Ведьма. Книга первая

«Да, но тогда мы же тоже это всё делаем неискренне, то есть обманываем?»

«Нет, Ольга, мы никого не обманываем. Мы играем в игру, которую нам предлагают сами клиенты, играем на нашем поле, но по их правилам. Думаю, ты всё понимаешь, иди работать».

Встала и, задумавшись, пошла к выходу. Едва не врезалась в стекло, перепутав его с дверью, такой же стеклянной на всей высоте.

Работать уже не получилось, уставилась в монитор, но изображение расплылось перед глазами, и взгляд как будто проходил сквозь куда-то вперёд без концентрации в какой-то конкретной точке.

«То есть получается, надо играть, надо притворяться? Нужно любыми способами удержать клиента в студии и мило восхищаться этой чёртовой новой сумочкой от Balenciaga? Это… это так отвратительно, но в чём-то шеф прав».

И Оля вспомнила всех своих клиентов за прошлый месяц: никто не улыбался на встрече, все какие-то нервные. Раньше я на это и внимания не обращала, думала, может, проблемы какие-то сегодня у людей, бывает. А оказывается, проблемы у этих людей не заканчиваются никогда, и то одно, то другое – как порочное колесо, в которое попала белка, и бежит быстрее в надежде, что избавится от проблем. Но чем быстрее бег, тем сложнее бежать, и остановиться нельзя – только смерть может это остановить. От этого вывода вдруг похолодела.

Значит, шеф прав: у таких людей есть всё в жизни, о чём я и мечтать не могу, но стоит ли оно всё такой жизни? Постоянный стресс, не видеть своих детей… И тут осознала, что шеф говорил в этот момент о себе. Точно, он перешёл с третьего лица на первое и говорил о себе. Он всё время на работе: в офисе или в командировках.

Оля как-то услышала мельком разговор шефа с женой: «Да, опять буду поздно, это моя работа, моя жизнь, ты же знаешь». – «Да, и вы тоже моя жизнь», – на этом разговор прервался, наверное, на другом конце положили трубку.

Он такая же белка, жертва колеса, редко, очень редко улыбается. Неудивительно: когда в голове сотни мыслей о работе, о проектах, о сроках, о сотрудниках и много ещё о чём. От этих мыслей стало совсем грустно.

«Оля, Оля, ты опять где-то летаешь», – дёрнула её за плечо мама. – «Тётя Катя уходит, и нам пора уже спать. Давай помой посуду, а я посмотрю, как там бабушка».

На автомате встала и подошла к раковине, даже не заметила, как вся посуда уже стояла чистая на столе рядом. Мама осталась в комнате с бабушкой, Оля постелила на диване в гостиной, погасила свет и легла спать.

Какой-то шум заставил открыть глаза. Она встала и села на кровать. Было какое-то состояние сна и не сна одновременно, как будто какая-то полудрёма. Встала с кровати и увидела, что дверь в спальню бабушки открыта и свет горит. Пошла ближе, заглянула в комнату, но ни бабушки, ни мамы в комнате не было. Вышла на улицу: было очень темно, ничего не видно. Спустилась по ступеням на землю, пошла к калитке, вышла на дорогу и поняла, что стоит совсем голая. «Нужно пойти одеться», – мелькнула мысль, но вдруг впереди услышала «ля-ля-ля», словно напевал кто-то детскую песенку, но где-то не близко. Пошла вперёд на звук. На улице было так темно, но Оля шла вперёд уверенно, зная каждую кочку и ямку на дороге.

Опять «ля-ля-ля», но уже очень близко, сделала шаг, но не тут-то было – словно ноги сковали цепью, и шаг стал таким непомерно тяжёлым и невозможным, что пришлось остановиться. Посмотрела вниз и увидела огромную ржавую цепь на своей ноге. Но мысль о том, что это невозможно и только что не было никакой цепи, даже не пришла в голову – всё казалось настолько естественным и правильным, что не было сомнений в реальности происходящего.

Цепь вдруг натянулась и повлекла Олю вперёд. Без сил сопротивляться, она подалась вперёд, переходя с шага на медленный бег. И вдруг цепь ослабла и провисла под тяжестью металла. Наклонилась и взяла цепь в руки – она оказалась совсем не тяжёлой и не такой уж большой. Медленно начала её натягивать, переступая упавшие на землю звенья. Цепь натянулась снова, и впереди загорелись два красных огонька.

Огромная жёлтая рыбина вышла вперёд всем своим грозным телом – это была та самая рыбина без чешуи, которую уже не раз видела во сне. Рыба плыла без воды и совершенно бесшумно, двигаясь всё ближе и ближе к Оле, и наконец оказалась прямо перед носом. Рыбина смотрела на Олю своими пустыми глазницами, стоя неподвижно, подняла руку и дотронулась до рыбы – и она исчезла, словно и не было её вовсе. Цепь тоже пропала.

«Что это, сон какой-то?» – спросила вслух, но вдруг совсем рядом услышала «ля-ля-ля». Обернулась и на скамейке около дома увидела бабушку – она сидела в ситцевом платье и смотрела вперёд. Пошла к ней и подошла совсем близко, когда услышала не «ля-ля-ля», а отчётливое: «Оля-Оля-Оля».

– Бабушка, я здесь, ты меня звала?

Но бабушка не шелохнулась, так и сидела, смотря перед собой. Вроде бы это была бабушка, а вроде бы и нет – очень молодо выглядела, но голос…

– Это точно её голос, я не могла перепутать.

– Бабушка, тебе уже лучше? Ты нас так напугала. А где мама? Подошла ближе и протянула руку.

Бабушка резко повернула голову и посмотрела пристально на Олю, но это было совсем не молодое, а очень старое лицо – сильно пожелтевшее, и вместо глаз зияли две пустые дыры. Оля закричала и отпрянула назад, вывалившись из страшного сна.

Было раннее утро, но сон был так свеж в памяти, до того напугал, что холодный пот остался на всём теле и в состоянии сильного возбуждения и шока села на кровать. Ужас от увиденного, как клеймо, горел внутри.

– Это сон, спокойно, всего лишь сон, – повторяла она про себя.

Но бабушка… Как она? Оля встала и пошла к спальне, но ей дорогу преградила мама.

– Как бабушка? Она выздоровела?

– Бабушка умерла только что, – ответила мама.

Глава 4

– Это я, – сказала тётя Катя, входя в дом. – Скоро врач приедет, я уже позвонила.

Мама сидела в спальне бабушки, Олю так и не пустила войти.

– Нечего там смотреть, – сказала она.

Сидя на диване в гостиной, Оля смотрела в одну точку. Две взрослые женщины начали суетиться: ходить то в спальню, то на кухню, что-то носить и изредка переговариваться.

Сидела и думала: как же так? Во сне бабушка была жива и здорова, и вдруг – вот как. Почему этот сон? Почему эта рыба? Снов, похожих на этот, было несколько, и они походили друг на друга как близнецы. Эти странные сны, как знаки, словно подталкивали Олю к чему-то, но к чему? К тому, что бабушка заболеет? Но всё было в этих снах так неоднозначно, что понять истинный смысл было просто невозможно. Это ведь не конкретно тебе приснилось, как бабушка лежит в кровати и болеет. Тут всё так непонятно: эта цепь – что это, связь? Связь с бабушкой? И так ясно, что есть связь – мы же родные люди. И эта рыба – разве я так на самом деле представляла себе бабушку? Бред, конечно, не так. Чем больше об этом думала, тем больше было вопросов без ответа.

«Почему всё так сложно? Наш мозг – наш враг. Неужели нельзя конкретно давать понять что-то? Нужно обязательно так всё усложнять?»

Когда она училась в университете, то много читала, в том числе о работе мозга, но никогда не сталкивалась с таким проявлением его деятельности. Мозг – большой выдумщик и фантазёр, способен так сильно усложнять жизнь, что и нарочно не придумаешь.

Грубый стук в дверь, и, не дожидаясь ответа, в комнату вошёл мужчина в белом халате, а за ним – женщина.

– Ну что там у вас? Кто умер? – совершенно бесцеремонно и не поздоровавшись, сказал мужчина в халате.

Оля вздрогнула и даже на мгновение испугалась такому обращению.

– Там, в комнате, – показала она рукой на спальню бабушки.

Мужчина в халате, а за ним и женщина пошли в комнату. Оля осталась сидеть на диване.

Дверь в комнату осталась приоткрыта, и было слышно, как говорит женщина-врач:

– Когда вы нашли её уже мёртвой?

– Под утро, не знаю, в шесть, наверное, – сказала мама.

– Медкарта есть?

– Да, сейчас дам.

Наступила тишина. Женщина-врач начала листать карту.

– Валера, – обратилась она к мужчине, – осмотри тело.

– Родственники, выйдите, пожалуйста.

– Зачем? – удивилась мама.

– Так положено, морга у нас нет, осматривать негде, будем здесь.

Мама и тётя Катя вышли из комнаты и закрыли дверь.

– Чай поставлю, – сказала мама и пошла к плите.

Тётя Катя села рядом с Олей.

– Всё, нет больше бабушки, – сказала она, назвав Ивановну бабушкой, сказала как-то сама себе под нос, а не Оле. Сказала и задумалась, молча о чём-то своём, так и сидела молча рядом.

Мама налила чай.

– Пойдём, – сказала тётя Катя и взяла зачем-то Олю за руку и потянула за собой к столу.

Чай был крепкий, сделав глоток, поставила чашку на стол.

– Где хоронить будете? – спросила тётя Катя маму. – Здесь или в Москву повезёте?

– Здесь, куда везти? – ответила мама. – Даже не знаю, сколько это стоит.

– И правильно, – согласилась тётя Катя. – Здесь земля своя, родная, в ней и лежать лучше. А кладбище у нас рядом совсем.

– Я же тут выросла, – слегка улыбнувшись, сказала мама. – Я знаю.

– Я позвоню племяннику, – сказала тётя Катя. – У него друзей много, помогут и могилу выкопать, и всё остальное.

– А сколько возьмут? – спросила мама.

– Да не знаю, водку дашь им и денег немного – и хватит. Пьют они все, много пьют, – со вздохом сказала тётя Катя.

Через полчаса дверь в спальню открылась, женщина-врач вышла.

– Значит так, – резко начала она, – заключение я напишу сейчас, и можете оформлять бумаги.

В скором времени она протянула маме справку со словами: «Всё готово», – собрала вещи и вместе с мужчиной, не попрощавшись, вышли из дома.

– Оля, собирайся, поедем в центр оформлять бумаги, – сказала мама.

«Центром» назывался соседний посёлок уже городского типа, иными словами – райцентр, как его называли все в деревне. До него была одна остановка на электричке, куда, собравшись и отправились.

Тётя Катя не знала расписание поездов, и идти пришлось не ко времени, а как придётся. Дорога до станции, по которой пару дней назад шли женщины, показалась Оле совсем короткой.

– Туда шли дольше вроде, наверное, это только кажется, – сказала мама, вытирая лоб. – Опять солнце жарит, прям пекло. Давай в тени постоим, а поезд услышим.

Ждать пришлось больше часа. Далёкий гудок обозначил скорое приближение поезда. Мама и Оля сидели на сломанном дереве в тени высоких деревьев. На платформе было пусто. «Никто отсюда не уезжал, и, скорее всего, никто и не приедет».

Гудок поезда оживил тишину.

– Пойдём, пойдём быстрее, – сказала мама, поднимаясь с дерева и наскоро отряхивая длинную юбку от грязи, хотя с виду дерево было чистое. Но привычка отряхивать осталась.

Забавная привычка: Оля вспомнила в это мгновение детство, когда мама сама отряхивала платье, когда та возвращалась домой после посиделок у костра на таких же сухих деревьях.

– Ну что ты сама не отряхнулась? – сетовала мама. – Грязная же вся.

– Почему грязная? Там же чисто.

Так и сейчас эта ситуация с грязным деревом и отряхиванием пробудила мимолётные и очень быстрые воспоминания, улыбнулась тихо, чтобы мама не заметила.

Поспешили к платформе. Уже близко появился поезд. Как и думала, на станции никто не вышел. Вагон был пустой. Сели, поезд тронулся.

Через полчаса были на станции районного центра. Там оказалось гораздо оживлённее, на платформе ходили люди, готовились к посадке на поезд.

– Пойдём пешком, здесь рядом, – сказала мама.

И действительно, пройти пришлось минут двадцать. Шли по улице с малоэтажными домами, и это был действительно маленький город: люди, асфальт, машины, жизнь бурлит.

Остановились около старого одноэтажного здания с резными окнами и крышей. Видно, что здание очень давно стоит и, по всей видимости, как построили, так и не прикасались. Краска с дерева почти вся слезла, крыльцо перекошено. Если бы не табличка «Администрация», Оля бы решила, что здание готовят к сносу.

Видимо, только что был обед, и запах пищи, скорее всего разогретой в микроволновке, сильно ударил в нос. Она почувствовала голод: утром был чай, и всё, ни она, ни мама ещё толком и не поели.

Тёмно-зелёные стены были в бурых подтёках от какого-то наводнения или потопа. Скрипящие на полу коричневые доски высоким и противным голосом запели, сообщая всем вокруг о приближении чужестранников.

– Вы у стенки идите, там не скрипят, – услышала Оля голос за спиной, обернулась и увидела маленькую женщину средних лет в огромных очках с толстыми стёклами.

– Вам кого? – спросила женщина.

– Нам нужно получить свидетельство о смерти и место на кладбище, к кому нам? – ответила мама.

– Ко мне, милые, ко мне, – с улыбкой ответила женщина в огромных очках. – Пойдёмте за мной.

Быстро и точно, не заставив ни одну доску на полу заскрипеть, маленькая женщина прошла вперёд. Через пару десятков шагов остановилась, достала здоровенный ключ и вставила в замок, с тяжёлым лязгом повернула ключ и толкнула дверь вперёд. Проделала она это всё так чётко и быстро, будто всю жизнь тут проработала.

– Я здесь работаю всю жизнь, – сказала женщина в огромных очках, – и всё не привыкну.

– К чему?

– К смерти, – мрачным голосом ответила женщина. – Мрут и мрут без остановки.

Кабинет был такой же печальный, как и коридор. Огромные круги высохшей жёлтой воды расходились по всему потолку, словно только что стая рыб, поплескавшись вволю, оставила следы на поверхности воды, и эти следы так и застыли.

– А здесь ремонта никогда не было?

– Ремонт, милая моя, для богатых, а мы бедные, кто ж нам его делать будет? – бодро ответила женщина в огромных очках. – Это здание ещё до войны построили, так и стоит.

– Давайте документы, – усевшись за стол, попросила женщина. Мама начала доставать из сумки все бумаги.

Оля крутила головой, осматривая кабинет. Её интересовала архитектура здания, особенно такого старого, как это, но, увы, никакой архитектурной ценности не было обнаружено. Обычное дерево, и, скорее всего, не дуб, а хвойные породы. На стенах с облупившейся краской трещины с палец толщиной, в углах всё подогнано криво и неточно, пол тоже весь в щелях, но не скрипел, как в коридоре.

По двум сторонам от центра стояли шкафы – такие же старые, как и само здание. Они были очень похожи на шкафы бабушки: сделаны из дерева и фанеры. Оля это знала – в детстве она часто рассматривала шкаф в комнате бабушки. Он привлекал внимание будущего архитектора своими формами и конструкцией.

Шкаф стоял на массивных скошенных под углом ножках. На углах, от самых ножек и до верхнего края, шли скруглённые детали по форме цилиндра. На них изнутри, но видимые снаружи, стояли три петли, как ставят на входных дверях. Две из трёх дверей имели скважину для ключа и запирались, чтобы никто любопытный не мог заглянуть внутрь. Шкафы как снаружи, так и внутри были песочного цвета, но не из-за краски – это была какая-то тонирующая пропитка. Да, ровно как у бабушки, и цвет даже тот же.

– Так, – сказала женщина в огромных очках, – завтра приходите и всё получите.

– Завтра? – огорчённо спросила мама. – А сегодня никак нельзя? Завтра столько хлопот дома, может, можно ускорить?

– Может, и можно, если Михалыч тут, – загадочно ответила женщина. – Пойду посмотрю.

Женщины не было минут сорок. Мама начала волноваться, не забыла ли она про них, но дверь резко распахнулась, и женщина с бумагами вошла в кабинет.

– Всё готово, – сказала она. – Успела застать его, а то уехал – и всё, до завтра не будет. Приехали бы вы на час позже, ничего бы не получили сегодня. Вот ваше свидетельство и разрешение на захоронение.

– Спасибо, спасибо вам большое, – сказала мама, складывая бумаги в сумку.

– Ага, – своеобразно ответила женщина в огромных очках. – Будьте здоровы.

Обратный путь был гораздо быстрее. Поезд приехал на станцию через пять минут, и уже через полчаса две женщины шли к дому бабушки.

– Оля, садись ужинать, а заодно завтракать и обедать, – сказала мама. – С такой суетой сегодня первый раз поедим.

Мама пожарила картошку с яйцом и положила по тарелкам. После ужина зашла тётя Катя.

– Ну что? Всё сделали? – спросила она.

– Да, нам сразу выдали, завтра не придётся ехать.

– Ну и хорошо. Я с племянником поговорила, он завтра придёт утром, будут копать.

Посидели немного и пошли спать.

Оля открыла глаза, когда за окном уже было светло.

– Надо же, я спала так крепко, что ночь как миг прошла. И сразу поняла, что так хорошо не спала уже очень давно. Утомила поездка в райцентр.

– Здорова, хозяева! – грубый мужской голос заставил Олю обернуться. На пороге стоял племянник и, совершенно не смущаясь, пошёл к столу.

Хорошо, что от усталости и раздеться не успела, так и уснула в джинсах и футболке.

– А если бы я была голая? – спросила Оля и сама удивилась вопросу.

– И что? Чего я там не видел, – спокойно и даже иронично ответил племянник. – Я женат вообще-то, если что, – непонятно зачем добавил он.

– Здравствуйте, вы от тёти Кати? – зайдя в дом, спросила мама. Она уже встала и была на улице.

– От неё, – ответил племянник. – Вот помочь пришёл. Поедем за гробом, сейчас друг подойдёт и поедём.

– А куда он подойдёт? – спросила мама.

– Так сюда, он же тоже местный, знает вас.

Через полчаса на пороге появился друг. Племянник и мама сидели за столом и пили чай. Племянник оказался с языком без костей – за эти полчаса он не умолк ни на минуту, рассказывая всё, что, казалось, знал: про двигатель трактора, как на лодке они пьяные тонули, про жену, которая то ли похудела, то ли потолстела, и ему это не нравится. Оле волей-неволей приходилось это всё слушать, но терпение уже было на пределе.

– О, Миха, здорова! – племянник бодро подскочил к вошедшему. – Ты как? Вчера хорошо погудели, да?

– Миша? – вдруг сказала мама. – Это ты?

– Да, тётя Аня, я, – ответил небритый мужчина.

Оля не поверила своим глазам.

– Миша, – удивлённо и чуть слышно сказала она, – я не узнала тебя.

Миша был стройным и высоким парнем с небритым несколько дней лицом, угрюмым видом и печальным взглядом.

– Привет, Оля, – спокойно ответил он.

– Ладно, потом поговорите, – племянник резко подошёл к Мише. – Работать надо, потом всё потом, пойдём.

Он похлопал Мишу по спине, и они вышли на улицу.

Оля так и сидела с открытым ртом.

– Ну что ты сидишь? – сказала мама. – Поговори с ним, его не узнать прям. Они же вроде уехали, вернулись, значит.

Сама с собой говорила мама, а Оля её совсем не слушала. Её как током ударило – шок в виде мелких мурашек прошёл по всему телу и сковал движения.

– Миша, вот это да.

– Вот тебе и да, – мама оказалась рядом и слышала. – Посмотри, на кого похож-то? Наверное, не просыхает совсем и выглядит как бомж какой-то. Вот не пойму я, – продолжала вслух рассуждать мама. – Нормальным парнем был, а сейчас на пугало похож. Ну нет тут работы, в Москву приезжай, работы вагон. Но пить-то, оно, конечно, проще, это же все проблемы решает.

Оля встала и пошла на улицу, не обращая внимания на монолог мамы.

Сидя на лавочке около дома, думала о Мише. Действительно, почему он докатился до этого? Он же ровесник, но она архитектор в Москве, в хорошей студии и на хорошем счету, а он? Он тут шабашит и пьёт, видимо, много и давно. Вспомнила слова тёти Кати про сильно пьющих друзей племянника.

Как удивительна жизнь! Миша был такой умный, понимал математику и физику, мог легко решить уравнение, когда как Оля даже условие этого уравнения не понимала, и тут такое… Алкоголик, перебивается случайными заработками.

– Чего сидишь? Матери помоги – Тётя Катя подошла к скамейке.

– Друг вашего племянника Миша, мы с ним дружили в детстве, он что, алкоголик?

– А тут каждый второй у нас алкоголик, доченька, – улыбнувшись как-то недобро, ответила тётя Катя. – А Мишка-то что? Он как вернулся, так и пьёт.

– Откуда вернулся?

– Откуда? Известно откуда, милая моя, из тюрьмы.

– Что? Он сидел в тюрьме?

– А ты что, это совсем ничего не знаешь? Не удивительно, приезжала бы к бабушке чаще, знала бы, – с упрёком сказала тётя Катя.

Сев рядом с Олей на скамейку, тётя Катя начала рассказ:

– Мишкины родители уехали из деревни и забрали его, конечно, с собой. Куда уехали – не помню, это ты сама у него спроси. Там, ну куда уехали, он закончил школу и училище, потом женился, и тут всё и началось. Жена его оказалась большой мошенницей, она какие-то бумаги подсовывала людям для подписи, и все эти бумаги оказались на Мишку оформлены, так-то.

– Подождите, какие бумаги?

– А я знаю, – удивилась тётя Катя. – Она вроде людям этим квартиры продавала в доме, которого никогда не было, а оформляла всё на Мишку.

– И что? Он не знал?

– Может, и знал, а может, и нет, только она вот исчезла куда-то, а Мишку арестовали и посадили в тюрьму на пять лет за мошенничество. Всё его имущество продали, и он сюда вернулся в дом к бабке. Она уж померла давно, а дом на родителей Мишки оформлен, так бы и дом забрали, так-то вот, милая моя. Вернулся он с голым задом сюда, жена-то его все деньги умыкнула и поминай как звали, а отвечать ему пришлось.

Оля сидела с открытым ртом и не могла поверить в услышанное.

– Ладно, дочка, пойдём, помочь надо.

До самого вечера три женщины убирали дом и готовили еду. Тётя Катя сразу сказала, что никаких поминок ни в коем случае делать нельзя.

– Это тут наползут с соседних районов все, кому не лень за чужой счёт выпить, – говорила она. – А мы этих людей даже знать не знаем. Кто хочет, пусть в церковь идут, свечку поставят за упокой рабы божьей Дарьи. Ребятам дашь бутылку и на закусить чего-нибудь, и всё тут.

Спать легли уже за полночь, Оля спала крепко, хоть и думала весь день о судьбе Мишки, о судьбе такой сложной.

Рано утром она проснулась от сильного ливня. Огромные капли не стучали, а били о крышу и окна дома. Шум от дождя был такой силы, что заглушал даже голос мамы.

– Ну что ты будешь делать! – возмущалась она. – Вчера жара была, а сейчас дорогу размоет, как поедем?

С этими словами и другой бранью мама начала собираться. Вскоре вошла тётя Катя, а за ней племянник.

– Какой дождь! – сказала она, отряхивая у входа дождевик. – И вправду природа плачет, – добавила она.

– Проедем-то? – обратилась она к племяннику.

– Конечно, – улыбнулся он. – Мой вездеход везде пройдёт.

Племянник и Миша внесли в дом ярко-красный гроб, который вчера купили в райцентре, и пошли в спальню. Через пятнадцать минут гроб вместе с телом бабушки уже выносили на улицу. Справились вдвоём – да и тесно в доме, больше людей не развернулось бы, только мешали бы друг другу.

Вездеходом оказалась старая «буханка», у которой сзади была дверь, в которую и внесли гроб. Места внутри было очень мало, и мама отправила Олю на переднее сидение со словами: «Иди-ка сядь впереди, нечего тут смотреть». Почему мама так оберегала Олю от этих, с её точки зрения, негативных эмоций, так и не поняла. Её, на удивление, не пугало бездыханное тело, а даже наоборот – привлекало чем-то. И когда мама выходила из дома, она открывала дверь в спальню и просто молча смотрела на лежащую бабушку.

Ехать пришлось минут двадцать, хотя Оля знала, что кладбище совсем рядом, за деревней. Но сильный дождь размыл дорогу и лил так сильно, что в метре от машины было почти ничего не видно. За рулём был племянник, который, как стало понятно, не замолкает никогда.

– А ты и во сне разговариваешь? – язвительно спросила Оля.

– Не, во сне я сплю, – ответил он и заржал как конь, наверно думая, что такая шутка рассмешит девушку. Но она только жалостливо улыбнулась.

Племянник рассказывал всю дорогу о жене и детях. Оля откровенно старалась не слушать и пыталась думать о работе и о проектах, о чём угодно, лишь бы не слышать этот трёп.

Как только приехали на кладбище, дождь закончился, и даже выглянуло солнце. Похороны прошли очень быстро и спокойно. Кроме мамы, Оли, тёти Кати, племянника и Миши никого не было. И это неудивительно – племянник, пока ехали, сказал, что когда все узнали, что поляны не будет (поляной он обозвал поминки), то никто не захотел прийти.

– Такой вот у нас народ, – громко заржав, добавил он.

– Оля была сильно удивлена такому.

– То есть если бы мы позвали на поминки народ, пришло бы много людей? – спросила она племянника.

– Ха! – усмехнулся он. – Пришли? Прибежали бы, даже, может, и венок приволокли бы. Тут бы на кладбище и стать было бы негде. Во как! Народ у нас сильно до халявы охочий. Правильно баба Катя матери твоей сказала, чтобы никаких поминок не устраивала. Она-то знает, чем всё кончилось бы.