Невеста по контракту

– Можно просто «шейх», – сказал он. – Или «вы». Здесь мы в неформальной обстановке.

Он сел в кресло напротив, на удобном расстоянии: не слишком близко, чтобы давить, и не слишком далеко, чтобы отдалять.

– Как перелёт? – спросил он. – Не сильно устали?

– Нормально, – сказала Маша. – Немного. Но всё хорошо. Здесь… красиво.

– Здесь – удобно, – поправил он мягко. – Красиво – это для туристов. Вам важнее, чтобы было безопасно.

Слово снова щёлкнуло где‑то внутри.

О безопасности ей сегодня говорили все, кому не лень.

– Вам всё объяснили в агентстве? – он смотрел внимательно, не отводя взгляда. – Условия? Порядок? График?

– В общих чертах, – ответила она. – Я читала контракт.

– И всё равно приехали, – констатировал он.

Это прозвучало не как вопрос, а как факт, в котором он искал нечто большее.

– Да, – сказала Маша. – Всё равно приехала.

Он на секунду отвёл взгляд, словно что‑то сверяясь в себе, и налил себе воды из графина. Предложил ей жестом – она отказалась.

– Люди редко приезжают сюда случайно, – сказал он. – У каждого есть своя причина. Иногда – несколько. Деньги, желание начать с чистого листа, проблемы дома. Иногда – просто усталость. От того, как всё устроено.

Маша молчала.

Было неприятно осознавать, насколько точно он описал то, что она сама не формулировала даже в чате с подругами.

– Я не спрашиваю, – продолжил он, – почему вы здесь. Это ваше дело. Но мне важно, чтобы вы понимали: контракт – это не клетка. Это рамки. В этом регионе без рамок нельзя.

«Клетка» и «рамки» в её голове выглядели очень похоже.

Разница была только в цене и качестве отделки.

– Рамки, – повторила она. – Я понимаю.

Он чуть наклонил голову.

– Вы – юрист, Мария, – сказал он вдруг.

Она вздрогнула.

– Откуда вы знаете?

– У меня есть привычка читать анкеты тех, кто приезжает жить в моём доме, – спокойно ответил он. – Юристы видят то, чего не видят другие. Это хорошо. И иногда неудобно.

– Для кого? – спросила Маша. – Для юриста или для тех, кто с ним заключает контракт?

Он впервые коротко, по‑настоящему улыбнулся.

– Для всех, – сказал он. – Но вы можете это использовать. В своих интересах.

Он на секунду замолчал, потом добавил уже в другом тоне:

– Сегодня с нами должны были быть ещё двое членов семьи, но обстоятельства изменились. Так что этот вечер – просто разговор. Без протокола. Я хотел увидеть, кто стоит за подписью.

Фраза попала точно.

«Кто стоит за подписью» – это был уже её язык.

– И что вы видите? – спросила Маша, сама удивляясь своей смелости.

Он посмотрел внимательно, чуть медленнее обычного.

– Человека, который умеет читать между строк, – сказал он. – И который всё равно согласился на то, что прочитал.

Он поставил стакан на стол.

– Это всегда интереснее, чем просто “я не читала, но поставила подпись”.

Когда ужин закончился – лёгкие блюда, немного разговоров ни о чём, парочка вежливых вопросов о Москве – Маша почувствовала странное облегчение.

Он не был ни принцем из сериалов, ни чудовищем из страшилок. Опасность от него исходила другого рода: он привык распоряжаться пространством, людьми, решениями. И не считал это чем‑то необычным.

На прощание он сказал:

– Завтра вы встретитесь с частью моего семейного круга. Это важнее, чем кажется. Люди вокруг меня – это часть ваших будущих рамок.

Она кивнула.

Когда Маша вышла из резиденции и снова села в машину, воздух показался ей на полтона тяжелее.

Нур, встретив её у лестницы, сразу спросила:

– Как вы? Всё прошло хорошо?

– Да, – сказала Маша. – Всё… очень вежливо.

Машина тронулась.

За окном снова проплывали пальмы и подсветка, как в заставке сериала. Только теперь Маша знала точно: она не зритель. Её имя уже в титрах.

Глава 5. Чужая заколка

Первое утро в резиденции началось не с будильника, а с тихого шороха за дверью.

Маша открыла глаза и какое‑то время не понимала, где потолок и почему свет такой мягкий. В Москве её всегда будило серое пятно на стене напротив и шум соседской дрели. Здесь – ровный, почти гостиничный свет и тишина, нарушаемая только шепотом кондиционера.

– Miss Maria? – донёсся из‑за двери осторожный голос Нур. – Я оставлю завтрак здесь, хорошо?

– Да, – хрипло отозвалась Маша. – Спасибо.

Она слышала, как дверь приоткрылась, как поставили поднос на столик у спальни, как снова тихо прикрыли. Ни одного лишнего звука. Всё по правилам, всё «не тревожа».

Вставать не хотелось.

Но гораздо меньше хотелось лежать в постели и думать о том, что вчерашний вечер с шейхом был не сном. Он действительно назвал её юристом, действительно сказал «вы не случайно здесь», и действительно выглядел человеком, для которого рамки – такая же естественная часть жизни, как кондиционер в этом доме.

Маша выдохнула, села и спустила ноги на ковёр. Ковёр был мягкий, почти тихий.

Она дошла до двери, приоткрыла её и увидела поднос: кофе, омлет, фрукты, маленький кувшинчик с чем‑то белым.

«Компенсация за паспорт», – подумала она, и стало чуть легче.

После завтрака Нур пришла уже официально – постучав и дождалась разрешения войти.

– Сегодня у вас свободное утро, – сказала она. – Потом Самир отвезёт вас на небольшой тур по городу, чтобы вы познакомились с местом. Вечером – ничего официального. Можете отдыхать.

– Тур по городу с координатором, – повторила Маша. – Очень свободно звучит.

Нур смутилась, но не стала спорить.

– Такие правила, – мягко ответила она. – Новым гостям не рекомендуют гулять одним. Вам ещё сложно ориентироваться, язык, жарко…

– Я поняла, – перебила Маша. – Спасибо.

Нур уже собиралась уйти, когда Маша заметила на краю гардеробной что‑то блеснувшее.

Маленькая серебристая заколка лежала на полу, наполовину задвинутая под тумбу.

Не из тех, что выдают вместе с «набором первой невесты»: у тех был аккуратный минималистичный стиль. Эта – с цветочком, чуть по‑детски, но аккуратно сделанная.

– Нур, – позвала Маша. – А это чья?

Та остановилась, вернулась и наклонилась. Лёгкое движение, заколка в пальцах.

На долю секунды лицо Нур изменилось. Совсем чуть‑чуть – как будто будто дрогнула маска.

Потом улыбка вернулась.

– Наверное, уборщица уронила, – сказала она быстро. – Я отдам ей. Не переживайте.

– Уборщица носит такие? – Маша не удержалась. – С цветочком?

– У всех бывает, – Нур пожала плечами, уже двигаясь к двери. – Я уберу.

Заколка исчезла так же быстро, как и появилась.

Но ощущение было, будто кто‑то на секунду приоткрыл маленькую щель, а потом поспешно захлопнул.

Днём Самир действительно устроил «небольшой тур»: машина по кругу провезла её по набережной, мимо торговых центров, пары достопримечательностей. Маша смотрела на город как из аквариума: красиво, но через стекло.

Он показывал объекты, называл районы, объяснял, где лучше «всегда быть с сопровождающим».

– Здесь много туристов, – говорил он. – Но ваш статус всё‑таки не туристический. Вы должны помнить о безопасности.

– Мне уже много раз об этом сказали, – отозвалась Маша. – У меня создаётся впечатление, что это слово в этой стране чаще используют, чем «здравствуйте».

Самир улыбнулся.

– Безопасность – это важно, – повторил он. – Особенно для женщин. Особенно для тех, кто находится под защитой известной семьи.

Она посмотрела на своё отражение в стекле: аккуратная, слегка уставшая женщина в неброском платье, волосы убраны, взгляд внимательный.

«Под защитой известной семьи» – звучало как благословение и как приговор одновременно.

Вечером дом казался ещё тише, чем утром.

Нур принесла ужин, извинилась и сказала, что у неё сегодня смена заканчивается раньше. Маша осталась одна – только она, бассейн за стеклом, звуки далёкого шоссе и тихое шипение кондиционера.

Она решила пройтись по дому. Не как гость – как человек, который пытается понять, где находится.

Гостиная, кухня, маленький кабинет.

В кабинете – пустой стол, стул, встроенный шкаф с пустыми полками. На одной из полок она заметила еле заметный след от книги – светлый прямоугольник на слегка потемневшем дереве.

«Кто‑то здесь что‑то читал», – подумала Маша. – «Не декор, а по‑настоящему».

Она открыла два нижних ящика стола – пусто. В третьем лежал только блокнот с логотипом агентства и ручка.

В коридоре, ведущем к запасному выходу, на стене была небольшая потертость, будто сюда часто опирались плечом.

У двери на террасу – еле заметная царапина на ручке.

Мелочи. Но Маша знала, что именно из таких мелочей собирается картинка.

Вернувшись в спальню, она застыла на пороге.

На тумбочке рядом с кроватью лежал белый конверт. Такого утром не было.

Она подошла, взяла. На конверте не было ни имени, ни логотипа.

Внутри была одна карточка.

На ней – всего три строки, набранные ровным, безэмоциональным шрифтом:

«Если ты читаешь это, значит, ты теперь живёшь здесь.

Не верь, что всё будет так, как написано в контракте.

Если сможешь – уйди до первого семейного ужина».

Подписей не было.

Только в углу, едва заметно, стояла маленькая точка от синей ручки – как будто кто‑то начал ставить свою букву, но передумал.

Маша села на край кровати, держа карточку двумя пальцами.

В голове мгновенно всплыла заколка с цветочком, взгляды Нур, фраза Самира «вы не первая».

Уйти до первого семейного ужина.

– Поздно, – сказала она вслух. Голос прозвучал неожиданно уверенно. – С шейхом я уже ужинала. Осталась семья.

Она поднялась, подошла к окну и посмотрела во двор.

Там всё было так же: ровный газон, тёмное зеркало воды, мягкий свет фонарей.

Только теперь картинка перестала быть просто красивой.

В ней появился невидимый контур – чужая жизнь, которая уже прошла по этим комнатам и оставила одну заколку и одну карточку с советом, которым она не успела воспользоваться.

Глава 6. Консульство

На следующий день Самир появился точнее швейцарских часов.

– Готовы к выезду? – спросил он в дверях гостиной, будто речь шла о походе в торговый центр, а не о вылазке за периметр золотой клетки. – Сегодня у нас культурная программа.

– Культура – это хорошо, – ответила Маша. – Особенно если она на свежем воздухе.

Самир вежливо улыбнулся, но на шутку не отреагировал.

Первым пунктом программы оказался музей – холодный, белый, с идеальной подсветкой экспонатов. Маша ходила между стендами, слушала сухой голос гида про историю эмирата и ловила себя на мысли, что больше всего в этом городе ценится именно контроль: над песком, над водой, над небом.

– Вам нравится? – спросил Самир у выхода.

– Впечатляет, – дипломатично сказала она. – Особенно то, как здесь умеют всё держать в руках.

– Это важно, – кивнул он, как будто она сказала комплимент. – Без контроля не было бы всего этого.

«Без контроля не было бы и моего контракта», – подумала Маша, но вслух не сказала.

Вторым пунктом был торговый центр, третий – набережная. Всё выглядело так, словно ей показывают открытки, а не реальную жизнь. Ни одного случайного поворота, ни одного шага в сторону.

Только к концу маршрута она заметила, что дорога вдруг изменилась.

Машина свернула не туда, где они уже проезжали вчера, а в другой район. Высотки поредели, появился флаг, герб, более строгий фасад здания впереди.

– А это что? – спросила Маша.

– Небольшой организационный момент, – спокойно ответил Самир. – Нам нужно заехать в одно место по поводу ваших документов. Это займёт пятнадцать минут.

Маша посмотрела на здание и сразу узнала знакомый триколор.

– Консульство? – уточнила она.

– Да, – кивнул Самир. – Вам нужно подписать одну форму. Мы договорились заранее. Это формальность.

Слово «формальность» после последних дней вызывало у неё физическую аллергию.

Но именно про консульство она сама спрашивала в контракте. Кажется, Вселенная решила проверить, насколько искренни были эти вопросы.

Внутри было прохладно и до боли знакомо.

Не мрамор и фонтаны, а обычный коридор, пластиковые стулья, очередь из людей с папками. Воздух пах бумагой, тонером и лёгкой нервозностью.

– Проходите сюда, – Самир кивнул на дверь сбоку. – Вас ждут.

Он остался в коридоре. Маша на секунду задержалась – странно было оставлять своего «надзирателя» снаружи, – но потом толкнула дверь.

Кабинет был небольшой. Стол, два стула, шкаф с папками. У окна – мужчина лет сорока пяти в рубашке с закатанными рукавами. На бейджике – фамилия и мелким шрифтом надпись: «Временный поверенный».

Он поднял голову, увидел её, кивнул.

– Мария Сергеевна? – уточнил он.

– Да, – сказала Маша. – Здравствуйте.

– Присаживайтесь, – он указал на стул. – Я – Олег Викторович. Вы уже какое‑то время в Эмиратах, верно?

– Второй день, – ответила она. – Если быть точной.

– Второй день, – повторил он, открывая папку. – А чувствуется?

– Как будто – дольше, – честно сказала Маша.

Он ухмыльнулся уголком губ.

– Это нормальное ощущение, – заметил он. – Садитесь, давайте без лишнего официоза.

Она села.

На столе перед ним лежала папка с её фамилией, рядом – тонкая кипа бумаг.

– Сразу поясню, – начал он. – Официально вы здесь по линии частного контракта с местной компанией и… определённым лицом. Не будем делать вид, что мы не знаем, кто это. Нам пришло уведомление о вашем прибытии, поэтому мы вас «берём на карандаш».

– Приятно знать, что хоть кто‑то меня берёт на карандаш в мою пользу, – попыталась пошутить Маша.

– Это как посмотреть, – спокойно отозвался он. – Расскажите, пожалуйста, вы добровольно подписали контракт?

Вопрос был задан обычным тоном, но в нём звучало то, чего не было в голосах Самира и Лены: настоящая заинтересованность.

– Да, – ответила Маша после короткой паузы. – Я читала. Вопрос в том, насколько добровольно человек делает такой выбор… Но физического принуждения не было.

– Понятно, – кивнул он, делая пометку. – Вас до прибытия кто‑нибудь пугал? Говорил, что если вы откажетесь, будут последствия?

– Нет, – сказала Маша. – Наоборот. Все очень… вежливые.

Он посмотрел на неё поверх очков.

– Вежливость – это часто первый слой, – произнёс он. – Дальше бывает по‑разному.

Он перелистнул страницу.

– Мы обязаны с вами провести короткую беседу, – пояснил он уже более формально. – Уточнить, не нарушены ли ваши права, оставить контакты на случай, если что‑то пойдёт не так. Это стандартная процедура для тех, кто вступает в подобные соглашения.

– «Вы не первая», – вырвалось у Маши.

Олег поднял бровь.

– Вот это как раз правда, – сказал он. – Вы не первая.

Он повернул к ней одну из страниц, так, чтобы она могла видеть, но не трогать.

Она увидела столбик фамилий. Некоторые были зачёркнуты, рядом стояли пометки: «вернулась», «смена статуса», одно лаконичное «исчезла».

– Мы не можем официально вмешиваться в частные договорённости граждан, – продолжал он. – Но у нас есть глаза и память. Ваша фамилия – новая в этом списке.

Маша почувствовала, как внутри что‑то холодеет.

– Что значит «исчезла»? – спросила она, кивнув на слово.

– Это значит, – спокойно ответил он, – что человек перестал выходить на связь. Родственники не получают от него известий. Местные власти говорят, что контракт расторгнут, и всё. Мы не можем доказать обратное. Пока.

«Пока» прозвучало, как очень слабое утешение.

– И вы… – Маша сглотнула. – Вы знаете, что сейчас я живу в доме, где до меня кто‑то уже жил?

– Я знаю, что большинство таких домов не пустуют, – сказал он. – И что привычка делать вид, будто каждый раз – это «впервые», очень удобна для всех участников, кроме одной стороны.

Он откинулся на спинку стула.

– Мария, – перешёл он на более личный тон, – я не могу вам сказать «немедленно собирайте вещи и летите домой». Во‑первых, вы сюда уже прилетели. Во‑вторых, у вас есть контракт, и с точки зрения местного закона всё чисто. Но у вас есть право: понимать, где вы находитесь, и что у некоторых до вас этот опыт кончился… мягко говоря, непонятно как.

Она вспомнила записку: «Если сможешь – уйди до первого семейного ужина».

– У тех, кто… исчез, – осторожно спросила Маша, – был этот… «семейный ужин»?

Олег посмотрел на неё пристальнее.

– У многих из них было что‑то подобное, – ответил он. – Момент, когда частная договорённость переходит в плоскость семейных интересов. После этого всё становится… сложнее.

Он придвинул к ней листок бумаги.

– Здесь мой служебный номер и общий телефон линии для граждан, – сказал он. – Запомните или сфотографируйте. Не храните это в виде заметки с пометкой «консульство», не пересылайте в явном виде. Если почувствуете, что что‑то идёт не так, звоните. Хоть ночью.

– А что я должна чувствовать, чтобы понять, что «идёт не так»? – спросила Маша. – Паспорт уже у них. Камеры в каждом углу. Это считается?

Он чуть усмехнулся, без веселья.

– Это считается «так, как здесь принято», – ответил он. – «Не так» – это когда вы понимаете, что вас лишают выбора: вы не можете уйти даже теоретически. Или когда на вас начинают вешать ответственность за чужие решения. Или когда вдруг выясняется, что вы «знаете слишком много».

Записка в конверте, заколка, список с пометкой «исчезла» – все эти элементы мгновенно встали в одном ряду.

– Я поняла, – сказала Маша тихо.

Он кивнул, будто чего‑то ждал.

– И ещё, – добавил он. – Постарайтесь не строить здесь из этого романтическую сказку. Это не кино. Богатый мужчина, красивая жизнь, контракт вместо росписи в ЗАГСе… Всё это может выглядеть как сюжет сериала. Но последствия у реальной истории совсем другие.

– Я юрист, – напомнила она. – Я умею читать последствия.

– Тем лучше, – сказал он. – Тогда используйте свою профессию так же, как они используют ваши эмоции. Это ваш единственный настоящий ресурс здесь.

Он закрыл папку, разговора, казалось, было достаточно.

– Форму подпишете у секретаря, – закончил он уже официальным тоном. – Если что – вы знаете, где нас найти.

В коридоре Самир ждал её, опершись о стену и просматривая что‑то в телефоне.

Когда она вышла, он выпрямился.

– Всё в порядке? – спросил он.

– Да, – ответила Маша. – Просто «формальности».

Слово прозвучало так, как он сам его употреблял.

Он удовлетворённо кивнул, словно услышал правильный пароль.

По дороге обратно он говорил о погоде, пробках, новых проектах в городе.

Маша смотрела в окно и думала о столбике фамилий, о слове «исчезла» и о том, что где‑то между дорогим салоном агентства и этим неприметным кабинетом её жизнь разделилась ещё на одну невидимую линию: она сама и её фамилия в чужой папке.

Когда ворота резиденции снова бесшумно закрылись за машиной, она поймала себя на мысли, что звук этот теперь слышится ей иначе.

Не как «безопасность», а как чьи‑то любимые кавычки вокруг слова «дом».

Глава 7. Женский круг

– Сегодня вас ждут гости, – сказала Нур утром, аккуратно раскладывая на кровати два платья на выбор. – Точнее, вы станете гостьей. Приедут женщины из семьи.

Маша смотрела на платья словно на варианты маски.

Одно – светло‑бежевое, почти сливающееся со стенами. Второе – насыщенного изумрудного цвета, скромное по фасону, но слишком заметное по оттенку.

– Какое «правильное»? – спросила она.

Нур задумалась на секунду.

– Бежевое – безопасно, – честно сказала она. – Зелёное… красиво. Но вас лучше запомнят.

– А мне лучше? – уточнила Маша.

– Это зависит, – ответила Нур уклончиво. – С кем вы хотите, чтобы вас запомнили.

После вчерашнего визита в консульство слово «запомнили» приобрело новый вес.

Маша выбрала бежевое.

До обеда дом был необычно шумным.

По двору проезжали машины, кто‑то давал распоряжения на арабском, хлопали двери. В гостиной меняли блюда на столе, переставляли вазы, проверяли посуду.

Маша чувствовала себя декорацией, которую готовят к постановке. Её попросили пока оставаться наверху.

– Мы позовём вас, когда все соберутся, – сказала Нур. – Так положено. Сначала – семья, потом – вы.

Слово «сначала» прозвучало как напоминание: в этой иерархии она – не центр, а приложение.

Она ходила по спальне, пыталась читать новости в телефоне, но взгляд всё время возвращался к записке, спрятанной в блокноте.

«Если сможешь – уйди до первого семейного ужина».

Уже не смогла. Значит, остаётся только пройти через него максимально открытыми глазами.

Когда Нур пришла за ней, Маша впервые за эти дни ощутила что‑то вроде настоящего волнения. Не страх – именно тот тонкий, знакомый по судебным заседаниям мандраж: когда вроде бы всё подготовлено, но человеческий фактор никто не отменял.

– Готовы? – спросила Нур.

– Насколько это вообще возможно, – ответила Маша.

Они спустились вниз.

Гул голосов стал различим ещё на лестнице – женский смех, чьи‑то вкрадчивые интонации, короткие фразы на арабском.

Гостиная теперь была иной.

На диванах – женщины разных возрастов, от совсем молодых до пожилых. На одних – абайи и платки, на других – европейские платья, но очень закрытые. Все ухоженные, с аккуратным макияжем и тем самым особым взглядом тех, кто привык жить внутри системы, а не снаружи.

Шейха пока не было видно.

– Это она? – тихо, но вполне различимо спросила кто‑то по‑русски с характерным акцентом.

– Да, – ответил другой голос. – Невеста.

Маша почувствовала на себе десятки глаз одновременно.

Нур подвела её к дивану, где сидела женщина среднего возраста с дорогими украшениями и спокойным, почти тяжёлым взглядом.

– Мария, – сказала Нур, – это Хана, старшая сестра Его Высочества.

Хана протянула руку – не для рукопожатия, а скорее как жест оценки. Маша слегка наклонилась, соблюдая дистанцию, и всё же коснулась её пальцев.

– Добро пожаловать, – сказала Хана на хорошем английском. – Мы рады видеть вас здесь.

– Спасибо, – ответила Маша на русском, затем повторила на английском. – Для меня это… новый опыт.

– Для всех это когда‑то был новый опыт, – заметила Хана. – Присаживайтесь.

Маша опустилась на край дивана.

Рядом, чуть в стороне, сидела молодая женщина в строгом чёрном платье, с открытым лицом и внимательным взглядом. Она молчала, но Маша чувствовала, что именно она разглядывает её не как наряд, а как досье.

– Это Лейла, – представила Хана. – Наша двоюродная сестра. Она занимается благотворительными проектами.

«И, возможно, чем‑то ещё», – мысленно добавила Маша.

Разговор поначалу был безобиден.

Её спрашивали о Москве, о погоде, о том, сложно ли привыкать к жаре. Кивали, когда она осторожно шутила про кондиционеры и московский снег. Несколько раз прозвучали фразы в стиле «наши страны так разные, но людям везде хочется одного и того же».

Шейх появился позже, почти незаметно, и устроился в кресле чуть поодаль – присутствующий, но не доминирующий. Время от времени он подключался к разговору, бросал короткие реплики, переводил какие‑то сказанные по‑арабски фразы на английский для Маши.

И всё было бы почти комфортно, если бы не одно «но».

В какой‑то момент, когда ей наливали чай, Маша заметила на запястье Лейлы тонкий серебристый браслет.

Браслет с маленьким подвесом в виде цветка.

Почти такой же формы, как та заколка, которую Нур накануне объявила «вещью уборщицы».

Маша поймала себя на том, что слишком пристально смотрит на руку Лейлы. Та заметила взгляд, слегка улыбнулась.

– Понравился? – спросила она. – Подарок.

– Красивый, – сказала Маша. – У меня когда‑то была похожая… вещь.

– Здесь многие любят такие, – сказала Лейла. – Они… популярны.

Слово «популярны» странно прозвучало рядом с браком по контракту и фамилией в папке консульства.

После чая разговор сменил тему.

Хана стала рассказывать о семейных мероприятиях, на которые Мария «возможно, будет приглашена»: благотворительные вечера, приёмы, закрытые ужины.

– Вы должны понимать, – говорила она, – что быть рядом с нашим братом – это не только личная история. Это всегда немного… публичность. Люди смотрят. И не всегда доброжелательно.

– В России тоже смотрят, – ответила Маша. – Просто другие люди.

– В России вы могли уйти и исчезнуть в толпе, – заметила Лейла. – Здесь толпа меньше. И она очень внимательно всё запоминает.

Фраза прозвучала почти дословной рифмой к словам Олега Викторовича: «мы всё запоминаем».

В какой‑то момент разговор свернул на тему «как тяжело женщинам в современном мире».

Хана говорила о традициях, Маша – о московских офисах и стеклянных потолках, кто‑то из младших женщин вставлял реплики про соцсети и давление идеального тела.