Тень и пыль дракона

Он перевел дыхание, поправил свой узелок (чудесным образом почти сухой, будто вода его не касалась), крепче, до побеления костяшек, сжал горячий, тяжёлый теперь шип и шагнул вперёд. На прощание он обернулся. Сотни пар чёрных глаз смотрели на него с молчаливым, но мощным напутствием. И затем, тихо, словно колыбельную или благословение, зазвучала новая песня. Не громкая и эпичная, как активационная, а тихая, личная, нежная. Песня об одиноком путнике, идущем по тонкой нити между мирами. О его потере, которая стала его силой. О ключе, который он нёс, и о дороге, что ждала впереди. Они пели для него. О нём.

С этой песней в сердце – мелодией, которая будет согревать его в самых холодных туннелях, – Кай оглядел светящееся золотом подземное море и его певчих, мудрых стражей, и исчез в чёрном зеве нового прохода. Впереди лежали бесконечные мили подземного мира, красная пыльная пещера, спящий зверь стихий и новая, невообразимо сложная часть пробуждающейся легенды, тихой войны против забвения.

А в это время на поверхности, в строгом, лишённом украшений походном шатре капитана Арры на краю Иммервильских болот, шёл напряжённый разговор по кристаллу связи. Кристалл, установленный на складной железной треноге, излучал холодный, синеватый свет, в котором лицо Арры казалось ещё более измождённым и острым.

«…повторяю, верховный: материальных артефактов на месте не обнаружено. Помещение было очищено с почти хирургической точностью. Сама Хранительница – субъект «Элис» – продемонстрировала способности, выходящие за рамки всех предыдущих отчётов о «диких» магах. Она манипулировала формами тени и тьмы дотической эры. Потери: пять бойцов элитного отряда, полностью, без возможности восстановления тел. Один артефакт резонансного сканирования «Проницатель» уничтожен».

Из кристалла, искажаясь лёгкими помехами, донёсся голос. Он был холодным, ровным, лишённым каких-либо эмоций, как скрип пера по пергаменту. Голос Верховного Аркана Таэля: «Потери неприемлемы, но ожидаемы при контакте с субъектом такого класса. Ценность данных перевешивает. Подтверждение существования организованной структуры «Хранителей» – прорыв. Мальчик. Опиши».

Арра выпрямилась, переходя на сухой, отчётный тон: «Подросток, шестнадцать-семнадцать лет. Ранее замечен с чешуей горного дракона, добытой, судя по всему, недавно и с применением насилия. Эмоциональная связь с трофеем. В Убежище, вероятно, был принят Хранительницей. Следов формального обучения магии не обнаружено. После падения щита Хранительница обеспечила его побег через потайной ход, который впоследствии был магически запечатан с её стороны. Вероятная роль: носитель, ученик, возможно «наследник»».

«Неправильная оценка, – без промедления парировал Таэль. – Он не ученик. Он курьер. Хранительница не просто прятала артефакты. Она их распределяла. Мальчик – ключ к нахождению других тайников. Он знает места. Или имеет средство их найти. Его побег – не бегство труса. Это часть плана. Ваша новая задача, капитан Арра – немедленно сменить цель. Прекратить поиск статичных точек. Начать охоту на движущуюся цель».

В голосе Верховного Аркана впервые прозвучали нотки чего-то, отдалённо напоминающего азарт. «Разверните все ресурсы. Используйте резонансные искатели нового образца. Они настроены не на мощные всплески, а на следы – на микровибры древней магии, на «эхо ушедшего». Он куда-то пошёл. Под землю, судя по месту его исчезновения. Он ведёт нас, капитан. Он поведёт нас от одного спящего хранилища к другому. Мы будем следовать за ним, как тень. И когда он закончит свою миссию по «пробуждению»… мы соберём весь урожай. Разом».

Арра почувствовала, как по спине пробежал холодок. План был блестящим, циничным и безжалостным. Использовать врага как проводника. «Слушаюсь, верховный. Мы начнём прочесывать территорию в радиусе тридцати километров от эпицентра. Все геомагические аномалии, все пещерные системы будут нанесены на карту. Он где-то здесь. В этих болотах или в их подземных полостях. Мы найдём его след. Он не может просто испариться».

«Он уже не «просто мальчик», капитан, – напомнил ледяной голос из кристалла. – Он теперь самая ценная фигура на нашей доске. Не упустите его».

Связь прервалась. Синий свет погас, оставив шатер в темноте, нарушаемой лишь светом одной масляной лампы. Арра стояла неподвижно, обдумывая слова. Она не знала, насколько пророчески точными они были. След вёл не по болотам, а под ними. Глубже, чем её сканеры могли заглянуть. И мальчик, которого она считала пешкой, уже превращался в нечто иное. Его шаги отзывались гулом в древних узлах силы, его присутствие будило спавших тысячи лет стражей. Охота началась. Но охотники и не подозревали, что их добыча ведёт их не к кладам, а к пробуждению целого мира, который давно считался мёртвым и похороненным. Мира, который начинал петь свою песню вновь.

Глава 4. Дыхание камня.

Следующие несколько дней слились для Кая в один долгий, изматывающий сон наяву. Туннель, в который он вошел, оказался не просто проходом, а частью гигантского, дышащего организма. Воздух здесь был другим – сухим, с привкусом пыли щекочущей ноздри. Светящихся грибов почти не было. Лишь изредка в расщелинах мерцали тусклые кристаллы, отливавшие холодным, голубоватым светом.

Его проводница, никсия, которую он в мыслях уже называл Льдинкойза её прохладную, скользкую кожу и молчаливую невозмутимость, двигалась теперь иначе. Наземный мир явно был для неё чужим. Она не плыла, а скорее ползла, отталкиваясь сильными перепончатыми лапами и извиваясь длинным телом, оставляя на камне влажный, быстро высыхающий след. Её чёрные глаза были постоянно прищурены, уши-щели плотно закрыты. Она терпеть не могла эту сухость.

Кай же, наоборот, начал приходить в себя. Тёплая, почти горячая вода в пещере никсий залечила остатки воспаления на боку, а их прощальная песня, которая всё ещё тихо звучала где-то в глубине его сознания, действовала лучше любой бодрящей настойки. Он шёл, и его ноги, привыкшие к горным тропам, находили опору на неровном дне туннеля. Он даже начал замечать детали.

Стены здесь были испещрены не водой, а ветром – миллиардами песчинок, которые за тысячи лет вырезали в камне причудливые желобки, похожие на застывшие молнии или нервную систему гиганта. Воздух иногда приходил в движение – нежный, едва уловимый поток, который шёл из глубины и пах… жаром. Не огнём, а глубинным теплом земли, тем, что чувствуешь, положив ладонь на метал нагретый на солнце.

Льдинка время от времени останавливалась, прижимала голову к полу и замирала, будто прислушиваясь. Кай научился делать то же самое. Сначала он слышал только тишину и собственный пульс. Потом – далёкий, едва слышный гул, будто где-то очень глубоко тихо бьёт исполинский барабан. Земля под его ладонью была едва заметно тёплой.

– Он близко?– мысленно спросил он, не рассчитывая на ответ.

К его удивлению, Льдинка повернула голову и щёлкнула. В её чёрном глазу мелькнуло что-то вроде понимания. Она не могла говорить с ним, как Старейшина, но какая-то связь, тонкая, как паутина, возникла. Он чувствовал её настороженность и… нетерпение.

На третий день (а может, на четвёртый – время здесь текло иначе) туннель начал сужаться и подниматься круто вверх. Воздух стал горячее и плотнее. Дышать было тяжело, как в бане. Пот струился со лба Кая, смешиваясь с пылью. Льдинка начала тяжело сопеть, её переливчатая чешуя потускнела.

И вот, пройдя очередной извилистый поворот, они упёрлись в стену. Вернее, не в стену, а в завал из гигантских, угловатых камней, будто здесь когда-то рухнул свод. Прохода не было.

Кай опустился на корточки, чувствуя приступ отчаяния. Они заблудились? Он вытащил шип Элис. В этом пекле он был прохладным, и его золотистое свечение стало мягче, но он не пульсировал, не показывал дорогу. Он просто был.

Льдинка, однако, не выглядела растерянной. Она подползла к самому большому валуну, у его основания, и начала скрести камень лапой. Не в панике, а методично, с какой-то странной целью. Пыль поднялась столбом.

– Что ты делаешь?– прошептал Кай, подползая ближе.

И тогда он увидел. Под слоем вековой пыли и копоти на камне проступали линии. Не искусная резьба, как у никсий, а что-то более примитивное, грубое, словно выдавленное в ещё мягкой породе огромной, неуклюжей силой. Это был всё тот же символ: круги, расходящиеся от центра. Но здесь он был искажён, сплющен, как будто на него наступили. И в самом центре – не точка, а глубокая вмятина, похожая на отпечаток пальца.

Сердце Кая забилось чаще. Он поднёс шип к вмятине. Не было гула, не было света. Но камень под его ладонью вдруг… подвинулся. Не магически, а физически – с глухим, терпеливым скрежетом гигантский валун откатился на несколько десятков сантиметров, открыв узкую, чёрную как смоль щель. Оттуда пахнуло таким сухим, обжигающим жаром, что Кай отшатнулся назад.

Льдинка отползла, издав тревожный щелчок. Её дело было сделано – она привела его к двери. Идти дальше, в эту обжигающую сушь, она не могла и не хотела.

Кай посмотрел на щель, потом на никсию. Он кивнул ей, стараясь передать благодарность. – Спасибо. Возвращайся к своим. Скажи им… скажи, что дверь найдена.

Он не знал, поняла ли она. Но Льдинка медленно кивнула своей изящной головой, развернулась и, словно тень, скользнула обратно в туннель, быстро исчезая в темноте. Он остался один. Перед раскалённым жерлом чужого мира.

Сжав шип так, что его края впились в ладонь, Кай вполз в щель. Камень обжигал даже сквозь одежду. Проход был коротким, но мучительным. Он пролез, ободрав плечи, и вывалился с другой стороны.

Здесь был не туннель.

Это была пещерная пасть. Огромная, круглая, как внутренность вулкана. Воздух дрожал от жара, исходящего от раскалённых трещин в полу, из которых лился багровый, адский свет. Свод был высоко-высоко, и сквозь его разломы лился не солнечный, а какой-то другой, янтарный свет, освещая клубящуюся пыль. И посреди этого дьявольского пейзажа, на возвышении из чёрного базальта, лежало ОНО.

Земляной Страж.

Видение, дарованное никсиями, не соврало. Но одно дело – видеть сон, и совсем другое – стоять перед живым чудовищем. Оно было огромным. Каждая его лапа размером с телегу. Бока вздымались и опадали с ритмом геологических эпох. Его шкура, покрытая глубокими, как овраги, трещинами, была не просто коричневой. Она переливалась всеми оттенками глины одновременно, словно впитав в себя все цвета пустыни. Те самые тупые рога на голове теперь казались не наростами, а целыми скальными выступами. И запах… Запах был густым, осязаемым. Пахло раскалённым камнем, сухой глиной, древней пылью и невероятной, непоколебимой тяжестью.

Кай стоял, заворожённый и парализованный одновременно. Как разбудить это? Кричать? Тыкать шипом? Это было всё равно что пытаться разбудить гору, щекоча камни у ее подножия.

Он сделал робкий шаг вперёд. Потом ещё один. Пыль мягко хрустела под его ботинками. Он подошёл так близко, что почувствовал исходящее от Стража тепло – сухое, глубинное, как от печки. Ритмичный, мощный звук, который он слышал раньше, теперь был оглушительным. Это было не сердцебиение. Это было само дыхание земли. Вдох – тихий, затяжной гул, втягивающий пыль. Выдох – тёплый, сонный ветерок, пахнущий минералами.

Шип в руке Кая вдруг задрожал. Не пульсацией, а лёгкой, но настойчивой вибрацией, словно стрелка компаса, нашедшая север. Он словно тянул Кая вперёд, к огромной, сложенной лапе Стража.

«Нет, нет, нет» – молился про себя Кай, но ноги несли его сами. Он подошёл к лапе. Один коготь на ней был размером с его руку. Ближе к запястью, там, где толстая шкура образовывала складку, он увидел. Не символ. Не руну. А… шрам. Старый, затянутый новой, более тёмной породой, словно сама земля залечила рану. И форма этого шрама была ужасно знакомой – изогнутый, как полумесяц, ожог. След от того же оружия, что убило Скайлара. От имперской рунической ампулы или энергетического копья.

Злость, холодная и острая, впервые за долгие дни пронзила его сквозь покров из страха и усталости. Они уже были здесь. Они уже ранили его. Или таких, как он.

Это знание придало ему странной смелости. Он больше не думал. Он поднял шип Элис и, не вкладывая в это никакой магии, просто прикоснулся им к центру старого шрама.

И всё замерло.

Дыхание Стража прервалось. Гул стих. Даже багровый свет из трещин, казалось, потускнел. В наступившей тишине Каю почудилось, что сама пещера затаила дыхание.

Потом раздался скрежет. Низкий, громовый, звук ломающегося гранита. Гигантская голова Стража, которую Кай считал просто ещё одним каменным выступом, повернулась. Веки, тяжёлые, как плиты, медленно поползли вверх.

Открылись глаза.

Это не были глаза дракона, полные пламени и интеллекта. Это не были бездонные озёра никсий. Это были глаза самой земли. Радужки цвета расплавленного базальта, зрачки – вертикальные щели, похожие на глубокие разломы. В них не было ни мысли, ни эмоции в человеческом понимании. Там была лишь бесконечная, немыслимо древняя осознанность. Он смотрел на Кая, и Кай чувствовал, как этот взгляд пронизывает его насквозь, взвешивает не его тело, а его суть, его боль, его намерения. Видит отпечаток песни никсий на его душе. Чувствует след шипа Элис в его руке. Ощущает шрам на своей лапе и связывает его с болью мальчика.

Молчание длилось вечность. Кай боялся пошевелиться, боялся даже просто дышать.

Затем Страж вздохнул. Не вдохнул, а именно ВЗДОХНУЛ— долгий, глубокий, полный такой усталости, что от неё сжалось сердце. Из его ноздрей, похожих на пещерные входы, вырвалось облако горячей пыли.

И в сознании Кая, медленно, как поднимающаяся со дна пучина мысль, возник не голос, а ощущение. Тяжёлое, гулкое, каменное.

«Малый… певец… Ты принёс… эхо старой боли… и ключ от старой двери… Зачем?»

Мысль была настолько огромной и медленной, что Каю потребовалось время, чтобы её осознать. Он попытался собрать в кучу свои чувства, как делал с никсиями. Послал образ Элис. Пустого алтаря. Охотников с пылающей десницей. Скайлара. И слова, ставшие его мантрой: «Хранительница зовёт. Убежище пало. Пора просыпаться».

Глаза Стража, эти расплавленные щели, сузились. Воздух в пещере снова загудел, но теперь в нём слышалась не сонная нега, а нарастающее, глухое недовольство. Камень под ногами Кая мелко задрожал.

«Железные черви… – проскрежетала мысль, и в ней впервые появился оттенок, похожий на ярость. – Снова копошатся… в шрамах мира… Светлую… помню. Тихая была. Давала спать… Хорошо спалось…»

Огромное тело пошевелилось. Посыпались тонны пыли, мелкие камни покатились по склону. Страж начал подниматься. Это было подобно тому, как поднимается целый горный хребет. Медленно, неизбежно, с грохотом ломающихся каменных наплывов. Он встал на все четыре лапы, и его голова уперлась в высокий свод пещеры. Он был колоссальным. Настоящим божеством глубин.

Он наклонил голову, и его дыхание омыло Кая волной сухого, пахнущего серой жара.

«Проснуться… – пророкотала в голове Кая мысль. – Да. Пора. Сон стал… тревожным. Но я – Камень. Я не иду тропами малых. Я… напоминаю.»

Что это значило? Кай не успел спросить. Страж сделал шаг в сторону стены пещеры – шаг, от которого содрогнулась вся полость. Он приподнял одну из своих гигантских, как опоры моста, лап и… ткнул когтем в стену.

Раздался оглушительный грохот. Не просто звук удара. Это был звук ломающейся реальности. Камень стены не раскололся. Он… раздвинулся. Как занавес, как вода перед кораблём. И за ним открылся не новый туннель, а… вид. Чёткий, как через гигантское окно. Вид с высоты птичьего полёта на долину далеко-далеко отсюда. Кай увидел зелёные луга, серебристую ленту реки и на её берегу – дымящие трубы и серые коробки нового имперского форпоста. Он даже разглядел крошечные фигурки людей, похожих на муравьёв.

«Напоминаю… – снова проскрежетало в его голове, и в этот раз в «голосе» Стража звенела сталь. – Железные черви любят ломать… Пусть увидят… что мир может ломаться… под ними.»

Страж глубоко, со свистом втянул воздух. Его бока раздулись, как кузнечные меха. А затем он выдохнул. Но не воздух. Из его разверстой пасти, из самой глубины, где горело ядро земли, вырвался гул. Не звук, а сама вибрация. Невидимая, сокрушительная волна силы, которая пронеслась через каменное «окно» прямо в ту далёкую долину.

Видение в «окне» вздрогнуло. Земля под имперским форпостом… вздыбилась. Это было не землетрясение в привычном смысле. Это было как если бы сама почва решила сбросить с себя паразитов. Грунт вспучился волной, снося частоколы, опрокидывая строения. Башня с имперским штандартом наклонилась, медленно, неумолимо, и рухнула, подняв облако пыли. Крошечные фигурки в панике разбегались.

Окно захлопнулось. Стена снова стала просто стеной. В пещере воцарилась тишина, нарушаемая лишь тяжёлым, удовлетворённым дыханием гиганта.

Кай стоял, потрясённый до глубины души. Это была не магия, которую он мог понять. Это была сила стихии, призывная и безличная, как ураган или прилив.

Страж снова опустил голову к нему. Его глаза теперь светились тусклым, глубоким заревом, как остывающая лава.

«Иди, малый певец. Неси песню дальше. Я… проснулся. И мир это почувствует. Когда камни начнут помнить… железо сломается.»

Он повернулся, укладывая своё гигантское тело обратно, с грохотом, от которого закладывало уши. Но теперь это уже не была поза вечного сна. Это была поза отдыхающего, но бодрствующего стража. Его глаза, эти вертикальные щели, остав