Сапфиры для принцессы, или Сказка о любви

Глава 3

От центральной синей мощёной дороги, нагретой солнцем, шло тепло. Воздух тоже был теплым, и ветер – ласкающе приятный. Не то что у Яна. Как он там вообще живёт?! Она вспомнила стылый ночной воздух и ветер, пробирающий до костей даже через плащ, и поёжилась. И вообще этот его город!.. Который забрал у неё его. Она снова передёрнула плечами, теперь сердито. Если бы можно было вернуть его назад! Она бы всё отдала за это! Сколько раз она думала о такой возможности и ничего не могла придумать: кто она такая, чтобы диктовать ему? Подобное Мелинда даже не рассматривала. А здесь, в Синем Городе, в Разноцветном Мире, так хорошо! И ночами тоже: в саду столько светлячков, они светят, как маленькие звёзды. А свежий кристально чистый воздух пропитан ароматом ночных фиалок…

– Ах, Ян, если бы ты вернулся!

Увлёкшись, она не заметила, что произнесла это вслух, и поняла это, когда к ней почтительно наклонилась сопровождавшая её маленькая пикси с взъерошенными розовыми волосами:

– Вы что-то сказали, леди?

– А… Нет, нет!.. Просто немного задумалась. – Мелинда встрепенулась и улыбнулась по-королевски величественно и милостиво. И сама порадовалась себе: как хорошо у неё выходит держаться! Все это говорят. И говорят, что у неё королевские не только манеры, но и осанка, и голову она держит так, будто носит корону. – Не беспокойся, Рози, – войдя в роль, дружелюбно добавила она.

Маленькая пикси расцвела смущённой и счастливой улыбкой.

Мелинда незаметно улыбнулась тоже: да, хорошо одаривать других. Ей нравилось быть такой, хотя чаще она была другой – собой настоящей. Мелиндой, которой некогда натягивать на себя манеры, как торжественный наряд: у неё столько забот, что бывают дни, когда головы поднять некогда, не то что придавать себе какой-то вид. На самом деле ей нравилось помогать другим, особенно тем, кто действительно нуждался в помощи, а не обращался за удовлетворением своих капризов: типа зелья красоты, чтобы стать ещё чуть-чуть красивее, или аромата, чтобы вскружить голову избраннику. То была такая ерунда! Но Мелинда бралась и за такие дела – потому что за них щедро платили. А плата – это то, что можно использовать на благо тех, кто платить не может. Особенно животные: значительную часть своего дохода от услуг она направляла именно на помощь больным и несчастным животным.

Сегодня, впрочем, ей выпали другие заботы, не менее важные и приятные: посещение монастырской школы для девочек сирот, которую она опекала. Они демонстрировали свои умения и подготовили целую программу! Её растрогало, как они старались, особенно самые младшие. Многие были отмечены Даром, но не у всех он был сильным, чаще вполне обычным: девочки настраивались на силы природы, предсказывали погоду, творили несложные заклинания, помогающие вырастить растения в оранжерее, добавить влажности воздуху или наоборот сделать его суше, чтобы не развивалась гниль. Некоторые предсказывали погоду. Некоторые умели заряжать синие камни и в будущем смогут делать амулеты и талисманы родов. Это ценный Дар: наделённых им – не так много, а вот работы для них – хоть отбавляй. Из этой категории одарённых она потом наберёт себе помощниц. А однажды и выберет преемницу… Точно так, как когда-то выбрали её. Ей было всего 12 тогда, но леди Мередит, прошлая верховная ведьма, увидела в ней особый Дар – настоящий, сильный и всесторонний, и не ошиблась. С тех пор Мелинда и не жила больше в монастыре, а обитала в поместье леди Мередит, теперь уже сама в статусе верховной и со всеми вытекающими привилегиями. Вот даже одна из пикси служит у неё – Мелинда покосилась на маленькую старательную Рози, которая исполнительна, предупредительна и максимально заботлива. Как хорошо, что она есть у неё.

Верховной ведьме позволялось поддерживать отношения с другими кругами магии – представителями культур фейри, фей, пикси, магов разных уровней и мастей… И ещё многими. В Большом Мире по своему невежеству и из-за потери всех знаний о магии считают, что таковых вовсе не существует. Странно, конечно, что там так глупы! Истина осталась только в сказках, но кто к ним всерьёз относится? В Разноцветном Мире прекрасно знали, что существует много магических рас, принадлежащих к разным кругам магии. Однако собственно людьми считались только представители высших кругов магии – ведьмы и маги. Всех остальных по Закону относили к нижестоящим, не вполне человеческим существам. На самом деле нет: большинство из них – люди, только наделённые тем или иным качеством Дара. Как верховная ведьма, посвящённая в мудрость, Мелинда знала это. И лишь некоторые магические расы действительно не вполне люди: гномы, например. Но для них тоже есть свой круг магии, просто они… действительно другие. Так что и в Разноцветном Мире не всё идеально, следовало признать: круги магии разобщены, им не дозволено иметь контакты, чтобы они не попытались объединиться и применять силу в обход Кодекса по применению магии. Ведьмы и маги первых трёх кругов не попали под ограничения и жили свободно – если не считать ограничения на контакты. А вот другие круги не имели права смешиваться ни с магами, ни тем более с обычным человеческим сообществом и вынуждены были селиться собственными анклавами, поддерживая только деловые и торговые отношения. Конечно, это очень неудобно. И вызывает много недовольства и обид. А однажды может вызвать и бунты. Но на многие запреты иногда закрывают глаза – если всё это не выходит наружу. Все же знают, что тайком и люди, и представители магии контактируют между собой: невозможно соблюдать полную изоляцию, если можно прикрыться торговлей или посредничеством. Особенно часто этим грешит молодежь, заводя интрижки с кем-нибудь из одарённых. Да и сами одарённые отнюдь не против вступить в связь с тем, с кем нельзя.

Эта проблема взаимоотношений и их регулирования требует решения, – Мелинда вздохнула. А может даже, стоило бы пересмотреть некоторые устои, которым уже больше двухсот лет. Но никто не решается брать на себя такую ответственность, прослыть разрушителем порядка и традиций: нет, за традиции все стоят железно. Даже разговоры о любом смягчении правил не приветствуются, а могут быть и опасны. Значит, так оно и будет, пока не появится какой-нибудь радикал-реформатор, не боящийся заговорить во весь голос о том, о чём только шепчутся, и то лишь некоторые. Остальные просто принимают как данность и смиряются. А наверное не произошло было ничего настолько страшного, если бы правила изменили!

– Я открою, леди. – Они подошли к воротам поместья верховной ведьмы Синего Города, и Рози, вежливо поклонившись, достала из кармана своего белого крахмального передника ключ с инкрустированным сапфиром. Собственно, ключом и был сам сапфир.

– Да, конечно, Рози, – великодушно позволила Мелинда, не демонстрируя того, о чем только что думала. Верховная ведьма – не та личность, кому с руки внедрять новшества.

Мелинда вошла, ворота за ней закрылись. Рози снова спрятала ключ под передник. И верховная ведьма порадовалась, как хорошо всё же складывается ее жизнь! Почти идеально! Почти.

***

Прошло несколько недель, и Эма незаметно для себя привыкла и к учёбе, и к школе. Ей нравилась Ольга – требовательная, но живая и позитивная. Нравились уроки, где можно было не только заниматься английским, но и общаться. Одногруппники, к которым поначалу она отнеслась с настороженностью, оказались весёлыми, легкомысленными, но по-своему интересными. Ей нравилось, что они поддерживают приятельские отношения: поздравляют друг друга с праздниками, обмениваются сувенирами, устраивают совместные посиделки… Это было так мило! К её появлению они отнеслись вполне благосклонно. Даже девочки, хотя и имели вид «мажорок», в действительности оказались нормальными – без заносчивости и высокомерия. Оказалось, что они вместе учатся не только в школе «Полиглот», но ещё и на юрфаке. Хотя, похоже, «учатся» – это было громко сказано: девчонки предпочитали веселиться и проводить время в своё удовольствие, а вот как-либо напрягаться совсем не входило в их интересы. Спустя всего пару занятий они болтали с Эмой, как со своей, посвящая её в курс жизни школы и их группы. Заодно девочки предложили обменяться телефонами и подружиться в соцсетях – правда, больше для того, чтобы спрашивать ответы на домашние задания, чем общаться, но и это для начала было не так уж плохо.

Между делом Люба сообщила Эме, что Женя – студент второго курса и у него какая-то сложная техническая специальность, но если что, с ним можно проконсультироваться по части компьютеров: в этой теме он неплохо разбирается. Панов, как правильно догадалась Эма, был самым старшим и предпочитал вести себя также – как взрослый с ребятишками. Люба сказала, что он «выделывается», Вероника хмыкнула в ответ на это и сказала, что «флаг ему в руки». Панов и правда отличался самомнением, а ещё больше – самолюбованием: даже в мелочах он настолько рисовался, что, казалось, будто он при этом восхищается собой в зеркале. Панов держался вальяжно и степенно, любил иронизировать, а порой и пошловато шутил, и всё это – с выверенной лёгкой небрежностью на лице и в голосе. Эти его манеры не особо нравились Эме. Однако непосредственно с ней он почему-то держался несколько иначе, чем с другими: более ровно и дружелюбно, без обидной снисходительной иронии. К её удивлению, он подсел к ней уже на втором уроке, завёл ни к чему не обязывающий разговор и предложил свою помощь, если ей что-нибудь вдруг понадобится. В общем, так сложилось, что на занятиях они теперь сидели рядом. Он интересовался, чем она занимается, давно ли в городе и какие у неё планы насчёт английского, и ему явно понравилось то, что она о себе рассказала. Сам же Панов со значением ей сообщил, что работает в крутом представительстве какой-то фирмы (название ей ни о чём не говорило), и ещё состоит в одной местной политической организации, и он там – очень нужный человек. Видимо, после этого она должна была упасть в обморок от восхищения – во всяком случае подобное ожидание читалось на его лице. Но в итоге Панов удовлетворился её кивком головы в ответ.

– Английский мне нужен в том числе для загранкомандировок. Я и сейчас часто общаюсь с иностранными партнерами, – кинул он нарочито небрежно. – Переговоры, корреспонденция, звонки…

Эме стало смешно, и она решила подыграть ему, заметив почти также небрежно:

– Я тоже веду переговоры с иностранными партнёрами нашей фирмы.

Самое забавное, что это было чистой правдой: вот уже несколько недель в «Люкс» приходили письма от одного немца: почему-то он прямо-таки жаждал купить именно у них какую-то продукцию. Он был так настойчив и так добивался их положительного ответа, как будто других продавцов не существовало! Однако вся его настойчивость и старания имели нулевой эффект: Лохвицкая читала перевод его очередного письма, выполненного Эмой, раздражённо кривилась и так же раздражённо бросала:

– Ну, напишите ему там что-нибудь… Что в настоящее время у нас подписаны договоры на поставки и нет свободной продукции. Только как-нибудь повежливее, хорошо? Вот же достал! Интересный какой-то товарищ.

Эма кивала, соглашаясь, что товарищ и правда интересный и шла облекать очередной отказ в очередной вежливый ответ, напоследок неизменно добавляя: «Вы можете связаться с нами позднее». Немец понимал это буквально и спустя неделю снова им писал.

Естественно, она не сообщила Панову всех деталей этой переписки, но добавила, что однажды ей пришлось переводить приглашение в английский клуб для сына Ирины, студента достаточно престижного лондонского учебного заведения. На Панова её рассказ произвел сильное впечатление: если он и до того выказывал ей расположение, то теперь позволил ей быть почти что на одной с собой высоте.

– Мы же с тобой серьёзные люди, – к слову со значением заметил он ей, – в отличие от кое-кого, не будем называть имена. Нам английский нужен для дела. А то некоторые ходят сюда чисто развлекаться.

– Это их право, – улыбнулась она.

– Безусловно. – Он картинно развёл руками. – Но всё же я предпочитаю тратить своё время на то, что даёт эффект. Хотя, – теперь Панов вперился в неё красноречивым взглядом, – развлечения я тоже люблю. И от них не отказываюсь.

На этот раз она пожала плечами, не вполне понимая, почему ей должно быть это интересно.

Но если с Пановым в принципе всё было ясно, то Ян, ещё один участник их маленького коллектива, пока что по-прежнему оставался для неё белым пятном на карте. Открыто интересоваться им у девочек Эма не решалась, а они почему-то не считали нужным о нём рассказывать. Иногда ей казалось, что у него отношения с Любой – она делала это предположение из того, как они перешучиваются и переглядываются, – а иногда казалось, что нет: ведь он так же весело и беззаботно болтал и с Вероникой, и с Женей, и вся компания заливалась дружным хохотом. Только с Пановым Ян, похоже, не слишком ладил. Впрочем, это не удивляло: Панов претендовал на лидерство, Яну же, судя по всему, было плевать на его претензии и заявки, а сам он пользовался куда большей популярностью у одногруппников, чем Панов.

Эма не знала, на чьей стороне она в этом завуалированном конфликте: Панов при всём своём нарочитом дружелюбии не особо ей нравился, а Яну, кажется, не нравилась она сама. Во всяком случае он ею не интересовался и едва ли отличал от стенки. И это её почему-то чертовски задевало: неужели она самая никчёмная и посредственная среди всех? Или это из-за её общения с Пановым? Можно было предположить и это, но Ян отвернулся от неё ещё на первом занятии. Нет, видимо, всё же причина была в ней самой. И вот эта-то вероятность её и злила – как злил и сам Ян со своим очевидным игнором. Ей хотелось задеть его, чтобы он хотя бы увидел её, но потом она напоминала себе, что он того не стоит, и искать его внимания унизительно – тем более из-за одних только его красивых глаз. Но глаза – чего уж там! – правда были красивые: их прозрачная льдистая голубизна буквально врезалась ей в память. И если быть совсем уж честной, ей всё также хотелось нравиться ему и чтобы он смотрел на неё с такой же улыбкой, как на Любу, но он на неё не смотрел.

То было бесконечно глупо – увлечься им, просто потому что он красивый и потому что не смотрит на неё. Но её всегда влекло к красивым людям, которые, к тому же, или сторонились её или не отвечали ей взаимностью.

Раскладывая по полочкам причины и следствия, Эма сама понимала, как мало может быть интересна Яну: наверняка у него есть своя компания, где его обожают и буквально заглядывают ему в рот, и наверняка есть девушка, которая – Люба это или не Люба – тоже обожает его не меньше: с такими, как он, не бывает иначе. А может быть, и он от неё без ума – мало ли, что там за королева! И что же она сама? Не самая юная, пусть даже и выглядит не на свои двадцать шесть, не самая красивая, хотя и не лишённая привлекательности, неброско одетая, пусть даже и неплохо, правильная, сдержанная, закрытая, старательная… Чем она может выделиться настолько, чтобы захватить его внимание? Наверное, разумнее было бы довольствоваться Пановым – вон он и сам старательно выражает свои симпатию. Что же тогда она? Крутит носом, просто потому что завышает себе цену? Но нужен ли ей этот Панов? Её подружка – та самая, которая одолжила ей квартиру, Кристина – сразу бы сказала, что Панов – без вариантов! Сейчас, пока от него есть толк. А в уме держать Яна: разменять фигуры всегда можно. Но сама Эма была совсем другая, не как Кристина, и вариант подруги ей уж точно не подходил… Может, и есть смысл узнать Панова получше, однако нужен ли он ей? Она не искала близких отношений – найти бы просто друга, чтобы не чувствовать себя такой одинокой! «А нужен ли тебе Ян?» – тут же подкидывал ей вопрос внутренний голос. И она – Яну? После этого оставалось только вздыхать и браться за уроки.

***

Часы на компьютере показывали 18:10, но Ирина Каракис не объявила «отбой», а это означало, что все остаются на своих местах, хотя рабочий день и закончился в шесть. Зачем они сидят ещё и вечером, если и днём ничем не занимались, было неясно. Возможно, Ирина напоминала тем самым, что она – хозяйка. А возможно, просто забыла отпустить сотрудников. Сегодня в офисе гостил Никифор, одиннадцатилетний племянник Ирины и сын Ильи, и тётушка проводила время с ним.

Никифор был не таким уж редким гостем в «Люксе»: время от времени отец привозил его после школы и отдавал на попечение сестры, пока сам он сидел, уткнувшись близорукими глазами за толстыми стёклами очков в экран компьютера. В своём юном возрасте Никифор был избалован, заносчив и испорчен вседозволенностью. С работниками «Люкса» он держался по-свойски, как хозяин, и не считал нужным выбросить фантики от конфет, вымыть чашку или вытереть ботинки о коврик на входе, чтобы не оставлять на полу лужи и грязь. К урокам Никифор не проявлял рвения, но Ирина старалась заниматься с ним, перемежая занятия чаепитиями и болтовнёй. В этот вечер события развивались именно по такому сценарию.

– Вот же чёрт! – Эма тихо выругалась. Если через пять минут у неё не получится уйти, она опоздает на английский, а этого она желала меньше всего: сегодня они пишут контрольную.

Эма напряжённо вслушалась в звуки за дверью кабинета хозяйки: нет ли признаков, что там собираются домой? Но нет, ничего похожего на это не было – только невнятное бормотание, смех и звон посуды. Из «большого кабинета», где обитали сам директор, Лохвицкая и бухгалтер, вышел Илья и присоединился к остальному семейству. Эма проводила его взглядом. Может, он заберёт сына и отправится домой? Тогда и все остальные отправятся тоже. А если они решат ещё задержаться, то появляется риск «пролететь» с контрольной.

В хозяйском кабинете к укоризненному голосу Ирины добавился нудящий голос Ильи: он что-то выговаривал сыну. Дальше всё затихло. Чтобы сэкономить хотя бы пару минут, Эма решила выключить компьютер. Так делать не разрешалось, пока хозяева на работе: предполагалось, что им может что-нибудь срочно от неё понадобиться. Но ведь на самом деле им нет дела ни до неё, ни до её компьютера! Экран мигнул и погас, и она осталась сидеть, зажав руки между коленями. Время текло неспешно, как густой мёд, а ничего не менялось. Эму охватило отчаяние. Но отчаяние заставило её также отбросить привычную скромную незаметность. Она встала и подошла к тяжелой тонированной двери кабинета Ирины. Какая разница, что для «Люкса» такой поступок – нечто невероятное! Почти сродни извержению вулкана. Сделав глубокий вдох, Эма постучалась и приоткрыла дверь.

Ирина сидела за своим столом, чуть подавшись вперёд к монитору компьютера с изображением надкушенного яблока на белоснежной задней панели. Напротив неё на вращающемся кресле вертелся Никифор. Илья разместился на диване в другом конце кабинета – без тени улыбки, ссутулившийся и будто нахохленный. Эма вторглась в их семейную обстановку и почувствовала себя неловко. Они, кажется, тоже – судя по их удивлённым и чуть растерянным лицам.

– Вы что-то хотели, Эмилия? – поинтересовалась хозяйка.

– Да… Извините за беспокойство, Ирина Борисовна. – Эма заставила себя говорить уверенно, ведь с точки зрения здравого смысла ничего недопустимого в её действиях не было. – Я по личному вопросу.

– Слушаю вас.

– На курсах английского у меня сегодня контрольная, и мне надо на ней присутствовать.

Никифор, видя, что тётушка отвлеклась, воспользовался благоприятной ситуацией, сорвался с кресла и в два прыжка преодолел расстояние до дивана.

– Папа, папа! А мы пойдём сегодня в бассейн?

– Сегодня – нет. Мы заберём с работы маму и поедем домой.

– У-у-у… А завтра? Мы пойдём завтра? Ну, пожа-а-а-луйста!

– Завтра может быть, – пронудил Илья и остался сидеть, сложив руки на груди.

– Папа, папа! – захваченный новой идеей, Никифор снова оживился. – А в субботу? Мы пойдём в субботу на футбол? Давай пойдём! Ты говорил, что с абонементом мы можем ходить на все матчи!

– Может быть, пойдём, может быть, нет. Посмотрим.

– Папа отведёт тебя на футбол, когда у него будет время, – объяснила Ирина племяннику и повернулась к Эме. – Да, так на чём мы остановились? Никифор отвлёк нас. – Её губы тронула снисходительная улыбка, и сложно было сказать, кому в большей степени адресовалось снисхождение – Никифору, Эме, Илье или всем сразу.

– У меня сегодня занятие, – повторила Эма, – через десять минут. Контрольная. Мне бы не хотелось пропускать, а время… – она красноречиво указала глазами на каминные часы, – уже поджимает… Вы отпустите меня?

Ирина тоже перевела взгляд на часы и согласилась:

– Да, действительно… Время уже позднее. Вы можете быть свободны, нам сейчас не понадобятся ваши услуги. Так что вы вполне успеваете.

Она не успевала, но сочла за лучшее не спорить:

– Почти.

– Тогда не задерживайтесь. Только предупредите Виолетту Юрьевну, что сегодня сдать офис под охрану нужно будет ей.

– Конечно, я предупрежу. Спасибо! – поблагодарила Эма хозяйку и попрощалась со всем семейством: – До свиданья!

– До свиданья. – Ирина ответила ей с величавостью знатной дамы, Никифор что-то буркнул, Илья невыразительно пробубнил себе под нос.

Эма вышла из кабинета, едва сдерживая торжество. Она не ошиблась в расчётах: если хозяйка к чему-то и относилась с уважением, так это к учёбе и карьере. Даже сам факт, что Эма начала посещать курсы, вызвал у неё неподдельное одобрение. Странно только, что Лохвицкая не знала ни одного языка, гордилась своим незнанием, но это не помешало ей стать заместителем директора с диктаторскими полномочиями. Вспомнив о Лохвицкой, Эма почувствовала, как у неё заныло в животе: теперь ведь надо сообщить Виолетте, чтобы она сдала офис! Почему хозяйка сама не сказала ей это?.. А возложила на никчёмную в общем представлении секретаршу? Лохвицкой же, видимо, подсказало шестое чувство, что под боком что-то произошло. Иначе почему она сама вдруг приоткрыла дверь и высунулась, по-крысиному поведя носом:

– Всё в порядке?

– Да. – Эма постаралась не терять самообладания.

– А что руководство?

– У себя.

– Вы выключили компьютер? – заметила Лохвицкая и тут же скривилась.

– Я выключила компьютер, потому что Ирина Борисовна отпустила меня. У меня английский, и я опаздываю.

– Вы что, ходили к Ирине Борисовне? – Недовольное выражение сначала застыло на лице Виолетты, а потом медленно сползло, сменяясь растерянностью.

– Да, – подтвердила Эма и осторожно добавила. – Ирина Борисовна сказала, чтобы вы сдали офис под охрану.

Лохвицкая пожевала губами. Возразить она не могла, возмутиться решением Ирины – тоже. Ей оставалось только смириться. Но несложно было догадаться, что случившееся она восприняла как страшное унижение. И за это, само собой, последует месть. Естественно, не хозяйке – секретарше. Эма прочла предвкушение расправы в её глазах и невольно поёжилась.

– Конечно, – криво изобразив улыбку, Лохвицкая кивнула, но вдруг спохватилась. – А почему вы не уведомили меня, что вам нужно уйти? И сразу отправились к Ирине Борисовне?

Эма придала своему лицу наивность, а голосу – простодушие:

– Так ведь решения принимает Ирина Борисовна?

То был ещё один гвоздь в крышку гроба – Эма понимала, что за всё придётся заплатить, – и всё же не смогла удержаться от внутреннего торжества.

– Я ведь – секретарь руководителя? Только она может сказать, нужна ли я ей ещё сегодня.

Лохвицкой осталось только бессильно проронить:

– Конечно…

– Я пойду, Виолетта Юрьевна. До свиданья!

Кажется, Лохвицкая тоже пробурчала что-то на прощание, но Эма уже не расслышала. Она сбежала по гранитным ступенькам и выскочила из переулка на соседнюю улицу. Вне всяких сомнений, она опоздала, но хотя бы попадёт на урок! И что-то успеет написать. По тротуару пришлось тоже пробежаться – благо, школа совсем рядом. Взмыленная и запыхавшаяся, Эма влетела в класс. Все дружно уставились на неё, оторвавшись от листочков с заданиями.

– Добрый вечер… Извините, я опоздала… – пробормотала она по-английски, заодно стараясь отдышаться.

– Да-да, здравствуйте, – прервала её объяснения Ольга, – проходите, Эмилия, и садитесь. Я выдам вам тест. Контрольная уже началась.

Она осмотрелась: где же ей сесть? Рядом с Пановым уже сел Женя, девочки тоже уселись парой. Свободное место было рядом с Яном. Эма внутренне усмехнулась: ну вот, кажется, и то, чего она так ждала! Но вместе с тем испытывала неловкость: вот так просто завалиться к нему за стол? С другой стороны, она ведь не домой к нему заваливается! И сидеть ей тоже где-то надо. Она пробралась к нему, стараясь никого не задеть, и на всякий случай тихо спросила:

– Можно?

– Конечно. – Он кивнул и убрал со стула синий джинсовый рюкзак.

– Спасибо.

Она села, достала ручку, взяла листки с заданиями и постаралась сосредоточиться. Первое задание было несложным, и она справилась с ним быстро. Второе сложнее, и над ним пришлось подумать. А вот третье привело её в ступор. То были вопросы на знание устойчивых выражений. Эма помнила страницу учебника, где разбиралась эта тема, помнила, какая на той странице была картинка, но больше – ничего. Почему-то она не придала значения этому разделу. Просто перелистнула его. И вот теперь она понятия не имеет, что ей писать. Это был провал: она не знала ничего. Повертев ручку, она нерешительно вписала пропущенное в предложении слово – наугад. Потом точно так же вписала следующее. Дальше вариантов у неё не было. Эма подпёрла голову и в отчаянии прикрыла глаза.