test_test1TECHN-4521

– А пожалуйста, – я и не подумала спорить, – ну и я за одно посмотрю, как он отреагирует. Ну что, мир?

Я протянула Стеше ладошку, которую она с улыбкой пожала. Любой, кто наблюдал бы за этой сценой, решил бы, что девчонки обсудили своих парней и пришли к выводу, что добрососедские отношения дороже. Парни приходят и уходят, а жить и опасаться, что кто-то по доброте душевной тебе в кофе плюнет – спасибо большое, дураков нет.

– Морозова!

Я обернулась и увидела Веру Борисовну, которая вошла в столовую и кого-то высматривала.

– Да, я здесь, – я подняла руку, привлекая к себе внимание, и пошла к выходу из столовой, на прощание кивнув Стеше.

– Завтра утром доставят твой торт, – сообщила мне Вера Борисовна, – поэтому сразу после завтрака подойди к Виктории и лучше заранее договорись с Кариной насчёт холодильника.

– Спасибо большое, – искренне поблагодарила я, – именно так я и сделаю.

– Там тебе ещё какой-то пакет придёт, видимо, подарок, – добавила Вера Борисовна, и эти слова заставили меня замереть на месте.

– Пакет? От кого?

– Откуда я знаю? – она слегка удивлённо посмотрела на меня. – Тебе же пакет, не мне. Получишь – и узнаешь. От родителей, наверное, подарок на день рождения.

Мне хотелось сказать, что это вряд ли: папа уже два года не поздравлял меня с днём рождения, ограничиваясь переводом денег на карту. Причём меня всегда удивляло, что делал он это в сентябре, а не в марте, когда я родилась на самом деле. Ладно посторонние, но он-то прекрасно знал, когда у меня настоящий день рождения, а не по документам. Не хотелось думать о том, что ему это было настолько всё равно и что об этом дне он вспоминал исключительно благодаря напоминалке в телефоне или записи в ежедневнике. Типа: «напомнить, чтобы отдали пиджак в чистку», «обед с Дмитриевым», «поздравить Лизу», «распорядиться насчёт билетов в Лондон»… А про Катю и говорить нечего: она если что и прислала бы, так это пожелание никогда не возвращаться в отцовский дом. Своим его называть у меня не получалось уже даже мысленно.

Настроение испортилось, и я с трудом удержала лицо, не желая никого посвящать в свои переживания.

– Спасибо, Вера Борисовна, я непременно подойду утром и всё сделаю.

– Хорошо, Морозова, – мне показалось, что на мгновение в её взгляде мелькнуло что-то человеческое, живое, но потом я решила, что это просто свет так отразился. Не от кого здесь, в «Серебряном», мне ждать понимания и сочувствия, да оно мне и не надо, обойдусь.

Женька, как мы и договаривались, весь день демонстративно на меня дулся, даже на большой перемене не пришёл в кафе, как это обычно бывало. И я вдруг поняла, что один вывод из этой игры я уже сделала: без Самойлова, хоть мы и знакомы всего ничего, мне плохо. Я успела привыкнуть к его присутствию, молчаливой поддержке, разумным рассуждениям. Да просто к тому, что он рядом. И сегодня, когда он то болтает со Стешей, которая тут же начала реализовывать свой план, то просто молча сидит один с книгой, я чувствую себя некомфортно, словно у меня отобрали что-то очень важное.

Марк демонстративно старался быть поблизости, шутил, пару раз попытался меня обнять, но я со смехом выворачивалась, так как мне было просто банально страшно. А вдруг он на самом деле вампир, а я с ним тут обнимашки устрою? Понимаю, что такое через прикосновения не передаётся, но всё равно жутко.

И только поздно вечером, практически ночью, когда мы втроём встретились под облюбованной пальмой неподалёку от медицинского кабинета, и Женька меня обнял, чмокнув в щёку и в макушку, я смогла хоть как-то расслабиться.

– Не думала, что это будет так непросто, – шепнул он мне, – если бы не знал, что всё не по-настоящему, попробовал бы набить Марку морду. Не факт, что победил бы, всё-таки, в отличие от него, я не боксирую, но попытался бы обязательно.

– Потом отношения выясните, – сердито прошипела Дашка, которая за день наверняка озверела, слушая моё нытьё по поводу всего на свете, – ключ у тебя?

– Ой, – Женька похлопал себя по карманам, – а где он? Потерял, что ли?

Но, увидев наши вытянувшиеся лица, он хихикнул и поспешно сказал:

– Да вот он, я пошутил просто!

– Самойлов, ты идиот?! – Дашка явно изо всех сил боролась с желанием треснуть этого юмориста-самоучку по башке чем-нибудь тяжёлым, и я готова была ей в этом помочь. Нашёл, блин, когда и чем шутить.

– Это у меня нервное, простите, девчонки. Был неправ, больше не повторится, – быстро прошептал Женька, демонстрируя нам на первый взгляд самый обыкновенный ключ. Не ключ-карту, как от комнат, а привычный металлический ключ от замка. Небольшой, тускло блеснувший в густом полумраке, со сложной, какой-то вычурной бородкой… Было в нём что-то непривычное, таинственное, хотя я ни при каких условиях не смогла бы сказать – что именно. Таким не медицинский кабинет запирать, а какую-нибудь сокровищницу.

– Идём? – Дашка глубоко вздохнула. – Стрёмно, но зря, что ли, мы ключ воровали?

– Даш, ты остаёшься здесь и прикрываешь, – скомандовал Самойлов, – если что – просто устраняй угрозу. По башке – и под пальму.

– Нашёл время шутить, – недовольно прошипела Дарья.

– А я и не шучу, – абсолютно серьёзно посмотрел на неё Женька, – если кто-то появится, ты лучше нас всех сможешь его… ммм… обезвредить и при этом не прибить. Мы же с Лизхен либо пальму уроним, либо с жертвой перестараемся, либо ещё как-то накосячим.

– Идите уже, – смирилась подруга и махнула рукой, а мы с Женькой короткими перебежками рванули к спасительной тени возле двери в нужное нам помещение.

– Только бы обошлось, – пробормотал Самойлов, вставляя ключ в замок и аккуратно поворачивая его, – сейчас как завоет сигнализация…

– Никуда с тобой больше не полезу, – я от души пнула парня ногой, – перестань нагнетать! И без тебя страшно!

Замок негромко щёлкнул, но мне показалось, что этот тихий звук было слышно не то что во всём здании, но и на паре квадратных километров вокруг.

– Тихо всё, – раздался шёпот Дашки, а потом и она сама скользнула к нам в надёжную тень.

Стараясь действовать бесшумно, мы тремя призраками – да простят меня настоящие привидения – просочились в медкабинет. Я очень надеялась, что мы в темноте не заденем и не уроним какую-нибудь вешалку или подставку для капельницы.

Обошлось, и мы спокойно пробрались внутрь, после чего Самойлов так же аккуратно закрыл дверь изнутри и включил маленький фонарик. По идее, его свет никому не должен был быть виден: дверь мы закрыли, на окнах же были плотные жалюзи.

– А если холодильник заперт?

– Не попробуем – не узнаем. Подсвети-ка…

Дашка решительно шагнула к мирно моргавшему зелёной лампочкой шкафу и потянула на себя дверцу. Какое-то время мы все трое молча таращились на аккуратные ряды специфических пластиковых упаковок с тёмным, почти чёрным содержимым. Я всмотрелась в наклеенную на ближайший пакет этикетку и шёпотом прочитала:

– Пятнадцатое августа… так… это, видимо, срок годности… тридцатое сентября… а тут… штрихкод, буква А и в скобках римская III…

– Ну что, вопросы ещё остались? – в голосе Женьки не было торжества или радости от того, что наши догадки оказались верными. Наоборот, в нём была только усталость и какая-то безнадёжность.

– Значит, всё-таки вампир, – вздохнула Дарья, – а я ведь до последнего надеялась, что мы ошибаемся.

– Значит, и Золотницкую убил тоже он. Точнее, не убил… в общем, сделал её такой, какая она теперь стала. Только вот какие у него были на неё планы – пока непонятно. И что её связывало с директором – тоже.

– Может, она как раз про Марка ему хотела рассказать? Могла же она что-то увидеть или услышать, правда? Вот и отправилась к Оленеву предупредить и посоветоваться.

– Вариант ничуть не хуже других, – согласилась я, – погодите… Смотрите, шкаф ещё один, и ключ в замке. Мы что, даже не попытаемся посмотреть, что в нём?

– Хорошо бы, чтобы там оказался список всех обитателей «Серебряного» с указанием, кто есть кто. Этот вампир, этот – последователь Лунной Кошки, этот – оборотень…

– А этот – Трилистник, да? Жень, как-то у тебя сегодня с шутками не очень получается, – вздохнула Дашка, – так что ты помолчал бы, а?

Пока они шёпотом переругивались, я подошла к шкафу и аккуратно его открыла. Прямо передо мной оказалась коробка, в которой аккуратно были составлены одинаковые коричневые конверты формата А4. Помимо неё там были какие-то книги, запечатанные коробки, но ровная стопка одинаковых конвертов словно магнитом притягивала меня, не позволяя просто закрыть шкаф. Рука сама потянулась и вытащила первый попавшийся.

– Стригунова Вероника Александровна, – прочла я и приоткрыла конверт, – справки, фотография… смотрите, какая Ника тут забавная, да? Копия паспорта… В общем, ничего интересного.

– А почему эти бумаги хранятся здесь, а не у директора, к примеру? – удивился Женька, а Дашка лишь согласно кивнула.

– Может, для оформления страховки или ещё чего-нибудь? – предположила я. – Наверняка же здесь не по ОМС лечат в случае чего.

– Я уже даже не знаю, что тебе и сказать-то, с учётом обнаруженного.

Самойлов тяжело вздохнул и взглянул на часы.

– Ладно, девчонки, давайте выбираться. Что хотели, мы узнали… Будем теперь думать, что с этими знаниями делать. Лизхен, закрывай шкаф, хватит.

– Сейчас, подожди. Степанцова Людмила Николаевна, – прочитала я на следующем конверте сделанную чётким почерком надпись и зачем-то заглянула внутрь, – не поняла…

– Чего там? – Женька заглянул мне через плечо. – Опачки. А это кто?

С фотографии, извлечённой из конверта, на нас смотрела совершенно незнакомая девушка.

Глава 11

– Это же не Люся, – растерянно сказала Дарья, глядя на фотографию абсолютно незнакомой нам симпатичной брюнетки. Она ничем не напоминала тут Степанцову, которую мы знали: и черты лица, и волосы, и взгляд – всё было другим. Да чего там – мы смотрели на фото совершенно чужого человека.

– Спасибо, кэп, – фыркнул Женька, но даже в полумраке видно было, что и он находится под сильным впечатлением. – А может, просто перепутали фото? Ну, мало ли, случайно запихнули не в тот конверт. Бывает же.

– Нет, Жень, – тихо ответила Дашка, – это не ошибка. Хотя бы потому что эту девушку никто из нас не знает вообще. Если бы перепутали, то вместо фотографии Люси была бы фотка Несс или кого-то другого. Но не человека, которого никто из нас никогда не видел, понимаешь?

– Согласен, туплю, – вздохнул Самойлов, – и чего теперь?

– Нужно смотреть все конверты, – решительно сказала я, – мы точно знаем, что Степанцова как-то замешана в происходящем. Тот разговор на террасе выдал её с головой. Значит, она пролезла в «Серебряное» под чужим именем. Всюду в документах значится эта девчонка, – я показала на фото незнакомки, – а на самом деле тут кто-то другой. И что-то подсказывает мне, что она тут не одна такая. Конвертов не так много, можно все просмотреть, и тогда мы можем узнать, кто из учеников не тот, кем кажется.

– А зачем они хранят настоящие фото? – спросила Дашка, и я только плечами пожала.

– Затем, что там копии паспорта, а у них наверняка какие-то проверки бывают и прочее. А что предъявить не могут, так всегда отмазку придумать можно. Да и не сверяет никто, мне кажется, фото с живым человеком. А посетители сюда не допускаются: ни родственники, ни просто знакомые. Так что на самом-то деле риски минимальные.

– То есть ты думаешь, что тут найдутся ещё такие несовпадения? – Самойлов задумчиво провёл пальцами по конвертам. – Ну а что? В этом есть рациональное зерно. Давайте посмотрим. Главное, не перемешать их, а то вдруг они в каком-то определённом порядке стоят. Давайте по одному.

Скажу честно: когда я взяла в руки свой конверт, мне стало страшно. Вот такой совершенно иррациональный, беспричинный страх. А вдруг там не я, и всё, что я о себе помню – это внушение, гипноз и прочее. Поэтому, увидев свою фотографию, я не сдержала вздоха облегчения. Друзья меня прекрасно поняли и даже не подумали иронизировать.

Через полчаса изысканий мы выяснили, что ещё в трёх конвертах фотографии не совпадают с реальными людьми. Это было с одной стороны не так уж и много, а с другой – это же каждый пятый. На двадцать человек – четыре подменыша. Откуда в моей голове взялось это слово, я объяснить не могла, но оно на удивление верно отражало суть происходящего.

– А ведь это только среди учеников, – Женька задумчиво потёр подбородок, – а сколько их среди взрослых? Кстати, тут нет такой же коробки с их конвертами?

Поиски ничего не дали, скорее всего, нужные нам документы хранились в запертом сейфе, взламывать который мы не стали даже пробовать. То, что в прошлом шкафу ключ остался в замке, – это просто счастливое для нас стечение обстоятельств.

Решив, что обсуждать всё будем потом, когда благополучно покинем медкабинет, мы аккуратно закрыли шкаф, постаравшись поставить коробку точно так же, как она стояла. Потом Самойлов тихонько открыл дверь и убедился, что в холле по-прежнему никого нет. Мы выскользнули из помещения, и Женька запер дверь, а потом спрятал ключ в карман джинсов.

– К тебе? – шепнул он, повернувшись к Дашке. – Я всё равно сейчас не усну, думаю, вы тоже. Ну и обсудить нам есть что.

Лично я выдохнуть смогла только когда мы все втроём разместились на полу в комнате Дарьи.

– Жесть! – Самойлов прислонился спиной к стене и вытянул ноги. – Такого адреналинового выброса я давно не испытывал. До сих пор потряхивает, если честно.

– И не поспоришь, – Дашка налила себе воды и в три глотка опустошила стакан, – стресс тот ещё. И от процесса, и от результата. Чего делать-то будем?

Мы переглянулись: если к тому, что среди подменышей окажется Марк, мы были как-то внутренне готовы, насколько это в принципе возможно, то увидеть фотографии совершенно чужих людей в конвертах с именами Геры и… Стеши я, например, не ожидала вообще никак. Но реальность была такова, что в конверте, на котором красовалась фамилия Вяземской, была фотография хорошенькой светловолосой девушки, тоже достаточно пышной, но с совершенно другими чертами лица и карими глазами.

– Информацию мы добыли, – наконец-то нарушил тишину Женька, – и теперь в полный рост встал вопрос: что с ней делать-то? Мы же не можем просто подойти к той же Стеше и спросить, какие силы она представляет.

– Было бы прикольно, – засмеялась Дашка и тут же сама себе зажала ладонью рот, – а что, подходишь так и спрашиваешь: «А скажи, Стеша, с какой целью ты назвалась чужим именем и вообще кто ты такая? Какой у тебя интерес во всей этой истории?» Но, полагаю, так мы поступать не будем.

– Ну, мы же вроде как все жить хотим, – не то спросил, не то просто констатировал факт Самойлов, – а эти сведения из тех, что лучше держать при себе – целее будешь.

– Плюсую, – кивнула я, – потому как реакция той же Стеши совершенно непредсказуема.

– И что ты предлагаешь? – одновременно спросили Женька с Дарьей, слово именно у меня имелся ответ.

– Наблюдать, – я пожала плечами, – нам надо понять, знают ли эти четверо о тех, кто, как и они, прячутся под чужими именами. Мне почему-то кажется, что нет. Помните, Степанцова тогда сказала что-то типа того, что если бы она знала, кто, то помощник ей не понадобился бы? Значит, они действуют параллельно и помогать друг другу, ежели что, не станут. Чем меньше конкурентов – тем им же лучше.

– Пожалуй, ты права, Лизхен, – согласился Женька, – пока не разберёмся, что к чему, лучше делать вид, что мы не в курсе особенностей некоторых наших соседей.

– Я тоже к Гере внимательнее пригляжусь, может, теперь, когда мы точно знаем, что он не так прост, как старается казаться, чего и рассмотрю, – Дашка вздохнула, – так-то я ничего пока не замечала необычного.

– Знаете, девчонки, мне кажется, они так или иначе сами себя проявят, им же нужно как-то опередить конкурентов, – подумав, сказал Самойлов, – вы бы старались поменьше поодиночке ходить. Ну просто на всякий случай. Я тоже попытаюсь в одиночестве по тёмным углам без острой необходимости не шататься. А сейчас вы как хотите, а я спать. Надеюсь, ночью никто не прокрадётся ко мне в комнату и меня не покусает.

Выпроводив Женьку и убедившись, что его никто не заметил, я помахала Дашке и тоже отправилась к себе в комнату. Самойлов был абсолютно прав: спать хотелось просто нечеловечески.

Уснула я моментально, лишь только голова коснулась подушки, поэтому что именно меня выдернуло из состояния сна, сказать не могла. Но на меня словно ведро ледяной воды вылили: я распахнула глаза и сначала услышала лишь какой-то торопливый, заполошный стук. И только спустя некоторое время сообразила, что слышу бешено колотящееся собственное сердце. Что могло меня так напугать, при том, что я крепко спала и даже кошмаров никаких не видела?

Не шевелясь, я стала вслушиваться в окружающую меня тишину: она была какой-то вязкой, словно густой и почему-то очень холодной. Сразу захотелось натянуть одеяло повыше, а лучше вообще накрыться им с головой. Но не свойственное мне раньше странное то ли шестое, то ли ещё какое-то чувство просто кричало о том, что шевелиться не нужно. И оно же совершенно чёткого говорило мне, что в комнате кто-то есть. Кто-то чужой и недобрый, пахнущий холодом и чем-то сладковатым, но не приятным, а тревожным, если о запахе можно так сказать. И только через некоторое время я поняла: от того, кто был в моей комнате, пахло туманом и кровью.

Желание вскочить и завизжать как можно громче стало почти непреодолимым, но я только крепче зажмурилась. Во мне словно сошлись в невидимом поединке две силы: одна активно подталкивала позвать на помощь, закричать и попытаться выбежать из комнаты, а вторая призывала к благоразумию и категорически настаивала на том, чтобы не шевелиться и вообще никак не показывать, что я что-то или кого-то заметила.

Не знаю, чем бы закончилось это противостояние, но неожиданно психологическое давление стало слабее, а потом и вовсе исчезло. По комнате пронёсся едва заметный порыв ветра, а потом стало теплее, запах крови исчез, словно его и не было. И то же самое чувство, которое подсказало мне, что в комнате есть кто-то посторонний, теперь сигнализировало о том, что я снова осталась в одиночестве. Странный визитёр ушёл, так сказать, не попрощавшись, за что я ему была искренне признательна. Не уверена, что готова была даже просто увидеть, как выглядит существо, пахнущее ледяным туманом и кровью.

Интересно, зачем оно приходило? Вряд ли просто посмотреть на такую замечательную спящую меня: зрелище, наверное, привлекательное, не спорю, но не для подобной сущности. Что-то подсказывает мне, что люди интересуют его и таких, как он, исключительно в качестве еды.

А может, оно как человек, который иногда заходит в кондитерскую, даже если знает, что ничего там не купит, потому что доктор запрещает, но посмотреть-то и понаслаждаться ароматами можно? Вот и оно… Трилистник неприкосновенен, но посмотреть-то никто не запрещал, верно? Опять же: можно помечтать, как потом, когда человечки исполнят своё предназначение и станут никому не нужны, можно будет ими угоститься.

Интересно, оно только меня осчастливило своим посещением или к ребятам тоже наведалось? Шума и криков вроде ниоткуда не доносилось, так что или друзьям повезло больше, чем мне, или они тоже сообразили и прикинулись спящими.

Полежав неподвижно на всякий случай ещё минут десять, я осторожно открыла глаза и медленно повернула голову. Комнату наполнял пробивающийся через сдвинутые шторы лунный свет, а ведь я прекрасно помнила, что задёрнула занавески максимально плотно, чтобы утреннее солнце не било в глаза.

Да и само окно было прикрыто, но не до конца, а я никогда не оставляла окна не запертыми, так что доказательств чужого присутствия было более чем достаточно. Я свесилась с кровати, но никаких следов на полу не обнаружила, что было достаточно странно: вечером прошёл короткий дождь, и земля наверняка была мокрой, как и вымощенные дорожки. Значит, либо ночной гость пришёл через террасу, либо он передвигается, не касаясь земли.

Зачем оно приходило, это пахнувшее холодом и кровью существо? Ответ я получила, когда всё же рискнула опустить ноги с кровати и нашарить тапочки. Направившись в туалет, я боковым зрением заметила на столе какой-то предмет, которого там совершенно точно не было, когда я ложилась спать. Но вместо того, чтобы пойти и посмотреть, что там такое, я сделала два шага назад и даже руки за спину убрала. Не буду я одна даже близко подходить! Я боюсь, и мне ни капли не стыдно! Вряд ли существо, пробравшееся ко мне, оставило там что-то хорошее. Скорее, наоборот: это или намёк на грядущие неприятности или сами эти неприятности, так сказать, живьём.

Бросив быстрый взгляд на часы, я увидела, что они показывают самое начало пятого. На улице было ещё темно, но откуда-то в памяти всплыла информация о том, что четыре часа утра – это время «третьих петухов», до которых вся нечистая сила должна покинуть этот мир, иначе ей не поздоровится. Может быть, уход моего незваного гостя был связан именно с этим? Хотя в «Серебряном», насколько я поняла, всякая нечисть и нежить чувствовала себя более чем свободно что днём, что ночью.

Тут в мою дверь кто-то тихонько поскрёбся, и она чуть-чуть приоткрылась. Подавив желание взвизгнуть и запрыгнуть на кровать, я на всякий случай взяла с подоконника увесистую вазу и стала ждать очередного гостя.

– Лизхен, ты спишь? – еле слышный шёпот Дашки нарушил тишину, и я с облегчением выдохнула.

– Заходи, – прошипела в ответ, – только тихо.

– А ты чего вазу держишь? – удивилась подруга, бесшумно просочившись в комнату.

– Что под руку попалось, то и взяла, – объяснила я, ставя не пригодившуюся вазу обратно на подоконник, – а вдруг это была бы не ты? Кстати, чего не спишь-то?

– А ты?

Дашка прошла через комнату и забралась на мою кровать.

– Меня разбудили, – я устроилась рядом, – у меня кто-то был в комнате, Даш…

– У меня тоже, как мне показалось, – кивнула соседка, – только я никак не могла проснуться, понимаешь? Вот вроде изо всех сил стараюсь открыть глаза, и не получается, хоть ты тресни. И холодно очень в комнате стало, сыро как-то… А потом отпустило, как-то вдруг. Как будто тёплой волной окатило – и сразу смогла глаза открыть. И вдруг почувствовала, что обязательно надо к тебе идти, вот даже сама не могу сказать, откуда такая уверенность появилась. Ну я и пришла…

– Тот, кто у меня был, пах туманом и кровью, – я почувствовала, как по коже пробежали мурашки от воспоминаний, – и он что-то оставил на столе, но я боюсь смотреть.

– Где?

Дашка вытянула шею, пытаясь в сумраке рассмотреть стол. Потом не выдержала, осторожно сползла с кровати и на цыпочках двинулась в сторону стола. Я молча следила за ней и не мешала, потому что откуда-то пришла уверенность, что оставленное для меня послание не причинит никому другому никакого вреда. Просто потому что оно – только для меня.

Конечно, совершенно не факт, что оно несёт в себе какую-то опасность, но идти и смотреть, что это, категорически не хотелось.

– Чего там? – не выдержав, прошептала я, глядя на то, как Дашка наклоняется над столом.

– Сухие цветы и записка, – так же тихо отозвалась она, – цветы стрёмные какие-то, мне кажется, я уже видела такие где-то… только не помню – где…

– Не трогай, ну их на фиг, – я заставила себя слезть с кровати и подойти вслед за Дашкой к столу.

На краю лежал небольшой пучок сухих цветов, которые я и хотела бы забыть, да не получится: тонкие хрупкие стебельки, сиреневые цветочки, серые, словно припорошённые пылью листочки. Именно их я тогда принесла из непонятного сна-яви, и именно они росли там, откуда мы вытащили Золотницкую. То есть нам сразу давали понять, что тот, кто их принёс, так или иначе связан в теми мистическими силами, которые нашли убежище в «Серебряном».

Возле цветов лежал сложенный вчетверо листок бумаги, запечатанный чем-то вроде сургучного оттиска. Я такие только в фильмах видела, если честно.

– Откроем? – Дашка наклонилась к записке и чуть ли не обнюхала её. – Не зря же тебе это подбросили. Женьку бы позвать, но, раз он сам не появился, значит, либо к нему не приходили, либо он не смог выйти из своей комнаты. Я, знаешь ли, уже ничему е удивлюсь.

– Надо открывать, – вздохнула я и, замирая от страха и дурных предчувствий, взяла двумя пальцами записку. Вопреки моим опасениям, она не плюнулась проклятьем, во всяком случае, явным, не обожгла и не рассыпалась пылью.

Сломав тихо хрустнувшую печать, я осторожно развернула послание, написанное на плотном листе бумаги. В полумраке рассмотреть детали было сложно, а включать свет мы не рисковали, чтобы не привлечь ненужного внимания.

«Через три дня в полнолуние приходи в указанное место. Опасайся всех, чей истинный облик открывает луна. О.Л.»

– И что это значит? – после достаточно продолжительного молчания спросила Дашка. – Куда это – в указанное место? И кого он или она имеет в виду? И что за инициалы?