Пьянеть

– Слава богу, я протрезвела и вовремя опомнилась.

– При чем тут Бог? – ответил я.

И вот я снова звонил ей. Заранее злой. Я был уверен, что не дождусь ответа. Но ошибся.

– Халлоу, дарлинг! – сказала Света.

– Это я, – сказал я. – Ты что, не узнала?

Она мерзко захихикала и долго не могла успокоиться. Я молча ждал. И продолжал злиться.

– Да узнала, узнала! Я тут травки покурила, мне хорошо. Ах, как мне хорошо!

И снова стала ржать.

– Наркотики! – крикнул я и схватил бутылку. – Ты употребляешь наркотики при ребенке! Как тебе не стыдно?!

Она умолкла. И спросила таким голосом, будто сдерживала рвотные спазмы:

– Каком еще ребенке?

– Наш сын, Павел! Тьфу ты, я хотел сказать Саша.

– Во-первых, не Саша, а Алекс. А во-вторых, он давным-давно не ребенок. Алекс три месяца уже живет в Бостоне, учится в университете. Ты чего хотел?

А чего я хотел? Хотел сказать, что мне горько и одиноко, за окном тьма и‚ кроме бутылок‚ у меня ничего больше нет. И никого.

– Знаешь, – начал я.

Но Света перебила меня новым приступом идиотского смеха. Я ей даже позавидовал. Мне бы тоже хотелось беззаботно хохотать.

– Дай мне его номер. Хочу поговорить с ним.

– А-ха-ха-ха-ха-ха, – ответила Света. – Оу, фак, а-ха-ха-ха-ха-ха.

– Ты слышишь?!

– Слышу, да. У меня есть уши. Две штуки. Они растут у меня из головы. А-ха-ха-ха-ха. И два глаза. Они вставлены мне в голову. А-ха-ха-ха-ха. И две ноздри, я ими дышу и нюхаю. А-ха-ха-ха-ха.

– Что? Ты еще и нюхаешь?

– Две руки. Две ноги. Одна вагина, – сказала Света. – Ты ее никогда больше не увидишь. Ты ее потерял навсегда, дарлинг. Она теперь в свободном плавании. А-ха-ха-ха-ха.

Дальше говорить было бесполезно, но я продолжал упорствовать:

– Дай мне номер Саши.

– Какого такого Саши?

– Моего сына.

– Он Алекс. Повтори. Алекс Джонсон. А-ха-ха-ха-ха.

– Скинь мне его номер.

– Да нужен ты ему!

– Это не тебе решать.

– Он тебя даже не помнит толком. Ни разу никогда не спросил, где наш папочка. А-ха-ха-ха. Ой, нет, вру! Он спрашивал, где его папа Рэнди. Рэнди – это мой бывший муж. Он яхтсмен. Ты знаешь такое слово – яхтсмен? А-ха-ха-ха-ха. А сейчас я встречаюсь с Карлом. Он чесночный король.

Спустя некоторое время Света пришла в себя, но продолжала издеваться. В итоге мы наорали друг на друга, и я нажал «отбой». Да так сильно ткнул пальцем в иконку, что экран слегка треснул. Отдышавшись, я допил из всех бутылок. Легче не стало. Мотылек снова обжегся о лампочку и упал мне на колени. Я взял его в руки и сказал:

– Малыш, мой маленький малыш!

Он очнулся, выпорхнул и снова устремился к лампочке. Как Икар.

В дверь позвонили. Я спьяну решил, что это вернулась Натали. Она в меня влюбилась, решила завязать с проституцией и посвятить мне свою жизнь. Я кинулся к двери, насколько хватало прыти, и открыл. Там стояли два мента. Участкового я узнал сразу.

– Зотов Виктор Михайлович, – пробормотал он. – Это мой заместитель Тер-Овсепян Нарцисс… Как у тебя отчество, все забываю…

– Месропович.

– Нарцисс Месропович.

– Нарцисс?

– Да, такое имя. А что? Не нравится? – спросил заместитель.

– А я думал, это Натали вернулась, – пьяно признался я.

– Вернется, – успокоил Зотов, принюхиваясь. – Кто‚ кроме вас‚ сейчас находится в квартире?

– Мы с мотыльком, – ответил я, немножко сползая по косяку.

– Это ваш друг? Пригласите нас войти?

– Входите, конечно. Только бухло закончилось.

– Ничего страшного, – сказал Зотов.

Они вошли. Участковый достал фотографию и показал мне. На ней был Павел: глаза разъехались, рот приоткрыт, подбородок мокрый от слюней.

– Знаете его?

– Ага, – сказал я. – Все время вижу во дворе привязанным к дереву за поводок.

– Теперь он пропал. Мы вот делаем обход.

– А пацан-то не такой уж идиот оказался. Свалил от старой садистки.

– Мы осмотрим квартиру, – ответил Нарцисс.

– Валяйте, тут его нет, – сказал я, проглотив слово «сейчас».

Зотов заглянул в туалет, осмотрел сверху вниз, зашел и закрыл дверь. Послышалось журчание.

– Тяжелая у нас служба, – вздохнул Нарцисс.

Я ушел на кухню, проверил бутылки. Везде было пусто. Зотов и Нарцисс, негромко переговариваясь, ходили по квартире. Скрипнула дверца шкафа.

– Смотри, медвежья шкура, – донесся голос Нарцисса. – Белый медведь. Никогда живьем их не видел.

– Сходи в зоопарк, – ответил Зотов.

– А сколько книг! Может, он писатель?

Я слил из всех бутылок оставшиеся капли в рюмку, набралось грамм десять. Но выпить не успел. Они пришли на кухню.

– Это что, ты сам все выдул? – спросил Нарцисс, указав на бутылки.

– Друзья помогли, – ответил я.

– Кстати, а где твой друг?

– Какой еще?

– Мотылек какой-то, ты говорил.

– А вон он, – махнул я рукой в сторону лампочки под потолком.

Они посмотрели.

– Шуточки, – сказал Нарцисс.

Зотов снял фуражку, почесал голову.

– Если вдруг что-то узнаете, мало ли, сообщите нам.

– Я знаю только то, что не знаю ничего, – ответил я и, поборов смущение, допил из рюмки причудливый коктейль из коньяка, виски, джина, текилы, рома и бальзама. Мелькнула пьяная мысль получить патент на рецепт этого коктейля и разбогатеть.

– Чем вообще занимаешься? – спросил Нарцисс.

– Живу свою жизнь.

– Работаешь?

– На рынке.

– На рынке? – переспросил заместитель. И оживился. – Я там тактические кроссовки купил, они через две недели развалились.

– Бывает, – пожал я плечами. – Но я продаю книги, пластинки, значки. Обувью не занимаюсь. Вас‚ случайно‚ не интересует «Некрономикон» пятнадцатого века? Или первое посмертное издание речей Ленина?

– Ленина, – повторил печально Зотов. – Просрали мы Ленина. Идем, Нарцисс.

Они ушли. Я позвонил Грише.

– Что, уже соскучился? – спросил он.

– Вы добрались?

– А куда мы денемся?

– Павел что делает?

– Пьет. Что же еще? И присматривается к учебнику по высшей экономике.

– У меня сейчас менты были, – сказал я. – Делают обход.

– Вот! – крикнул Гриша. – Значит, правильно я Павла забрал.

– Вернуть не забудь.

Гриша промолчал. Послышался голос Павла:

– Это отец?

Очень хотелось, чтобы он взял телефон и что-нибудь мне сказал. Например: «Отец, я люблю тебя и очень скучаю!» Но трубку он не взял и ничего не сказал.

– Ладно, – сказал Гриша. – Завтра увидимся. Сладких снов!

Сладких снов не было. Я провалился в пьяную, тошнотворную тьму и проснулся под утро с жутким похмельем. Лечиться было нечем. Мучила жажда, но обычная вода в меня не лезла. Кое-как удалось выпить половину стакана, сдерживая рвотные спазмы. Внутри головы мчались, будто наперегонки, сотни товарных составов. Я улегся, непроизвольно принял позу эмбриона и постарался замереть. Колеса вагонов вместе с болью выстукивали поток разных мыслей, в основном панических. Страшно было умереть тут, превратиться в мумию и пролежать несколько лет. Хватиться меня некому. Гриша вряд ли станет переживать о моем исчезновении. Никакой он мне не друг, говоря по правде. А Павел? Будет ли он переживать, если я пропаду?

Я ворочался в липком поту и в трясучке, дожидаясь утра. Потом неожиданно уснул болезненным, похмельным сном. Проснувшись, почувствовал себя еще гаже. Павлу хорошо. У него никогда не будет отходняков, потому что он не просыхает. Да еще и с пользой для себя. Что это за странный дар Божий? Или не Божий?

Нужно было собраться и доползти до алкомаркета. Возник небольшой план. Возьму две-три бутылки сухого вина, может быть, молодого португальского‚ и потихонечку слезу с отходняка. Главное, растянуть эти три бутылки на весь день. Завтра станет легче. Этот способ был проверен множество раз. Правда, не всегда работал. Вино выпивалось в течение пары часов, а дальше в ход шла тяжелая артиллерия. И запой успешно продолжался.

Но сейчас я решил удержаться любыми судьбами.

Завязать шнурки оказалось не под силу, и я не стал мучиться. Сунул ноги в ботинки да так и пошел. Впрочем, здесь больше сгодится слово «пошкандыбал». Земля под ногами покачивалась, дома надвигались, будто стенки гигантского пресса, скачущие туда-сюда шнурки норовили заплести мне ноги и уронить меня мордой в асфальт. Каждый встречный прохожий, казалось, внимательно меня разглядывал и хотел убить. Я мысленно материл их всех. Во дворе я увидел старуху. Она ходила от подъезда к подъезду и расклеивала объявления. Ведьма, ее бы я точно порешил без всякого сострадания.

Не скажу, что этот поход в алкомаркет был самым долгим и мучительным путешествием в моей жизни, но его я запомнил надолго. Конечно, там была очередь, никто никуда не спешил. А я стоял, обняв бутылки, и предсмертно проклинал весь мир. Кажется, в какой-то момент пробормотал что-то вслух. Стоявший передо мной жирный мужик недовольно оглянулся. В руке он держал корзину, доверху наполненную продуктами. «Скотина, – подумал я, – не мог за своей свинской жратвой пойти в обычный магазин? Тут люди бухло покупают, а не хлеб, майонез, чипсы и тушенку. Чтоб ты лопнул, гад, лопнул и разлетелся на вонючие лохмотья».

Вместо того чтобы лопнуть‚ он долго рылся в кошельке, выбирал какую-то мелочь, ронял, разглядывал, прятал, искал другую мелочь. Я не сомневался, что он это делает специально. В конце концов он справился, но еще долго складывал покупки в пакет, закрыв кассу своим жирным задом.

Наконец я не выдержал.

– Нельзя ли подвинуться? – спросил я.

Он оглянулся:

– Чего сказал?

– Подвинься, говорю. Мне тут до китайской Пасхи ждать?

– Подождешь, – ответил он.

На выручку пришла кассирша:

– Пройдите на соседнюю кассу.

Я сделал два шага в сторону и чуть не грохнулся, наступив на шнурки. Жирный мужик вдруг обрел способность двигаться быстро, наполнил пакет и ушел. Я расплатился и вышел следом. Две бутылки лежали в пакете, а третью я немедленно открыл и присосался. Вино действовало небыстро. Присев на лавочку у входа, я минут за десять выпил больше половины бутылки и почувствовал себя более-менее живым. Смог даже закурить. Потом захотелось поесть. Но еда меня сейчас мало интересовала. Я завязал шнурки и в один присест допил вино. Не скажу, что вскоре после этого я себя почувствовал так, будто очутился в раю. Но солнце явно засияло ярче, трава сделалась зеленее, дома отодвинулись, а люди больше не пугали. Из алкомаркета вышла поддатая дама лет сорока пяти, с полным пакетом пивных бутылок. Она мне показалась настоящей красоткой. Хотя, конечно, это было не так.

Немного поразмышляв, я вернулся назад и купил 0,7 водки. Мой план по выходу из запоя катился в тартарары. Я это прекрасно понимал, но‚ как обычно, сделать ничего не мог. Да и не особо старался. Тут нужна сильная воля. А у меня слабая воля. А может, вообще ее нет и не было никогда. Зато в голове выстроился новый план. Прихожу домой и продолжаю разгоняться водкой. Вино приберегу на потом. Еще можно попробовать связаться с Натали. Гриша собирался, кажется, скинуть ее контакты. Денег, конечно, жалко, но со мной в таком виде и за деньги не каждая ляжет.

Заходя во двор, я вспомнил, как пришел однажды в дрочильню. Мастерица была пьяная и сказала, что отдрочит мне ногами, это новая мода, а она хорошо умеет. И первым делом врезала мне по яйцам, потеряв равновесие. Я заорал от боли и возмущения. Пришла администраторша. Дрочильщица пыталась встать.

– Что же это такое, Лера? Опять ты за свое? – сказала администраторша, но как-то мягко и ласково.

Я прикрылся руками, почему-то застеснявшись.

– Сейчас мы все сделаем, молодой человек, – продолжала администраторша.

На вид ей было лет пятьдесят пять. И выглядела она как добрый школьный завуч. Она протянула ко мне холеную руку…

– Эй, дятел! – крикнул кто-то, прогнав приятное воспоминание.

Администраторша оказалась умелицей.

– Слышь, ты, дятел!

Ко мне шли двое. Первый был жирный мужик, тот самый, который мешал мне в очереди. Второй – жирный пацан непонятного возраста‚ с большой кучерявой башкой и туповатым выражением лица. На вид ему можно было дать и тринадцать, и семнадцать, и двадцать пять. Ожирение и тупость замаскировали реальный возраст. От воспоминаний у меня встало, пришлось прикрыться пакетом. У пожилой администраторши была холеная рука, красивый маникюр, кольца. Делая дело, она высунула кончик языка.

– Что, поговорить хотел? – продолжал жирный мужик. – Скучно стало? Собеседника решил найти? Уши свободные? Уважение потерял? Свободу разлюбил? Научить любить свободу?

Слушая его, я невольно вспомнил слово «шизофазия».

– В хлеве воспитывался? Тут живешь? В этом доме? Квартира твоя какая?

Мне было ужасно тоскливо. Хотелось поскорее домой. Вступать с ними в разговор или конфликт казалось бесполезным занятием. Все равно что ругаться ночью с тараканами на кухне. Или просить их уйти.

– Извинения твои мне не нужны, – не унимался жирный мужик.

Вино понемногу отпускало свои спасительные объятия. Или мне так казалось? Не имело значения. Я достал из пакета водку и сделал три глотка. А жирный мужик вытащил смартфон и стал снимать. Он что-то говорил, уже тише, но я расслышал часть слов:

– Будем сейчас с Гариком воспитывать одного алкаша. Неуважительно себя вел.

Я бы мог легко от них убежать, если бы не долгое пьянство и постоянное похмелье. Алкоголь делает тело слабым и непослушным. И мозги, конечно, тоже.

– Гарик! – сказал жирный мужик жирному пацану.

Я думал, он добавит «фас». Но он добавил:

– Чему там тебя на твоей борьбе учат? Ну-ка, покажи!

Гарик побежал на меня, раскинув руки, будто собираясь обнять. Впрочем, так оно и было. Только его объятия, в отличие от винных, не сулили мне ничего хорошего. Снова мелькнуло воспоминание о дрочильне. На этот раз другой. В ней работала симпатичная казашка. Может, сходить к ней?

Тем временем Гарик оказался прямо передо мной. Я никогда не умел хорошо драться. Но знал пару запрещенных приемов. Их мне когда-то показал мой двоюродный брат, бывший омоновец. Не могу сказать, что свалил Гарика выдающимся кунг-фу. Просто сделал шаг в сторону и пнул его от души в голень. Гарик по инерции проскочил вперед, взвыл и запрыгал на одной ноге. Я не удержался и шарахнул его по загривку пакетом с бутылками. Раздался звон‚ и запахло водкой.

Жирный мужик заорал:

– Ребенка бьют! Ты совсем охуел, ребенка бить?

Он убрал смартфон, встал в нелепую стойку и весь задергался. Гарик сидел на земле и плакал. С ушей у него стекала моя водка. Выкрикивая оскорбления и угрозы, жирный мужик подбежал к нему и стал утешать.

Я поплелся домой, оставляя позади себя водочный след из пакета. Павел бы с ума сошел, если бы увидел, что водка расходуется так бездарно. Зато уцелело вино. Я сел у кухонного окна и продолжил лечиться. Старался, конечно, не частить. Но получалось плохо. Быстро выпил еще одну бутылку и открыл последнюю. Во дворе было тихо. Жирная парочка исчезла. Полиция не появилась. Но следовало быть начеку.

«Начеку. Чеку. Ку-ку», – подумал я и позвонил Грише.

– Уже соскучился? – спросил он.

– Просто хотел узнать, как дела.

– Прекрасно. Павел изучает экономику. Собирается играть на бирже.

Почему-то я подумал про биржу труда.

– Он уже разобрался во всей этой херне с курсами, акциями и хуякциями. Гений! Подумать только, что водка с людьми делает!

– А ты чем занят?

– Я на рынке. Работаю. А ты, похоже, решил тут больше не появляться.

– У Павла достаточно бухла?

– Не волнуйся. Хватит на роту солдат.

– Он и роту легко перепьет.

– Трезвым я его не оставлю. Между прочим, он за тебя переживает.

– Что такое?

– Ты пьешь слишком много. Тебе-то это не на пользу. Работу вон опять забросил. Контейнер твой скоро мхом зарастет.

– Вот прямо сейчас возьму и приеду, – сказал я, разглядывая бутылку вина и чувствуя огромную силу.

Гриша хмыкнул:

– Ну-ну. Буду ждать.

Я выпил еще полбутылки, с горем пополам принял душ, переоделся и вышел из дома. На улице все было спокойно. Никто не поджидал меня, чтобы покарать за похищение одного ребенка и избиение другого. Но все-таки я слегка паниковал, поэтому вызвал такси. Вино, конечно, уже закончилось. Созрел новый план. Беру еще пару бутылок, сижу с постной рожей посреди книг и продолжаю приводить себя в чувство. А если повезет, продам посмертные речи Ленина или чемодан порнографии. Но и этот план мигом нарушился. Вместо того чтобы ехать на рынок, я поехал в дрочильню. Решение было мгновенным. Я залез в машину и сказал:

– Адрес изменился.

– Поменяйте в приложении, – ответил водитель.

– Я уже точно не помню. Сейчас поищу.

Таксист ждал. Я копался в смартфоне.

– А что там находится? – спросил он.

– Одна частная клиника.

В окно я увидел бредущего вдоль дома Нарцисса и немножко сполз вниз. Ввел примерный адрес. Мы поехали. Я выбрал красивую казашку. Пожилая администраторша тоже будоражила пьяный, похотливый мозг, но я совершенно не помнил, где находится та дрочильня. Ну и ладно. Сейчас ей, наверно, за шестьдесят. И неизвестно, работает ли она еще в этой сфере. Была у меня знакомая, которая сменила множество профессий, несколько лет трудилась проституткой, а потом выучилась на кондитера и устроилась в пекарню. Лепила тесто руками, которыми перещупала сотню членов.

Когда мы приехали, я первым делом забежал в магазин и купил четвертинку. Вино почти выветривалось. Выпив из горла больше половины, я кружил по окрестностям, возбужденный и злой. Думал о бывших женах, любовницах, проститутках, дрочильщицах, о казашке, об администраторше. Вспомнил даже двоюродную сестру моей мамы, которая однажды засунула руку мне в трусы и потискала пипку. Мне тогда было лет двенадцать. Я чуть не помер на месте. Пипка скукожилась и выползла из ее руки, будто раздавленное насекомое. Жаль, тети давно нет на свете. Милая женщина была.

Я отыскал дрочильню, только никакой дрочильни там больше не было. Помещение занимал обувной магазин. Зачем-то я даже зашел внутрь и повертел в руках уродливый ботинок. Вот и хорошо! Глупо дрочить чужой рукой за деньги, когда можно это делать своей и бесплатно. Как говорил один мой знакомый: «Лучший секс – это секс с любимым человеком. А любимый человек для каждого – он сам».

– Сегодня скидка на всё двадцать процентов, – сказала продавщица.

Я молча вышел, вызвал такси и приехал на рынок. Первым делом заглянул к Грише. Он общался с покупателем:

– Траншейный нож, изготовлен в четырнадцатом году. В смысле, девятьсот четырнадцатом. В Австрии. Видите клеймо?

– А что это за иероглиф? – спросил покупатель.

– Где?

– Да вот, рядом с рукоятью.

Гриша оглядел нож и, не стесняясь покупателя, процедил сквозь зубы:

– Вот же придурки узкоглазые! Слушайте, но вещь-то хорошая. Отдам за полцены.

Покупатель, хмыкнув, вышел. Гриша посмотрел на меня.

– Как же я так лоханулся?! Взял десять штук. Не проверил. Чего мне теперь с ними делать? Школьникам впаривать? Или слепым?

Я хотел посоветовать Грише сходить к Отарику, пожилому грузину, изготовителю ключей и точильщику кухонных ножей. Тот мог бы спилить на станке все эти иероглифы. Но стало лень. Сам догадается, если захочет.

Гриша помолчал, достал пузатую армейскую флягу, хлебнул.

– Будешь?

– Конечно.

Я даже не стал уточнять, что в нее налито. Оказалось‚ коньяк. И весьма приличный. Я присосался. Гриша отобрал:

– Если так нравится, можешь в магазине купить. Хотя тебе надо бы подсушиться.

– Помню, ты говорил сегодня.

– Павел переживает.

– Как он?

– Ты уже спрашивал. Хорошо и безопасно. Учится.

– Деньги зарабатывать?

– Чего же в этом плохого?

– Да никто и не спорит. Кстати, ты не знаешь, куда переехала дрочильня?

Гриша внимательно посмотрел на меня:

– Какая еще дрочильня?

– Тут недалеко была дрочильня. Там работала очень симпатичная казашка. Ты ведь сам мне адрес подсказал. Напротив вспомогательной школы.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросил Гриша.

– Хорошо, но одиноко. Вот решил наведаться в дрочильню, а там теперь ботинки, туфли и резиновые сапоги.

– Про дрочильню слышу первый раз. Вообще считаю, лучше делать это самому и бесплатно. А еще лучше, когда кто-то тебе делает бесплатно.

Гриша мечтательно улыбнулся.

– Оно понятно, – сказал я и махнул рукой. – Значит, кто-то другой говорил.

– Может, тебе домой вернуться, отдохнуть?

– На кой хрен мне болтаться туда-сюда? – разозлился я. – Раз уж приехал, пойду деньги зарабатывать.

– Главное, не усни, – сказал Гриша.

Я вышел из его пропахшего пылью и мышами павильона и зашагал к своему контейнеру. Но дошел не сразу. Сделав небольшой крюк, свернул в магазин и купил бутылку коньяка. До вечера продержусь. Главное, не частить. Моя похмельная заповедь, которой я никогда не следовал.

Покупателей все не было. Я сидел среди книг и глушил коньяк. Было скучно. Хотелось спать. И хорошо бы с кем-то. Заглянула старушка и спросила, где ближайший туалет. Потом зашел кавказец и предложил продать ему контейнер. Взамен я предложил купить чемодан порнографических открыток. Он порылся в них, выбрал толстую женщину с карликом, заплатил и ушел. Близился вечер. Коньяк заканчивался. Я успел коротко вздремнуть. И даже увидел короткий сон, в котором со своим сыном играл в футбол. Мяч прилетел мне по морде, я вздрогнул и проснулся. Побродив по контейнеру, взял книгу и открыл наугад, решив нагадать себе что-нибудь хорошее. Выпало такое:

Сутки должен ожидать яСокровеннейших услад,Что украдкой посулил мнеНежный и лукавый взгляд[10].

Гадание мне понравилось. Но веселее от него не стало. Я отыскал патефон, который пытался безуспешно продать вот уже несколько лет, завел пружину, выбрал наугад пластинку и опустил на нее головку. Заиграла песня 1930-х годов. Я немного потанцевал с книгой Генриха Гейне, положил на место и допил остатки коньяка, чувствуя скорбь и бессилие.

«Что я тут делаю, среди всей этой писанины? И зачем она вообще кому-то нужна? Поехать домой? А там я что буду делать? Напьюсь и усну. Кстати!» Я запер дверь, повесил табличку, что скоро вернусь‚ и пошел за новым коньяком. Расплатившись, тут же вытащил пробку и хватил из горла.

– Ах! – сказала кассирша, симпатичная женщина из Средней Азии.

Я подмигнул ей и вышел из магазина. Гришин павильон был закрыт. Видимо, расстроился из-за неудачной партии траншейных ножей и поехал домой. Будет там поить Павла и пичкать книгами по экономике. Я ощутил укол где-то под сердцем. Обида, ревность, боль. То же самое я чувствовал, когда жена с сыном навсегда улетели на другой континент. Чтобы отвлечься, я стал думать о симпатичной узбечке из магазина. Было бы здорово влюбить ее в себя, жениться и переехать куда-нибудь в Самарканд. Носить тюбетейку, есть лагман и плов, пить местный коньяк, греться на солнце. Она родит мне кучу маленьких смуглых детишек. А я и там смогу продавать старые книги. Или стану разводить баранов. Кажется, я ее впечатлил. Только вряд ли в хорошем смысле.

У входа в контейнер стояла блондинка в плаще. Почему-то я смутился и спрятал бутылку за спину.

– Закрыто, – сказала блондинка. – Как ни приду, все время закрыто.

– Сейчас откроем, – ответил я и достал ключ.

– А, так это вы продавец?

– И владелец.

– Мне нужна одна книга. Я уже третий раз прихожу. Никто не знает, когда вы откроетесь. Сейчас хотя бы объявление висит, что перерыв.

– Я болел, – сказал я и пропустил ее вперед.

Она зашла. А музыка продолжала играть. Блондинка стала разглядывать книги. Я сел и поставил бутылку под стул, громко при этом звякнув.

– Что вас интересует?

Никогда не задавал покупателям таких вопросов. Потому что сам их терпеть не мог. Но тут не удержался. Хотелось с ней говорить.

– У вас тут все вперемешку, ничего не найти. Достоевский и тут же биография Майкла Джексона. Учебник анатомии рядом с Гитлером.

– Что за Гитлер? Откуда?

Я подскочил к ней, решив, что мне подбросили «Майн кампф». На полке стояло допотопное издание «Застольных бесед Гитлера»[11]. Наверно‚ я его купил у какого-нибудь бомжа. Иногда они притаскивали целые сумки и сдавали все разом за бесценок.

– Вы не знаете, эта книжка запрещена? – спросил я.

Она пожала плечами:

– Честно говоря, без понятия.

– Ладно, уберем от греха подальше. Надо будет тут провести ревизию.

– И расставить все по порядку было бы неплохо.

– Этим тоже как-нибудь займусь.

– Вы один тут, что ли?

– Ну да.

– Нет других продавцов или помощников?

– Я и сам справляюсь.

– Но были закрыты, когда болели. Теряли прибыль, получается.

Лень было обсуждать мой хилый книжный бизнес, и я решил сменить тему:

– Хотите, погадаю вам?