
Полная версия
Между раем и адом…
– Азри!
Глаза Азраэля слегка расширились от удивления, когда голос выдернул его из дум. Поднявшись на куполе, он взглянул вниз и увидел… Лирику?.. Не веря своим глазам, он заткнул меч за пояс, расправил крылья и спустился вниз. Юная дева стояла перед ним. Она не была уже тем ребёнком, каким он знал её всего пару дней назад. Её красота цвела и благоухала, а её черты в купе с прекрасным платьем выдавали непорочную нежность и раннюю мудрость.
– Л-Лирика, как ты…
– Удивлён? – улыбнулась мягко Лирика с руками, скрещенными за спиной. – Я вобрала в себя остатки нашей общей чистой, неосквернённой Симфонии и… получилось это.
– Зачем же ты…
– …вобрала её? – Лирика наклонила голову слегка набок. – Это будет сюрпризом. Ты же не собираешься пропустить его, отправившись в разлом?
Тело Азраэля будто пронзило током. Он никак не ожидал, что Лирика догадается о его планах. Немного потупив взор, он тихо промолвил:
– Нет…
– Вот и славно, – сказала Лирика, её мелодичный голос, улыбка – всё её существо засияло ещё ярче.
Немного погодя, Азраэль вновь взглянул на сестру:
– Тебя Отец послал?
– Что ты, глупыш, я сама пришла, – сказала Лирика, звонко хихикая. А затем она повернулась к нему спиной и пошла к «площади начала». Азраэль последовал за ней. Когда Лирика достигла конца, он остановился немного поодаль за ней. Вдохнув легко полной грудью и выдохнув, Лирика повернулась к брату. Она выглядела чарующе в свете новорождённого небосвода. Будто сама была его частью.
– Закрой глаза. Сейчас Он создаст Солнце, – сказала мягко Лирика, закрыв собственные глаза. Азраэль последовал её примеру, и вдруг… всё стало ярко-ярко. Нежное тепло окутало весь перед его тела, вызывая приятные мурашки по коже. Былое светило над Симфонией дарило свет её обитателям, но это тепло… Такое новое, необыкновенное ощущение… Азраэль почувствовал, как Лирика взяла его за руку.
– Летим со мной, Азри. В новый мир. Только не раскрывай пока глаза, хорошо? – сказала тихо, мягко улыбнувшись, Лирика и распахнула крылья. Распахнул вновь крылья и Азраэль, не открывая глаз, и полетели они в лучший из миров. На планету, где суждено было родиться новой цивилизации; маленькое место в обширной вселенной, избранное Богом для осуществления какого-то неведомого замысла – Землю.
Доброе утро

Долетев до земли всего за каких-то пару минут и приземлившись, Азраэль почувствовал что-то приятное под ногами. Мягкое, немного влажное и слегка прохладное. Недалеко были слышны причудливые звуки. Не то песня, не то… говор причудливых созданий? От нетерпения Азраэль, заслонив лицо ладонью, потихоньку раскрыл глаза. Свет так и бил через щёлку между пальцами. Но, понемногу привыкнув, он начал различать зелёный. Затем жёлтый, голубой… Какой-то пейзаж. Когда же глаза совсем привыкли и он убрал руку, Азраэль замер. Чарующая картина предстала перед ним. Бескрайняя, солнечная долина. По ней раскинулась широкая река, которая уходила вдаль за горизонт. Над долиною летали птицы – создания, которых некогда можно было видеть лишь на рисунках первого храма творчества. От них доносилась какая-то простая, но приятная слуху песня. Какие-то причудливые создания населяли долину, резвясь на траве и в кустах… А перед ней, на небольшом холме, – дерево, в тени которого Лирика собирала необыкновенные цветы. Обернувшись назад, Азраэль увидел не то рощицу, не то сад, который словно таил в себе какой-то удивительный, но как будто бы приятный секрет. Рядом с собой он нашёл пару цветущих одуванчиков – ещё одна знакомая придумка из храма творчества. И чем больше он оглядывался вокруг себя, тем больше поражался: «Этот мир… Такой новый… И всё же такой знакомый…»
Его раздумья прервала Лирика, подошедшая сзади. В её руках было причудливое творение из цветов, которое мы ныне называем венком. Кажется, она его почти закончила.
– Знакомо, не правда ли? – мягко спросила Лирика. – Эти цветы впервые нарисовала Флори, когда ещё не было меня. Кажется, она называла их одуванчиками.
«Флориана?.. И правда…» – подумал Азраэль, его лицо несколько омрачилось, в то время как Лирика склонилась перед одуванчиками и аккуратно сорвала один цветок. Вплетя его в венок, она широко улыбнулась, и, выпрямившись, положила себе его на голову.
– Вот так!
Азраэль не без любопытства взглянул на венок, а затем на сестру.
– Что это?
– Я назвала это «венком». Красиво, не правда ли?
– Тебе идёт.
– Хи-хи, – Лирика мелодично усмехнулась, а затем оглядела всё вокруг любопытными глазами, пока они вновь не остановились на Азраэле. – Я же тебе ещё самое интересное не показала! А сколько новых удивительных открытий предстоит сделать… Но сейчас сделай глубокий вдох.
– Зачем?..
– А ты попробуй!
Сказав это, Лирика сделала глубокий вдох и, немного погодя, выдохнула. На её лице было искреннее блаженство. Выражение лица сестры подтолкнуло ангела последовать её примеру, и стоило ему сделать вдох, как его поразило многообразие новых запахов. Сладкий нектар, шалфей, утренняя роса и слабый аромат можжевельника. Конечно, ангел не понимал состава сего букета, но это не мешало ему в полной мере им насладиться.
– Ну, здорово же? – спросила Лирика с улыбкой, наклонив голову набок и сложив руки за спиной.
Но мысли Азраэля вернулись к Флориане. Заметив это, Лирика вздохнула, выпрямилась и взяла Азраэля за руку.
– Мы же не нашли их тела, не так ли? – спросила мягко Лирика. – Я уверена, что сейчас их души в лучшем месте. А Флориана наверняка ушла без сожалений. Она всегда была свободным, но ответственным ветерком. И что бы Ракиэль ни сотворил в том зале… Флори приняла это с достоинством. Я уверена.
От слов сестры Азраэлю стало несколько легче, пускай это и не избавило его от скорби целиком. Подняв глаза на лицо сестры, он промолвил:
– Ты говорила про открытия…
Лицо Лирики мгновенно засияло.
– Точно! Пошли скорее! Столько новых, милейших животных, растений, насекомых, чудесных пейзажей! Нам всё это непременно надо увидеть! И чем скорее, тем лучше! Не отставай!
И с этими словами Лирика выпустила руку брата и побежала в рощу, как бы приглашая его поиграть в догонялки. Небольшая, но всё-таки искренняя улыбка как бы сама собой возникла на лице Азраэля: нахлынули воспоминания о тех беззаботных играх, которым они когда-то предавались в Симфонии. Но, легко ударив себя по щекам ладонями, он оживился, улыбнулся ярче и воскликнул:
– Пускай ты и стала выше, но всё равно догоню!
И побежал за Лирикой.
Одуванчик
– Флори, что-то не так, прошу тебя, идём с нами к храму Симфонии, мы должны найти Отца!
Флориана молчала. Картина полыхающего цветочного сада, растоптанных бабочек на земле и обгоревших колибри ещё была свежа в её голове. И болью отзывался вид Отца, смотревшего на это в фоне безжалостно и безмятежно. Но, ударив себя слегка ладонью по щеке, она выпрямилась и взглянула на Люму с Тимионой.
– Идите без меня. Я должна разобраться, что происходит. И… помочь нашим братьям и сёстрам. Отведите малышку Лирику в безопасность… и Элегию, – сказала Флориана, взглянув на сестру, плачущую в углу. – Ей, похоже, сейчас особенно больно… Ну же, летите, не теряйте времени!
Тимиона и Люма колебались. Они и сами едва отошли от своих «картин», а тут ещё изнутри терзало опасение за Флориану. Но, вспомнив о Лирике, которая всё ещё находилась в ступоре на крыше храма, и Элегии, они приняли решение.
– Пожалуйста, будь осторожнее… И скорее приходи в храм, – промолвила Люма, а Тимиона лишь с грустью окинула взглядом лицо Флорианы в последний раз. И, взяв под руки Элегию, они улетели из старого храма творчества.
Тяжело вздохнув, Флориана обернулась. В тускло освещённом зале, некогда полном тепла и радости, сейчас стояла гробовая тишина. Рисунки и разнообразные тексты – творчество ангелов, которым были увешаны мраморные стены зала, – как будто померкли, а скульптуры выглядели неестественно мрачно. Печалящие взор фигуры Ракиэля, Зениры и Сэмфуры лишь нагнетали эту атмосферу.
Сжав руки в кулаки, Флориана сделала последний глубокий вдох и выдох и осторожно пошла к троице. Всё те же образы, застывшие, будто изваянные из камня. Сэмфура замерла за холстом. Уже охладевшая и высохшая кисть лежала на полу, испачкав его тёмно-синим. На холсте была незавершённая лунная ночь на пруду. Зенира застыла за столом и рукописью в руке. Должно быть, новые стихи Досэля. А Ракиэль стоял у стены перед портретом Лирики, который написал недавно Хариэль. Её мастерски переданная улыбка, пожалуй, была тем единственным, что не померкло в этом зале.
Но вот Флориана коснулась плеча Ракиэля.
– Брат… ты меня слышишь?..
Ракиэль молчал. Одному Богу известно, какая «картина» в этот момент безжалостно терзала разум ангела. Вздохнув, Флориана подошла к Зенире.
– Сестра?.. Зенира?.. Ты…
Вдруг Зенира вышла из ступора, и из глаз её полились слёзы.
– Нет… Только не тьма… Нет… Нет… Отец… За что?.. За что ты обрекаешь нас на это?.. – промолвила тихо Зенира, пока её слёзы мерно капали на бумагу в её ослабших руках.
– О чём ты, Зенира? Дорогая моя, я здесь, я с тобой… – сказала Флориана с явным беспокойством за сестру и обняла её сбоку. – Прошу, услышь меня… Ты не одна, нет никакой тьмы, мы в Симфонии, в первом храме творчества…
– Свет… Прошу, не покидай меня… Только не тьма… Не хочу…
Стиснув зубы, как бы больно ей самой ни было это делать с младшей сестрой, Флориана выпустила Зениру из объятий и дала ей пощёчину. Зенира замерла, будто вновь оказавшись в ступоре. Её руки выпустили влажный лист бумаги, и тот приземлился на стол. Но вскоре её глаза нашли светлую душу.
– Флори?..
– Да, да, это я, твоя сестра, Флориана!
Флориана вновь обняла Зениру, но на сей раз так крепко, как никогда за всю вечность.
– Ф-Флори, не так сильно…
«Слава Богу… Слава Отцу! – думала Флориана, – похоже, им всё ещё можно помочь! Лишь бы с Сэмфурой было так же просто…» Какое-то время обе молчали в объятиях, пока вдруг тишину не прервал грохот. В то время как Флориана была занята Зенирой, никто не заметил, что Ракиэль пришёл в себя. И совершил нечто ужасное. Нечто, повергнувшее его сестёр в шок. Небесным клинком, старой поделкой Тимионы, он пронзил спину Сэмфуры, и та замертво упала на пол, окрасив его в алый.
– Р-Ракиэль… Что ты…
Флориана и Зенира не могли поверить своим глазам. Ангелам доселе не приходилось видеть смерть ни в каком виде. Сама идея потерять кого-то, не говоря уже о том, чтобы лишать жизни живое создание, была им неведома и чужда. И вот перед ними лежала мёртвая сестра, чьи очи навсегда застыли. Но они даже понять не могли, что это означало. Вот только непонятный и непередаваемый ужас пред увиденным пробрал их до костей. И когда казалось, что хуже уже быть не может, Ракиэль начал болезненно, в захлёб смеяться.
– Мы смертны… Мы смертны, чёрт подери! – орал он сквозь смех. – Всё прямо, как в том видении!.. Старик дал нам вечную молодость, но не позаботился о незыблемой жизни! А сам то, небось, бессмертен! А тут один проклятый прокол какой-то острой штукой, и нас нет. Нас нет! – Ракиэль начал смеяться ещё сильнее.
– Что ты наделал… – промолвила тихо в ужасе Флориана.
Ракиэль вдруг замолк, нахмурившись, и какое-то время был безмолвен, пока не повернулся к сёстрам.
– Хотел убедиться в том, что моё видение – правда. Как видишь, бессмертной душой здесь и не пахнет, – сказал грубо Ракиэль, плюнув рядом с телом Сэмфуры. – Это небольшая жертва по сравнению с моим открытием.
Вдруг Зенира не выдержала:
– Как ты мог?! – она уж было хотела кинуться на Ракиэля, но Флориана удержала её. – Мы вместе росли целую вечность, не разлей вода! Родные души! Как ты посмел, как ты!..
Ненависть Зениры уступила место слезам. Она опустилась на колени и вновь начала тихо плакать. – Ещё один… огонёк погас… За что…
Ракиэль стиснул зубы. Вдобавок к терзавшим его сомнениям внутри что-то начало сильно ныть и болеть. Даже сильнее, чем в том видении… где Азраэль пронзил его грудь.
– Зараза… – Он указал клинком на Зениру. – Эта боль – твоих рук дело? А? Отвечай!
А Зенира просто плакала. Боль Ракиэля становилась всё более и более невыносимой. Ему мерещился какой-то противный чёрный сгусток, который разъедал его грудь изнутри. Ему хотелось его вырезать и вырвать оттуда, как поганый сорняк или опухоль, но страх смерти останавливал. Разъярённый своей беспомощностью он бросил со всей силы клинок в Зениру и тот пронзил ей сердце. Зенира упала, и кровь стремительно стала окроплять пол. Со слезами на глазах и кровью, выступившей на губах, она лишь тихо промолвила:
– Свет… гаснет…
И свет очей Зениры погас. А Флориана не могла поверить увиденному. Жизнерадостной Зениры, её дорогой младшей сестры, с которой она вместе росла, теперь тоже нет. Нет… Как и нет Сэмфуры.
Флориану переполняла буря эмоций. Ей хотелось рыдать, прижав к себе тела сестёр, кричать, крушить, убить Ракиэля – и всё сразу. И меньше всего ей хотелось бежать, цепляясь за свою жизнь.
– Пути назад нет, Флориана, – сказал холодно Ракиэль. – Азраэль – мой враг. А, значит, вероятно, и Отец тоже. Выбирай, на чьей ты стороне.
В это время в храме начали собираться другие ангелы, вышедшие из ступора, но всё ещё пребывавшие в смятении. Особенно, после увиденного в этом зале. Заметив это, Ракиэль продолжил:
– Это же касается и вас, братья и сёстры! Отец не дал нам бессмертия, а, значит, либо у него самого его нет, либо вся его болтовня о любви к нам, его детям – пустой трёп. Мне было видение, что Азраэль убьёт меня на земле Симфонии, залитой НАШЕЙ кровью и НАШИМ прахом! И если оно правдиво, в чём я уже не сомневаюсь, то он убьёт и вас! А, значит, он наш общий враг. Он и те, кто встанет подле него. Против нас! Эта острая штука, – сказал Ракиэль, указав на клинок в груди Зениры, – способна убить ангела. А, может, и Бога! Ищите всё острое, что попадётся под руку! Да хоть нимбы превращайте в оружие! И вперёд, на предателей! Пока они не нашли Отца! Либо мы – их, либо они – нас! Третьего не дано!..
Но Флориана не слышала тирад Ракиэля. Её мысли невольно унеслись в воспоминания, куда-то очень далеко, в давно забытый момент из прошлого теперь казавшегося смутным, но чудесным сном…
…– «Флориана»? – спросила девочка, с любопытством оглядывая себя и всё вокруг. Бог ей с улыбкой ответил:
– Да, тебя зовут Флориана.
– Или просто Флори, – сказал её не менее юный брат. – А меня Азраэль зовут! Или просто Азри.
– Азри…
– А это наш Отец! Это Он нас создал! – воскликнул он, показав на Бога. Тот добродушно усмехнулся, а Азраэль добавил:
– И зовут Его – Бог!
– Бог… А почему Бог? – спросила Флориана.
– А это я Его так назвал. А Он, кажется, и не против.
Бог кивнул головой.
– Так вот, это… С днём рождения, сестрёнка! – воскликнул Азраэль и обнял Флориану. Видно было, что он ужасно рад. А та, недоумевая, лишь повторила тихо:
– С днём… рождения…
Но тёплые объятия брата передали ей всю его радость, и этого было достаточно. Она обняла его в ответ. И, когда они выпустили друг дружку из объятий, Флориана вновь с любопытством оглянулась вокруг. Тысяча вопросов металась в её голове и хотелось задать все сразу, а она даже не знала, с чего начать. Но тут вдруг она увидела огромное число похожих на неё детей, которые мирно лежали на площади позади неё. Хотела было посчитать их, но, даже если бы для счёта она взяла ещё все пальцы на ногах и руках брата и Отца, ей всё равно не хватило бы.
– А… кто это?.. – спросила Флориана, указав ручкой на детей.
– А это наши братья и сёстры! – сказал радостно Азраэль. – Они скоро тоже проснутся!
– Братья… и сёстры… – повторила Флориана, её глаза невольно засверкали.
Бог лишь улыбался, смотря на своих детей, и, наконец, сказал:
– И вы двое будете старшими из них. Флориана, Азраэль. А быть старшим – значит нести ответственность за других.
– Ответственность?.. – спросила Флориана, глядя Отцу в глаза. – А это как?..
Вдруг Азраэль, завидев пробуждение Люмы, Хариэля и Тимионы, радостно побежал приветствовать родных в новом мире. Флориана повернулась в их сторону, и её глаза вновь засверкали. А в это время Бог улыбнулся ещё ярче, смотря на сцену перед ним. Он нежно положил руку на голову дочери и стал её мягко гладить.
– Наступит день, когда все они вновь заснут. Но не так, как сейчас, а по-другому. И, когда этот день наступит, я буду рассчитывать на твоё решение, Флориана.
…«… А ведь я так хочу увидеть Эдем…»
Вдруг Симфония слегка дрогнула. Флориана была единственной, кто это заметил. А Ракиэль продолжал:
– Все мы стали свидетелями чего-то страшного. Почему Бог это допустил? Почему обрёк нас на это страдание, неизбежную смерть? Ответ ясен, как день! Он…
– Глупыш, – прервала его Флориана. – Пускай никто этого не заметил, но все, кто не утратил веру в Бога, уже добрались до храма Симфонии и нашли Отца. Все… кроме меня. Но я уже выполнила свою миссию: для Эдема всё готово, – Флориана улыбнулась и, вытащив клинок из груди Зениры, бросила его к ногам Ракиэля. Подняв аккуратно на руки тело сестры, она продолжила, глядя в глаза младшему брату:
– Ракиэль… Прошу, остановись… Как бы далеко ты ни зашёл, что бы ни увидел в том видении – ничто не имеет значения, ведь решение принимаешь ты и только ты. Ты всегда можешь остановиться. И хотя дороги назад уже нет, ты всё ещё можешь выбирать, каким будет твой дальнейший путь. Пошли со мной. – Она сделала шаг вперёд. – Вместе мы сможем избежать ещё большей трагедии. Ты понесёшь ответственность за содеянное, но ты не умрёшь. Клянусь своей жизнью, своей верой в Отца и своей любовью к тебе и всем вам – ты не умрёшь! И вступишь вместе с нами в новый мир, где сможешь сколь угодно предаваться размышлениям! Прошу, Ракиэль! Я же вижу, как тебе больно от содеянного! Не давай каким-то картинам и иллюзии безысходности затуманить свой рассудок! Не переставай мыслить!
Ракиэль молчал. Последние слова ударили по его нутру, как молот по живому на наковальне. Он закрыл глаза, стиснув зубы, и схватился за то место, где сидела его «проклятая опухоль». Буря эмоций рвала и метала в его голове, а внутри ныло, как никогда в жизни.
Флориана потянула было руку к брату… как, раскрыв бешеные очи, он рванул с земли клинок и кинулся с ним на сестру с грозным криком. Но в этот момент она увидела маленького разъярённого Ракиэля, который когда-то проиграл свои первые в жизни дебаты с Хариэлем. С улыбкой и покатившейся по щеке слезой Флориана закрыла глаза. Но стоило клинку приблизиться к её шее, как их не стало. Не было ни Флорианы, ни Зениры. Лишь семена одуванчиков, да лепестки оранжевых бархатцев, подхваченные каким-то неведомым ветром, улетали наружу. И тела Сэмфуры не было. На её месте пол был усеян васильками. И былого Ракиэля уже не было. Он лишь истошно завопил.
…– Что посеешь, то и пожнёшь Азри, – сказала Лирика, кладя семечко в небольшую лунку на закате. – Если бы это было семя петрушки, а я думала, что сею морковку, всё равно бы выросла петрушка. И ведь никто не скажет, что семечко петрушки виновато в том, что из него не выросла морковка, – сказала нежно Лирика, улыбнувшись. И начала сгребать мягкую, как пух, землю обратно, закапывая лунку.
– Но ведь и я сеял смерть… – Азраэль сжал кулаки. – Должен был быть иной выход… Может, если бы я и Тимиона сражались не с намерением убить, а лишь обезоружить их…
– Нас всех непременно убили бы, – сказала мягко Лирика, и повернулась к закату на горизонте. – Ты же видел, в каком состоянии был Ракиэль. И, особенно, Талия. – Лирика вздохнула.
Ракиэль, который когда-то дорожил своей связью с братьями и сёстрами больше, чем многие другие, пускай и никогда этого не признавал; а некогда невинная, тихая Талия?.. Азраэлю отчего-то стало больно до слёз. «Картины… Это всё моя вина… Я не справился… Я всех подвёл… Всё разрушил!» Азраэль пал на колени и зажмурил глаза, стиснув зубы.
– Брат… – промолвила Лирика, взглянув на ангела печальным взором. – Мне больно видеть, как ты терзаешь себя… Твоё бремя и так тяжело, но ты требуешь от себя непосильного…
– Раз для меня это – непосильно… Раз я и впрямь оказался настолько духовно ничтожным, что ничего лучшего сделать не мог!.. – Азраэль согнулся над травой и ударил по ней кулаком, не сдерживая более слёз. Через какое-то время он промолвил: – Ответь… – Азраэль всхлипнул и поднял голову к сестре. – Почему Отец не вмешался?..
Повисла тишина.
– Именно этим Он и занимался. Или ты думаешь, что Он просто стоял в стороне и наблюдал, пока вы, Его дети, нещадно рубили друг друга?..
На последних словах голос Лирики тоже дрогнул. Из её очей полились слёзы. Обняв себя, она закрыла глаза.
– Сколько бы Отец ни взывал к ним, как бы ни пытался их вразумить… Никто Его не видел и не слышал, – промолвила Лирика, едва не плача. – Моя «картина» стала явью…
Две слезинки упали на мягкую землю. Азраэль не знал, что сказать. Он и сам ведь тогда не заметил Бога…
…Успокоившись, Азраэль и Лирика лежали под тем деревом у начала долины, когда наступили сумерки. Оба ангела вдыхали какой-то новый, успокаивающий букет запахов, задумавшись о чём-то своём. Тишину прервал Азраэль слегка потерянным голосом:
– Почему Отец не предупредил нас о скверне?..
Лирика слегка улыбнулась.
– Иногда знание приносит больше вреда, чем пользы, Азри. Да и поверили бы мы Ему, скажи Он нам каких-нибудь шесть дней назад, что брат может пойти на брата, сестра на сестру, и почти сотня ангелов склонит свои головы на Симфонии, залитой кровью и пеплом? Тем более, что никакая это не скверна, – захихикала Лирика. – Придумают тоже…
– Ещё скажи, что это какое-то светлое творение Отца…
Лирика улыбнулась чуть шире. Какое-то время они молчали, пока Азраэль вновь не прервал тишину:
– Ты ведь так и не объяснила, к чему такая спешка.
За один день они обошли почти весь сад, ушли глубоко в долину, наблюдали за новыми животными и насекомыми, попробовали мёд, груши, виноград; поиграли с зайчатами и лисятами, посеяли морковь, пролежали долго-долго на траве и, наконец, пришли сюда.
Не меняя выражения лица, Лирика поднялась с травы и сделала пару шагов в сторону долины, за которой горизонт уже почти стемнел. С другой стороны горизонта начала подниматься новорождённая луна, освещая спину Лирики мягким белым светом, отчего её белоснежное платье сияло небывалым блеском. Глубоко вдохнув и выдохнув, Лирика повернулась к брату.
– Потому что меня скоро не будет, – сказала она просто и с искренней улыбкой на губах. Глаза Азраэля расширились и наполнились страхом. Поднявшись с травы, он промолвил:
– Как?.. Что ты…
Лирика вновь повернулась к долине, которая становилась всё более и более освещённой. Она мягко продолжила:
– Место, где мы находимся, называется «Эдемом». Флори как-то придумала это название для картины Сэмфуры с красивым садом. Оно отличается от остальной планеты, ведь на ней всей той жизни, которую мы сегодня увидели, лишь предстоит зародиться спустя долгие-долгие годы. И я стала частью этого сада.
– Зачем?..
Лирика подняла правую руку, и над долиной поднялись яркие, белоснежные бабочки. Подняла левую – и вся растительность долины стала мягко светиться. Повернувшись к Азраэлю, она ответила с улыбкой:
– Потому что должна. И хочу. Мне немного страшно, но…
Лирика наклонила голову на бок, сложив руки за спину в мечтательной позе и оглянулась вокруг.
– Как подумаю, что вы все вместе будете здесь жить… В этом месте, сотворённом Отцом, мною и нашим общим творчеством ангелов, за которым мы провели вечность в старом храме… И сердце наполняется непередаваемым счастьем. Ради этого я отдала всю себя почти без остатка, – Лирика положила руку на грудь. Казалось, она сияла ещё ярче, чем когда-либо. – Мне лишь хотелось воочию увидеть результат наших трудов. Поглядеть на моих милых зайчат, лисят Пересфея, трудолюбивых пчёлок и шмелей Хариэля, бабочек Люмы, прекрасные пейзажи Эдема, будто сошедшие с полотен Сэмфуры, Флорианы и других… – слеза счастья покатилась по щеке Лирики. – Поэтому я оставила немного себя, всего на один день. Хотя этого и не хватило, чтобы увидеть все-все чудеса этого мира, я была рада разделить хотя бы те немногие прелести с тобой.
– Один день?.. Так, значит, ты… – Слеза навернулась на левом глазу у Азраэля. Но Лирика подошла к нему и аккуратно вытерла её, остановив руку на щеке у брата.
– Не печалься, Азри… Ведь я иду Домой.
Но у Азраэля продолжали литься неведомые ему слёзы. Почти беззвучно усмехнувшись, она закрыла влажные глаза, сделала нетвёрдый шаг назад и, казалось, начала светиться ещё ярче. Раскрыв глаза вновь, Лирика наконец сказала:



