Легенды Синего Яра

Тонкие губы Чарны дрогнули в улыбке, и на впалых щеках проступил румянец. Любила старая сладкие слова так же сильно, как и медовые пряники. Она потянулась к пяльцам и продолжила работу. Рада вернулась на свою лавку и уже без особого интереса продолжила колупать краску, периодически задумчиво поглядывая, как водяные разводы на стекле стекаются в узоры.

– А можно взять и княжну просто не отдать? Вдруг духи сжалятся и не пошлют на Синий Яр засуху? – тихо спросила она без прежнего задора в голосе. Рада уже знала ответ, но почему-то хотела услышать его от старших.

Саяна хмыкнула, а няня с суеверным страхом в очередной раз покосилась на оконную раму. На морщинистом лице отразилась борьба с собой: видимо, старая Чарна очень хотела рассказывать дальше, да боязно было. Боялась на склоне дней духов прогневать. Уж скоро к праотцам отправляться, не хочется перед ними за речи свои краснеть. Но все же желание скоротать дождливое и холодное утро за разговором пересилило.

– Однажды… – снова начала она. – Давно это было…то бабка моя мне рассказывала. Пятьсот зим назад, в соседнем княжестве, которое называлось Остаханское…

– Никогда не слышала о таком! – фыркнула Саяна. Летописи о былом она знала хорошо – отец настоял обучать дочерей, как положено, поэтому девочки с детства знали все княжества известных земель от берега океана до Иных гор.

– А потому ты не слышала о нем Саяна, что давно уж и нет его. – махнула рукой Чарна и, достав из мягкой подушечки иголку, снова воткнула ее обратно. – А в свитках твоих не писано о нем, потому что проклято то княжество. Не пишут о проклятом, не вспоминают. Стирают из людской памяти, чтобы не бередили, не трогали прошлое. А память…память людская коротка, Саяна. Сегодня помним и любим мы княжну Рогнеду, а завтра уйдет она под венец, поплачем мы пару зим, да забудется все. Порастет в душе вереском, зацветет ковылью. Завалит лютыми сугробами да ледяным ветром скует в сердце. Так и с княжеством Остаханским случилось. Забыли о нем люди. А забывать о таком не следует…Была в том княжестве дева прекрасная, дочь знатного купца. Черноокая, белокожая, нраву такого кроткого, что в женихи ей посватался один из речных духов. Властвовал он рекой, у подножия которой располагалась Остаханская столица, уж и не припомню, как она называлась. Дух реки потребовал привести деву на берег, одетую в свадебные одежды и с золотым венцом на голове. И за такую невесту обещал он чистую воду горожанам, да полные неводы улова рыбакам. Но дочь купца уже давно была в сердце князя Остаханского. Любил он ее без памяти, поэтому, когда пришло время выполнять уговор, князь спрятал свою возлюбленную от речного духа. Множество дев предложил князь взамен, но ни одна не приглянулась речному владыке. И тогда восстала река, поднялись огромные волны до самого неба и погребли под собой Остаханское княжество. Стерла его вода с лица земли, будто и не было вовсе.

Рада судорожно выдохнула, когда няня закончила свой рассказ. Она осторожно слезла со своей лавки и медленно подошла к Чарне. Та заботливо усадила девочку к себе на колени и принялась переплетать пушистые волосы. Подбородок у Рады мелко подрагивал, а глаза покраснели, готовые вот-вот пролить горькие слезы.

– Обречена княжна. – только и смогла сказать девочка.

Протяжный порыв ветра по-волчьи завыл где-то под крышей, и яркая вспышка молнии располосовала комнату. Тяжелые капли с силой ударили по окну, утонув в грохоте весеннего грома. Рада, взвизгнув, зажмурилась и спрятала лицо в воротнике Чарны. Та, продолжая сжимать оберег, поспешно зашептала отворот.

– Дождь так бьется в окна, будто войти хочет. – прошептала девочка, вцепившись ручками в нянин рукав.

– Не бойся. Дух не может войти в дом, если его не пригласить. Да и резы у нас защитные, сама ведь хвалилась. – Саяна пожала плечами и кивнула на защитные обереги. Они были на оконной раме, не изголовье широкой кровати, дверном пороге. Вырезанные ножом и окропленные кровью вещего Лешко, они и сейчас мерно отливали багрянцем в свете лампады. – Да и зачем ему сюда входить. Не невесты мы, чтобы нами тут любоваться. Поэтому давайте жарптицу закончим, и я к Ивелину схожу. Он мне ножи наточить поможет, в игрищах завтра участвовать буду.

Старая няня покачала головой и снова потянулась к подушечке с иголками. Весь ее вид буквально осуждал Саяну и отказывался принимать то, что не любит девица прясть, вышивать да стряпать. Зато ножи метает не хуже любого парня и в седле держится, как влитая.

С детства отец лично обучал девочку стрелять из лука, владеть клинком, ездить на лошади и метать копье. Последнее давалось дочери с трудом, но в остальном она неплохо преуспела за годы тренировок. Женщина-воин в Синем Яру, была редкостью. Народ осуждал да замуж никто не звал. Но Саяна все равно надевала мужскую рубаху с портами и на заднем дворе терема тренировалась с отцом каждое утро, когда он не был в отъезде. А когда уезжал с войском, то девочку обучал старый мечник Велемир. Он всю жизнь провел в битвах и воинских походах, но на склоне лет осел в Синем Яру, ковал оружие и мальцов ратному делу обучал. Саяну взял к себе с неохотой, но вскоре, увидев, что девочка делает успехи, уступил и покорился воле князя. Поначалу Славен нареченный Мудрым был против таких увлечений придворной девочки, но после долгих уговоров воеводы, уступил.

– Княже, а как еще ей справиться со смертью матери? Пусть лучше мечом машет да боль свою выпускает, чем сидит и чахнет. Все равно ты прочишь ее в Багровые земли отдать, а там ратиться каждая девка умеет, не то что в Синем Яру. – у отца был густой бархатный бас и темно-каштановая борода. – К тому же и княжне лишняя защита не помешает. Все равно они с моей Саяной не разлей вода. Так хоть польза будет какая.

Мама Саяны пропала около шести зим назад. Однажды утром, когда дочка по привычке прибежала в ее опочивальню, то обнаружила лишь пустую постель и пугающе ледяные перины. Три дня и три ночи искали жену воеводы и дружинники с собаками, и шорники, и гончары, и кузнецы, и рыбаки. Даже русалки в озере неподалеку все дно обыскали – ни следа, ни зацепки – ничего.

Через седмицу Саяна краем уха услышала, что в лесу нашли тело женщины, которую задрали волки. Изуродовали так сильно, что и опознать нельзя. Князь объявил ее пропавшей женой воеводы и приказал поиски прекратить. Безутешен был отец, точно тень ходила по терему маленькая Саяна.

– Как же мы с тобой теперь жить будем без моей Велены. – голос отца тогда прозвучал непривычно хрипло и надрывно. Он прижимал к себе дочь, а она тихонько теребила ворот его распахнутой косоворотки, поглаживая пальчиком вышивку, еще помнящую мамины руки. – А Раду на что она оставила? Она только первую зиму свою прожила, от груди материнской не оторвалась. Что же делать? О Великие Духи, что же делать?

Внутри, точно большое безмолвное чудовище, поселилась пустота и схватила своими когтистыми лапами за самое сердце. Казалось, что даже глубокий вдох сделать трудно – так сильно держало изнутри. Оно мертвой хваткой вцепилось в девочку, не давая есть, спать, разговаривать и даже думать. Будто дохнуло огнем и выжгло некогда цветущее поле, оставив лишь сгоревшее дотла пепелище.

А через месяц Саяна вдруг нашла на своей кровати глиняный оберег на кожаном шнурке. Такие образки обычно носили под рубахами простолюдинки: небольшие таблички с высеченной на ней руной – кривоватой линией, от середины которой вверх расходились еще две, делая узор похожим на куриную лапку. Оберег был окрапленный, и засохшая кровь уже была бурой и застарелой. Девочка быстро повесила его себе на шею и почему-то никому не сказала о своей находке, решив, что это прощальный подарок матери, которая явилась на миг из Нави.

Шло время, чудовище внутри ослабило хватку и, казалось бы, впало в спячку. Саяна снова начала есть и общаться. А еще через какое-то время стала просить отца научить стрелять из лука и обращаться с мечом. Княжеский воевода был готов на любые уступки, лишь бы старшая дочь снова начала улыбаться и радоваться этой жизни. Купил ей добротного коня, приказал кузнецу изготовить легкий тренировочный меч да детский лук.

Лишь Чарна, что уже тогда была стара и суха, как осенний лист, ворчала, мол не положено девке ратиться. Вот и сейчас, спустя столько зим, она все еще недовольно хмурилась и бурчала.

– Эх, юна ты Саяна, да ветрена. В голове туман один. – ворчливо пробурчала Чарна. – Кто ж тебя замуж возьмет, коли ты постоянно с луком да мечом носишься аки мальчишка?

Девушка хотела было ответить, но вдруг за окном раздался гулкий звук горна:

– Багры! – закричал кто-то – Багры едут! Багры!

– Багры… – прошептала Саяна, хватаясь за щеки. Сердце мгновенно пустилось вскачь, и девушка метнулась к кованому ларю, что стоял около окна. – Как же это они так быстро…я думала к вечеру…а я несобранная…волосы нечесаные, щеки бледные…да как же так…

Слушая ее несвязное бормотание, Чарна лишь рукой махнула, и, снова закусив губами нитку, принялась за свое дело.

Саяна вытащила из ларя расшитый речным жемчугом шерстяной платок, натянула поверх рубахи лисий полушубок, нырнула ногами в кожаные сапожки и кинулась к няне.

– Пощипай за щеки, Чарна, чтобы румяной была, ну давай же, ну!

– Эх, ты, горе! – хмыкнула старуха, но сделала, что просит дочь воеводы. И за щеки пощипала, и платок на голове поправила, а сверху очелье серебряное надела. Красивое, подарок отца из земель заморских, янтарем отделанное.

Саяна, раскрасневшаяся и взволнованная, поплотнее укуталась в шубку и уселась рядом с сестрой, замерев в ожидании. Казалось, мысленно девушка улетела за ворота, туда, где вздымают землю копытами кони приближающихся багров.

Рада же, и вовсе не поняв, чего радостного в приезде мрачных и суровых жителей степей, продолжила свои расспросы:

– Подожди, няня, а что стало с той девушкой, которая от речного духа сбежала? Как сложилась ее судьба? Нашел ли он ее?

– Уж и не знаю, что с ней сталось. Пятьсот зим назад та история приключилась, концов не найдешь. Но поговаривают, что дева была проклята до последнего своего вздоха. А кто-то говорит, что по сей день она на земле мается ни жива- ни мертва – проскрипела Чарна. – Вот и готова твоя жар птица. – она протянула вышивку Саяне. Теперь на нее смотрела статная птица с распущенным веером красно-золотым хвостом. – Может и научишься когда-нибудь отцу на радость. Матушка-то ваша покойная ух какая рукодельница была. Лучшая вышивальщица в княжестве! Видят духи, не было ее лучше, да и до сих пор нет!

Рада восторженно захлопала в ладоши: любая фраза о матери, которую она так и не узнала, вызывала у девочки радостное возбуждение. Саяна же чуть приподняла уголки губ:

– Видят духи, я пошла в отца.

Дождь снова ударил в окно, явно обиженный, что его не пустили, и поспешил удалиться, разрешив весеннему солнцу проглянуть сквозь сизо-серые облака. Его лучи тут же закрались в слюдяное окно, пустили зайчиков по зачищенным половицам и еще пуще согрели и без того натопленную опочивальню. В полушубке стало жарко, но Саяна упорно не хотела его снимать. Уж слишком у нее был красивый лисий ворот и кожаный украшенный серебряной пряжкой поясок.

– Багры! Багры! – доносилось с улицы.

Послышался скрип засова, звук расходящихся в стороны массивных дубовых ворот и грохот конского топота, что разнесся по сонному еще терему гулким радостным эхом. Кто-то протяжно засвистел, и послышался гул, гогот, радостные и приветственные крики.

– Явились, волки клятые! – тут же принялась ворчать Чарна, наблюдая, как обе сестры кидаются к окну и прилипают к слюдяным стеклам, вглядываясь. Она поднялась с лавки и тоже выглянула во двор. Дюжина коней и два нагруженных обоза въехали в распахнутые ворота. Талая грязь брызнула во все стороны, распугав дворовый люд. Девки с визгом бросились врассыпную, а парни выстроились шеренгой и поклонились до земли прибывшим.

– А как же им не явиться! Разве мог Храбр Сивый пропустить свадьбу княжны Рогнеды?

– Лучше бы ноги его в Синем Яру не было! – продолжила распаляться Чарна. – Никогда мы с баграми дружбы допрежь не водили!

– И поэтому воевали без конца – отмахнулась Саяна, не отрывая взгляда от окна, пытаясь разглядеть среди одетых в одинаковые доспехи гостей, того единственного, о ком думала каждый вечер, моля Мать Грез послать его образ во сне.

– А почему воевали? – спросила Рада. Багры, что спешивались, отдавали поводья коней подбежавшим служкам, отряхивались после долгой дороги уже ей наскучили. Она дышала теплым воздухом на стекло и рисовала пальчиком буквицу, что твердила вчера на уроке.

– Почему-почему! – Чарна в сердцах стукнула сухоньким кулаком по столу, да так что пустые кружки подпрыгнули – Да потому что сердца у багров волчьи, а не человечьи. Оборотники они, окаянные, с темными духами в сговоре. Души еще их пращуры продали темным волхвам, почитателям самой Мораны – тут голос старой дрогнул и она промокнула концом узорчатой поневы морщинки в уголках глаз – И девочку нашу воевода за ихнего младшого отдать собрался. Ух, горе!

– Угомонись, Чарна! – Саяна, так и не найдя взглядом того самого младшого, отлепилась от окна и строго посмотрела на няню. – Никто меня не отдает никуда. Вот как сговор будет, так и можешь начинать голосить. А до этого дня не гневи духов за зря. Прошли те времена, не почитают багры Морану боле, приняли они наших богов и покровительство духов-наместников их. И байки чернавок поменьше слушай. Они в своих сплетнях и самого князя русальим сыном сделают, им только волю дай!

– А Княгиню полюбовницей Князя Бессмертного – брякнула Рада, за что тут же получила от сестры подзатыльник. – Эй! Да правду говорю! Девки с поварни рассказывали, а им конюх, а конюху гончар, а гончару русалка с озера! Говорят, являлся он ей в зеркале, да и полюбился. А он…

– Тьфу ты, горе луковое! – всплеснула руками няня, зажимая девчушке рот ладонью – А ну не бреши! Беду накличешь своими выдумками! Наши духи-то простят тебя, дуреху малую, чай своя, а вот Князь Бессмертный…Да еще и в зеркале этом заморском. Тьфу, пропасть с вами со всеми!

Саяна усмехнулась. Зеркало в опочивальне княгини было на зависть всем вокруг. Большое, почти с человека ростом, гладкое, блестящее, в кованой раме из чистого золота. Рама вилась вокруг тонкого дивного стекла, точно стебли невиданных растений, переплеталась в бутоны цветов, украшенные драгоценными каменьями. Иногда княгиня пускала Саяну посмотреть на себя да полюбоваться. И девушка смотрела в блестящее стекло, привезенное князем из самого Свет-града и думала, понравится ли она тому, кто нарушил ее покой и сон, когда вновь встретятся.

Три зимы прошло с последнего приезда багров в Синий Яр. Каждый вечер перед сном после молитвы, Саяна ложилась на перину, закрывала глаза и представляла загорелое лицо с высокими острыми скулами, волевым подбородком и ровным носом. Она помнила прямой взгляд черных миндалевидных глаз, тонкие вечно сжатые в полоску губы, резкие движения жилистого тела, шершавые молозистые пальцы, и горячее дыхание над ухом.

– Моей будешь. – сказал тогда младший сын Храбра Сивого и поцеловал. Так требовательно, настойчиво, властно, что у Саяны дух захватило и ноги подкосились. А кровь застучала в висках, прилила к щекам, заставила покрыться испариной. Все ее тело выгнулось, подалось навстречу, впечаталось в мощное тело, затянутое в кольчугу. А когда он оторвался от девушки и с неожиданной нежностью провел пальцем по ее нижней губе, Саяна, не колеблясь ни секунды, прошептала:

– Буду. – а потом, спохватившись, добавила – Когда к отцу моему на поклон придешь. Потом буду.

И вот прошло три зимы. Может и забыл ее Рогдай, Храбров сын? Может и сосватали уже с какой-нибудь черноокой девой из степи? С той, что стреляет из лука без промаха, да мечом разит без жалости. Куда ей, нежной Саяне, до дочерей ветра и степи? Это здесь она, как белая ворона, ножи метает, да клинком размахивает. А там каждая дева Багровых земель с детства учится оружие в руках держать. Поговаривают, поэтому из багров духи себе жен не берут. Строптивые слишком да опасные.

Дверь открылась, и в опочивальню влетел запыхавшийся служка в шапке набекрень.

– Багры п-приехали! Встречать идти надобно. Князь велит!

Саяну дважды просить не пришлось. Она вскочила с лавки, одернула полушубок, и, крикнув Чарне, чтобы одела Раду, понеслась вон из горницы.

В спину ей долетело недовольное ворчане старой няни, но девушка даже не обернулась. Пробежав по просторной сводчатой галерее, она спустилась по деревянной лестнице во внутренний дворик терема, где все было на своих местах, как и всегда. Размеренный быт родного дома не менялся от зимы к зиме.

Саяна даже с закрытыми глазами могла описать, как стоят, вытянувшись в струнку, стражники у ворот, как мужики тащат кабанью тушу в поварскую, из которой уже нетерпеливо выглядывает стряпуха Анисья и сотрясает воздух большой деревянной ложкой. В одном из окон третьего яруса обычно восседала княгиня и смотрела вниз на внутренний двор, но сейчас ее там не было. Иначе точно одернула бы перескакивающую через лужи Саяну, что задрала подол рубахи, слегка оголив икры и вогнав в краску одного из стражников.

Пролетев стрелой через подтаявшие сугробы, девушка выбежала через арку на внешний двор терема и тут же затормозила, отдышалась и пошла уже степенно, будто и не спешила вовсе. Надеясь, что со стороны не видно, как сбивается с ритма дыхание, Саяна огляделась. Перед широким резным крыльцом стоял Славен Мудрый, облаченный в расшитую золотом рубаху, поверх которой был накинут меховой плащ на лисьем меху. Сапфировая застежка ярко блестела в лучах солнца, как и лазурные глаза Великого Князя. Несмотря на седую бороду и морщины у глаз, синеярский владыка выглядел статно, величественно и властно. Он стоял, широко разведя руки в стороны, приветствуя багров, что все еще спешивались и строились в ряд, чтобы тоже чинно поприветствовать своего князя. Он еще не въехал в ворота, поэтому двор замер ожидании.

Саяна вспомнила, что по традициям багров князь, или как они говорили, вожак, входит в дом последним. Лишь убедившись, что его люди в безопасности, глава степных земель имел право обеспечить ее себе. Странно все было у этих багров. Этот гордый и свободный народ так не походил на синеярцев, что Саяне страшно делалось: а если все же будет сговор, как же она там одна проживет?

По правую руку от князя стояла княгиня, как всегда прекрасная в собольей шубке и золотых украшениях. Он стояла по традиции потупив глаза, в знак почтения к прибывшим гостям. По левую – точно так же склонила голову княжна Рогнеда, высокая, стройная, белокурая.

Саяна, все еще рвано дыша, поспешила встать на свое место за княжной. Рада, закутанная в тулуп и платки, выкатилась вслед за сестрой и с разбегу врезалась ей в ноги.

– Тише ты! – зашипела Саяна и погрозила девочке пальцем. Поправила малышке косынку, одернула одежды и взяла за руку – Глаза опусти и не смотри, пока князь добро не даст.

– Но мне любопытно!

– Мне тоже, но нельзя. Батюшку опозорим, не смотри.

– Ладно! – шмыгнула носом Рада. – Вечно ничего нельзя!

Саяна мысленно с ней согласилась. А как хочется посмотреть, как Храбр Сивый въедет в ворота терема, как грациозно спешится и обнимет князя, приветствуя старого друга.

Но оставалось лишь слушать и разглядывать свои кожаные уже заляпанные грязью сапоги. Вот снова конский топот, свист, крики, запах лошадей, кожи, пряностей. Саяна знала, что это въехал на коне Храбр, могучий и грозный на вороном коне. Густая черная борода с проседью колышется на ветру, а глаза чуть насмешливо щурятся и оглядывают замерший в поклоне двор. Лишь Славен Мудрый возвышается над всеми и радостно приветствует гостя.

– Сла-авен! – звучиным басом протянул князь багров, и раздались похлопывающие звуки. Видимо, тот сгреб Славена в медвежьи объятия и, не особо церемонясь, похлопал по спине огромной ручищей.

– Ты принес свет, друг мой Храбр. – ответил Великий Князь, и Саяна подняла голову. Князь заговорил, а значит высшая знать может распрямиться перед гостями. Обрадованная Рада вскинулась вслед за сестрой и с интересом принялась вертеть головой. Саяна тоже огляделась. Широкое подворье было изрыто десятками конских копыт. Талый снег вперемежку с грязью забрызгал колеса нагруженных обозов, вокруг которых выстроились багры. Все высокие, как на подбор, широкоплечие, мощные. Загорелые лица закрывают шлемы с забралами, а поверх кольчуги накинуты волчьи шкуры. На поясах мечи, в руках копья, за спиной колчаны с луками.

« И кто из них Рогдай?» – нетерпеливо подумала Саяна, закусывая губу от напряжения. Страх, что он не приехал, уже холодил тело. Девушка впилась ногтями в ладони, пытаясь держать лицо и ничем не выдавать своего волнения и страха. Тем более, что Храбр Сивый, поприветствовав княжескую чету, перевел на Саяну и Раду взгляд.

– Воеводишны! – протянул вожак багров, и девушки снова опустили головы в знак почтения. – Духи всемогущие! Опять глаза опускают! Да что же за повадки тут у вас в Синем Яру! Как что – девка очи вниз.

– Уважение и почтение – один из столпов мира и процветания, друже! – хохотнул князь Славен и хлопнул в ладоши, позволяя девочкам распрямиться. – Идем в терем, друг мой. Устал ты с дороги, да и дружина твоя утомилась. Сегодня вас ждет баня да вкусный ужин.

– Баня дело хорошее. – гоготнул Храбр – Те две чернавки пусть ее мне и затопят. И медовухи принесут. Да и дел пусть им не поручают больше. Заняты будут. – багр дунул в пышный ус и ухмыльнулся.

Две молодые девушки-служки испуганно сжались, но поспешно поклонились и убежали со двора. Саяна поморщилась: баню с чернавками и князь Славен любил, все знали, только вот кричать об этом в Синем Яру не принято было. Лишь приближенные знали, как князь досуг свой проводит, остальным такое было невдомек. Распространяться о таких вещах —княгиню великую позорить. Но Славен Мудрый последнее время с чернавками почти каждый вечер в бане запирался. Да и к медовухе чрезмерно пристрастился, отчего спал до самого обеда. А после сытной еды в таврели с писарем играл да брагу потягивал, а там и снова время бани наставало. Отец Саяны, воевода синеярский, на это все лишь брови хмурил недовольно, но помалкивал, не желая гневить князя. Мирно жил Синий Яр, славно. И все благодаря князю великому, Славену Мудрому. Пусть на старости лет радуется, отдыхает. За спиной у него столько войн и крови, что до смерти не забыть. Мира с Багровыми землями князь ни одну зиму добивался. И вот теперь обнимаются они с Храбром Сивым да братаются.

« А вдруг Рогдай тоже будет в бане с чернавкам париться?» – промелькнула в голове такая неуместная и навязчивая мысль. Ударила в голову и засела в ней занозой. Саяна передернула плечами, пытаясь отогнать картины широкоплечего багра в объятиях простоволосых нагих девок, но богатое воображение лишь разукрашивало и дополняло картины непрошенными деталями.

– Саяна! – девушка встрепенулась и повернулась к княжне, что нетерпеливо поджимала губы: видимо звала ее не первый раз. Князья уже направились в терем, и двор снова ожил, возвращаясь к привычной рутине. Заскрипел засов ворот, затараторила стряпуха-Анисья, застучали топорами мужики. Багры ровной шеренгой направились вслед за своим вожаком, все еще не снимая шлемов и мечей. Сейчас их всех разместят, накормят и париться поведут. До вечера князь гостями будет занят, а значит, можно предложить Рогнеде сбежать под шумок из терема.

– Княжна! – Саяна виновато улыбнулась, заглядывая в голубые, печальные глаза подруги. Сегодня Рогнеда была бледнее обычного. За шубой и шерстяным платком ее и вовсе не было видно, такой прозрачной она казалась.

– Я думаю, что Рогдай среди воинов, просто ты его не узнала в доспехах. Три зимы прошло все же. – мягко улыбнулась Рогнеда. Саяна покраснела и смущенно уставилась на запачканный подол рубахи. Княжна слишком хорошо знала подругу, чтобы не понять причину ее задумчивости. – Я хочу прогуляться. Найди Ивелина, сходим в лес да на торжок. Хочу попрощаться.

Саяна потупилась, а внутри все ее бушующие чувства заморозил ледяной коркой стыд. Она тут стоит о багре мечтает, о будущем своем думает, а подруга, ее любимая Рогнеда, загибается от осознания, что это ее последний день среди живых. Это у Саяны впереди сговор, свадьба с любимым, дети, радости, счастливая и размеренная жизнь рядом с младшим сыном вожака Багровых земель. А Рогнеду ждет лишь неизвестность, разлука со всем, что дорого, и одиночество в мире духов. Обругав себя всеми словами, девушка усилием воли выкинула из головы и багров, и нагих чернавок и даже загорелого Рогдая. Улыбнулась княжне и постаралась как можно бодрее кивнуть.

– Конечно, княжна. Надеюсь, с Ивелином ничего, как всегда, не стряслось. А то я не видела его с самого утра. Велю запрячь лошадей, конная прогулка поднимет тебе настроение.

Чуть поклонившись, Саяна побежала обратно через внутренний двор в просторную теплую конюшню, окутанную приятным запахом сена и кожи. В это время дня почти все лошади были при деле, поэтому в стойлах находилась лишь пара кобыл. Она уверенно направилась в самый дальний конец, где ее тихим ржанием поприветствовала рыжая лошадка. Саяна достала из-за пазухи кусочек хлеба, и мягкие губы тут же защекотали ладонь.