Между двумя мирами. Том I: Цель выбора

Пятнадцать лет назад он поднял его на берегу озера и сказал в трубку: «Я привезу. Покажу тебе снег в камне».

Потом связь оборвалась. Камень остался.

Сейчас он был просто привычной тяжестью. Маленькая масса, к которой он привязался, потому что больше привязываться было не к чему. Он положил камень обратно, закрыл чемодан, взял ноутбук.

Внизу, в ресторанчике при отеле, пахло кофе, жареным хлебом и чем-то сладким. Он взял только кофе. Чёрный. Без сахара. Сел к окну. За стеклом Бангалор уже просыпался – гудел, шёл, сигналил, тащил тележки и портфели, открывал ставни.

Прямо напротив окна, через дорогу, виднелся кусок крыши какого-то старого дома. Корявый бетон, ржавые прутья, водосточная труба. И на секунду ему показалось, что он видит там две фигуры – мальчишескую и девчачью – сидящих, свесив ноги. Одна смеётся, другая делает вид, что нет.

Он моргнул – и крыша стала просто крышей. Без фигур. Без смеха.

Он допил кофе, поднялся, взял ноутбук. В восемь сорок пять ему надо было быть в Raj Tower. В девять – начать делать то, за что платили деньги: смотреть, куда течёт чужая кровь, замаскированная под цифры.

Raj Tower умела стирать расстояние. Внутри башни не было понятно – утро, день или ночь. Свет всегда был одинаковым. Входные рамки всегда пищали на одну и ту же ноту. Лифт всегда ехал одинаковое количество секунд.

Пропуск чиркнул по сканеру, турникет мягко щёлкнул. Никаких задержек. Внешне – обычный рабочий день. Но в воздухе было нечто ещё – ощущение, как в комнате, где недавно ссорились, а теперь молчат. Формально – всё в порядке. Но тишина слишком ровная.

Офис находился на двадцать седьмом. Открытое пространство, стеклянные перегородки, отдельная комната для «экспертов». Его посадили туда – ближе к окну, подальше от коридора. Место для стороннего наблюдателя.

Он включил ноутбук. Подключился к внутренней сети. Никаких блокировок, никаких предупреждений – доступ как доступ. Но сам интерфейс ощущался, как кожа, натянутая поверх чего-то чужого. Менюшки, каталоги, отчёты – всё было на своих местах. Слишком.

Артём открыл папку «Audit». Стандартный набор: журналы доступа, отчёты по инцидентам, финансовые сводки дочерних структур. Он начал с цифр. Цифры никогда не врут. Врут те, кто их расставляет.

Narayana Biotech стояла отдельным блоком. На презентациях её называли «научным сердцем» холдинга. На практике это была такая же компания, как сотни других: счета, контракты, закупки, расходы на персонал. Только в разделе «research logistics» цифры слегка ломали картину.

Он пролистал общий отчёт. Всё ровно, гладко. До тошноты. Ни одного выброса, ни одной проваленной оплаты, ни одной просрочки. Так не бывает. Нормальный живой бизнес всегда дёргается: тут задержали платёж, тут передвинули срок, тут перекрыли кассовый разрыв. Здесь – идеально.

Он откинулся на спинку кресла. Идеальная картинка – всегда либо ложь, либо витрина.

Он вернулся на уровень ниже. Открыл папку с «черновыми» выгрузками – файлы, которые должны были давно удалить, но не удалили из лени. Лени он верил больше, чем регламентам.

Нашёл файл с названием «NAR_INT_SHIP_OLD». Два года назад. Три. Сравнил суммы поставок по линиям: оборудование, реактивы, расходники, «особые потребности закрытых клиник». Последняя строка интересовала больше всего.

Он нашёл строку «closed facility – shipment special» и прищурился. В старой версии отчёта на эту строку приходилась одна сумма. В новой, актуальной – чуть ниже. Буквально на несколько процентов. Но при масштабе холдинга это были не проценты, а чьи-то жизни, переложенные из одного столбца в другой.

Он построил простую сводку. Сравнил квартал к кварталу. Обычный бухгалтер посмотрел бы и сказал: «Оптимизация затрат, молодцы». Человек, который привык считывать схемы, видел другое: перераспределение потоков. Часть «особых поставок» как будто ушла с баланса. Не исчезла – ушла в тень.

Он пролистал вниз. Нашёл примечание мелким шрифтом: «переведено в формат услуг сторонних провайдеров». Ни названий, ни ИНН, ни номеров договоров. В другом месте системы такие провайдеры должны были светиться, но он их не видел. Как будто клиникам стали поставлять воздух.

Он записал в блокнот:

«Особые поставки – закрытые клиники. Суммы ↓. Комментарий: сторонние провайдеры (без деталей). Проверить: контрагенты vs реальные поставки».

Блокнот был бумажный. Писать от руки он начал после того, как один проект закончился визитом людей в строгих костюмах, которые очень вежливо попросили отдать ноутбук. Бумагу пока никто не забирал.

Он открыл другой файл – по платежам. На первых страницах всё шло через проверенные банки. На четвёртой всплыла строчка: «Somnath Holdings, Mauritius». Он уже видел это имя в других расследованиях. Схема всегда была похожа: деньги уходят в Маврикий, оттуда – в частный фонд, оттуда – назад в Индию, но уже как «инвестиции». Налоги сокращаются, происхождение размывается.

Somnath Holdings значилась как «консультационные услуги в сфере поставок». Сумма – комфортная даже по немецким меркам. Он пролистал дальше. Второй, третий, четвёртый платеж. Регулярность. Периодичность. Как будто они платили за подписку на чью-то тень.

Он откинулся на спинку кресла, посмотрел в окно. С высоты двадцать седьмого этажa город казался игрушечным. Маленькие коробки домов, полоски дорог, игрушечные машины.

Пятнадцать лет назад он смотрел на этот город с крыши пятиэтажки. Тогда всё было огромным. Башни казались небоскрёбами, автобусы – чудовищами. Сейчас всё уменьшилось. Или он вырос. Или просто перестал чувствовать.

Он вернулся к экрану. Выписал в блокнот «Somnath». Рядом – значок вопроса. Его работа была не в том, чтобы поставить точку. Его работа – нарисовать стрелочки. Точки потом ставили другие, с пистолетами.

В дверь кабинета постучали. Он оторвался, сказал:

– Да?

Внутрь заглянул Рави – местный специалист по внутреннему аудиту. Худой, в очках, с неизменной папкой под мышкой. Тот самый человек, который в первый день сказал: «Вы из Германии? Тогда у вас всё по правилам. У нас – как получится».

– Coffee break? – спросил он, покосившись на ноутбук. – Если вы ещё верите в кофе.

– Верю, – сказал Артём. – В кофе – больше, чем в отчёты.

Кафетерий на двадцать шестом был витриной «открытости»: стеклянная стена, вид на город, круглые столики, автоматы с напитками. На каждом столике – надпись о здоровом питании и корпоративной культуре.

Рави купил себе сладкий чай с молоком, Артём – ещё один чёрный кофе. Сели у окна. Несколько минут молча смотрели вниз, как люди внизу выглядят муравьями, а машины – бусинками на нитке.

– Вы давно на них работаете? – спросил Артём, не отрывая взгляда от города.

– На Raj? – Рави пожал плечами. – Достаточно, чтобы потерять иллюзии, и недостаточно, чтобы накопить на выход.

– И как вам ваши отчёты?

– Как любая мифология, – сказал Рави, пряча улыбку в кружке. – Красиво написано, если не вчитываться. Вы, видно, вчитались.

Артём молчал.

– Я посмотрел ваши пометки в общей папке, – тихо продолжил Рави. – Вы заметили Somnath.

– Вы тоже, – заметил Артём.

– Я индиец, – усмехнулся тот. – Я замечаю, когда кто-то платит моим же людям за то, что можно сделать бесплатно. Somnath – это не консультанты. Это люди, которые открывают двери, когда настоящий ключ не подходит. Понимаете?

– Люди, которые решают вопросы.

– Именно, – кивнул Рави. – Особенно вопросы с поставками в закрытые клиники, где не должно быть посторонних глаз.

Он помолчал, потом наклонился чуть ближе.

– Совет, мистер Петров, – сказал он уже почти шёпотом. – Если вы видите Somnath в отчётах – это не ваше дело. Просто отметьте, что «риски учтены». Наши акционеры любят это слово.

– Вы боитесь? – спросил Артём.

– Я боюсь за семью, – быстро ответил Рави, без пафоса. – За жену, за двоих детей и за родителей, которые живут в районе, где полиция приезжает только за взятками. Люди, которые стоят за Somnath, дружат не только с врачами. Они дружат с теми, кто умеет делать так, чтобы люди исчезали из домов, а дела – из архивов.

Он отпил чай, посмотрел на поверхность, словно хотел прочитать там, можно ли говорить дальше.

– Вы слышали про Сингхов? – спросил он.

Фамилия прозвучала, как удар по нерву. Сингх. Вирадж Сингх. Жених.

– Слышал, – сказал Артём ровно. – В контексте совместного проекта.

– В контексте совместного проекта Raj с организованной преступностью, – поправил Рави тихо. – Официально – он молодой технопредприниматель. Неофициально – его люди держат половину портов, половину складов и половину полиции в некоторых районах. «Нараяна» – их золотой куриный. Слишком много денег, слишком много возможностей.

Он поднял глаза и посмотрел прямо на него.

– Будьте осторожны, мистер Петров, – сказал он. – Люди, которые возятся с лекарствами и с криминалом одновременно, очень плохо переносят лишних свидетелей.

– Но вы же тоже видите отчёты, – заметил Артём. – Почему вы ещё живы?

– Потому что я делаю вид, что не вижу, – спокойно ответил Рави. – И потому что я индиец. Местных убивать не всегда выгодно. А вот иностранный консультант… – он чуть развёл руками. – Уедет – не доедет. Потонет. Попадёт в аварию. Никто не удивится.

Он допил чай и тут же сменил тему, громче:

– Наши HR сегодня разослали уведомление о новом корпоративном тренинге, вы видели? «Этика и прозрачность». Будет смешно.

Артём кивнул. Сцена была сыграна. Реплики отработаны. Но между строк всё уже было сказано.

Клаус позвонил в четыре часа дня, когда он сидел над очередной таблицей с расходами на «инфраструктурные улучшения».

– Ja? – сказал знакомый голос, сухой, как всегда, только на этот раз в нём были какие-то дополнительные оттенки – неуверенность, раздражение.

– Слушаю, – ответил Артём, снимая гарнитуру и переводя звонок на телефон.

– У тебя минутка? – спросил Клаус. – Хотя… скорее, у меня.

Фон был непривычно шумным. Где-то гудели голоса, звенели лифты, слышался звон посуды. В обычное время Клаус звонил из стерильного кабинета, где даже воздух звучал формально. Сейчас он был не дома.

– Говори, – сказал Артём.

– Я коротко, – сказал Клаус. – Контракт с Raj Group будет закрыт досрочно.

Артём посмотрел на экран ноутбука. На файле, который открывал десятый раз. На таблицах, которые уже начали складываться в понятную ему схему.

– Почему? – спросил он.

– Я знаю, что у тебя есть своя версия, – сказал Клаус. – Оставь её себе. Официально – «изменение приоритетов клиента». Неофициально – они заплатили штраф по верхней планке, чтобы мы убрали тебя из башни.

– Меня? – уточнил Артём. – Или компанию?

– Разницы нет, – ответил Клаус. – У договора было лицо. Сейчас это лицо им мешает.

Он помолчал. Потом добавил:

– Билеты на завтра. Выезд. Ты молодец, справился, дал нам понимание картины. Дальше здесь работать не надо.

– Ты уже видел отчёты? – спросил Артём.

– Видел достаточно, – сказал Клаус. – Достаточно, чтобы понять, что мы не хотим воевать с людьми, у которых друзья в правительстве и в порту. Мы – консалтинг, не прокуратура. Об этом было в контракте мелким шрифтом, если ты помнишь.

– Я не видел мелкий шрифт про бандитов, – сухо заметил Артём.

– Тогда считай, что увидел его сейчас, – сказал Клаус. – И, Артём… – он впервые за разговор назвал его по имени, а не «you» – уезжай. Не геройствуй. Я не плачу тебе за то, чтобы ты чувствовал ответственность за индийскую медицину.

– А за совесть? – спросил он.

– За совесть тебе платили тогда, когда ты был ребёнком и верил, что мир делится на хороших и плохих, – сказал Клаус. – Мы платим за часы. Не смешивай товары.

Связь чуть потрескивала. Где-то на фоне кто-то сказал по-немецки: «Они согласились. Нужно подписать».

– Raj Group купили не только нашу тишину, – сказал Клаус уже тише. – Они купили твоё отсутствие. Не подводи клиентов, Артём. Улетай.

– Ты боишься за меня? – спросил он.

– Я боюсь за компанию, – честно ответил Клаус. – За тебя… – пауза, как срезом, – я бы боялся, если бы ты был моим сыном. Но ты – подрядчик.

Линия щёлкнула. Разговор закончился.

Артём какое-то время держал телефон у уха, хотя там уже было пусто. Потом положил его рядом с ноутбуком, медленно провёл рукой по строчкам таблицы. Цифры не изменились. Изменился только статус того, кто на них смотрел.

Не аудитор. Свидетель.

Адрес бывшего бухгалтера, который вёл счета Narayana до недавнего времени, он нашёл в старой переписке в общей базе. Письмо трёхлетней давности, просьба согласовать корректировку. Ответ – вежливый, со всеми обязательными формулами. Внизу – подпись: «S. Banerjee, Financial Controller».

Он набрал адрес в навигатор. Район был на окраине – не трущобы, но и не элитный квартал. Узкая улица, пятиэтажные дома, лавки внизу, бельё на балконах. Детские голоса, запах жареной муки и бензина.

К квартиру вёл тёмный лестничный пролёт. Лампочка под потолком моргала. На площадке – четыре двери. Три обычные, одна – с официальной бумажкой, приклеенной скотчем: «СОБСТВЕННОСТЬ ЗАСТРОЙЩИКА. ДО ВЫЯСНЕНИЯ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ НЕ ВХОДИТЬ». По-английски и по-каннада.

На двери – следы снятого колокольчика, срезанный наискось провод. Замок новый, блестящий.

Он постоял несколько секунд, прислушиваясь. Тишина. Никаких звуков внутри. Ни телевизора, ни шагов.

Соседняя дверь чуть приоткрылась. Оттуда выглянула женщина в домашнем сари, с ребёнком на руках. Сначала она посмотрела на него настороженно, оценив и рубашку, и лицо, и ноутбук в сумке. Потом, видимо, решила, что он не полицейский, и вышла чуть дальше.

– You need something, sir? – спросила она.

– Здесь жил мистер Банерджи? – спросил он. – Финансовый контролёр. Я… старый коллега. Прилетел, хотел встретиться.

Она замялась. Ребёнок уткнулся ей в шею.

– They… left, sir, – сказала она. – At night. Some men came. They talked. Then he and his wife packed some bags. No furniture. Just bags. Child… – она кивнула на соседнюю дверь, – little boy crying. Then they go.

– Когда? – спросил он.

– One month, maybe more, – сказала она. – He say: «we go to relatives in Kolkata». But… – она пожала плечами. – My husband say, no relatives there. He checked. He… вырос с Банерджи вместе. Не может быть, чтобы он не сказал.

Она говорила по-английски с примесью местных слов. Он почувствовал привычное смещение реальности: люди, вещи, слова – всё чуть скользит мимо, как в кривом зеркале.

– Эти люди… которые пришли, – спросил он. – Они были из компании? В форме?

Она фыркнула.

– No, sir. Not Raj people. Other people. Big car. Tinted windows. No numbers. My husband say: такие машины не приезжают просто так. Если приезжают – никто не говорит.

Ребёнок снова заскулил. Она прижала его крепче.

– You old friend? – спросила она, уже тише. – Maybe… лучше не искать его. Maybe he not want to be found.

Он кивнул. Не потому, что согласился. Потому что она уже все сказала, что могла.

Когда она закрыла дверь, он ещё раз посмотрел на бумажку на двери Банерджи. «До выяснения обстоятельств». Обстоятельства, скорее всего, уже давно выяснены теми, кто приходил ночью. Просто бумагу забыли снять. Или оставили, чтобы никто лишний не ломился.

На ступеньке валялся маленький пластиковый грузовик. Колесо отломано. Пыль забилась в кабину. Игрушку явно не трогали недели. Ребёнок ушёл так быстро, что не забрал даже это.

Он нагнулся, поднял грузовик, повертел в руках. Потом поставил его обратно – аккуратно, на то же место. Игрушки тоже иногда становились свидетелями. Им просто не давали показаний.

Во дворе, у подъезда, стояла машина с тонированными стёклами. Чёрный внедорожник. Без логотипов. Индийская версия премиального джипа. Он мог стоять там просто так. Мог – ждать кого угодно. Мог – никого не ждать.

Стёкла были матовыми, как глаза закрытого человека. Он не стал задерживать взгляд. Просто прошёл мимо, как обычный сотрудник, который по ошибке зашёл не в тот дом.

Но в спине шевельнулось – чьё-то внимание. Не острое, не пристальное. Спокойное. Как взгляд охотника, который видит зверя заранее, но ещё не поднял ружьё.

В отель он вернулся ближе к вечеру. Солнце уже клонилось, воздух оставался густым, сверкающим, как горячее стекло. В холле по телевизору кто-то говорил про развитие фармацевтической отрасли, про инвестиции, про прозрачность рынков. На экране мелькнул логотип Raj Group. Он прошёл мимо, не вслушиваясь.

В номере снова было тихо. Слишком.

Он поставил ноутбук на стол, но не включил. Снял рубашку, надел футболку. Открыл окно – насколько позволяла страховочная цепочка. В комнату ворвался шум города, запах выхлопов и жареных специй. Живой, грубый, настоящий шум. Как звук крови, пробившейся сквозь бинты.

Он сел на край кровати, взял телефон. Полистал контакты. Нужный номер был в самом низу – не потому, что редко звонил, а потому, что давно не обновлял.

«Anil (Bangalore)». Полиция.

Они познакомились много лет назад, на другом проекте, когда Артёма попросили «по-дружески» взглянуть на подозрительные списания из бюджета одного муниципального госпиталя. Тогда дело закончилось увольнениями и парой громких статей. Анил тогда сказал: «Если ещё раз увидишь, как нас обводят вокруг пальца – звони. Я сам не всё могу, но иногда очень хочется».

Он нажал вызов.

– Hello? – голос был хриплым, усталым. На фоне слышались сигналы машин, чей-то смех, щёлканье рации.

– Анил, это Артём, – сказал он. – Россиянин. Госпиталь в Малайянагаре. Помнишь?

Пауза. Потом голос оживился:

– Русский бухгалтер! Конечно, помню. Ты всё ещё считаешь чужие деньги?

– Пытаюсь, – сказал Артём. – У меня к тебе вопрос.

– Если про парковку – не ко мне, – отшутился Анил. – Если про убийство – слушаю внимательно.

– Ты слышал про Сингха по имени Вирадж? – спросил он. – Молодой такой, красивый. Стартапы, вся фигня.

На том конце стало тише.

– Ты где? – спросил Анил.

– В отеле, – ответил он. – В центральном районе.

– Тогда я скажу аккуратно, – сказал Анил. – Люди Вираджа любят, когда о них говорят не аккуратно. Но я люблю жить.

Он перевёл дыхание, потом продолжил:

– Вирадж Сингх – не тот, кем кажется на обложке журнала. Его дядя – старый игрок ещё с девяностых. Контрабанда, грузовые суда, порты. Потом они научились класть товар не только в ящики, но и в документы. Сейчас у них бизнес посолиднее. Лекарства, логистика, «инвестиции». Но методы остались прежние.

– Он связан с «Нараяной»? – уточнил Артём.

– Он связан со всем, где есть большая партия груза и возможность не досчитаться пары коробок, – сказал Анил. – И, да, в том числе с «Нараяной». Только не говори, что ты там ковыряешься.

Молчание на секунду.

– Ковырялся, – признал Артём. – Недолго. Твой колоссальный друг Клаус уже выкуплен и просит меня улететь.

– Умный Клаус, – сказал Анил. – Ты тоже будь умным.

– Есть ещё одно имя, – сказал Артём. – Дивья Радж.

На том конце шум как будто выключили.

– Ты умеешь выбирать темы, – наконец произнёс Анил. – Дочь Раджа и жених Сингх. Хороший альянс. Для них.

– Я знаю её, – сказал Артём. – Давно. Очень давно. Тогда у неё не было ни альянса, ни статуса. Только ржавый гараж и книги. Сейчас у неё – всё это. И жених, о котором ты только что так красиво рассказал.

– Ты приехал, чтобы повидать её? – спросил Анил. – Романтично. Глупо. Опасно. В таком порядке.

– Я приехал, чтобы закрыть контракт, – сказал он. – А потом увидел её. И увидел самолёты, ваши, которые вы запускаете в тех, кто вам мешает. И теперь не знаю, что хуже – остаться или уехать.

Анил хмыкнул.

– Хуже всего – вмешаться, – сказал он. – Ты спрашиваешь меня как полицейского или как старого знакомого?

– Как человека, который видел, как люди исчезают из квартир ночью, – сказал Артём.

Пауза. Длинная.

– Официально я скажу так, – проговорил Анил: – «Жених уважаемый человек, бизнесмен, никаких подтверждённых данных о его причастности к преступной деятельности нет». Неофициально – я бы не хотел оказаться между ним и его невестой. Ни с пистолетом, ни без.

– Если я уеду, она останется с ним, – сказал Артём. – Если останусь – рискую. К чему ты склоняешься?

– Я склоняюсь к тому, что ты уже принял решение, – ответил Анил. – Раз ты мне звонишь не с пути в аэропорт. Но если хочешь совет… не делай вид, что ты герой. Герои умирают быстро. Делай вид, что ты бухгалтер, который случайно оказался не в той папке.

– Она в опасности? – спросил он.

– Она была в опасности в тот момент, когда родилась в этом доме, – сказал Анил. – Сейчас просто поменялись игроки. Радж продаёт долги через дочь. Сингх покупает. Ты… – он усмехнулся коротко, – ты даже не пешка. Ты человек, который случайно увидел доску. Уходи с доски или хотя бы не стой на линии удара.

– Спасибо, – сказал Артём.

– Не за что, – ответил Анил. – Если тебя всё-таки где-то найдут, скажи, что я отговаривал.

Связь прервалась.

Он сидел в полутёмной комнате, держа телефон в руке. За окном город шумел, как море. Внутри всё стихло.

Он встал, подошёл к чемодану, снова достал камень. Тот лежал на ладони тяжело, как маленький кусок другого мира. Мир, где главными вопросами были: «удастся ли высушить ботинки до утреннего рейса» и «успеем ли добежать до рынка до ливня». Мир, где обещания казались чем-то реальным, а не шуткой.

Он сел к столу, достал из кармана бумажник. Между кредиткой и визиткой немецкого офиса лежал маленький, почти стёртый от времени снимок. Детская фотография, вырезанный фрагмент из общего кадра. Девочка лет десяти, тонкая, с насмешливым взглядом и разлохмаченной косой. На заднем плане – крыша, верёвка для белья, кусок неба.

Он потратил целый год, чтобы заставить себя не смотреть на эту фотографию. Потом ещё год, чтобы придумать, почему всё-таки носит её с собой. Ответ получился простым: привычка. Привычка помнить, откуда началась трещина.

Он положил фотографию рядом с камнем. Два обрывка из жизни, которая оборвалась не по его решению. Тогда он промолчал. Тогда он выбрал. Уехать, не возвращаться, не писать. Оправдание найти было легко: ребёнок, индийский хаос, отец, который смотрит так, будто может приговорить. Это всё тогда казалось весомым.

Сейчас оправдания выглядели дешёвыми. Как поддельные накладные, которые он сегодня видел.

– Я приехал сюда, чтобы поставить точку, – сказал он вслух. Голос прозвучал чужим. – Убедиться, что у неё всё хорошо. Что она вышла замуж за кого-то приличного, живёт в стеклянном доме, читает книги, ругает отца, но улыбается. Чтобы вернуться и честно сказать себе: всё нормально, это было просто детство.

Он усмехнулся.

– А увидел, что её продают в обмен на долги, – продолжил он. – И что человек, которому её продают, запугивает полицию и вычищает бухгалтеров ночью. И что всем вокруг удобно не видеть.

Он откинулся на спинку стула, закрыл глаза. В висках стучало не от жара, не от усталости. От накопившегося понимания.

Если он уедет сейчас – всё будет, как хотят остальные. Немцы сохранят контрактную чистоту, Raj Group – презентабельность, Сингх – невесту. Дивья – статус. Мир скажет: «Такова жизнь». Его совесть скажет: «Ты опять спрятался».

Он был не герой. И никогда не пытался им быть. Он был человеком, который умеет смотреть на таблицы и видеть за ними куски человеческих судеб. Он не умел стрелять, устраивать перевороты, читать лекции про нравственность. Он умел считать.

Он взял блокнот. Открыл чистую страницу.

Вверху написал: «Риски».

И стал перечислять.

«1. Остаться – риск физический.

2. Уехать – риск моральный.

3. Вмешаться – риск сразу по двум пунктам.

4. Не вмешаться – повторить пятнадцатилетнюю историю, только с более высокой ставкой».

Он смотрел на эти строки и понимал, что никакой Excel ему не поможет. Это не та задача, где можно оптимизировать налоговую нагрузку и разрулить кэш-флоу. Здесь всё было грубо: жизнь/смерть, страх/стыд.

Он перечеркнул слово «риски» и написал: «Цена».

Потом снова посмотрел на фотографию. На камень.

Пятнадцать лет назад он потерял её, потому что испугался. Тогда это можно было назвать «незрелостью», «обстоятельствами», «культурной пропастью». Сейчас, если он отступит, это будет называться только одним словом.

Предательство.

– Я не могу обещать, что спасу тебя, – тихо сказал он, сам не понимая, кому именно он это говорит: девочке с фотографии или женщине в золотом сари, которую вчера увидел в зале. – Но я точно знаю, что не смогу жить с тем, что даже не попробовал.

Он взял камень и сжал так сильно, что костяшки побелели.

– Консультант – да, – сказал он. – Ширма – да. Свидетель – уже, кажется. Но я не готов быть ещё и соучастником.