкой тьме между деревьями, а потом медленно, с нежеланием, пополз обратно к Тимуру. К его крови. К его глазам. И ее собственный взгляд вдруг застыл, пронзенный ужасной догадкой. – Это… это был ты? Тот белый зверь. Это ты?

Тимур не выдержал ее взгляда, его глаза опустились.

– Прости, – прохрипел он. – Я не хотел… чтобы ты увидела… это.

– Вы… ее голос сорвался на шепот, хриплый от воды и ужаса. – Вы все…

Она видела. Видела слишком много. Шерсть, когти, неестественная скорость.

А теперь – четверо голых мужчин, залитых лунным светом и кровью, стоящие перед ней как приговор.

Тимур сделал шаг вперед, его раны сочились алым, но он, казалось, не чувствовал боли. Только смотрел на нее.

– Аврора… – его голос был хриплым, почти нечеловеческим.

Она резко отпрянула, ударившись спиной о шершавый ствол сосны. В ее глазах читался чистый, животный ужас.

– Не подходи! – вырвалось у нее, и она обхватила себя руками, пытаясь, стать меньше.

Я поднял руку, останавливая Тимура. Он замер, сжав кулаки, но послушался. Его взгляд говорил всё – он готов был разорвать любого, кто посмеет причинить ей вред, даже если этим любым был он сам.

—Аврора, – сказал я тихо, делая осторожный шаг в ее сторону, как к испуганной птице. – Все кончено. Ты в безопасности.

Я медленно протянул к ней руку – не чтобы коснуться, а как жест, знак. Но она снова отшатнулась, прижимаясь к дереву плотнее. Ее дрожь была видна даже в этом полумраке; казалось, от нее исходит звон. Она смотрела на нас, как на чудовищ. И мы ими и были. В самой своей сути.

Тимур внезапно рухнул на колени, его силы окончательно покинули его. Он сидел, сгорбившись, кровь стекала по его груди, но он не сводил с нее глаз. Он попытался подняться, но его не слушалось.

Кир молча подошел сбоку, без лишних слов взял его под плечо, взяв на себя его вес.

– Надо уходить, ему нужен отдых. – Кир, тяжело дыша, обеспокоенно косился на Тимура, чье лицо стало землистым от потери крови. – Если сейчас не остановим кровь, никакая регенерация не поможет.

Я посмотрел на Аврору, всё ещё прижатую к дереву, словно пытаясь впитаться в кору, и сделал последнюю попытку. Тише, спокойнее, но так, чтобы каждое слово дошло до её запредельного ужаса.

—У тебя два пути. Идти с нами или остаться здесь одной.

Я пошел ва-банк. Конечно, я бы не оставил её здесь одну – даже под страхом смерти. Но иногда нужно надавить, вскрыть инстинкт самосохранения, чтобы получить хоть какую-то реакцию. Любую.

Её глаза метались между нами и тёмным провалом леса. Она сглотнула, и её пальцы разжали хватку на собственных плечах, дрожа уже не так сильно.

– Я… – её голос сорвался.– Я пойду с вами.

Она сделала шаг, неуверенный, словно оленёнок, встающий на ноги. Держалась от нас на расстоянии, но шла. Её взгляд упорно избегал Тимура, но я видел, как он загорался слабой надеждой, даже сквозь боль и истощение.

Кир, поддерживая Тимура, уже двигался вперёд, и мы потянулись за ним, странная и окровавленная процессия, растворяющаяся в ночи. Лес, что ещё несколько минут назад был полон ужаса, теперь стал нашим укрытием.

ГЛАВА 8

Голоса плыли сквозь меня, как подводные течения – то сливаясь в единый гулкий рокот, то распадаясь на отдельные звуки. Они обволакивали сознание, пульсируя в такт моему замедленному сердцебиению. Иногда шепот казался таким близким, что я чувствовала тепло чьего-то дыхания на своей щеке. А в следующий момент он откатывался куда-то в бесконечную даль, превращаясь в едва различимое эхо.

Я тонула в этом океане звуков, не желая открывать глаза. Тело больше не ощущалось тяжелым – лишь легкая вибрация где-то на границе реальности, словно я стала облаком, медленно плывущим по ветру. Даже дыхание казалось чем-то далеким и неважным.

Но голос… Он прорывался сквозь пелену снова и снова, настойчивый, как капли воды, падающие в темноте пещеры.

– Аврора… Дыши…– звал он, и в нем была какая-то знакомая интонация, от которой щемило в груди.

Я чувствовала, как что-то горячее и влажное касается моего лба.

Мои веки дрогнули, но открыть их было так сложно – будто они налились свинцом. Где-то в глубине сознания шевельнулась безумная мысль: а что, если это Лия зовет меня? Что если я умираю, и это ее руки так бережно обнимают мои плечи?

Меня закрутило в водовороте воспоминаний.

Лия.

Её улыбка – тёплая, как первый луч после долгой ночи. Глаза – такие яркие, что, казалось, в них можно утонуть, как в жидком золоте. Она что-то говорила, шевелила губами, но звуки тонули в гуле прошлого, словно мы находились по разные стороны толстого стекла.

Я протянул руку – пальцы дрожали, готовые коснуться её лица, но образ рассыпался, как дым, оставив лишь горький привкус на языке.

Резкий толчок.

Тело дёрнулось – лёгкие взорвались резким вдохом, сердце ударило по рёбрам, как кувалдой, возвращая меня к жизни.

Глаза распахнулись.

Мир плыл передо мной, расплывчатый и неясный. Все тело ныло, каждая мышца кричала о перенапряжении. Воспоминания обрушились как волна, сбивающая с ног, как удар под дых – внезапно, без предупреждения.

Окружающая реальность медленно обрела четкие, пугающие черты. Кирилл, склонившийся надо мной. Арсений, неподвижный и молчаливый, застывший в тени деревьев, как изваяние. Ярослав с тревогой в глазах.

Я судорожно, жадно глотнула воздух, и он обжог легкие.

—Там… – хриплый шепот сорвался с губ, и я беспомощно махнула рукой в сторону чернеющего за спиной мужчин леса. – Звери. Большие… с голубыми глазами.

Пальцы сами собой впились во влажный песок, ища точку опоры, но ничто не могло остановить мелкую дрожь, бегущую по спине. Мой взгляд метнулся в сторону, и дыхание перехватило.

Тимур. Он стоял, едва держась на ногах, с ужасающими рваными ранами на груди и боку. Алая кровь ручьями стекала по его телу, окрашивая кожу и капая на землю. Эта ужасная картина перекрыла все. Попытка приподняться почти сорвалась – тело не слушалось, предательски подкашиваясь.

– Господи. – Тимур, ты весь в крови! – мой голос сорвался на высокую, испуганную ноту. – Чего вы стоите? Ему нужно в больницу! Сейчас же!

Едкое, обрывающее замечание от Кира прозвучало где-то рядом, но смысл его слов не доходил до меня, почему они все так спокойны, почти апатичны. Их друг вот-вот умрет у них на глазах, а они не шевелятся.

Они молчали. Ни удивления, ни страха, ни вопросов – лишь тяжелое, негромкое дыхание. И лишь тогда, сквозь пелену шока, до меня, наконец, дошло. Абсурдная, немыслимая деталь, перечеркивающая всё. Они стояли абсолютно обнаженные, кожа, бледная в лунном свете, мышцы, напряженные под ней, – картина, не укладывавшаяся в рамки случившегося кошмара.

Потом в сознании резко блеснула вспышка – яркая, ослепительная. Я посмотрела в сторону темного леса, потом обратно на них. И что-то щелкнуло в голове с почти физической силой, последний пазл с грохотом встал на свое место.

—Это… это был ты? – прошептала я, смотря на Тимура широко раскрытыми глазами. – Тот белый зверь… Это… ты?

Я смотрела на него, не в силах оторвать взгляд, и он молча опустил голову, и этот жест был красноречивее любых слов. Потом я медленно, с нарастающим леденящим ужасом, обвела взглядом всех остальных. Они все… Они все были такими. Не люди. Звери, прикинувшиеся людьми, прячущиеся в человеческой шкуре.

Страх, ледяной и пронизывающий, впился в каждую клеточку моего тела. Я инстинктивно рванулась назад, ударяясь спиной о шершавый ствол сосны – единственную опору в этом внезапно поплывшем мире. Мне отчаянно хотелось исчезнуть, провалиться сквозь землю, стать невидимкой. Мой разум, разорванный на части, бился в истерике, натыкаясь на глухую стену непонимания. Как это вообще возможно? Это бред, кошмар, галлюцинация!

Я не понимала слов, видела лишь их лица – чужие, отстраненные, нечеловечески спокойные перед лицом такого ужаса.

Ровно до того момента, пока не заговорил Ярослав.

Его голос прозвучал негромко, но с такой железной, неоспоримой твердостью, что прорезал гул в ушах и заставил вздрогнуть. Он не повышал тона. Он просто излагал факты. Холодные, четкие, как удар лезвия по стеклу.

И я поняла. Поняла всем своим существом, вывернутым наизнанку страхом. Он не шутил. Ни один из них сейчас не шутил. В его словах не было ни угрозы, ни злобы – лишь безжалостная, простая констатация условий выживания. И от этой простоты становилось еще страшнее. Это был не крик, а приговор.

Меня колотило – то ли от холода, въевшегося в мокрую одежду, то ли от ужаса открывшейся мне правды. Каждая клеточка тела онемела и звенела, словно после удара током. В голове не укладывалось то, что предстало перед глазами. Обрывки образов – шерсть, когти, неестественная скорость, голубые глаза во тьме – бились о сознание, как мотыльки о стекло, не находя выхода.

Всё тело ныло от перенапряжения и адреналинового отката, каждый шаг давался через боль. Но я шла вперёд, сквозь чащу и собственный страх, слепо доверившись интуиции, которая шептала: пока – с ними безопаснее, чем одной.

Я шла, уткнувшись взглядом в землю, не видя ничего, кроме промокшей обуви и корней, что цеплялись за ноги, будто пытались удержать. Мысли путались, сбивались в комок, где страх и неверие сплелись в тугой узел. Казалось, еще немного – и я сорвусь, закричу, брошусь бежать без оглядки.

Но что-то заставляло идти дальше. Может, инстинкт самосохранения, а может, смутная надежда, что там, впереди, есть ответы. Пусть страшные, путь такие, от которых кровь стынет в жилах, но это будет правда.

В очередной раз, споткнувшись о корень дерева, я почувствовала, как земля уходит из-под ног. Готова была просто рухнуть и остаться лежать в этой мокрой листве – сдаться.

Но он оказался рядом слишком быстро. Его рука обвила мою талию, сильная и уверенная, не дав упасть. Я лишь едва дернулась в его железной хватке, не в силах издать ни звука. Голос застрял где-то глубоко внутри, задавленный грузом непонимания и страха.

Лучше бы не ловил. Не спасал.

Мысль пронеслась ясной и холодной, как лезвие. Может, сейчас всё было бы куда проще. Иногда проще упасть, чем идти вперёд, когда не знаешь, что ждёт впереди.

Я выскользнула из его рук, словно прикосновение обожгло меня, и мы двинулись дальше и с каждым шагом, напряжение внутри меня нарастало, смешиваясь с усталостью и странным, тревожным волнением.

– Почти пришли, – проговорил Арсений, его голос прозвучал неожиданно чётко, разрезая ночную тишину. Казалось, он обращался ко всем и ни к кому одновременно.

Кир что-то неразборчиво пробормотал в ответ, поправив Тимура на плече. Тот шёл, почти не поднимая ног, сгорбившись от боли, но упрямо двигался вперёд – будто в каждом его шаге была последняя какая-то сила, которую он не хотел терять.

Я украдкой взглянула на него – и встретилась с его глазами. Он смотрел на меня, не отрываясь, в котором читались и боль, и вина, и что-то ещё, чего я не могла понять – что-то тёплое и щемящее, отчего в груди стало тесно. Я тут же опустила глаза, сердце заколотилось с новой силой.

Но уже не только от страха. В горле стоял ком. Я знала – он не хотел, чтобы так закончился этот вечер. Ни для кого из нас.

А ещё в паре шагов впереди шёл Ярослав. Его спина, напряжённые плечи, каждый шаг, отдававшийся уверенной тяжестью, – всё это отзывалось во мне натянутой струной, что вибрировала вопреки воле и разуму. Даже после того, что я узнала, моё влечение к нему не испарилось, не превратилось в отвращение. Оно стало только острее, опаснее, гуще.