Тень и пыль дракона

Владимир Жданов

Тень и пыль дракона

Пролог.

На окраине Империи, там, где заканчиваются мостовые и начинается влажное дыхание болот, ещё теплились последние угольки другого мира.

Тишина здесь была особенной – не пустой, а насыщенной. Она висела в воздухе вместе с болотной дымкой, впитывая в себя шелест камыша, крик далёкой птицы и отголоски того, чего уже не было. Для приезжих это было мёртвое, гнилое место. Для своих – последнее прибежище.

А для одной-единственной женщины – домом, долгом и безмолвной клятвой.

Элис чинила ловушку на кабана, когда впервые почувствовала дрожь в земле.

Она замерла, костяная игла застыла в её пальцах. Это был не гром. Не падение дерева. Это был тяжёлый, мерный шаг. Такие шаги не делали люди.

Она медленно подняла голову и посмотрела сквозь завесу мха, свисавшего с крыши её убежища. Дымка, вечная спутница болот Иммервиля, сегодня была гуще обычного. Она скрывала всё дальше тридцати шагов, превращая мир в размытую акварель серых и зелёных тонов.

Но Элис не нужно было видеть. Она помнила. Каждую трещинку на старом тисе у края трясины, каждый изгиб шаткого моста через Чёрную протоку. И сейчас она слышала: тяжёлое, хриплое дыхание, которое не принадлежало ни зверю, ни человеку. Дыхание, прерываемое сдавленным стоном боли.

Отложив иглу, она вышла из хижины. Её движения были плавными, бесшумными, будто она была не отдельным существом, а частью болота – его тенью, его тишиной.

Она шла на звук, не оставляя следов на влажной земле. Дымка обволакивала её, цеплялась за простую одежду из мха и коры. Она свернула к старому тису – своему любимому месту для наблюдения. Отсюда был виден мост.

И она увидела.

Существо было огромным, даже припавшим к земле. Его очертания в тумане казались нагромождением тёмных скал, но Элис узнала форму: длинная шея, мощные лапы, сложенные, словно подкошенные, крылья, волочащиеся по грязи. Дракон. Молодой, судя по размерам. Горный, по излому рогов. И смертельно раненный.

Из его бока, чуть ниже сломанного ребра, торчал обломок. Не стрелы и не копья. Это была зазубренная металлическая штуковина, похожая на гарпун, но намного мерзостнее. По его поверхности пробегали тусклые вспышки рунической энергии – яд, замедляющий заживление и причиняющий невыносимую боль.

Дракон тяжело дышал, его глаза, похожие на расплавленное золото, были затянуты пеленой агонии. Он пытался ползти, увязая лапами в трясине, оставляя за собой борозду, наполненную не кровью, а чем-то похожим на жидкий, дымящийся янтарь.

Сердце Элис, давно забывшее, что значит сжиматься от жалости, дрогнуло. Она видела, как умирают драконы. Видела великих и древних, встречавших смерть с рёвом, сотрясающим небо. Эта тихая, грязная гибель на краю болота была в тысячу раз хуже.

Она сделала шаг вперёд, чтобы… чтобы что? Утешить? Помочь? Она была хранительницей памяти, а не жизни.

И в этот момент дракон поднял голову. Его взгляд, мутный от боли, нашёл её в тумане. В этих глазах не было страха перед ней, маленькой человеческой фигуркой. Было что-то иное. Узнавание? Просьба?

Он слабо хрипнул, и из его пасти вырвалось не пламя, а клубок искр и чёрного дыма. Затем он упёрся лапами в землю, собрал последние силы и рванулся вперёд – не к ней, а мимо, в глубь болота, к завесе из спутанных корней и свисающего мха, за которой, как он мог знать, скрывался вход.

Он знал. Он пришёл сюда. Не случайно. Он искал Убежище.

Элис поняла это в тот же миг. Но было уже поздно. Дракон, сделав последний рывок, рухнул у самого входа, скрытого древними рунами. Его могучее тело вздрогнуло в последней судороге. Золотой свет в глазах померк, сменившись тусклым, потухающим стеклом.

Тишина вернулась, теперь уже навсегда нарушенная грузным присутствием смерти.

Элис медленно подошла. Она опустилась на колени в холодную грязь рядом с огромной головой. Положила ладонь на ещё тёплую чешую у его глаза. Кожа под ней была твёрдой, как камень, и невероятно старой, даже для такого молодого дракона.

«Кто ты?» – прошептала она, но ответа, кроме шелеста камыша на ветру, не было.

Её взгляд упал на рану, на мерзкий имперский гарпун. Охотники. Они уже не довольствовались старыми костями и чешуёй, забытой в горах. Они выходили на живую дичь. И этот… он был не один. Он бежал от кого-то. Искал спасения.

Значит, за ним могли прийти.

Холодная, знакомая тяжесть легла на плечи Элис. Долгие годы её покой, её тихое служение памяти, оставались неприкосновенными. Теперь смерть вползла на её порог. И принесла с собой не просто тело, а проблему. И, возможно, внимание Империи.

Она должна была действовать. Спрятать тело. Скрыть следы. Сохранить то, что от него осталось – последнюю чешую, последнее эхо.

Но прежде она сидела ещё несколько минут, гладя чешую на голове дракона, слушая, как ветер играет в его сломанных рогах, напевая грустную, безымянную песню о другом времени. О времени, когда небо не было пустым.

Это был конец. Конек одной тихой истории, последней песни горного дракона.

Она ещё не знала, что это – самое начало. Начало всего.

Потому что за первым драконом, ищущим спасения, всегда приходит второй. Обычно с погоней на хвосте. И с осколком чуда в окровавленных руках.

А дымка над болотами Иммервиля всё не рассеивалась.

Глава 1. Удивительная встреча.

Дымка над болотами Иммервиля никогда не рассеивалась. Она скрывала не только гниющие корни и бледные огоньки болотных духов, но и вход в Последнее Убежище. Его хранительницей была Элис, женщина с глазами цвета вороненой стали и памятью длиннее, чем жизнь тысячелетнего дуба. Она помнила времена, когда драконы писали законы мироздания когтями в скалах, а магия текла по жилам земли, как кровь. Теперь же магия угасала, вытесняемая холодной, бездушной логикой людей, возводивших свои дымящие города на опушках забытых лесов. А драконы… драконы стали мифом. Почти.

В тот день дымка принесла нечто новое – запах крови, железа и страха. И погоню. Элис, не шелохнувшись, наблюдала из тени старого тиса, как через хлипкий мост понесся юноша в разодранном плаще. За ним, звеня амуницией, мчались двое в плащах с вышитой на спине пылающей десницей – охотники за артефактами Империи. Юноша споткнулся о корень, упал на колени прямо перед скрытым рунами входом в Убежище. Охотники настигли его. Отдай чешую, выродок, – прошипел старший, занося меч с тускло горящей руной. Император заплатит за неё чистым золотом. Твоя тварь уже не защитит тебя. Элис вздохнула. Так тихо, что это был скорее шелест ветра. Но его услышали. Все трое. Охотники резко обернулись, зажав оружие. Юноша поднял голову, и в его глазах Элис увидела не страх, а яростную, животную боль. – Он не «тварь», – хрипло сказал юноша. – Он был мой брат. Из разорванной сумки на его поясе тускло мерцал кусок чешуи, размером с ладонь. Она была цвета закатного неба и черного обсидиана. Чешуя дракона. Элис вышла из тени. Её простые одежды из мха и коры, казалось, были частью болота. Она ничего не сказала, лишь посмотрела на охотников. И в её взгляде, внезапно, мелькнул отблеск былого – бездонная глубина драконьей памяти, тяжесть веков, прожитых не человеком. Старая карга, проваливай! – крикнул младший охотник, но в его голосе слышалась дрожь. Воздух вокруг Элис гудел от сконцентрированной мощи. – Вы принесли смерть в моё убежище, – её голос звучал как скрип древних камней. – И вы принесли частицу последней песни. Отдайте её мне. – Ни за что! – выкрикнул юноша, прижимая чешую к груди. Я должен… я должен её вернуть. К горе. Чтобы он обрёл покой.

Охотники, решив, что старуха – меньшая угроза, снова ринулись к нему. Но Элис просто щелкнула пальцами. Из дымки вокруг них выросли тени. Не просто отсутствие света, а плотные, вязкие существа из самой древней тьмы, что была до звёзд. Они обвили охотников, не дав сделать и шага. Те закричали, но крики быстро стихли, поглощенные сырой, беззвучной материей теней. Юноша замер, поражённый. Элис подошла к нему и опустилась на корточки. – Его имя? – спросила она мягко. Скайлар – прошептал юноша. Его звали Скайлар. Они убили его, пока он спал на солнце… ради чешуи. А я… я не смог его защитить. Слёзы, наконец, потекли по его грязным щекам, оставляя светлые дорожки. Элис бережно взяла чешую из его дрожащих рук.

Прикосновение было как удар тока. Она закрыла глаза, и перед ней пронеслись видения: могучие крылья, рассекающие облака, рёв, от которого дрожали горы, и тихая, мудрая печаль последнего из великих драконов, знавшего, что его эпоха уходит. – Он был одинок – сказала Элис, открывая глаза. И его смерть была тяжёлой. Но в этой чешуе остался не просто пепел силы. Осталась его песня. Песня о небе, которое помнит полёт. Она поднялась и протянула руку юноше. Меня зовут Элис. Я помню первого дракона. И я помогла похоронить многих. Давай положим твоего брата, Скайлара, в землю, которая ещё помнит их вес. И споём для него ту последнюю песню. Юноша, которого звали Кай, молча кивнул и взял её руку. Его рука была горячей и живой в её холодной, почти каменной ладони. Элис повела его за собой, через руины, которые были старше империй, в самое сердце Убежища – в залу, где на каменном алтаре лежали десятки таких же чешуй, осколков костей и когтей. Каждая была немым напоминанием о ушедшей эпохе.

Когда Элис положила чешую Скайлара рядом с другими, в тишине пещеры что-то дрогнуло. Чешуя вспыхнула мягким светом, и на миг в воздухе повеяло теплом высокогорного ветра и запахом грозовых облаков. Кай выдохнул, и с этим выдохом из него ушла часть невыносимой тяжести. Что теперь? – спросил он тихо. Элис посмотрела на тлеющие в светящемся мхе артефакты, на пыль драконов, и затем на Кая – живого, полного боли и гнева, но и надежды. Теперь, сказала она, и в уголках её стальных глаз заблестело что-то, отдалённо напоминающее огонь – ты можешь остаться. Или уйти. Но знай: магия не умирает. Она лишь засыпает, пока не проснётся в ком-то снова. Иногда в виде дракона. Иногда – в виде тени от старой карги. А иногда… Она замолчала, глядя, как последний свет чешуи Скайлара отражается в его глазах. – …иногда – в виде мальчика с чешуёй в руках и песней мести в сердце. Выбор за тобой. И впервые за много веков Элис, хранительница ушедшего мира, почувствовала не тяжесть прошлого, а слабый, едва уловимый росток будущего. Потому что там, где есть память и есть гнев против забвения, там всегда найдётся место для новой, пусть и тихой, легенды.

Кай остался. Сначала на день, чтобы отдохнуть и похоронить чешую с подобающими почестями. Потом на неделю, потому что рана на его боку, оставленная копьём охотника, воспалилась, и Элис лечила её странными болотными травами, пахнущими дождём и медью. А затем он просто не ушёл. Не потому что не мог, а потому что Убежище перестало быть просто пещерой с реликвиями. Оно стало молчаливым собеседником, полным вопросов, на которые у него не было ответов.

Он узнавал историю по крупицам. Элис говорила мало, но каждая её фраза была как ключ к древнему замку. Она показывала ему, как «слушать» пыль на алтаре – не ушами, а кожей, внимая слабым эхо эмоций, застывших в артефактах. Чешуя горного дракона хранила сухой, пронзительный холод вершин. Обломок когтя из лавовых равнин едва уловимый жар ярости. А песня Скайлара, его брата, была похожа на ощущение перед полётом: тягучее напряжение мышц, зов бездны под крылом и безмерная, тихая радость свободы. – Почему вы это храните? – спросил он однажды вечером, когда туман затянул вход так плотно, что мир снаружи казался сном. Чтобы помнили? Элис, сидевшая у слабого огня из синеватого мха, не ответила сразу. Её пальцы перебирали гладкую, как речная галька, кость, которой было больше тысячи лет. Память это только начало, Кай, наконец сказала она.

Я храню их, чтобы они не стали оружием. Чешуя дракона, истолчённая в порошок, может дать кузнецу пламя, способное расплавить сталь Империи. Кость, правильно обработанная, становится фокусом для чар, разрывающих умы. Охотники Империи – всего лишь щупальца. За ними стоит жажда, которая не знает утоления. Они не хотят понимать драконов. Они хотят их использовать. Обратить последние следы чуда в инструмент. Кай сжал кулаки. Он вспомнил пустые, жадные глаза солдат, окруживших спящего Скайлара. Они не видели в нём существо, видящее сны о небе. Они видели ресурс. – Значит, вы – тюрьма для этих… эхо? Нет, – качнула головой Элис. Я – свидетель. И иногда проводник. Чтобы эхо, в конце концов, смогло успокоиться. Чтобы песня закончилась, а не оборвалась на полуслове. Она посмотрела на него, и её взгляд стал острым, как скальпель. А что хочешь ты? Твоя песня оборвалась. Что ты будешь делать с этим?

Кай отвернулся. Он хотел мести. Каждую ночь ему снился один и тот же кошмар: тяжёлое дыхание Скайлара, переходящее в предсмертный хрип, и холодная тяжесть чешуи в его руках, пока он бежал, трусливо бросив тело названного брата на растерзание стервятникам. Месть была единственным топливом, что горело в нём. Но здесь, в тишине Убежища, это пламя начинало жечь его изнутри, казалось грязным и неуместным рядом с тихой скорбью драконьей пыли. Его ответ прервал странный звук снаружи – не крик птицы и не рычание болотного зверя. Это был металлический, вибрирующий гул, будто кто-то ударил по натянутой струне размером с сосну.

Элис мгновенно вскочила на ноги, её лицо стало встревоженным. Щит, прошептала она. Кто-то пытается пройти сквозь мои чары на границе. Она щёлкнула пальцами, и перед ними в воздухе заколебалось изображение, словно на поверхности воды. Сквозь пелену тумана они увидели отряд. Не двое, как в прошлый раз. Десять человек в полированных, лишённых всяких украшений латах. Их плащи были цвета сумерек, а на груди красовалась та же вышитая пылающая десница. Впереди шла женщина с острым, как клинок лицом и седыми, туго заплетёнными волосами. В её руках был не меч, а сложный металлический жезл, на конце которого пульсировал малиновый кристалл. Именно от него исходил тот самый гул. Следопыты Имперской Коллегии Арканистов – сказала Элис без эмоций. Не бандиты с большой дороги. Учёные палачи. Они нашли след.

Мой след? – упавшим голосом спросил Кай. Возможно. Или резонанс от чешуи Скайлара. Неважно. Они здесь. Женщина-следопыт подняла жезл, и кристалл вспыхнул ярче. Гул усилился, превратившись в пронзительный вой. Туман у входа в Убежище заволновался, словно в кипятке, и на миг показались древние руны, высеченные в камне, – они вспыхнули синим светом, затрещали, как лёд, и погасли. Щит пал – констатировала Элис, и в её голосе прозвучала не тревога, а холодная решимость. Они войдут через несколько минут.

Она повернулась к Каю и схватила его за плечи. Её пальцы впились в него с силой, которой он от неё не ожидал. Слушай меня, мальчик. Они пришли не за тобой. Они пришли за этим. Она махнула рукой в сторону алтаря. Они выскребут это место до камня, чтобы разжечь свои машины и выковать своё могущество. Ты должен уйти.

Я не побегу! – вырвалось у Кая, и старая ярость вспыхнула в нём с новой силой. – Они убили его! Я буду драться! Ты умрёшь, как дурак – отрезала Элис. Её глаза горели. И твоя смерть ничего не даст. Ты хочешь отомстить? Тогда стань чем-то большим, чем просто мальчишка с ножом. Их оружие – знание. Знание, которое они воруют. Твоё оружие должно быть другим. Она потянула его к дальнему углу пещеры, к участку стены, покрытому не рунами, а просто мхом. Прижала ладонь, что-то прошептала на языке, похожем на шелест чешуи о камень. Камень бесшумно отъехал, открыв узкую, тёмную расщелину, от которой пахло сыростью и чем-то древним. – Это ведёт через подземные реки к северным склонам. Иди. Беги. Ищи других.

– Других? Каких других? – растерянно спросил Кай. – Последних. Забытых. Как я. Как драконы. Ищи тех, кто ещё помнит песни ветра в крыльях и тепло земли под брюхом. Скажи им… скажи им, что Хранительница зовёт. Что Последнее Убежище пало. И что пора просыпаться. Снаружи уже были слышны чёткие, тяжёлые шаги по каменному полу. Элис выдернула из своих седых волос тонкий шип, похожий на серебряный коготь. Втолкнула его в руку Каю.

– Возьми. Это не оружие. Это ключ. И память. Теперь иди! Она почти силой впихнула его в расщелину. Кай, спотыкаясь, шагнул в темноту. Последнее, что он увидел, повернув голову, был силуэт Элис на фоне слабого света пещеры. Она стояла, выпрямившись во весь свой, казалось бы, невысокий рост, но в её осанке была несгибаемая мощь. Её руки уже были подняты, а из теней у её ног начинали подниматься плотные, безмолвные фигуры – древние стражи, сплетённые из самой тьмы болот. Камень сзади соскользнул на место, отрезав свет и звуки. Осталась только полная, давящая темнота и холод серебряного шипа в его сжатой ладони. И слова, которые теперь горели в его сознании ярче любого огня: «Пора просыпаться». Бежать. Искать. Не мстить, а… помнить. И напомнить другим. Где-то позади, в сердце павшего Убежища, раздался оглушительный рёв – не человеческий, не звериный. Это был рёв стихии, голос древней магии, которую разбудили. Это был боевой клич дракона, которого давно не было. Элис перестала прятаться. Кай стиснул ключ-коготь до боли, ощутив его странное, живое тепло, и побежал навстречу подземной реке, тьме и невероятно трудному будущему. Он больше не был просто Каем, братом дракона. Теперь он был Вестником. И его путь только начинался.

Глава 2. Шёпот подземных рек.

Тьма была абсолютной. Она не просто окружала – она проникала внутрь, заполняя лёгкие, уши, сами мысли. Кай шёл, вернее, брёл, почти на ощупь, одной рукой скользя по шершавой, мокрой от конденсата и слизи стене туннеля. Холодная вода, в начале была по щиколотку, а теперь доходила ему до пояса, высасывая тепло и замедляя каждый шаг. Подводные потоки норовили свалить его с ног, цеплялись за порванную одежду невидимыми руками. В ушах ещё стоял оглушительный рёв, с которым Элис начала свой последний бой – звук, от которого содрогнулось само пространство. Но здесь, в глубине, царила гнетущая тишина, прерываемая лишь его хлюпающими шагами и прерывистым, слишком громким дыханием.

Ярость и отчаяние, заставившие его крикнуть о желании сражаться, угасли, оставив после себя леденящую пустоту и горящий стыд. Он сбежал. Снова. Сначала – оставив тело Скайлара на растерзание, теперь – бросив старую женщину на верную гибель. Он был трусом. Не братом-мстителем, не воином, а просто мальчишкой, которого гнали, как затравленного зверя, всё глубже под землю.

«Ты хочешь отомстить? Тогда стань чем-то большим…» – слова Хранительницы отдавались в его голове как издевка.

«Большим. Чем?» – мысленный вопрос был полон горечи. Он был никем. Подкидыш, которого люди из приграничной деревни считали «отмеченным болотом» и боялись. Он выжил только благодаря стае горных грифонов, принявших его за своего детёныша. Но все изменилось когда он нашел в скалистом ущелье окровавленного, ещё живого дракончика с подбитым крылом. Скайлар. Они были изгоями вдвоём. Последний дракон своего выводка, чьи сородичи пали от рук охотников за «трофеями», и дитя людей, которого те же люди презирали. Их связывало не кровное родство, а родство душ, выброшенных за пределы своих миров. И что он, Кай, мог сделать против Империи, у которой были такие машины и такие маги, что одним жезлом ломали древние, как сам мир, чары? Он не знал никаких песен, кроме свиста ветра в ущельях. Не владел магией. Его оружием всегда была лишь скорость, умение прятаться и острая, грубая костяная пика, которую он потерял ещё у болот.

Слепое движение вперёд стало единственным способом не сойти с ума. Он считал шаги, потом сбивался, начинал снова. Время потеряло смысл. Может, прошёл час, может, целые сутки. Рана на боку, которую так старательно лечила Элис, ныла тупой, горячей болью, напоминая о каждом неловком движении.

И когда ему начало казаться, что этот туннель будет вести в никуда вечно, впереди забрезжил свет. Не яркий, не золотой, как солнечный, а призрачный, фосфоресцирующий. Синевато-зелёное свечение, словно от гниющих пней, но в нём была странная, умиротворяющая красота. Туннель расширялся, переходя в пещеру немыслимых размеров. Своды её терялись в вышине, усеянные тысячами мягко светящихся наростов – то ли гигантских грибов, то ли лишайников, то ли чего-то совсем иного. Их света хватало, чтобы разглядеть пространство. Воздух здесь был другим – влажным, тяжёлым, пахнущим сыростью, но и сладковатой пыльцой, чем-то древним и неторопливым.

Посреди пещеры подземная река замедляла свой бег, разливаясь в широкое, спокойное озеро, чья гладь отражала призрачное сияние сводов, как тёмное зеркало звёздной ночи. Кай остановился на каменистом выступе, переводя дух. Его ноги дрожали от напряжения и холода. Он впервые за много часов сел, прислонившись спиной к тёплой, странным образом нагретой стене, и только тогда разжал онемевшую от напряжения руку.

В его ладони лежал дар Элис. Шип был длиной с его ладонь с растопыренными пальцами. При ближайшем рассмотрении он оказался не серебряным, а сделанным из какого-то перламутрово-тусклого материала, который переливался всеми оттенками луны – от холодного белого через голубой к почти чёрному. Он был тёплым на ощупь, будто живым. На его поверхности проступали тончайшие, словно паутина или линии на карте, прожилки. Когда Кай прикоснулся к ним подушечкой пальца, шип отозвался. Не звуком, а вибрацией – лёгкой, едва уловимой пульсацией, сродни мурлыканью спящего зверя или биению далёкого сердца. И в голове на миг пронеслись обрывки, не образы даже, а чувства: терпкая свежесть болотной мяты на языке, ощущение бархатного мха под босыми ступнями, вкус старого, густого вина из тёмной бузины, и сквозь всё это – тихая, знакомая грусть долгой-долгой одинокой ночи. Память Элис, – с изумлением понял он. Частичка её, запечатанная в этом… ключе.

Но ключ от чего? От других дверей? От других Убежищ? От сердца мира? Вопросы роились в голове, не находя ответов.

Его размышления прервал звук. Не гул железа и не скрежет магии, а нечто совершенно иное. Тихий, мелодичный плеск, будто кто-то осторожно водил ладонью по воде, рисуя круги. Затем – лёгкий всплеск, и снова тишина. Кай замер, инстинктивно прижавшись к стене, сжимая шип в кулаке как последнее оружие.

В центре озера, там, где свет грибов падал на воду прямым столбом, что-то шевелилось. Из тёмной, словно чернила, воды медленно показалась спина – гладкая, влажная, отливающая в призрачном сиянии невероятными цветами: глубоким нефритово-зелёным, переходящим в молочный селенит и сиреневые отсветы аметиста. Существо было длинным, змеевидным, но мощным. Короткие, мускулистые лапы с широкими перепонками между пальцев медленно рассекали воду, почти бесшумно. Оно плыло с врождённой, древней грацией.

Затем оно повернуло голову. Кай затаил дыхание. Морда была вытянутой, изящной, без единого намёка на агрессию. Кожа на морде была тоньше, полупрозрачной, и под ней слабо мерцали прожилки того же света, что и на сводах. Но больше всего поражали глаза. Огромные, занимающие пол-лица, полностью чёрные, как полированный обсидиан или бездонная глубина океанской впадины. В них не читалось ни злобы, ни страха – лишь спокойное, всевидящее любопытство. Узкие ноздри-щели дрогнули, улавливая его запах в воздухе.

Инстинкт велел отпрянуть назад, в тёмный туннель, но ноги словно вросли в камень. Он застыл, заворожённый. Это существо не было похоже ни на дракона, ни на какую-либо болотную тварь, о которой он слышал в страшных сказках. Оно было… иным. Древним, как сама пещера, и таким же невозмутимым.

Существо издало звук. Не рык, не шипение. Что-то среднее между низким, мелодичным воркованием и серией щелчков, похожих на стук камешков друг о друга. Звук был на удивление сложным, неся в себе какой-то вопрос. Оно не выглядело агрессивным. Скорее, заинтригованным. И в этот миг Кай вспомнил слова Элис, вырвавшиеся у неё в спешке: "Ищи других. Последних. Забытых. Как я. Как драконы".

Сердце ёкнуло. Он медленно, очень медленно, боясь спугнуть, поднял руку с шипом-когтем, показывая его существу. Чёрные, бездонные глаза сузились, фокусируясь на предмете. Существо скользнуло по воде с поразительной скоростью, бесшумно приблизившись к его каменистому выступу. Длинная, гибкая шея изогнулась, чтобы рассмотреть артефакт с разных сторон. Затем оно медленно, почти церемонно, протянуло голову вперёд. Влажный, холодный нос, напоминающий гладкий речной камень, осторожно ткнулся в его раскрытую ладонь прямо под шипом.

И мир рухнул.

В его сознание не хлынул, а ворвалсяпоток. Это были не просто образы или мысли. Это были воспоминания, переданные с такой интенсивностью, что Кай физически почувствовал головокружение и едва не упал в воду.

Он видел тёплые, илистые берега огромного внутреннего моря, освещённые не одним, а двумя лунами – одной серебряной, другой медово-янтарной. Воздух был густым и тёплым, пахнущим солью и цветущими водорослями.