Сверху или снизу?

Грохот пожилого мотора УАЗа заглушил последние слова Гарова.

Белла открыла комментарии под статьей:

«Василий кукиц (19:34):

Как-то пох ваще … Ниче не понял

Алина Алина (19:36):

Зачем вы это пишете? У нас что в стране своих проблем нет??

Eorew2943s (19:36):

ЗДЕСЬ САМЫЕ ЛУЧШИЕ ДЕВОЧКИ: http [адрес удален] …

Lipkiy99 (19:37):

Бред!!! Вместо этого лучше бы написали как отремонтирвали дорогу у нас в Челябинске!!! Два месяца весь город перикрывали, а теперь опять все в ямах, до детского садика идти – утонуть можно! А вы пишете непонятно что!!!!!

Курец Саша 2 (19:38):

Не позорились бы! Ваш Суслов – дарвинист. Нашли кого слушать. Лучше бы БОГУ молились!

Ireoepo33432 (19:40):

ЛУЧШИЕ ДЕВОЧКИ В ГОРОДЕ ЗДЕСЬ! http [адрес удален] …

И т. д.

И т. п.»

Машина выбралась наконец из лабиринта ухабов и с угрожающим шумом подъехала к заправке, и, когда мотор прекратился ругаться, послышался голос толстяка:

– Вы можете мне сказать, что, в конце концов, здесь происходит!? Как мне добраться до центра?

Едва головы начали поворачиваться к нему, как из остановившейся «буханки» вылез мужчина с автоматом и привлек к себе все внимание.

– Видал? – сказал он Мурзе. – Один калаш и коробка патронов, но с такой упаковкой им лет под пятьдесят, не меньше. Иваныч нашел еще пару гранат, но нас так трясло в ямах, что мы их вышвырнули от греха подальше.

– Куда? – спросил Мурза. Его обеспокоенность выдал лишь несколько недовольный голос, лицо же оставалось непроницаемым и неспособным на какие-либо гримасы. – Они что, теперь где-то на тротуаре валяются?

– Вы с ума сошли?! – вскрикнула длинная женщина. – Уберите оружие, вы что – бандиты?!

– Жанна, Жанна, – трусливо зашептал и замахал руками ее муж, любитель маленьких рубашек, – замолчи, дура!

– Сам дура, сам молчи! У вас что здесь – притон? Я не могу понять, мы куда приехали?

– Послушайте… – опять полез в разговор толстяк, но его снова прервали:

– Вы почему вмешиваетесь?! – закричала на него женщина, острая, как копье. – Уберитесь вон! – затем она повернулась к опешившим людям возле УАЗа (из машины вылезло еще двое: Иваныч, похожий на старого алкоголика с опухшим лицом, и водитель). – Прекратите махать пистолетом у меня перед носом! А если он выстрелит?

Между женщиной и УАЗом было метров пятнадцать, и оружие уже передали Мурзе.

– Вы ведь сейчас из города? – спросил Жегарин. – Что там творится? Зачем вам автомат?

Женщина посмотрела на него угрожающе, Жегарин ответил презрением.

– Почему меня все перебивают?! – Женщина сопела и размахивала руками. – Мы приехали сюда раньше вас! Станьте в очередь! – она посмотрела на пошатывающегося Мурзу. – Вы обязаны продать нам еще две упаковки гречки, раз риса вы не даете, два пака туалетной бумаги и пак минеральной воды.

– Вода теперь не влезет, – проворчал муж.

– Ты не влезешь! – огрызнулась жена. – В ноги поставишь!

– На педали, что ли? Может, мне еще в руках их везти?

– Вы уже взяли и гречку, и туалетную бумагу, и воду, – произнес Мурза. – Больше не дам. Вы здесь не одни.

– Какое право вы имеете? Вы – наемный работник! – возмутился мужчина с животом. – У нас здесь что?.. Это самое?..

– Я – человек. В первую очередь.

– Вы у меня пойдете под суд, я на вас такую жалобу напишу…

– Кому напишите?

– Что значит – «кому»? Вот кому надо.

– А кому теперь это надо?

– Там и узнаете.

Мурза вздохнул устало.

– Бог с вами, – сдался он. – Еще пять килограммов гречки и упаковку туалетной бумаги. Возьмите сами на полке, с вас шестьсот рублей.

– «Кому»! – победоносно усмехнулся мужчина и достал банковскую карту. – Столько нервов из-за шестисот рублей!

– Терминалы не работают, берем только наличными, – холодно сказал Мурза.

Мужчина застыл. Он посмотрел сосредоточенно в бумажник, потом на жену.

– У тебя есть пятьсот рублей? У меня наличными только сотня.

– У меня нет денег! – истерично взвилась женщина.

В сумочке у нее был кошелек с картами.

– Слушайте, я уже отдал вам последние наличные. Кому они нужны в наше время? Никто не платит наличными!

– Терминалы не работают, я вам повторяю, карты принять мы не можем.

Мужчина развел руками, снова тупо посмотрел в кошелек, потом на Мурзу.

– Вы надо мной издеваетесь?! – промямлил он.

– Послушайте меня, в конце концов…

Это начинал закипать игнорируемый всеми толстяк. Однако и в этот раз договорить ему не дали. Его голос заглушил режущий свист такой силы, что затряслись стекла магазина у заправки, а на деревьях затрепетали листья. В небе мелькнул неясный росчерк, прошел через пышные облака и устремился к земле, а мгновение спустя шарахнуло и заходила земля. На город грохнулось что-то огромное, и слева от заправки в небо поднялся плотный столб пыли красноватого цвета, полетели обломки и камни. Что странно, пыль распространялась не хаотично, а образуя точные геометрические формы с острыми углами.

Толстяк вскинул руки и застыл в такой позе, кондукторша вскрикнула, а Гаров машинально загородил Беллу. Девушка покраснела и опустила глаза, хотя чрезмерной скромностью она не отличалась. Жегарин сжал кулаки, а из магазина выскочил прозевавший взрыв школьник и стал сквернословить, как искушенный арестант.

Длинная истеричная женщина так перепугалась грохота, что забегала пальцами по двери машины и в конце концов упала на колени. Ее муж застыл с надутыми от ужаса губами, и только ноздри его то поднимались, то опускались – быстро-быстро.

Мужчина возле уазика, тот, что показывал автомат, громко присвистнул. Родители дали ему имя Ефим, но все знакомые почему-то звали его Самсоновичем. Он убеждал, что это совершенно нормально, и сами родители называли его то Егоркой, то Ефремкой…

– По объездной врезало, – сказал он. – Мощно долбануло, такого еще не било.

– По Свободе, думаю, – задумчиво протянул Мурза. Он вообще никак не отреагировал на удар. Лицо – как у змеи.

Жегарин обхватил ладонями голову и мученически посмотрел на Гарова. Гаров молчал.

– Полный п@#$ц! – сокрушенно проговорил толстяк. – Это просто полный и окончательный п@#$ц!

Мурза вышел из-под навеса над колонками и посмотрел в небо, потом на колючий дым.

– Ох, ехать надо, – сказал он после паузы. – Скоро поздно будет.

– Вы думаете, оно упадет на город? – костлявая женщина указала на фигуры в облаках.

– Похоже на то. По частям.

– Категорический п@#$ц, – прокомментировал толстяк и быстро провел рукой по потным волосам.

– Послушайте, но где все люди? – спросил Гаров. – Ни одной машины на дороге? Это ведь Московское шоссе? Тут же постоянное движение, дорогу перейти невозможно, а сейчас я и звуков-то никаких не слышу.

– Там такие дороги, что так просто и не проедешь, – сказал Самсонович.

– В смысле? Что с ними?

– Я вам не объясню. Пока не увидите – не поймете. Вот едешь, например, по дороге, думаешь, что ты там-то и там-то, знаешь как будто улицу, много лет здесь был, а потом смотришь – черта с два. Ты вообще где-то в другом месте, в каком-то переулке незнакомом, или на дороге за три улицы от той, на которую выезжал… Как это? Почему? Да хрен его знает почему – вот такой у меня логический ответ.

– А сейчас мы на шоссе выехали, – вмешался в разговор Иваныч. – Ну едем и едем, ну шоссе и шоссе, я тут каждый день туда и обратно. А мы едем и что-то не то. Какие-то дома пошли, какие-то улицы, магазины. Смотрим внимательно – а это КИМ. Откуда он тут? Мы по Московской трассе ехали. Поворачиваем, ладно, дальше, думаем на Евпаторийскую сейчас выберемся, к мосту. И опять что-то не то. Голову высунул, гляжу – Кечкеметская. Да едрить твою налево и шиворот тебя навыворот, думаю. Минут двадцать мучались, пока куда надо выехали.

– Вот у Кечкеметской машин больше всего было. К объездной, я так думаю, ехали.

– Да тоже одна-две, не больше, – махнул рукой Иваныч. – По городу идешь – ну где все? Человека не встретишь. Как вымерли все, ни души поганой человеческой. За час езды машин пять видели, ну, пусть, шесть… Кругом – как после чумы! Аж в сердце как-то ненормально. Как по кладбищу едешь.

– Тогда что вы нам тут рассказываете про каких-то людей?! Почему не отдаете продукты? – протиснулась в разговор женщина. – Никто больше не приедет, а я видела, что у вас там под стеллажами еще куча гречки. Хамите только женщинам на уши!

Но тут как раз послышался звук, похожий на шум мотора. Грохот чего-то большого – грузовика или автобуса – быстро нарастал. В окружавшей заправку тишине этот шум производил обескураживающее впечатление. Разговоры прервались, и даже хладнокровный Мурза уставился на трассу у заправки. В молчании они простояли, вероятно, целую минуту, прежде чем на дорогу вместо ожидаемой всеми фуры в буквальном смысле выскользнул черный, как таблетка активированного угля, куб! Куском мыла он проехался по изрытой ямами трассе, сорвался на обочину и унесся в поле. Еще некоторое время слышен был его металлический звук, теперь казавшийся совсем не похожим на шум автомобильного двигателя, и за это время никто не сказал ни слова.

– Как мне надоела эту х@#$я, – процедил толстяк.

– Инопланетяне, – сказала Лена и посмотрела на всех жалобно, – это точно инопланетяне какие-то.

– Инопланетяне вонючие, – согласился школьник.

– А что Москва? – произнес мужчина с вывалившимся пузом. – Что в Кремле-то думают?

У Жегарина вырвался нездоровый смешок. Его мнение о Кремле нарушало закон.

– А есть ли они еще – Москва и Кремль? – спросил Самсонович.

– Как?! – мужчина осунулся и побледнел.

– А что вы думаете… – Самсонович хотел продолжить, но не стал. – Ехать надо, нечего ждать.

– Нет, скоро ночь, – сказал Мурза. – Переждем на заправке. Пока соберем вещи, а поедем ближе к рассвету.

Самсонович посмотрел на темнеющее небо. Было лето и до темноты оставалось часа два, может быть, больше.

– Тогда мы сгоняем еще разок, – предложил Самсонович. – Заглянем там в охотничий, возьмем пару дробовичков. Может, кого встретим.

– Если успеете до темноты.

– Успеем.

– А куда вы поедете? – Жегарин подошел к машине.

Он воинственно смотрел исподлобья на всех по очереди.

– Попробуем добраться до куйбышатника, а там поглядим, – ответил Самсонович и не слишком вежливо осмотрел Жегарина с ног до головы.

– По Киевской?

– Уж как повезет – сказать сложно. Где дорога будет, там и поедем.

– Подвезите меня докуда сможете, мне нужно найти семью.

– Куда тебе надо?

– На Севастопольскую.

Самсонович скривился, посмотрел на Мурзу, но не прочитал в его лице ничего интересного, тогда перевел взгляд на Иваныча. Тот сплюнул. Час назад они пытались проехать к центру города, но, к удивлению всех троих, – не нашли дороги.

– Может быть, твои уже уехали, – неуверенно предположил Самсонович.

– А может быть – нет, – сердито сказал Жегарин. – Если не хотите меня брать – пойду пешком!

– Да мы то возьмем, но ты не видел города, парень. Там сейчас не найти того, что хочешь, но что не хочешь – найдет тебя само.

– Пусть так.

Самсонович пожал плечами.

– Я тоже поеду, – сказал Гаров. – Хочу посмотреть – что там, в городе, и, если придется, заскочу домой за вещами.

Сам он, конечно, думал в первую очередь о том, чтобы помочь Жегарину.

– За какими вещами? – произнес насмешливо Мурза. – Тяжело без телевизора с утюгом? Оставались бы здесь, неизвестно что сейчас в городе.

– И долго нам тут сидеть?

– Как получится.

– В одной рубашке, без еды, без воды, без вещей? Вы когда-нибудь за город выезжали? В горы ходили?

– Ох, не стыдите мне лысину бедного клерка, делайте что хотите, – Мурза отвернулся.

– Я с вами, – заявила подошедшая сзади Белла.

Гаров быстро повернулся к ней.

– Нет, оставайся с людьми, – сказал он. – Найдем Марину и, если повезет, ее машину, а потом заберем тебя с остальными. Вдвоем с Васей мы справимся быстрее.

– Я буду здесь одна сидеть?

– Мы туда и назад. Час в одну сторону, полчаса в другую.

Белла посмотрела Гарову в глаза, что случалось весьма нечасто, и прикусила губу.

– Смотрите, опоздаете хоть на десять минут – и всё, – сказала она.

– Что – «всё»?

– И считайте, что мы с вами незнакомы.

– Так мы опять познакомимся. Получше, чем в прошлый раз.

– А что было в прошлый раз?

– «Вот, это Орлова, саксофонистка». И потом целый год только – «здрасьте – здрасьте». Я твое имя узнал года через полтора после знакомства.

– Я с тех пор лучше не стала.

Гаров вдруг заметил, что у нее зеленые глаза, и они блестят под солнечными лучами, как капли дождя. Он заметил это впервые, хоть они были знакомы почти семь лет.

Толстяк в это время договаривался с Самсоновичем по-своему – вручил несколько купюр и заговорщически кивнул.

– Что это? – не понял намеков Самсонович.

– До Набережной, – произнес толстяк с недовольным видом и кивнул опять.

– У нас не автобус, еперный театр, машина не резиновая!

Толстяк покачал головой, впрочем, с некоторым удовлетворением, отмечая про себя деловую хватку Самсоновича, и протянул еще несколько купюр не самого, однако, крупного номинала.

– Да на что вы мне их суете! – отмахнулся Самсонович. – Оставьте себе, смотрите и радуйтесь.

Мурза ушел в магазин, а толстяк стал пихать рубли Иванычу. Тот, в отличие от своего товарища, принялся распихивать заработанное по карманам, заулыбался.

– Буду я тут сидеть и ждать не пойми чего! – говорил толстяк сумрачно. – У меня в городе дом, машина. Меня люди ждут…

Последним, без лишних уговоров, в «буханку» влез «заяц», влез, как водится, безбилетником, и все так устали от долгих сборов, что никто не обратил на него внимания. «Заяц» улыбался и посмеивался. Пока не захлопнули двери, вернулся Мурза и сунул Самсоновичу несколько фонарей – на всякий случай.

– У вас в городе кто-то есть? – спросил Гаров сидевших на скамейке стариков, не принимавших участия в разговоре. – Может быть, мы сможем зайти…

Женщина начала было какой-то долгий рассказ с предисловием из событий сорокалетней давности, но мужчина тут же прервал ее и сообщил, что дети и внуки давно уехали и живут далеко. Мужчина махнул рукой, мол, нечего за них переживать, без нас справятся, бестолочи, но лицо его было хмурым и страдальческим.

Кондукторша сидела отдельно от всех, перепуганная и тихая.

Наконец Гаров кивнул на прощание Белле, и машина покатила зигзагами между дорожными выбоинами. Мотор стучал глухо и гневно, но скоро затих вдали, и, когда машина зарылась в кусты, обрамлявшие узкую улочку, поднялся скрипучий ветер. Он нахально трепал плохо прицепленный щиток над навесом заправки, и быстро похолодало. Старики и кондукторша ушли в магазин, где возился Мурза. Анна Изабелла задержалась, поежилась от неожиданного холода и в монотонной песне ветра услышала какой-то костлявый треск в рощице неподалеку.

Глава восьмая

Тяжелые угловатые прямоугольники и темные цилиндры, окутанные плотными тучами, заслонили небо и падающее к горизонту солнце. Темнело стремительно, и, когда УАЗ выехал на дорогу между складами, пришлось включить фары. Над крышей нависали деревья, царапались когтями ветвей.

Хищную тишину разгонял шум мотора. За двадцать минут на дороге не попалось ни одной машины, ни одного живого существа не ходило по тротуарам и не видно было птиц. Лишь сумрачные тени ускользали от робко дрожащего света фар.

Водитель прижался носом к лобовому стеклу и пучил глаза, чтоб ни в коем случае не въехать на черную проплешину на дороге. Еще в свою первую поездку пару часов назад он видел разорванные на части машины, влетевшие опрометчиво в трещины и разломы асфальта. Тормоза УАЗа хрипели и крякали, и машина медленно выписывала орнаменты на дороге.

– Что было в новостях? – негромко спросил Жегарин.

Гаров задумался.

– Гравитационное смещение, – произнес он. – Или искажение… Или искривление…

– Что это значит?

– По-моему, журналисты сами не разобрались.

– Им не привыкать.

Склады сменились одноэтажными базами. За заборами стояли фуры. Жегарин, сидевший у двери и напряженный, как бомба перед взрывом, увидел свисающие с деревьев нитки, похожие то ли на гирлянды, то ли на лианы. Ему показалось, что нитки эти шевелятся, словно змеи. Жегарин засуетился у окна, ему захотелось посмотреть поближе, но Самсонович покосился на него и произнес недовольно:

– Не суйся никуда, парень, сиди спокойно.

Повисшие на деревьях нитки как раз задвигались у окна. Вблизи было видно, что они склеены из каких-то слизистых овалов, похожих на большую фасоль.

– Что это такое? – спросил Жегарин.

– Кто знает? Здесь все меняется каждые полчаса. Прошлый раз, когда возвращались к стоянке, мы здесь не смогли проехать, потому что дорога была перекрыта какими-то… – Самсонович задумался. – Чем она была перекрыта, Иваныч?

– Какой-то х@#$%й, – сидевший впереди Иваныч повернулся и очень серьезно кивнул.

– Какой-то х@#$%й, – согласился Самсонович. – И если дорога, по которой мы добирались к заправке, еще свободна, то и так мы сможем довезти вас в лучше случае до Детского парка, не дальше.

– Потому что там тоже все перекрыто какой-то х@#$%й, – пояснил Иваныч.

– Самой что ни на есть.

– Что за х@#$я? Как она выглядит? – спросил Жегарин.

– По-всякому. Когда увидите ее, сразу скажите: «Что за х@#$я!» – вот это она и будет.

Когда подъехали к первым многоэтажкам – стемнело окончательно. Ночь пришла густая и вязкая. Гаров посмотрел на часы – немногим больше восьми. Обычно в это время еще светло. А сейчас лишь мерцающие где-то далеко молнии, видимые между домами, бросали злые отсветы в шипастое небо.

В некоторых окнах горел свет. Этот свет в темноте был похож на глаза затаившегося хищника. Свет казался холодным и одиноким. Гаров втянул голову в плечи.

– В домах еще остались люди, – сказал он.

Водитель посмотрел на свет в окне, потом опять на дорогу, потом опять на свет, и Гаров все ждал, что он что-то скажет, но водитель промолчал, и молчание это было ответом.