Полная версия
– Не особо, – честно ответила та, снова спустившись пониже и метко отправив кисточку во флакон с лаком. Потом, подумав пару секунд, девушка положила руки на спинку кресла Ури по обе стороны от его лица, и, выпрямив одну ногу, отцепилась ею от обруча. Прочертив в воздухе полукруг вытянутым носком, она встала им на пол, а еще через пару секунд в полной мере вернула себе опору под ногами. – Это скучно.
– А что же тебя веселит в таком случае, моя привередливая Бина? – уточнил фокусник, насмешливо изогнув бровь и подперев подбородок пальцами.
– Ты знаешь, что меня веселит, папочка, – отозвалась она, ничуть не смущаясь и наклоняясь ближе к нему. Ее тяжелая грудь, не сдерживаемая ничем, кроме тонкой ткани циркового трико, качнулась вперед вместе с ее движением. – И ты давно меня не баловал.
Его красно-золотые глаза вспыхнули, запылав озорными угольками, и Ури улыбнулся уголком губ. Но вместо того, чтобы приласкать так и напрашивающуюся на это девушку, он резко сменил тему:
– Скажи-ка лучше, Немо точно получит послание?
– Да куда он денется, – с притворным разочарованием вздохнула Бина, выпрямляясь и переводя фокус своего внимания на зеркало. Принявшись поправлять растрепавшиеся светлые волосы, она нарочно принимала самые соблазнительные позы, красуясь перед смотрящим на нее хозяином цирка. – Все досадуешь, что не смог пролезть за ним в Школу и пропустил самое интересное?
– Наш упрямый друг склонен к безрассудству там, где стоило бы действовать иными методами, – заметил фокусник, качнув головой. Потом вздохнул, сдернул с себя цилиндр и поставил его вверх полями на трюмо. Потерявшие форму и лоск темные пряди упали ему на лицо, на некоторое время прикрыв собой разноцветные глаза. Увидев это, Бина недовольно цокнула языком и принялась поправлять ему челку, но почти сразу ее действия были остановлены несильным, но все же весьма ощутимым хлопком тростью по пальцам.
– Эй, больно же!
– Ногти еще не высохли, – на удивление кротко произнес Ури, глядя на нее снизу вверх. Девушка охнула и, развернувшись, намеревалась было метнуться в сторону, ближе к прожектору, чтобы рассмотреть масштабы нанесенного маникюру ущерба, но не сумела сделать и шага, потому что вездесущая трость уже каким-то образом перегородила ей путь.
– Стой, – негромко приказал фокусник, и она, услышав в его голосе особые нотки, которыми он так редко ее баловал, послушно замерла на месте. Прикрыв глаза и трепеща от предвкушения, она ощутила, как прикосновение прохладного гладкого дерева переместилось. Перестав преграждать путь, оно скользнуло сбоку по ее ноге – от коленей вниз, к щиколоткам. Там кончик трости нырнул между ее лодыжек и легонько толкнулся сперва в одну, потом в другую, отдавая недвусмысленную команду. Бина зажмурилась от удовольствия и послушно расставила ноги чуть шире, неосознанно выгибаясь в спине и чуть наклоняясь вперед.
Теперь она совершенно ясно ощущала, как трость поднималась по внутренней стороне ее ноги – сперва вдоль голени, потом легким прыжком через коленную чашечку и выше, заставляя ее кожу покрываться мурашками под тонкой тканью трико. Сейчас ей было даже немного жаль, что она стоит спиной к Ури и не видит его лица. Ему всегда нравилось играть у нее на нервах и доводить до края медленно, со смаком и нескрываемым удовольствием. Так же он обычно работал и с чужаками – в отличие от более нетерпеливого, порывистого и, чего скрывать, топорно прямолинейного Немо, ее наставник и покровитель предпочитал более тонкий и даже изысканный подход. Ведь нельзя же было выпускать на арену лучших артистов в первом же отделении и надеяться, что зрители после этого сумеют досидеть до конца и не умрут со скуки в своих плюшевых креслах.
Ури мог быть сумасбродным, невыносимо громким и чрезмерно экспрессивным в обычной жизни, но когда доходило до дела, он превращался в мастера, чьи шоу были идеальными, выверенными и продуманными от и до. Он никогда не загонял на трапецию не боявшихся высоты, в его зеркальном лабиринте терялись лишь те, кто не мог выносить вида собственного лица, а его клоуны весь вечер преследовали только тех чужаков, которые совершенно не умели смеяться над самими собой.
Ну или тех, кто от вида хохочущего красного рта впадал в истерику и выл от ужаса похлеще, чем от всех голодных тигров вместе взятых. Таких Ури любил особо нежной любовью и иногда добавлял этот «сюрприз от шеф-повара» безо всякой иной причины, кроме той, чтобы от души повеселиться. Ничто не приводило его в такой восторг, как чужаки, с воплями убегающие от старика Пенни, у которого и зубов-то, чтобы их сожрать, не нашлось бы. Бина обожала этот восторг, граничащий с экстазом, на лице своего покровителя – обожала, когда от переизбытка эмоций он начинал терять человеческий облик, выпуская наружу то вертлявое, красочное, яркое, безжалостное, что скрывалось внутри.
Если бы у лишенного всякой морали и снисходительности веселья было лицо, Бина бы не сомневалась, что у этого лица оказались бы разноцветные глаза.
Девушка застонала, откинув голову назад и одной рукой крепко сжав поднявшуюся до упора трость. Оседлав ее и легонько двигая туда-сюда бедрами, она ощущала, как налившееся теплом дерево под ней ощутимо пульсирует, словно подстраиваясь под ее ритм. Под ее неплотно прикрытыми веками вспыхивали разноцветные пятна прожекторов, и Бина ощущала себя так, будто не стоит двумя ногами на арене, а парит высоко над ней. Выпуская из рук гриф трапеции, летит сквозь темноту, царящую под куполом, а в равной мере восхищенные и испуганные возгласы зрителей внизу сливаются в один протяжный вздох, и этот вздох несет ее вперед, словно воздушный поток, подхвативший птицу. И она поднимается все выше, все дальше, и вот уже арена превращается в крошечную светящуюся монетку где-то далеко внизу, а впереди так темно, что не видно ни звезд, ни цирковых огней, но она не собирается останавливаться, пока наконец не…
– Я вам не помешаю?
Бина ахнула, вздрогнув всем телом и до побелевших костяшек вцепившись в замершую трость. Проклиная про себя всех богов, включая Спящего, она резко обернулась через плечо, чтобы лично испепелить взглядом сбившего ее на полпути пришельца, но потом гневное выражение ее лица смягчилось, уступив место растерянному удивлению.
– Вот это гости, – присвистнул Ури, как ни в чем не бывало опуская трость и поднимаясь на ноги. – Кого угодно ждал этой ночью, но точно не тебя.
– Надо полагать, виноват в этом исключительно я сам, – негромко произнес Аполло, стоявший на барьере, окружающем цирковой манеж, и с легкой улыбкой уже, кажется, некоторое время наблюдавший за происходящим.
Теперь, когда нарушитель спокойствия подал голос, над его головой вспыхнул еще один прожектор, давая хозяевам цирка разглядеть его в полной мере. Он, как всегда, выглядел как ожившая картинка из глянцевого журнала – белая рубашка с закатанными по локоть рукавами и двумя расстегнутыми сверху пуговицами, атласная светло-голубая жилетка, того же цвета брюки с идеальными стрелками и начищенные до блеска ботинки. Общую картину портила разве что его неряшливая прическа, но, если бы кто-то спросил об этом Бину, она бы, без сомнения, заявила, что это был тот самый элемент необходимой неидеальности, который дополнял внешний вид ключника, как вишенка на торте.
– Не уверен, что твое эго позволит корить себя хоть в чем-нибудь, но мне нравится ход твоих мыслей, – отозвался фокусник, сложив руки на груди и глядя на внезапного полуночного гостя с нескрываемым подозрением. – Могу я узнать, что привело прославленного мастера ключей в нашу скромную обитель?
Бина сразу заметила, как изменился его голос, когда на арене появился Аполло, и как в воздухе разлился холодок враждебности.
– Я пришел поговорить о Немо, – не стал ходить вокруг да около ключник. Спрыгнув с барьера, он направился к Ури, и прожектор над его головой последовал за ним, паря в воздухе без всяких видимых проблем. – Мне кажется, время наконец пришло.
– Не уверен, что понимаю, о чем ты, – покачал головой фокусник, ни на секунду не отводя от Аполло прищуренных разноцветных глаз.
– Город обеспокоен, – отозвался ключник, остановившись ровно на том расстоянии, которое бы не позволило Ури дотянуться до него своей тростью. – Ему не нравится то, что происходит.
– Да правда, что ли? – усмехнулся фокусник. – Думаю, нашего общего друга исключительно порадовали бы такого рода формулировки.
– Я знаю, что тебя это все мало волнует, – проговорил Аполло, и в его интонациях Бина ясно расслышала легкое недовольство и снисхождение. Таким тоном строгий родитель пытается втолковать неразумному чаду ценность школьного образования. – И что если бы Город запылал до самых крыш, тебя бы это только повеселило.
– Скрывать не буду, там было бы на что поглядеть, – подтвердил Ури. – К тому же, это внесло бы весьма приятное разнообразие в застоявшуюся рутину.
У ключника на лице не дрогнул ни единый мускул, он лишь на пару мгновений задержал дыхание, прежде чем в очередной раз выдохнуть.
– Мне нужно, чтобы ты поговорил с ним, – произнес он. – Мы все здесь видим, что в Городе что-то происходит. Что-то очень важное, быть может, даже… судьбоносное. Но Немо мешает естественному ходу вещей. Вмешивается туда, где его не должно быть. Это нехорошо.
– Сомневаюсь, что он бы согласился с таким утверждением, – покачал головой хозяин цирка, уткнув трость в полотно арены у себя между расставленными ногами и опершись обеими руками на ее набалдашник. – Нехорошо то, что Город почти перестал приводить чужаков, вынуждая нас всех голодать. А еще потихоньку дуреть от скуки. Вы сами довели Немо до такого состояния, и жаловаться на его поведение сейчас бессмысленно. Нельзя запереть ураган в коробочке.
– Я знаю, что он тебе небезразличен, – перебил его Аполло. – Как бы ты ни притворялся, что тебя волнует только шоу, тебе не плевать на парня. А то, что он задумал, это самоубийство. Бесславное и бессмысленное. Город не хочет его смерти, и он не собирается закрывать глаза на то, что один из его детей облил себя керосином и теперь без устали ищет спички. Немо не станет слушать меня, и он тем более не станет слушать шепот из темноты. Но ты его друг, и у тебя есть возможность повлиять на него.
В этот момент Бина всерьез заволновалась. Немо всегда ей нравился – своей безбашенностью, напористостью и уверенностью в себе. Он не был лучшим из ее любовников – о чем она, конечно же, никогда ему не сообщала, – но он определенно занимал в ее сердце совершенно особое местечко. Мысль о том, что он может просто исчезнуть из ее и без того скудного и тесного мирка, циркачке совсем не понравилась. Но влезать в разговор старших она благоразумно не стала.
– Разве не ты у нас всегда говорил, что здесь ничего и никогда не происходит без воли Города? – меж тем уточнил Ури. – Почему же сейчас Он не может остановить свое неразумное дитя?
– А тебе под силу выгнать из своей головы привязчивую дурную мысль? – парировал Аполло. – Заевший мотив песни или идею покрасить волосы в зеленый? Или гадкий образ, который всплывает то тут, то там, заставляя тебя стыдиться собственных желаний? Город не всесилен, но Он знает, видит и чувствует куда больше нас с тобой, так что в наших же интересах Его слушать и слушаться. Что бы Немо ни задумал, это плохо закончится, и потому Город обязан будет его остановить – ради всех нас и ради чужаков, которым еще нужно будет оказаться здесь. И если иного выбора не останется, его остановят самым простым и радикальным образом. Если на одной чаше весов окажемся все мы, а на другой – Немо, Город не станет медлить или сомневаться.
Тональность разговора ощутимо сменилась, как и интонации ключника, который внезапно перешел от тактичного выражения беспокойства к прямым и недвусмысленным угрозам. И теперь несколько опешивший от такого крутого виража фокусник судорожно соображал, в какой именно момент все пошло не так.
Немо уже несколько лет бредил побегом из Города и проникновением в Обелиск, и сам Ури всегда с удовольствием принимал участие во всех его авантюрах, включая ту, когда они попытались оседлать «поющих мальчиков» и чуть не поплатились за это жизнью. Но хозяин цирка вдруг осознал, что никогда не воспринимал происходящее всерьез. Это было опасно и весело, а потому отлично помогало бороться со скукой, но найди они в самом деле дверь, ведущую наружу, Ури бы не знал, что делать дальше. И все это время полагал, что Немо не знал этого тоже.
Все минувшие годы, что бы они ни творили, как бы далеко ни заходили, Создатель просто игнорировал их обоих и все их выходки. А прямо сейчас его верный секретарь, никогда прежде не покидавший своей лавки, стоял на арене его цирка с ненадуманно серьезным лицом и требовал остановиться.
Значить это могло только одно: Немо все-таки отыскал ту самую дверь, в существовании которой фокусник до этого дня даже не был уверен. Ну, или же парень был так близок к этому, что любой следующий шаг завел бы его за ограждение с предупреждающей табличкой «Не влезай – убьет!» И потому обеспокоенный родитель пусть и чужими руками, но пытался уберечь свое нерадивое чадо от непоправимой ошибки.
А может, ключник просто блефовал. И осыпающиеся здания, замершие улицы, сходящие с ума от голода охотники и, конечно же, пистолет, принесенный в Город Эриком Саем, были симптомами некоего страшного заболевания, ослабившего их Создателя настолько, что тот уже не был в силах сам прихлопнуть разбушевавшегося отпрыска и был вынужден в кои-то веки снизойти до переговоров.
Ведь в конечном итоге все упиралось в извечный философский вопрос: мог ли Бог создать такой камень, который сам не смог бы поднять? Или, если приблизить его к текущим обстоятельствам: мог ли Он создать такой камень, что способен был бы Его убить?
Погрузившийся в глубокие раздумья, Ури не заметил устремленного на него взгляда Бины – внимательного и цепкого, читающего выражение его лица как открытую книгу. И вспомнил о присутствии своей помощницы, лишь когда услышал ее голос.
– Вы рассказываете совершенно ужасные вещи, господин, – громко, привлекая к себе внимание, произнесла она и танцующей походкой приблизилась к Аполло, обвиваясь вокруг его руки. – У меня аж мурашки побежали по всему телу. Не верите? Хотите посмотреть?
– В другой раз, дорогая, – мягко ответил ей он, накрывая ее руки на своем локте и мягко поглаживая теплую, по-детски нежную кожу. – День был долгий. Думаю, мне уже пора вернуться к себе.
– И не останетесь? – расстроенно протянула циркачка. – Ох, как же так, я бы показала вам все свои игрушки. У меня столько разных – с бантиками и с камушками, все такие интересные! Вам бы, наверное, понравилось. Папочка говорит, я слишком люблю все блестящее, но мне вот кажется, что с блестками оно намного красивее, разве нет?
Продолжая ворковать, она ненавязчиво увлекла его в сторону выхода, и Аполло не слишком противился. Было видно, что он сказал все, ради чего пришел, и добавить ему было особо нечего. Ури же смотрел ему вслед, сжав губы в тонкую линию, без всяких признаков прежней веселости на лице.
Мысли его резво скакали по кругу, как цирковые лошадки с яркими плюмажами, а где-то под их копытами медленно, но неуклонно скапливалась тревога.
Это чувство было ему не близко, и фокусник ощущал, как оно утяжеляет его тело, лишая привычной подвижности и гибкости. Он не хотел волноваться за Немо. Он вообще ни о чем не хотел волноваться, потому что не таким его создали и не в этом была его суть. Но прямо сейчас Ури будто бы сам оказался в собственном зеркальном лабиринте, и ему предстояло выбрать, куда пойти – направо или налево. И впервые в жизни он не знал, какой путь верный.
– Папочка, все в порядке? – осторожно спросила вернувшаяся Бина. – Он ушел, я проверила, так что не беспокойся об этом.
Он не сразу отреагировал на ее голос, но потом словно вышел из какого-то ступора.
– Иди сюда, котик, – непривычно ласково произнес Ури, и мигом покрасневшая девушка с готовностью нырнула к нему под руку. Он обнял ее, уткнувшись острым подбородком в ее макушку и прикрыв глаза. – Что ты думаешь обо всем этом?
– Я? – искренне удивилась она, совершенно не приученная к тому, чтобы хозяин цирка интересовался ее мнением по каким-то важным вопросам. Это было совсем на него не похоже. – Я думаю… думаю, шоу должно продолжаться.
– Шоу должно продолжаться, – эхом повторил фокусник. – Что ж, и в самом деле. – Пауза после этих слов была совсем короткой, достаточной разве что для того, чтобы принять решение больше обо всем этом не думать. – Полагаю, до утра его точно ждать не стоит, так что… продолжим с того места, где остановились?
Бина хотела было сказать, что это совершенно необязательно и что у нее, честно говоря, уже пропало всякое настроение, но одного взгляда на лицо ее покровителя было достаточно, чтобы понять, что о ней и ее желаниях он сейчас думает в последнюю очередь. Поэтому девушка вздохнула, нежно улыбнулась и, привстав на цыпочки, чмокнула Ури в кончик носа.
– Как скажешь, папочка.
Немо в самом деле появился на пороге цирка только на следующий день – причем уже далеко за полдень. Выглядел, по своему обыкновению, недовольным и растрепанным, но Бина потратила слишком много сил, чтобы вытащить из уныния своего драгоценного фокусника, поэтому его другу достались лишь дежурные объятия, пара ненавязчивых комплиментов и двусмысленных шуточек, а также поцелуй в щеку перед тем, как она оставила их с Ури наедине. Впрочем, судя по всему, Немо совершенно не обратил внимания на ее нетипичную сдержанность. Причина этого, правда, выяснилась достаточно быстро и, как оказалось, не имела ничего общего с чужаком, Городом или тем, о чем говорил Аполло.
– С чего ты взял, что она не ночевала дома, мой параноидальный друг? – нахмурился Ури, качая головой. – Может, просто раньше тебя встала.
– Нет, постель не тронута, и я сразу понял, что она далеко, а значит ушла давно, – поморщился Немо, неосознанно прижав руку к груди. – Я так устал, что просто вырубился и не слышал, как она сбежала, а утром… Надо было догадаться.
– Сильно поругались? – мягко уточнил фокусник. Почему-то после разговора с ключником он сейчас испытывал совершенно не свойственную ему нежность по отношению к своему другу. Хотелось буквально обнять его десятью руками и пылинки сдувать, невзирая на извечную угрюмость, которая ложилась бальзамом на сердце.
– Мы оба были на взводе, так что ситуация немного… вышла из-под контроля. – Тот тяжело вздохнул, уронив гудящую голову на скрещенные руки. Ури, приподняв под собой стул, пододвинулся ближе к столу, за которым они оба сидели. – И куда только ее понесло на ночь глядя?
– Не думал пойти ее поискать? – ненавязчиво предложил хозяин цирка.
– А толку-то? – скривился Немо. – Сколько уже раз так было. Она если не захочет, я ее в жизни не найду. Вернется, когда остынет. Просто… ненавижу с ней ссориться, вот и все. Ненавижу.
Повторяя последнее слово, он стиснул свою футболку поверх груди, и его лицо на мгновение исказилось, словно от сильной боли.
– В ее маленьком теле гостила душа, – негромко напел Ури, и в ответ на несколько удивленный взгляда друга пояснил. – Помнишь эту песню?
– Если ты еще и петь начнешь, я точно буду это место по широкой дуге обходить, – пробурчал Немо, но беззлобно и как будто больше по привычке всегда быть всем недовольным. Фокусник же в этот момент решил, что нет смысла продолжать ковырять его толком не зажившую рану, а потому сменил тему:
– Так как все прошло с чужаком?
Было видно, что парню непросто было перестать думать о сестре, отчего ответил он далеко не сразу.
– Этот Эрик Сай – очень… любопытная птица, – наконец с усилием произнес он. – Думаю, ты был прав насчет него.
– В каком плане? – уточнил Ури, и в его разноцветных глазах промелькнул неподдельный интерес.
– В том плане, что ему стоит навестить Дока, – выразительно двинул бровями его собеседник. – В этой голове только орбитокластом ковыряться. Или как там эта штука называется.
– Почему-то мне казалось, что подобная расстановка сил должна была вызвать у тебя больше энтузиазма, мой недовольный друг, – качнул головой фокусник. – Обычно чужаки с… особенностями характера привлекали тебя куда больше рядовых страдальцев. Разве нет?
– Почему так дерьмом несет? – вдруг не в тему поинтересовался Немо, замотав головой. – У тебя тут даже лошадей не держат, почему на манеже вечно воняет конским навозом?
– Для натуральности, – ничуть не смутился Ури. – Чтобы вызывать правильные ассоциации у чужаков. Обычно мне лень регулировать это дело до и после, так что запахи тут всегда присутствуют в фоновом режиме.
– Зато экономишь на электричестве, да? – проворчал парень, оглядываясь по сторонам и щурясь в тщетных попытках разглядеть что-нибудь за пределами скудно освещенной цирковой арены. – Вечно у тебя тут темень, хоть глаз выколи.
– К нам давно не заходили чужаки, – все так же терпеливо отозвался фокусник. – Так что перебиваемся с хлеба на воду, как видишь. Может, уговоришь своего нового друга забежать на часок? Обещаю, на этот раз в фокусе с пилой я использую правильный ящик, честно! Нам бы буквально чуточку – так, ребят порадовать. А то так исхудали, что скоро вообще реагировать перестанут. Какой же цирк без артистов, ну сам подумай?
– Наверное, тяжело, когда они все кормятся за твой счет за неимением других альтернатив, – пробормотал Немо. – Иногда я даже рад, что Город не доверил мне ни один из своих заплесневелых уголков. Как представлю, что все эти придурки с оперативкой в полбайта тянут ко мне свои полупрозрачные лапки, аж мороз по коже. – Он вполне натурально передернул плечами.
Последнюю реплику друга Ури оставил без комментариев. Все это время он внимательно лишь наблюдал, пытаясь разобраться и представить себе, что происходит у того в голове. Осознавал ли сам Немо, насколько он близок к желаемой разгадке? И если да, то кем себя сейчас воображал: пилотом-камикадзе, готовым рвануть в последний бой, или же Давидом против Голиафа, у которого несмотря на очевидную разницу в габаритах все же были шансы победить?
Что же именно, в конце концов, заставило Город так занервничать?
– Что ты задумал, Немо? – наконец не сдержался Ури, буравя поникший профиль друга цепким, пронзительным взглядом.
Тот встрепенулся, словно вырванный откуда-то из глубины своих не слишком веселых и оптимистичных мыслей, перевел глаза на фокусника и, чуть помолчав, медленно проговорил:
– Эрик Сай. Я превращу чужака в бомбу и швырну Городу в лицо.
Эрик Сай. Ну конечно. Ответ плавал на поверхности с самого начала.
– Значит, его оружие действительно… попало сюда не случайно, – помолчав, резюмировал хозяин цирка.
– Оружие – это только половина пазла.
– Есть и вторая?
– Есть, – уверенно кивнул Немо. – Подумай сам. Сколько раз мы с тобой пытались на спор пробраться к Обелиску? Сколько раз Город давал нам от ворот поворот? Там определенно спрятано что-то – или кто-то – безмерно ценное и важное. И если я приду туда, взяв ключ от всех дверей в одну руку и смертельное оружие в другую, ему придется со мной поговорить.
По его лицу фокусник понял, что парень не шутит – и более того, что он уже совершенно убедил самого себя в том, что его план обязательно сработает. От отчаяния ли или от мучительной потребности верить хоть во что-нибудь, но Немо казался совершенно одержимым своей идеей, и едва ли доводы рассудка способны были теперь до него достучаться. Да и сам Ури никогда с рассудком и здравым смыслом не дружил настолько, чтобы сейчас выкатить на-гора безупречные в своей логике аргументы, которые способны были бы поколебать решимость его друга. И все же он чувствовал себя обязанным спросить:
– А что, если Город тебя обманывает? Вдруг он нарочно раздал тебе пару козырей на руки, чтобы ты считал, что партия у тебя в кармане?
Взгляд Немо наполнился досадой и чем-то сродни презрению.
– От кого я это слышу? Ты, видимо, в самом деле порос плесенью в этом своем темном углу, Ури. Никогда бы не подумал, что именно ты начнешь отказываться от, вероятно, самого охренительного приключения в своей жизни из-за такой ерунды. Да, мать твою, очень может быть, что Город играет всеми нами и что у меня вообще нет своей воли, только прописанные сценаристом реплики, но знаешь что? Ебал я это все. – С этими словами он резко поднялся из-за стола, едва не опрокинув стул, на котором сидел. – Я буду использовать все варианты и копать свой путь наружу даже детским розовым совочком, если мне его предложат. И если тебя это не устраивает – за собой не тащу.
– Я буду грустить без тебя, мой бесстрашный друг, – с неизъяснимой печалью в голосе произнес фокусник, глядя на него снизу вверх. – Если тебя не станет, старина Ури будет вынужден дружить с Карлом и остальными занудными бюрократами. Мое сердце обливается кровью при одной лишь мысли о подобной страшной судьбе!
– Если ты сейчас начнешь рыдать, я за себя не ручаюсь, – на всякий случай предупредил Немо, отступая назад.
