Полная версия
Ну а среди людей, которые отправляются в Восточную Сибирь за казенный счет, преобладают женщины. Еще не хватало, чтобы русская Сибирь стала такой, как те представители «золотой молодежи», что отправляются на пять лет служить в Иркутск и Нерчинск.
Еще важным делом для налаживания отношений с Китаем стала отправка послом с делегацией Михаила Илларионовича Воронцова. Сильно повезло, что бывший вице-канцлер отправился в Китай еще до церемонии погребения, иначе несомненно, так же попался бы на попытке заговора. Но я объяснил Воронцову, что от его работы многое зависит, прежде всего, судьба и самого Воронцова и всего его клана.
Я хотел получить от Китая изменение Нерчинского договора, который был подписан еще в прошлом веке. По этому договору есть очень интересная земля, которая должна находится в «серой» зоне и ни одна из сторон не может там обосновываться. Мне нужен был Владивосток, вернее место, где должен быть этот город. В свете последних событий и русской экспансии в Тихом океане Владивосток может стать важным пунктом. Это и торговля с Китаем товарами, которые будут приходить из Америки, Гавайев, Аляски. Охотск имеет осложненное положение из-за климатических условий и географии.
Вот и была главная цель русского посольства Воронцова – добиться границы по реке Амур. Для этих нужд, кроме слов, предусматривается значительная сумма денег, как для взяток китайским сановникам, так и для прямой покупки территорий. Не получится? Придется тогда силой!
– Ваше Величество! К Вам… Екатерина Алексеевна, – подбирал слова Илья.
– Илья, пока нету иного решения, то она Великая княгиня! – усмехнулся я.
Каждый, кто не вспоминал про Катерину, всегда тушевался, как именно ее назвать. Вроде бы и Великая княгиня, но мое отношение к жене неоднозначное для меня самого, не говоря уже об моем окружении.
– Ваше Величество! – Екатерина Алексеевна поклонилась.
– Присядь Катя, поговорим! – сказал я и указал на диван, который был собран по моим чертежам.
– Ты ко мне так не обращался уже…– Катерина задумалась.
– Давно! – ответил за нее я.
– Очень! – сказала Катя.
– Зачем под пулю полезла? – задал я самый волнующий меня вопрос.
Ну никак не складывались обстоятельства, чтобы Катерина, вдруг, решила закрыть меня собой от смертельной пули. Скорее должно было произойти обратное.
– Я не знаю! Тогда я не думала, только чувствовала, что иначе нельзя! – ответила Екатерина и понурила головой.
– Ты пока спасла себя от монастыря. Да, я собирался отправить тебя в обитель, – наблюдая, как просияла Екатерина, поспешил добавить дегтя. – Мы не вместе. Я не могу тебя принять, как свою жену, но принимаю, как мать наших общих детей. Никаких измен!
– Ты так же? – спросила Екатерина чуть нахмурившись.
– Ничего публичного, никаких более влюбленностей! Но это не тебе уступка, это мое решение! – жестко ответил я.
– Из-за нее? – выпалила Екатерина и сжалась.
– Не смей о ней говорить! – прошипел я, но взял себя в руки и продолжил. – У меня есть сын Милош и, если хочешь оставаться при мне, условием еще одним будет то, что отнесешься к нему благосклонно.
– Я читала «ведомости» и была к тому готова. Мы многое пережили и много наделали глупостей, ребенок в том не виновен. Да, я собираюсь больше уделять внимание и своим детям и не забуду о Милоше, – отвечала Екатерина.
– Нет, дорогая, дети будут под моим контролем, их воспитание и обучение. Ты отдавай им материнскую ласку, и там посмотрим, как жить станем далее, – я улыбнулся, появилась некоторая легкость. – Ты не будешь императрицей, коронован буду только я. Так же подпишешь письмо, в котором целуешь крест, что не станешь регентом, чтобы не случилось, тем более императрицей. И как только начнешь общение будь то с гвардейцами, с чиновниками, если того не потребуют порученные тебе дела… отдельная келья в Покровском монастыре будет постоянно свободна.
– Ты жесток! – задумчиво сказала Екатерина.
– Я думаю, что проявляю милосердие! Меня до все еще терзает вопрос зачем ты меня прикрыла? Но об этом после, – я попытался встать, но сделал это столь неуклюже, что плюхнулся в кресло.
– Ха-ха! Прости, я напряжена и потому смеюсь! – поспешила оправдаться за свое веселье Екатерина.
– Подай вон те бумаги! – я казал пальцем на синею папку в шкафу.
Екатерина встала, бросила на меня смешливый взгляд, после подала папку.
– Тут, – я не стал реагировать на изменившееся настроение жены. – Прожекты университетов. Я собирался поручить это дело Ивану Шувалову, но он пока не в состоянии работать. В ближайшее время я собирался организовать три университета. Один в Петербурге, один в Казани, один в Крыму. Денег на это дал Шувалов. Четыреста тысяч рублей можно использовать только на организацию. Поручаю это дело тебе. Переписывайся с кем угодно, но нужны профессора, присматривайся к студеозусам из Московского университета. Чему учить и как я вижу университеты – все это изложено в бумагах. Справишься, будут еще прожекты. Пока ты ограничена в передвижении, по сему думай, что и кому поручить. Все назначения согласовывать со мной.
– Вот так, не отправил в монастырь, так закрепостил! – сказала Екатерина, впрочем, без особого осуждения.
– Ступай! Нам еще нужно научиться жить не вместе, но рядом! – сказал я и попытался выдавить из себя улыбку, получилось плохо.
– А тебя повязка на глазу даже красит! – сказала Екатерина и вышла из кабинета.
– Ага! Любительница одноглазых! Своему Потемкину об это расскажешь! – пробурчал я. – Или не расскажешь, скорее всего.
Ее топили, но она не утонула, надеюсь не потому, что является тем, что не тонет. Ее отсылали, но она возвращается. Делает так, что я остаюсь благодарен за спасение и тем самым выторговывает себе индульгенцию. Но, вот же… сильная женщина, может без всяких своих закидонов и послужит для России.
А еще мне стали доступны некоторые документы взаимоотношений Петра Великого и его сына Алексея. Мальчик так и рос с кучей комплексов, обделенный женским, да и отцовским вниманием. Вырос не рыба ни мясо, только характера и хватило, чтобы пойти на подростковый конфликт со всемогущем папой. Чем все закончилось, знаем! Пусть мои дети видят мать, видят не любовь, так сотрудничество. А я обложу Екатерину такими условностями и вниманием, чтобы знать не то что о ее действиях, но и о мыслях. В нормальной семье должен воспитываться нормальный, а, может и более великий, чем я, правитель Российской империи.
* ………* ………*
Предместье Праги
3 марта 1752 года
– Господин Бутми, играйте! Что ж вы остановились? – деланно возмутился король Пруссии. – Своему господину, принцу Лотарингскому вы более охотно играли сию пьесу для клавесина.
– Ваше величество, но эта пьеса сочинена именно для господина, – ответил личный музыкант командующего австрийскими войсками принца Лотарингского.
– Считайте, Жозе, что теперь я ваш господин. Познакомлю вас с несравненным виртуозом Бахом. Хотите с сыном и тогда играйте мне, а хотите с отцом… тогда отказывайте мне (Иоганн Себастьян Бах умер в 1750 году). Думаю, вам есть чему поучиться у этих великих музыкантов. Хоть на этом свете, хоть на том, – сказал Фридрих Прусский и повелительно махнул рукой своему адъютанту, чтобы тот выпроводил за дверь трофей в лице личного музыканта командующего австрийскими войсками Жозе Бутми.
Вчера произошла битва, которая, вероятно, воздет в историю, как битва за Прагу. Карл Лотарингский был сокрушен непобедимой мощью прусской армии. Фридрих не стал задерживаться на границе Силезии и Богемии, и четырьмя корпусами вошел на территорию Австрии. Сходу были заняты практически не охраняемые австрийские позиции, расположенные на возвышенностях Зиска и Табор. После этого прусская армия, не совершая рекогносцировки, начала атаку со стороны Просекских высот. Австрийцы долго не замечали приближения прусских колон и линий, которые скрывались в пологе тумана и шли максимально бесшумно.
Австрия была не готова к войне, точнее сказать к войне этой зимой. Только формировались и вооружались дивизии. Только вступил в свою должность командующий Максимилиан Улисс граф Браун. Кроме того, Австрия испытывала серьезный недостаток в гранычарах [Воинские формирования австрийской армии, состоящие из сербов и хорватов]. Дело в том, что часть гранычар ранее отправилась в Российскую империю, пополняя формирующиеся полки соплеменников на территории России. Часть гранычар устремилась к себе на родину, в Сербию, так как становилось все более очевидным, что сербский народ готов поднять восстание против владычества османов. После прихода нового султана турки стали вести себя более жестко в отношении покоренных народов. И недавняя победа России над турками еще больше побуждала славян к сопротивлению, тем более, что ни для кого не было секретом, что русская эскадра обосновывается в черногорском городе Катар и оттуда снабжает сербские партизанские отряды оружием..
– Позовите мне фон Винтерфельдта, – повелел король.
– Ваше величество! – буквально мгновенно материализовался генерал.
– Ханс, вы озаботились своим любимым делом, рекогносцировкой? – игриво спросил Фридрих.
Король уже со вчерашнего вечера находился в превосходнейшем расположении духа. Австрийцы оказались слишком неподготовлены к сражению. Даже, имея меньше конницы, чем могло бы быть, ибо Зейдлиц все еще не соединился с войсками короля, прусской армии удалось излюбленным косым строем вынудить австрийцев принять линейный бой. Австрийская армия, не успевшая провести боевое слаживание между войсками, порой вызывала недоумение у Фридриха, иногда перерастающее в откровенные издевки короля, относительно боевой выучки противника. Прага была почти беззащитна. По тем данным, что сообщали Фридриху, принц Лотарингский, спешно отступая, позабыв даже прихватить с собой своего лучшего музыканта, увел не больше семи тысяч австрийских войск. И сейчас Фридрих, упиваясь своим величием, снизошел до мнения генерала пехоты Винтерфельдта.
В свою очередь генерал откровенно не понимал, зачем Фридрих постоянно пытается с ним советоваться. Ханс Карл рекомендовал своему королю более вдумчиво и сестемно подходить к вопросам вербовки сдавшихся саксонских войск под Пирно. Король его не послушал, приказывая срочно привести саксонские войска к покорности и влить их в состав непобедимой прусской армии. Винтерфельдт совместно с генерал-фельдмаршалом Шверином советовал королю провести разведку австрийских позиций, но король вновь сделал все по своему разумению, и прусские войска пошли в атаку в предполагаемом направлении. Наверняка, эта счастливая звезда Бранденбургского дома, что прусаки вышли именно там, где более наиболее желательно атаковать неприятеля [здесь и ранее художественная обработка реальной битвы под Прагой].
– Так, что, мой верный генерал, будете ли отговаривать меня заходить в город? – спросил король, лукаво прищуриваясь.
Чаще всего Фридрих оставался серьезным с невозмутимо решительным лицом. Сегодня же он вводил своим игривым настроением в ступор всех, с кем общался.
– Считаю, Ваше величество, – Винтерфельдт лихо щелкнул каблуками. – Нам необходимо стремительно отрезать Прагу от всех коммуникаций, выставить тридцатитысячный, может, чуть более многочисленный, заслон в направлении Вены и пытаться входить в сам город.
– Что с вами, Ханс? – усмехнулся король. – Вы хотите угодить своему монарху? Разница между нашими мыслями лишь в том, что я собираюсь уже завтра выдвинуть пушки. И, если утром мы будем вести обстрел окрестностей города, то обедать я намерен в самой Праге.
– Как будет угодно Вашему величеству. Натиск и неожиданное для врага решение чаще всего приводят к успеху.
– Смелось и решительность берет города! – выдал афоризм Фридрих Великий. – Я вас больше не задерживаю.
Король упивался своей победой, как и всей войной. Прага, несомненно, будет прусской, как и вся Богемия. Пополняя свои ряды новыми рекрутами из завоеванных территорий, Фридрих неизменно сокращал мобилизационный ресурс австрийцев. Да, и Богемия представлялась не менее богатой областью, чем Саксония или Силезия. Австрия лишалась в том числе и экономической мощи. А еще от Праги весьма недурственная, вместе с тем короткая, дорога в сердце империи, Вену.
– Ваше величество, к вам господин Подевильс, – сообщил камергер короля.
– И что Генриху от меня нужно? – король задал сам себе вопрос одновременно со взмахом руки, указывающим о дозволении принять следующего посетителя.
– Ваше величество! Искренне рад, что чаще всего я оказываюсь не прав, подвергая сомнению Ваше истинное величие и существование той звезды и божественного проведения, что ведет Бранденбургский правящий дом к величайшим свершениям, – сказал прусский министр, и, подражая армейской манере, резко склонил голову и щелкнул каблуками.
Получилось слегка неловко.
– Хм. Вы меня все больше поражаете, мой, ранее, ворчащий друг. Я привык к тому, что вы постоянно меня критикуете. Но, Генрих, вы становитесь почитателем моей гениальности, которую ранее не признавали? – сказал король и внимательно посмотрел на своего министра.
Подобное резкое изменение настроение монарха было связано с тем, что Подевильс должен был в данное время находиться либо в Кенигсберге, либо в Дрездене, но никак не в полевом лагере прусской армии. Поэтому король сосредоточился и приготовился получать информацию.
– Вот, Ваше величество, – Подевильс протянул своему королю два полностью исписанные почерком министра листа бумаги.
– Что это? В двух словах, – спросил король.
– Это, Ваше величество, реакция русского императора на рейд генерала Зейдлица, – ответил министр, а король стал вчитываться в текст.
– Щенок! Неблагодарный гольштинский выкормыш, – сыпал оскорблениями Фридрих. – Что за варварские методы, давать цену за голову моего генерала? Подевильс, вдумайтесь – мой племянник подобен царю Медасу, к чему не прикоснется, все становится золотом! Он предлагает такие большие деньги за голову еще вчера бывшего полковника? Если он так будет оценивать моих генералов и полковников, то не меньше десяти миллионов выложит. Ха! А, может, мне продать всех генералов глупцу-племяннику и набрать новых? С такими деньгами я смогу завоевать всю Европу!
Подевильс не разделял шутки короля, настроение которого вновь стало игривым.
– Ваше величество, мне кажется, что вы не до конца поняли важность того, что происходит в России, – начал говорить министр, но был перебит королем.
– Вот, Генрих, теперь я узнаю вас. Что ж, расскажите своему королю, что же такого ужасного нам сулят сии прокламации?
– Извольте, Ваше Величество, – Подевильс не стушевался. – Россия, по сути, объявляет нам не просто войну, а противостояние народов, цивилизаций. Россия показывает, что готова бросить все свои ресурсы и силы на войну с нами. Мой король! Русская империя в последние годы показывает весьма внушительный экономический рост. Насколько я знаю, даже у Вас бесшумная карета русской выделки. Они начинают использовать новое оружие. Подобное русским пистолям, оружие, только начало поступать в нашу армию. И я уверен, что нам лучше поторопиться и не допустить полноценного вступления России в войну.
– Да, мой племянничек предлагал время для того, чтобы я успел разобраться с Австрией и Францией. Видимо, он посчитал себя умнее опытного правителя и получил, я бы сказал, родственную оплеуху, чтобы не зазнавался. А то, что здесь написано, – считаю, что таким образом Карл Петр стремится дешевыми манипуляциями укрепиться на троне. Сейчас это для него оправдано. Но и вы, Подевильс, напишите что-нибудь подобное. Они выдумывают всякие небылицы про зверства наших предков, но и мы должны написать про истинную варварскую натуру московитов, – сказал король.
– Но, Ваше величество, – попытался возразить министр.
– Генрих, я всегда Вас выслушивал, но сейчас меня больше заботит завтрашний триумф Пруссии. Россия еще два месяца, а то и больше, будет собирать свои силы. Слякоть и плохие дороги не позволят русским в скором времени начать хоть какие боевые действия. А к этому времени возрастет и моя армия, и я успею нанести тяжелый удар по Австрии. Вероятно, и французам достанется.
Подевильс ничего не ответил, поклонился и удалился. Может, и прав король, и газетные статьи русских не столь важны. Ну, а то, что его королю пока все очень легко удается, говорит о действительном гении монарха и о Божьем провидении.
* * *
Петербург
4 марта 1752 года
Столица бурлила. Газетный тираж, несмотря на свое увеличение, раскупался, как только появлялся в продаже. «Петербургские ведомости», мало того, что подняли втрое стоимость каждого экземпляра, так еще редакция приняла решение о дополнительном тираже. И это не помогло, дефицит вновь образовался. Но хорошо то, что выручка от продажи газет резко возросла.
Казалось, что новости про мужеложство Президента Академии наук, гетмана Запорожского войска Кирилла Разумовского и его близкого друга, а также наставника, Григория Теплова, взбудоражили общественность больше, чем покушение на императора. Император жив и идет на поправку, так что здесь такого интересного? А вот посмаковать извращения – вот это то, что народ любит больше всего.
Почему я все-таки решился на публикацию самого факта о мужеложстве? Да, скорее всего, потому, чтобы мои действия в отношении Разумовских приобрели максимальную легитимность. Создать образ и клише, и уже не важно, старший брат или младший, вся фамилия под ударом. А тут еще и кстати пришелся закон о мужеложстве, предусматривающий, пусть и не жестокое наказание, но существенное.
Вместе с тем, мои действия привели к некоторой проблемной ситуации, когда практически перестал работать Правительствующий Сенат. Шуваловых не стало, Бестужев свергнут, как и его родственник, Воронцов также, Апраксин вслед за Бестужевым, тут еще и Разумовские. Вот и выходило, что в Сенате не хватало более половины сенаторов, так как вместе со своими патронами покидали Правительствующий Сенат и их клиенты, стремясь удрать в свои поместья и не высовываться пока не стихнет буря. Этим они подписали себе приказ на увольнение, ибо в самое ближайшее время я намерен потребовать присутствие всех членов Сената.
Знаю, что против меня высказывались и некоторые сенаторы, которые все же не побоялись собраться и обсудить последние новости. Зачинщиком начала критики стал Александр Борисович Бутурлин. Интересно, что к нему присоединились обер-прокурор Сенода Шаховский и генерал-полицмейстер Татищев. Но этих товарищей как-то карать я не думал. Во-первых, по отношению к ним выстроилась вполне внушительная группа оппонентов, во главе которой стал князь Трубецкой, Александр Румянцев, Василий Суворов. Последние два сенатора, видимо, были благодарны мне за столь рьяное продвижение по службе их отпрысков. Хотелось бы верить, что не только этот фактор повлиял на то, что часть сенаторов выступила на моей стороне.
Сенат ждет существенное пополнение из моих ставленников. Собираюсь продвинуть кандидатуру Голицына, Миниха, Неплюев обязательно войдет в состав руководства Правительствующего Сената. Впереди ряд реформ, в том числе и административная, и мне нужна поддержка всех государственных институтов.
– Вы хотели меня видеть Ваше Императорское Величество? – спросил Александр Вист, войдя в мой кабинет.
Еще недавно непризнанный архитектор, после помпезной церемонии погребения Елизаветы Петровны, Вист оказался весьма популярным. Даже я знал, несмотря на то, что специально не интересовался, что Виста стали привлекать к организации разного рода церемоний. Он, возможно, и хотел бы стать действительно архитектором, получить задание на строительство некого ансамбля, по типу Петергофа, или Зимнего дворца, но стал, своего рода, организатором праздников и похорон.
Мне понравился и подход Александра к работе и само исполнение. Потому именно этому человеку я и хотел поручить создать спектакль под названием «коронация императора».
– Александр, а как Вы видите мою коронацию? – спросил я.
– Простите, Ваше Величество, но я не задумывался над этим вопросом, – растерянно ответил архитектор.
– А Вы подумайте и в самое ближайшее время представьте мне проект такого праздника. Я хотел бы все сладить коронацию в самое ближайшее время, которое только возможно выгадать без ущерба всем правилам и церемониалу, – сказал я и сделал паузу.
Если сейчас архитектор не соберется и не проникнется, то я заменю его на иного исполнителя. Мне нужно быстрее стать коронованным императором, еще больше упрочить свое положение и меньше оглядываться на всякого рода условности на пути получения власти. Вернее, власть уже получена, но полная ее легитимация должна произойти после коронации.
– Я понял, Ваше Величество. Уже через два дня я готов подготовить основу спектакля, – четко ответил Вист после непродолжительной паузы.
– Я более Вас не задерживаю. У моего камергера возьмете бумажных денег на сумму в сто тысяч рублей. Когда будет понятно сколь много нужно денег, обратитесь к нему же, – сказал я и увлекся чтением бумаг.
Не хотелось вникать в тонкости мероприятия по коронации. Единственно, что я сделаю в ближайшее время, так это закажу корону. Не то, чтобы мне хотелось как-то выделиться, просто нужно же сделать шедевр, который будет через столетия радовать глаз посетителей музея. Ну и иное – мне очень не приглянулась корона Анны Иоанновны. Правда и такую дорогую, что исполнили для Екатерины в иной истории, я заказывать не собирался.
– Салтыков Петр Семенович пришел? – спросил я у Ильи.
– Прибыл, Ваше Величество! – ответил Илья.
Не нужно было продолжать и говорить о том, чтобы Илья позвал Салтыкова, он и так уже многое домысливает и делает. Мне всегда нравились такие секретари, которые умеют понимать и даже чувствовать чаяния и желания начальника.
– Ваше Императорское Величество! – в кабинет зашел Президент Военной коллегии.
– Я вызвал Вас только по той причине, что осталось мало военачальников, которые действительно были на последней войне и смогли себя проявить. Есть еще генералы, но более низового звена. По сему, именно Вам я и доверю вести наши войска в бой. Но никто не отменяет и то, что Вы Президент Военной коллегии. По сему нужно понять, не навредит ли общему делу нашей победы Ваше назначение, – сказал я и посмотрел на озадаченного Петра Семеновича Салтыкова.
– Ваше Величество… – замялся генерал-фельдмаршал. – При всех недостатках, Степан Федорович Апраксин в значительной степени облегчал работу. Он занимал свое место!
– Я уважаю Вас, генерал, но где чье место решать мне! – вспылил я. – Занимайтесь подготовкой армии и в конце апреля я жду действий русского воинства.
Салтыков поклонился и вышел. Зря я так! Действительно, обнаружилась проблема, когда деятельных высших командиров просто не было. Даже Фермор мог считаться опытным и тем, на кого я полагался. Кто еще остается? Был генерал-фельдмаршал Александр Борисович Бутурлин. Но он сейчас в Сенате критикует меня. Да и что это за боевой генерал, который в последнее время только и занимался тем, что разгребал наследственные споры в семье Демидовых, изрядно на этом пополнив свою мошну.
В иной истории был такой генерал Тотлебен. Авантюрист чистой воды, «перелет», успевший и Саксонии наследить, в Австрии, а перед началом войны, слал на мое имя прошение вновь поступить на службу в Российскую империю. Нужен такой генерал, который сейчас в Пруссии? Пусть Тотлебен и не в армии Фридриха, а временно безработный, но нам такое счастье не нужно. Уж не знаю, сколь большой вклад в Семилетней войне должен был внести этот авантюрист и герой многих сатирических произведений в Европе, но сейчас это не тот человек, которому я мог бы доверить жизни солдат.
Остается назначить Юрия Григорьевича Ливена заместителем Салтыкова. Барон участвовал и в русско-турецкой войне, где командовал Миних, потом командовал в ставшей уже легендарной битве при Берг-ап-Зоме, участвовал он и во взятии Бендер. Так что опытный генерал, но постоянно как-то в тени иных, даже Румянцева.
Своих же любимчиков Петра Румянцева, Александра Суворова и присоединившегося к этому списку Василия Капниста, я направлю на формирование второй армии. Рискованно, конечно, давать Петру Румянцеву в подчинение сразу три корпуса. Но если не он, то кто? На данный момент нету генерала, который имел бы больший боевой опыт, чем Петр Александрович.
– Илья! – продублировал я звон колокольчика.
– Ваше Величество! – материализовался секретарь-камергер.
– Что у меня на сегодня? – спросил я.
– Господин актер Волков, после господин Бецкой, после запланирован разговор с архиепископом Арсением, – зачитывал порядок аудиенций Илья.
– Волкова отменяем!.. – я пристально посмотрел на секретаря. Илья?!
– Простите, Ваше Величество, но Вы сами подписали прошения об аудиенциях от господина Сумарокова, – чуть испуганно сказал секретарь.
