Внук Петра. Император
Внук Петра. Император

Полная версия

Внук Петра. Император

Язык: Русский
Год издания: 2025
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
5 из 7

Встречаться с Волковым? Одним из своих убийц? Этот актеришка меня не просто раздражал, но бесил. Я через Тайную канцелярию перекрыл тому кислород и собирался вообще по-тихому… А тут вот он!

– Отменяй Волкова! Бецкой или Арсений на месте? – сказал я.

– Оба, Ваше Величество! – ответил секретарь.

– Давай… архиепископа! – сказал я и настроился на серьезный разговор.

С церковниками никогда не было просто ни мне сейчас, ни тетушке до меня. Я понимаю мотивацию своего предка, когда Петр Великий не дал избрать очередного патриарха. Но это было тогда, в период слома старой системы, сейчас можно многое переиначить.

Светская власть должна заниматься управлением государства. А религия быть только инструментом. Так видел проблему я. Но мое видение ситуации категорически отрицалось церковниками.

Арсений с порога попытался со мной торговаться за то, чтобы церковь объявила Фридриха пособником нечестивого. Чего захотел?! Патриаршество!

Признаться, я не особо понимаю, почему в Российской империи нельзя ввести патриарха. Это в допетровские времена патриаршество было важным институтом, который влиял на власть. Сейчас же, в этой системе, патриарх не должен сильно влиять на светскую власть. А в отношении духовной сферы, тем более морали, пастырь точно не помешал бы. Но… не вмешиваться в дела власти и управления государством.

Относительно восстановления патриаршества для меня был еще один довод «за». Скоро русским станет Константинополь и освободится от турецких оков константинопольский патриарх. Можно ли допустить того, чтобы этот деятель, молящийся некогда за победу турков над нами, стал главенствующим иерархом в России? Тот, кто в своих молитвах упоминает султана? Да, в русских церквях некогда упоминали великого хана, как своего царя, но те времена канули в Лету, а мы живем здесь и сейчас.

Что может изменить греческий патриарх, если не будет своего, русского? Например, начать новую реформу. Уже сто лет назад наизменялись, не смогли договориться и Раскол русского народа ощущается до сих пор и будет актуальным еще долго. Еще один Раскол? Нет! И нужно ли нам засилье греческих попов? Многие из них более образованы и подкованы в вере, чем русские. Недаром, чуть ли не половина всех русских православных иерархов – выходцы из киевской академии. Мы в этом проигрываем. А, между прочим, вера – это основное идеологическое явление в это время. Что скажет батюшка, то для паствы закон!

Так что нужен свой, лояльный, патриотичный. Где только такого найти? Вот Арсений? Чур меня! Такого не нужно. Это мы только и будем тем заниматься, чем разговоры разговаривать, да ссориться. А вот Платона я бы поставил. Но… для начала нужно выторговать преференции.

– Я скажу, что мне нужно от церкви! Первое – земли церкви отходят государству. Второе…– я собирался продолжить, но был перебит.

– Не с того, государь начинаешь правление! – взбеленился архиепископ.

– Это мне решать, с чего начинать свое правление! – возмутился и я. – Потому мой дед и упразднил патриаршество. Мне такоже не нужен человек, что вместо того, кабы заниматься делами духовными, станет указывать, как вернее всего править Россией.

– Так а на что тогда пастырь? – чуть сбавив тон, спросил Арсений.

– На то, чтобы духовность блюсти, направлять в делах и помыслах на правильное, но не указывать, что именно должен сделать император, – так же спокойно ответил я.

– С чего, государь церкви кормиться, если земли заберешь? – сказал Арсений несколько обреченно.

Уверен, что такие вот разговоры у него уже случались не раз и не два, но с Елизаветой Петровной.

– Паствы станет больше, уже скоро. Но и то малое. Никто не запретит Вам торговать при монастырях и церквях. Не все земли я умыслил забрать. Сто десятин на церковь оставлю. Хотел еще предложить церкви более весомо заняться Просвещением. Всем учителям приходских школ станут платить от числа тех выучеников, что посещают школу. Учить станете по-новому, с иной словесностью, но и церковное учение останется, без него, никак. Еще каждый священник, что пойдет окормлять паству в войска, станет получать жалование, которое будет зависеть от того, сколь много человек будет слышать несомое пастырем слово Божие. Готов продавать зерно монастырям и церквям по ценам, ниже тех, что есть повсеместно, – сказал тогда я.

– Добре говоришь, государь, считать потребно, сколь то выйдет, не станет ли голода в монастырях, – задумчиво сказал Арсений.

– Не допустим, владыко. Но мне нужно еще одно от церкви… – я улыбнулся, понимая, что последнее точно понравится Арсению. – Создать коллегию благочестия. Она не станет подчиняться мне, но через эту коллегию, я, владыко, предлагаю влиять на помещиков, мещан и иные сословия, кабы не развращались. Мы должны вместе подумать над тем, как влиять на умы людей. Не хочу я увеличения числа пьяниц, хочу умерить наказания и смертоубийство среди крепостных людей, запретить продажу крестьянские семьи порознь.

– Думать крепко нужно. Но, сыне, зачем тебе патриарх, коли он власти над людьми не будет иметь? – задал вопрос Арсений.

– Узнаешь, владыко, прости, но не сейчас, – ответил я тогда и поспешил закончить разговор.

Еще не раз и не два придется разговаривать. Это только один иерарх русской православной церкви, есть еще иные, правда, Арсений наиболее принципиальный.

Не хотел я пока говорить о своей задумке восстановить и патриарха Русского и сохранить Синод. Как? Почему бы России не объединить православие? Синод может возвышаться над патриархами. Болгарский, Сербский, Греческий и Русский патриархи станут проводить согласованную политику с Синодом, который объединит эти православные церкви. Может, получится еще сюда включить и Антиохийского Патриарха, Иерусалимского, Александрийского. Вот тогда Синод будет действительно важным инструментом в деле «мягкой» силы Российской империи. Вопрос о том, стоит ли восстанавливать все патриархаты, может тем же болгарам или сербам хватит и митрополита? Думать нужно!

– Ваше Величество! – в кабинет зашел Бецкой.

Стройный, с задранным подбородком, идеально аккуратный, мужчина выглядел чуть ли не хозяином этого кабинета. Но при этом я не испытывал к этому человеку негатива, напротив, Бецкой, еще ничего не сказав, но уже создавал благоприятное отношение к себе. Хороший у Трубецкого бастард получился!

– Долго занимать Ваше время не стану. Работы много и у Вас и, тем паче, у меня! По сему, к делу, – я достал из папки бумагу, на которой был изложен указ о назначении Ивана Ивановича. – Господин Бецкой, я назначаю Вас главой Канцелярией от строений.

– Премного благодарен и сделаю все, чтобы Ваше Величество не разочаровалось во мне! – торжественно сообщил Бецкой.

– Не спешите, Иван Иванович, есть условности. Первое – это то, что впредь Ваше ведомство не станет вмешиваться в планирование застройки городов, если это только не будет касаться не культурно-исторического достояния Отечества. Это так же нужно Вам определить, что есть это достояние. Далее, Вы занимаетесь государственными строениями, историческими центрами городов, население которых более пятидесяти тысяч. Все изменения в Петербурге или в Москве Вы согласовываете с Франческо Бартоломео Растрелли. При спорах я буду выступать арбитром. Но постарайтесь не спорить. Еще… на Вас возлагаю ответственность за возведение памятника Петру Великому. Некоторое свое видение монумента я предоставлю. Кроме того, знаю, что Вы ревнитель воспитания и обучения, по сему, находите себе помощников и занимайтесь вместе с Великой княгиней открытием новых воспитательных школ. Как? По силам Вам сие?

Бецкой задумался. Действительно, я много на него возлагал, но не определял сроков. Тем более, что все, о чем сейчас шла речь, уже было в иной истории. Иван Иванович тогда справился, справиться и сейчас.

– Готов подтвердить свои слова, сказанные ранее, Ваше Величество, сделаю все, чтобы оправдать возложенное доверие, – сказал Бецкой.

– Я рад. А сейчас приглашаю Вас со мной отобедать, Иван Иванович. Там можем в непринужденной обстановке обсудить наши взгляды на будущее Петербурга и иных городов, – сказал я и позвонил в колокольчик Илье.


* * *

Япония город Эдзо

10 марта 1752 года


Василий Андреевич Хметевский уже как восемь месяцев назад получил письмо от цесаревича-наследника с просьбой исполнять обязанности полномочного представителя Русско-Американской компании, который должен блюсти и интересы державы. При вступлении в данную должность Хметевскому даровались полномочия заключать союзы и объявлять войны, если таковые никоем образом не могут сказаться на «метрополии».

Слово «метрополия» впервые прозвучало. Еще не было ни одного документа, который бы регламентировал статус осваиваемых территорий. Получалось, если есть метрополия, значит у России официально появляются и колонии.

Дальнейшее чтение документа позволило пролить свет на определение новых территорий. Так, при волеизъявлении местных туземных жителей, территории, ими населенные, как и те, что осваиваются русскими миссиями, входят в состав Российской империи и присоединяются к Охотскому генерал-губернаторству. При том, что Русско-Американская компания остается монополистом в торговых и промышленных делах.

Так до конца Хметевский и не понял, почему он и некий представитель, но по своему функционалу исполняет обязанности генерал-губернатора. Из Охотска не видно, что творится в Петербурге. Вести на окраину необъятной России приходят, в лучшем случае, с опозданием в семь месяцев. Потому Василий Андреевич просто начал работать.

Первым делом Хметевский поплыл в Ново-Архангельск. Это поселение можно было уже назвать городом, пусть кирпичная церковь еще только строилась. Василий Андреевич удивился происходящему на Аляске и после посещения иных русских колоний это удивление не покидало фактического генерал-губернатора. Хметевский и не думал, что получится так органично вписать местное население в выстраиваемую колониальную систему.

Ранее Василий Андреевич, начитавшись разных докладов о политических колониальных системах Англии, Испании, Португалии, был уверен в том, что туземцы не способны стать полноценными членами выстраивающегося общества. Нет, способны. Не эти люди, но их дети, точно.

Алеуты оказались крайне полезны и миролюбивыми [в РИ алеутов русские использовали даже в Калифорнии]. В Ново-Архангельске уже не работало ни одной охотничьей артели из колонистов, зверя приносили на продажу местные. Было обучение местных аборигенов, которых сочли наиболее лояльными и огневому бою. И пространство русских миссий расширялось, воинственные тлинкиты уходили все дальше, в глубь материка.

Кроме Ново-Архангельска основаны еще две фактории, которые занимаются и торговлей с алеутами и добычей пушного зверя, ну и на одном поселении работает большая кузня, производящая холодное оружие и орудия труда.

Следующим пунктом в большом путешествии Василия Андреевича Хметевского по территориями складывающегося генерал-губернаторства стала Калифорния. Тут произошла смена власти. Савелий Данилович Померанцев со своим свояком Иваном Кольцо отправились в Петербург. Взяли жен, детишек и по требованию наследника, поплыли уже более коротким путем, через Атлантику. Главой Петрополя стал Митрофан Никитич Горбатов. Уже это назначение о многом говорило: русские не собираются воевать, а хотят развиваться, потому у них главами колоний аграрии. Хметевский знал о золоте и знал, что рудазнавец Печнов назначен теперь ответственным за сохранность и добычу желтого металла. В эту вотчину Василий Андреевич решил не лезть.

Петрополь развивался хорошо, уже приспособились к местному жаркому лету, получают достойные урожаи, везут на Аляску зерно, а оттуда лед для оборудования ледников. Население всех поселений в Калифорнии уже перевалило за две тысячи, при том, что племя кашаи практически целиком влилось в систему колониального управления и можно даже встретить казацкого десятника явно индейской наружности. Такой казак говорил с жутким акцентом, но матерился… Хметевский заслушался.

На острове Гавайя представитель РАК пробыл не долго. Тут все только строилось и поля только готовились под пашню. Однако, генерал-губернатор встретился с королевой Лилиуокалани. Василий Андреевич чуть не потерял голову от экзотической красоты женщины, благо, вовремя ему подсказали про некоторые аспекты «налаживания добрососедских связей» капитаном Спиридовым. Ну да, это их дело!

И вот крайним пунктом большого путешествия Хметевского стал остров Эдзо, население которого полностью вошло в подданство Российской империи. И Василий Андреевич предполагал собрать старейшин айну и привести их к официальной, под запись в бумагах, присяге. И обязательно провести еще один ритуал – награждение званием Героя Российской империи Ивана Фомича Елагина с вручением ордена Славы.

Хметевский уже присвоил звание Героя Дмитрию Овцыну, главе русской миссии на Аляске, собирался это же сделать в отношении и Померанцева и Спиридова, но их на месте не оказалось.

Елагину было за что давать и две Звезды Героя. Он не только проложил путь к острову Эдзо, но и установил контакты с населением айнов на многих других островах севернее. Удачно повоевал с японцами и вынудил тех пойти на мирные соглашения. Теперь именно Хметевскому, от имени российской императрицы, предстояло подписать соглашение с японским сегуном, вернее с его секретарем.

Встреча с Ока Тадамицу состоялась на борту фрегата «Восток», того самого корабля, который наводил ужас на японских моряков и рыбаков. Елагин упросил Василия Андреевича Хметевского использовать для встречи именно этот корабль, утверждая, что японцы отлично знают его очертания и у них уже должен выработаться животный страх перед сорока пяти пушками фрегата.

Договор был согласован обеими сторонами, и у генерал-губернатора не было возражений по содержанию.

Предполагалось, что японцы сохранят одну свою торговую базу на Эдзо, но торговать станут только под присмотром русских представителей. Любое посягательство на жизнь и здоровье представителя народа айну будет считаться посягательством на подданного Российской империи и рассматриваться как акт агрессии в отношении империи. Вместе с тем, японцы могут беспошлинно торговать в одном пункте и согласовывать с русскими властями возможность открытия уже пошлинной торговли в ином. Похожая ситуация складывалась и с русской торговлей. Японцы открывают для торговли свой порт Нагасаки. Русские корабли, к коим причисляются и плавательные средства айну имели право торговли в этом порту, но без возможности заходить в город. Японцы требовали, чтобы русские миссии не занимались агитацией перехода японского населения в христианство. Ну и одно из главных – подписание договора о разграничений сфер влияния. За Российской империей оставались острова Эдзо, Кунашир и иные Курильской гряды, Россия оказывалась от дальнейшей экспансии на исконно японские земли.

Отдельным актом, сразу же после подписания провозглашалось подданство Российской империи народа айну.

Ока Тадамицу выглядел величественно. Этот, по сути, секретарь, смог взять доверенность от сегуна Иэмигэ с подтверждением подлинности подписи правителя Японии от его братьев. Это было требованием России, так как Иэсигэ можно было в любой момент объявить умалишенным и аннулировать все соглашения.

– Большое дело сделали, Иван Фомич! – усталым голосом говорил Хметевский.

Только час назад делегация от сегуна убыла на берег. Три часа с очень спорными, непрофессиональными, переводчиками, объясняясь чуть ли не на пальцах, длились переговоры. Но все в прошлом. Сейчас уже можно расслабиться и плыть к этому самому порту Нагасаки, чтобы начать торговлю и осмотреться на предмет необходимости и возможности строительства. Как минимум, нужен склад и дом для размещения русских людей.

– Да, Василий Андреевич! Когда я влез в эту войну, не думал, что сегун окажется столь сговорчивым! Японцы мне казались упертыми, – отвечал Елагин, отпивая из фарфоровой чашки чай с шиповником.

– Как видите, мой друг, любое упорство ведет к трем вещам: победе, смерти, или, в конечном итоге, пониманию, что все тщетно и нужно договариваться. Японцы оказались вполне здравомыслящими и решили договориться. Только не продавайте им современное оружие, как бы нам такое в будущем не аукнулось, – сказал генерал-губернатор и залпом осушил свой стакан с водкой.

Глава 3

Глава 3

Петербург

15 марта 1752 года


– Как Вы это представляете, Искандер? Вы, мой не то, чтобы давний враг, но, тут важно иное – мы воевали по разные стороны! – удивился я просьбе плененного коменданта Аккермана.

– Ваше Величество! Я не могу оставаться пленником и зверушкой, которую показывают на праздниках те, кто никогда не решился бы идти на приступ крепости, которую я Вам сдал! Это позор! И остается только то, чтобы просить Вас о милости дать мне возможность умереть в бою, – распылялся ранее бывший османский командир, а нынче пленник Искандер. – Я писал обращение к императрице, писал и Вам. Это воля Аллаха, что очередное прошение дошло до Вашего Величества.

– Искандер, Вы понимаете, что война с Османской империей неизбежна? – спросил я.

– Да! Но война с Пруссией уже идет. Я читаю по-русски, и был так воодушевлен тем, о чем писали газеты, что решил сделать все, чтобы биться за справедливость, против вероломства и зла, – воодушевленно говорил бывший командир янычар.

– Нет, я решительно не понимаю… мы будем драться с Вашей родиной, но, даже, если Вы и обласитесь в русский мундир и не будете стоять за стенами русского Аккермана, вы все равно останетесь в этом мундире… не понимаю, не могу довериться… – говорил я, сомневаясь в том, что делать.

Мне импонировал Искандер, он еще тогда, в первую турецкую компанию показался человеком чести и достоинства. Своим незначительным гарнизоном в крепости Аккерман, Искандер заставил поволноваться все наше воинство, чуть не сбив динамику русского «блицкрига».

– Я дам клятву на Коране! – привел новый аргумент Искандер.

– Гяуру, как и на войне можно лгать! Ведь так? – спросил я.

– Какой же Вы гяур, если некоторые мусульмане Вас признают правителем? – слукавил Искандер.

– Есть смысл ставить условием поступления на военную службу принятие Вами православия? – спросил я.

– Веру менять в угоду чинов и службы? – возмутился Искандер. – Простите! Я могу идти?

Я размышлял. Пришли сведения с Кавказа о разгроме Карим-хана и о включении кавказских ханств в состав Российской империи. Возвращается часть войск, уже прибыл Петр Александрович Румянцев. Но Василий Капнист остался «на хозяйстве» в регионе и должен приступить к формированию Кавказской дивизии. Я хотел создать прототип той легендарной "Дикой дивизии", что в иной истории успешно действовала на Австро-Венгерском фронте в период Первой мировой войны. Хотел Фридрих повоевать с варварами? Так он узрит, что такое война без правил! Пусть русские дивизии встречают в европейских городах, как избавителей, лишь бы не заходили в поселения калмыки и кавказцы.

– Вы будете назначены временным командующим Кавказской дивизией, которая сейчас формируется. На первое время над Вами будут русские офицеры, они и должны оценить и Вашу работу и следить за порядком. Я верю Вашему слову, но не могу полностью довериться, ибо правитель, не должен полагаться лишь на обещания. Отправитесь на Кавказ и примете участие и в формировании дивизии и сплотите разно племенные группы в единое воинское подразделение, – сказал я и добавил. – И да! Академия наук уже получила задание издать Коран на русском языке, а в Бахчисарае строится новая большая мечеть. Вы должны об этом знать!

Искандер еще раз заверил меня в том, что он будет верен своему слову и удалился. Посмотрим, что получится из подобного начинания, но все подданные Российской империи должны вносить свой вклад в общие победы. Кавказ не исключение, пусть даже он только что и признал подданство.

– Илья! Больше никого! Пригласите на ужин Великую княгиню, – дал я распоряжение секретарю.

Нет! Никакого «романтика»! Я не собирался настолько мириться с женой, думаю должно пройти еще немало времени для того, чтобы она могла получить мое уважение и толику доверия. Любовь вряд ли когда возродится. Вместе с тем, остаток своего рабочего времени я хотел провести за составлением административной реформы. В иной истории Екатерина, после восстания Емельяна Пугачева, провела ту реформу, которую я хотел бы взять за основу своих преобразований. Вот посоветуюсь, может Катерина натолкнет на какие-либо мысли.

Лучше держать совет, хоть и с врагом, но избежать ошибки, чем ни с кем не обсудив начинание, совершить преступление против своей державы.

Да и не понимаю я такого положения, когда живем в одном доме, пусть и в огромном, но не разговариваем друг с другом. Это ребячество какое-то. Есть темы, которые требуют общения. Взять детей! Я стараюсь с ними проводить время, общаюсь, даже исподволь, якобы, советуюсь с Павлом по поводу государственных дел. Правда, чаще всего, дельно отвечает Анна, но Павлуша еще годами не вышел что-то толковое говорить. Однако, мальчишку распирает от важности, что он уже принимает какие-то решения. Тут бы с психологом поговорить, не хотелось бы гордеца вырастить. Часто бывает так, что за горделивыми людьми мало основательности, слабое умственное наполнение. Но где взять толкового психолога? В интернете не найдешь телефончик. Слабый тут интернет, тормозит лет так… на двести пятьдесят. Может моими стараниями и отвиснет на полвека раньше?


* * *

Хаджибей

26 марта 1752 года


Христофор Антонович Миних летел на всех порах на Юг. Сложно, конечно «лететь» по раскисшим от дождя дорогам, но кони были выносливые, а на станциях, сразу же по подъезду, генерал-фельдмаршала ждали отдохнувшие лошади, иногда и запряженная карета, чтобы не тратить драгоценные часы. Были переходы и в ночное время, если местность казалась более знакомой или обжитой.

Миниху было тяжело покидать Петербург, опытный царедворец чувствовал, что какие-то события могут произойти. Да и просто быть рядом с молодым императором в период его становления полезно и для императора и для Миниха. Уж он-то умеет быть благодарным и верным присяге. Генерал-фельдмаршал морщился, когда представлял себя вновь землепашцем в далекой Сибири. Да, репа там росла знатно! Но это же не повод для того, чтобы оставаться в забытье! Толика тщеславия в Христофоре Антоновиче всегда присутствовала.

Дороги были прескверные, и этот факт сильно волновал командующего русской группировкой в Крыму и Молдавии. Это на юге уже должен сойти снег и улучшиться погода. Ну, а под Москвой, да и в Белгороде, Харькове, все еще было слякотно, и карета генерал-фельдмаршала то и дело застревала в грязи. И этот мерзкий ледяной дождь! О какой логистике можно говорить для армии, если запряженная четверка мощных лошадей и та вязла в смеси земли и мокрого снега?

Но, что, несомненно, порадовало Миниха, жизнь кипела и за Белгородом. Да еще как! Христофор Антонович некогда занимался обустройством этих мест и формированием слободского казачества. И вот он, на контрасте от того, как было, затосковал, что мало причастен к происходящему. Теперь места казались в разы более обжитыми, поля были вспаханными, дороги наезженными и явно не только перемещениями войсковых соединений.

Много переселенцев – южных славян подались в Россию в поисках спокойной и сытной жизни. Теперь Славяносербск уже не представлял собой некое захудалое поселение – это был город, далеко не самый малый на Руси. Генерал-фельдмаршалу было с чем сравнивать, он еще видел голую лесостепь на месте, где высились дома и кресты деревянных церквей.

Когда пришли сведения о том, что на императора совершено покушение, Христофор Антонович, было, засобирался обратно. Однако, сколь быстро он принял решение возвращаться в Петербург, столь скоро и изменил его. Долг! Это не последнее слово в характере и миропонимании Миниха. Оставь генерал без внимания Новороссию и Молдавию, турки могли много больше сделать, чем планировалось им позволить.

– Ваше Высокопревосходительство! – дверцу в карету Миниха открыл генерал-поручик Иван Федорович Фитингоф – дальний родственник Миниха, исполняющий роль секретаря и главы армейской канцелярии. – Пришли сообщения, что в Крыму бунт.

– Подробности! – внешне спокойно потребовал генерал-фельдмаршал.

Миних в некотором роде был фаталистом, работал, исходя из принципа: «если что-то плохое может случиться, то это произойдет обязательно». Поэтому Христофора Антоновича можно было считать перестраховщиком, который не последовал своему принципу только однажды – когда в 1737 году входил в Крым.

– В Бахчисарае схватились лояльные России татары и непримиримые, – отвечал на немецком языке Фитингоф.

– И кто кого? – как бы отрешённо спросил Христофор Антонович.

– Так непонятно! – растерянно ответил Иван Федорович.

На страницу:
5 из 7