Пьянеть

Кирилл Викторович Рябов

Пьянеть

© К. В. Рябов, 2026

© ИД «Городец», 2026

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

@ Электронная версия книги подготовлена ИД «Городец» (https://gorodets.ru/)

Пьянеть

Пока я возился с бутылкой, вкручивая старый, тупой штопор с обломанным кончиком в пробку, Гриша смотрел в окно и рассказывал о своей бывшей жене. Она ушла к автослесарю. А через полгода попала в тяжелую автокатастрофу. Новый хахаль разбился насмерть, жену спасли, хотя она получила сильные увечья. Гриша полтора года выхаживал ее, возил по врачам, собирал деньги на операции и реабилитации. После выздоровления жена ушла от него опять. Теперь к физиотерапевту. Эту печальную историю я слышал раз сорок. И всегда пытался его утешить. Но все слова сочувствия давно закончились. К тому же хотелось поскорее выпить. Я справился с пробкой, печально вздохнул в Гришину сторону и разлил крымский портвейн в два стакана.

– За твое будущее счастье! – сказал я.

– Ага, – буркнул Гриша. – Надо бы тебе новый штопор подарить. Когда там у тебя день рождения?

– Был полгода назад.

– А, ну тогда на следующий.

Мы выпили, и я, не придумав ничего лучше, рассказал о своих бывших женах. Первая укатила в США, забрав нашего ребенка, вторая изменяла мне со знакомым барахольщиком с блошиного рынка, на котором все мы работали. Я продавал книги, открытки и виниловые пластинки, а Гриша старую военную форму, реплики эсэсовских кинжалов и макеты пистолетов времен мировых войн.

Он сочувственно повздыхал, потому что и мою историю слышал раз пятьдесят, и разлил.

– За твое будущее счастье!

Я скривился, но, конечно, выпил. А вот Гриша, сделав пару глотков, вдруг закашлял.

– Чего это ты давишься за мое счастье? – спросил я.

– Опять она его вывела, – невпопад ответил Гриша.

Он отвернулся к окну, продолжая держать стакан у рта. Я тоже выглянул. Через двор шла старуха и вела на поводке своего слабоумного внука. Парню было лет двадцать, и он совершенно ничего не соображал, лишь мелко трясся, ухмылялся и пускал слюни. Они поселились в доме месяца три назад и стали неприглядной достопримечательностью. Каждый день старуха выводила парня во двор, привязывала поводок к дереву и уходила болтать на лавке с другими старухами. Пацан же бродил вокруг дерева, пока поводок не наматывался на ствол. Затем, постояв и покумекав, насколько мог, он разворачивался и плелся в обратную сторону. И так часами. Смотреть на это без содрогания было невозможно.

– Помочь бы ему как-нибудь, – сказал Гриша.

– А как ему поможешь? – спросил я, разливая по новой.

– Может, настучать в социальные службы, что она его как собаку таскает?

– И что они сделают? Заберут его в интернат, там ему еще хуже будет. А так дома живет.

– Поводок – это как-то унизительно.

– Ему-то по барабану. И потом, наверняка есть причина. Может, он буйный.

– Тогда бы он был еще и в наморднике.

Посмотрев на печальное зрелище, мы вернулись к портвейну и за вечер выпили еще три бутылки. Говорить особо было не о чем. Да и не больно хотелось. Мы встречались не для того, чтобы развлекать друг друга беседами. Мы искали наше счастье на дне стакана. А делать это вдвоем было чуть менее тоскливо, чем в одиночестве.

Гриша ушел поздно вечером, а я решил вызвать проститутку и даже приготовил какие-то деньги, но в итоге просто уснул на кухонном диване. Впрочем, как обычно. Ладно, сэкономил. Проснулся поздним утром с ощущением, будто уже умер, но пока еще не знаю об этом, только догадываюсь. Ну и тут ничего нового.

Я захандрил и не пошел на рынок. Там я был сам себе начальник и мог прогуливать сколько душе угодно. Это, конечно, приносило убытки. Но слишком уж сильно не хотелось никого видеть. Правда, ближе к вечеру я спустился в алкомаркет и купил несколько бутылок портвейна. Во дворе я увидел слабоумного парня, привязанного к дереву. Я подошел. Он глядел на меня и ухмылялся. Захотелось спросить, как его зовут, но это было глупо, вряд ли он сам знал. Смутившись, я торопливо вернулся в квартиру, повозился с дурацким штопором, поранил руку, но бутылку открыл. Сел у окна, стал пить и наблюдать за парнем. Старуха совершенно не беспокоилась о его безопасности. Он мог случайно удавиться на этом поводке. Бродячие псы могли изорвать его. Не говоря уж о местных гопниках. Но, может, она того и желала?

Пошел дождь, а он все стоял. Старуха, видимо, свалила в гости к одной из подруг. Я допил вторую бутылку и решил пойти охранять его. А когда эта ведьма вернется, высказать ей, что так делать нельзя, фашистка ты старая. Гриша был прав. Надо куда-то заявить. Что ж, ничего из этого я не сделал, а снова уснул на кухонном диване. Проснувшись в сумерках, я нащупал в кармане телефон и позвонил Грише.

– Зайдешь в гости? – спросил я.

– Не, сегодня не могу. У меня тут свидание.

– Свидание? А мне свидание? У нее есть подруги?

– Конец связи, – ответил Гриша.

Через несколько дней он все-таки появился. Я так никуда и не выходил, кроме алкомаркета. Пустые бутылки множились. Передвигаться по кухне приходилось с определенной сноровкой. А у меня ее не было. Поэтому на полу хватало колотого стекла, которое убирать было недосуг.

– Ты куда пропал? – спросил Гриша с порога. – Шестой день на рынке не появляешься.

– Шестой разве? Я болею.

– Вижу, – сказал Гриша.

Впрочем, он принес пару бутылок портвейна. Выпили мы их быстро. Гриша рассказывал скучные рыночные новости. Кого-то пырнули шашлычным шампуром. Некий старик регулярно притаскивает для меня какие-то два чемодана. А еще на моем контейнере кто-то намалевал неприличный рисунок.

– Жизнь кипит, – ответил я. – Великая жизнь ни секунды не тормозит.

– И правильно делает, – сказал Гриша. – Схожу, еще принесу.

Он ушел. За окном уже было темно. И снова лил дождь. Я решил подмести стекло и собрать пустые бутылки в мусорный пакет. Но вместо этого просто сидел на диване, курил и ждал.

Примерно через полчаса в дверь позвонили.

– Открыто же! – проорал я.

Гриша робко заглянул в кухню.

– Я не один, – сказал он. – Привел кое-кого.

– Это понятно, раз ты не один, значит, привел кого-то, – ответил я. – Показывай.

Я был уверен, что речь шла о какой-нибудь местной прошмандовке, но ошибся. Гриша завел слабоумного парня и усадил на табурет. Не сказать, что я тут же полностью протрезвел. Но наполовину – уж точно.

– Гриша, что это за фокусы?

– Послушай, – затараторил мой приятель. – Он там стоит один, уже темно. И дождь. Я не мог просто так пройти. Мне захотелось сделать что-нибудь.

Я вспомнил, что и сам собирался охранять его вчера. Вчера? Или когда это было? Не важно.

– Мне его даже накормить нечем, – сказал я. – Да и неизвестно, что он ест. И как. Наверно, его надо с ложечки кормить.

– Иу-иу-иу, – ответил парень.

Взгляд его был расфокусирован. С шеи свисал мокрый поводок. Прическа напоминала мокрую дохлую ворону.

– Ладно, пусть обсохнет хоть. Кстати, старуха не видела, как ты увел его?

– Хрен знает, где она шляется, – сказал Гриша. – Во дворе пусто.

– Ведьма хочет его извести. – Я указал на парня.

– Открывай портвейн.

Что я и сделал. Мы выпили и стали разглядывать пацана. Он же таращился куда-то мимо нас, в пространство. Рот был приоткрыт, текли слюни.

– Как тебя зовут? – спросил я.

– Иу-иу-иу.

– Может, Илья? Или Иван? – сказал Гриша.

Он достал третий стакан и налил половину.

– Чего это ты затеял? – спросил я.

– А что еще можно для него сделать? – ответил Гриша. – Он ведь никогда этого не попробует. Кайфанет хоть. И согреется.

Я представил, как пацан, выпив, валится в корчах на пол и испускает дух. Надо будет куда-то деть труп. Можно, наверно, ночью выволочь во двор и привязать назад к дереву.

– Может, ну его? – сказал я. Правда, без особого напора.

Парень взял стакан двумя руками и осторожно понюхал. При этом продолжал таращиться в пустоту.

– Не бойся, это вкусно и сладко, – сказал Гриша.

– И внутри тебя расцветет радуга, – добавил я. – Боженька знал, что делал, когда превращал воду в вино.

– Начитался книжек, – проворчал Гриша.

Портвейн парень выпил маленькими глотками. Не поперхнувшись. И даже облизнулся. Стакан он продолжал держать у подбородка. Гриша тут же налил еще половинку.

– Не гони, он же неопытный.

– Ладно, ладно. Еще разок, и все.

Добавку пацан выпил, как мне показалось, с большей жадностью. И продолжил сжимать стакан.

– Хватит тебе, сынок, – сказал Гриша. – И так полный, считай, вылакал.

– Иу-иу-иу.

– Не спорь.

– Слушай, – сказал я. – Мне приснилось или ты вчера ходил на свидание?

– Не вчера, – отозвался мрачно Гриша. – Познакомился с шаболдой одной. Она хотела папаше в подарок финку НКВД. То-се, поболтали, сходили вечером в кафе, потом ко мне. Утром проснулся, ее нет. Финку увела и девять косарей из бумажника.

– Клофелинщица?

– Я и сам наклофелинился будь здоров.

Раздался громкий стук. Парень поставил стакан на стол и сложил руки на коленях. Я пригляделся. С ним произошли явные изменения. Лицо будто подтянулось, а взгляд прояснился. Он прикрыл рот и перестал ухмыляться. Мне показалось, что он внимательно нас слушает.

– А дальше что? Нашел ее?

– А что, я поисковая собака?

Парень подвинул стакан к бутылке. Взгляд его скользнул по горлышку и остановился на Грише.

– Еще, – сказал парень четко и внятно.

Мы застыли.

– Еще, – повторил он. – Чего смотрите? Налейте мне еще.

Покосившись на меня, Гриша налил. Парень выпил, держа стакан твердой рукой.

Издав предварительно много эканья и меканья, я спросил:

– Ты себя как чувствуешь?

– Нормально, – ответил он, вытерев губы. – Только ноги мокрые. И трусы прилипли. Старая крыса опять налакалась и забыла обо мне. – Он встал и прижал руку к груди. – Спасибо, мужики! Если бы не вы, торчал бы там до утра.

Потом он сел и закинул ногу на ногу. Указал на бутылку:

– Как это называется?

– Портвейн, – ответили мы с Гришей одновременно.

– Вот это вещь! Я будто заново родился. Будто вышел к свету.

– Оно и заметно, – сказал я.

Я мгновенно и полностью протрезвел.

– Как тебя зовут? – спросил Гриша. – Кто ты? Расскажи. Слушай, ты что, притворялся идиотом?

– Разве можно притворяться идиотом? – отмахнулся парень. – Зовут меня Павел. Эта старая ведьма моя дальняя родственница. Что-то типа троюродной бабки. Точно не знаю.

– Вы вдвоем живете?

– Ага. Еще был кот. Но она его отравила.

– А где твои родители?

– Умерли, кажется. Я жил в интернате. Она меня забрала. Думает через меня квартиру получить. Рассылает писульки по инстанциям и меня таскает, показывает. На прошлой неделе я обделался в чьем-то кабинете. Страшно вспомнить. Показывал ей, что пора делать ка-ка, но она в этот момент какое-то очередное заявление строчила. А еще она мне усы выщипывает пинцетом, сволочь.

– Слушай, – сказал я. – Но теперь ты выздоровел, получается! И старую ведьму прижмешь к ногтю.

– Так и будет, – кивнул Павел. – Кончились мои мучения. Я ее отправлю в дурдом или в дом престарелых. Правда, мне надо еще многое понять. Я чуток отстал от жизни, как вы заметили.

Павел налил себе и с наслаждением выпил.

– Для начала почитать законы. Хотя читать я не умею. Но научусь.

– Вообще, ты в порядке, – сказал Гриша. – Бойкий. Говоришь хорошо.

– А то! Сколько я времени провел в очередях. И сколько на улице! Но я вбирал в себя мир. Только вот не мог выпустить его назад.

– За тебя! – Я поднял стакан.

Мы чокнулись и выпили. Дальнейшее помнится смутно. Портвейн закончился. Я приволок проигрыватель, и мы танцевали, точнее, скакали и корчились под какой-то старый рок-н-ролл. Пластинку заело, но это было даже смешно. Потом случился провал. Проснулся я утром, на привычном диване. За окном светило солнце. На проигрывателе вхолостую крутилась пластинка, игла зацепилась за наклейку и громко шуршала. В углу кухни сидел Павлик, обхватив колени руками.

– Ты чего это забился? – спросил я. – Гриша ушел?

Пацан не ответил. Рот его был приоткрыт, взгляд расплылся.

– Павел, – позвал я.

– Иу-иу-иу!

Невыносимо хотелось похмелиться. Я позвонил Грише.

– Ты где?

– На рынке уже.

– А Павел?

Мелькнула мысль, что у меня началась белая горячка и этот слабоумный пацан в углу – лишь видение.

– Так он с тобой оставался. Вы там что-то вроде танго танцевали, когда я уходил. Пропал?

Я тронул Павлика пальцем.

– Тут сидит. Но он опять стал идиотом. Я думал, мы его вылечили вчера.

– Может, нам это все померещилось?

– Слишком уж все было натурально.

– Не знаю. Наверно, так бывает. Я фильм один видел, там идиот стал нормальным, а потом опять стал идиотом.

– А я книгу похожую читал. Ладно. Что теперь делать?

– Понятия не имею. Пусть у тебя живет. Ну или отведи его домой. Что еще остается?

– Ты заварил, а мне расхлебывать?!

– Конец связи, – торопливо ответил Гриша.

Конечно, я не мог оставить парня у себя. А где он живет, не знал. Поэтому вывел во двор и с тяжелым сердцем привязал к дереву.

– Иу-иу-иу! – попрощался Павлик.

– Будь здоров. Прощай, – сказал я и всхлипнул.

Подходя к своему подъезду, я услышал вопль. Через двор бежала старая ведьма, а за ней, копаясь в смартфоне, плелся участковый.

– Вот он, вот! – закричала бабка. – Нашелся.

– Прелесть! – ответил участковый. – Тогда я пошел.

– Но его тут не было!

– Гулять ходил, наверно.

– Он один не гуляет. Только со мной.

– Чего вы хотите? – спросил участковый. – Чтобы я выяснил, где он шлялся?

– Именно этого я и хочу!

– Хорошо. Мне тогда надо привести разыскную собаку. Сам я не умею вынюхивать следы.

Я нырнул в подъезд, поднялся в квартиру и прилип к окну. Старуха что-то выговаривала поглупевшему Павлику. Участковый ушел, понятное дело, с концами. Но, видимо, ведьма тоже не отличалась большим умом, потому что еще часа полтора ждала его во дворе, маршируя из стороны в сторону. Ждал Павлик. Ждал и я. Ужасно хотелось выпить, но я трусил выйти на улицу. Казалось, старуха каким-то образом поймет, что я причастен к исчезновению «внука», и устроит шухер.

Наконец она отвязала поводок и повела поникшего Павлика домой. Я немного выждал и устремился в алкомаркет. Взял пять бутылок крымского портвейна.

– Вы скоро виноградную лозу пустите, – сказала миленькая кассирша. – Не хотите ли отведать каких-нибудь зерновых напитков? У нас появилась новая прекрасная водка «Бешеный бык».

– Откуда вы знаете, что она прекрасная? – спросил я, складывая бутылки.

– Я сама ее каждый день пью, – не моргнув глазом, соврала она.

– Ладно, дайте одну бутылку.

Она выставила 0,7.

Я примчался домой, сунул водку в пустой холодильник, открыл портвейн и одним махом выпил четверть. Вскоре стало легче. Устроившись у окна и попивая, я размышлял о случившемся. Получалось плохо. Алкоголь угнетал мой мыслительный процесс. Зато разжигал разнообразные дикие желания: выпить еще, убить старуху, пригласить проститутку, покончить с собой.

А что в итоге? Я уснул на кухонном диванчике и даже сквозь сон слышал свой храп.

Утром позвонил Гриша.

– Ты вообще на рынок собираешься? – спросил он.

– Еще денек поболею.

– Заканчивай. Тут опять пришел этот старик с чемоданами. Он тебя ждет. Говорит, у него такое есть, чего ты в жизни не видел. И не увидишь, если не придешь.

– Ну, значит, не судьба.

– И я хотел поговорить с тобой насчет нашего дурачка. Есть идея.

– Слушаю.

– Не телефонный разговор. Конец связи!

Похмелившись портвейном, я поехал на рынок. Гриши на месте не было. Но у моего контейнера топтался невысокий старик. Кожа у него была зеленоватая. Одет он был в бесформенный серый плащ и мятую шляпу. Рядом стояло два древних чемодана с металлическими уголками.

– Вы хозяин? – спросил он. – Я уже замучился вас ловить.

– Чего там у вас?

Я открыл дверь и зашел.

– Где вы пропадали? – не отставал старик. – Так нельзя!

– Болел, – ответил я, не скрывая перегара.

– Ладно. У меня тут для вас кое-какие редкости. Сядьте! – вдруг заорал он. – А то упадете.

Я сел на свое место, у коробок с пластинками. Дед открыл чемоданы. Они были под завязку забиты порнографическими открытками конца девятнадцатого – начала двадцатого века.

– Тут весь мир. Франция, Япония, Германия, Россия, конечно. Где-то была особо редкая, с клизмой. Сейчас я найду.

– Не надо, – отмахнулся я. – Сколько хотите?

– Сто тысяч за все.

– Десять за все, вместе с чемоданами.

– Сволочь вы! Но по рукам.

Я протянул деньги, и он убежал, сжимая их в кулаке, будто факел. Вскоре явился Гриша. Я как раз перебирал открытки.

– Что это за дрянь у тебя?

– Старик твой притащил. Глянь-ка. – Я показал ему пышную голую даму с ишаком.

– Такие немецким солдатам выдавали, – сказал Гриша.

– Это ладно. Расскажи лучше, что ты там придумал про Павлика нашего?

– Надо его немного побить.

– Чтобы вправить мозги, что ли?

– Нет! Мы его побьем, потом отведем в травмпункт, там снимут побои.

– И?

– Сам не догадываешься?

– Нам дадут лет по восемь?

– Почему нам? Старухе!

Я вздохнул и кинул даму с ишаком в чемодан.

– Вообще, я догадывался, что ты придумал какую-то глупость, но не думал, что это настолько глупо. И потом, ты сможешь ударить беззащитного, слабоумного пацана?

Гриша отвел взгляд.

– Не уверен. Думал, ты сможешь.

– Я что, похож на садиста?

– Рядом с этим похож. – Гриша кивнул на чемоданы.

– Это просто бизнес. Продам их тысяч за пятьдесят.

– Может, старуху как-то запугать?

– Боюсь, у нее яйца больше, чем у нас с тобой. Хрен ее запугаешь.

– Не знаю тогда, что делать.

– Что-нибудь придумаем. А если не придумаем, то и делать ничего не станем.

Гриша вернулся в свой павильон.

Я догонялся портвейном, вел торговлю и пытался думать. Первое и второе получалось хорошо, последнее – не очень. Все-таки алкоголь скукоживал мне мозги, туманил разум. Я чувствовал себя глупой медузой, бултыхающейся в бескрайнем океане. Но у кого иначе? У всех так же. Кроме Павла.

Не могу сказать, что я мгновенно протрезвел и подскочил к потолку с криком: «Эврика!» Протрезвел я лишь слегка и нахмурил брови. Стоило попытаться, раз уж однажды сработало. Грише я решил пока ничего не говорить.

Закрывшись пораньше, я рванул домой, трезвея все больше и чувствуя охотничий азарт. По пути заскочил в алкомаркет и взял портвейна. Павла во дворе не было. Я прождал больше часа. А что‚ если старуха, испугавшись его внезапного исчезновения и странного появления, посадила парня под замок? Я поднялся в квартиру, от досады и злости напился, уснул, а проснувшись, с удивлением обнаружил себя на кровати в комнате. За окном сияла идеально круглая луна. И мне почудилось, что это хорошее предзнаменование.

На следующий день я остался дома, сидел и следил за двором. Они появились ближе к вечеру. Старуха привычно подвела Павлика к дереву, привязала и минут десять стояла рядом, озираясь по сторонам. Павлик‚ как обычно, не спеша наматывал круги. «Бедный дурачок, я спасу тебя!» Я был на низком старте. Как только старухе наскучило караулить и она свалила, я рванул к выходу. Но у двери резко затормозил. Портвейн закончился. Я сам его накануне вылакал. Нужно было бежать в алкомаркет. Тут я вспомнил про водку в моем пустом холодильнике. Сам я ее не пил, оставил на черный день. И вот пригодилась. Хотя я всей душой надеялся, что этот день черным не станет.

Свернув «Бешеному быку» голову, я отлил грамм триста в пластиковую бутылку из-под минералки. Выглядело невинно. Не удержавшись, я слегка хлебнул и чуть не взревел. Водка оказалась термоядерной. Но выбора не было. Я вышел из квартиры и стал спускаться по лестнице, считая ступеньки. Сердце стучало. Во рту пересохло. Между четвертым и третьим этажом я хлебнул еще. Проскочило легче. И сердце успокоилось.

Павлик стоял у дерева и тянул намотавшийся на ствол поводок. Повернуть в обратную сторону у бедняги не хватало ума. Кажется, он стал еще глупее. На горизонте было чисто. Не считая пары собачников и детишек на площадке. Но, может, старуха наблюдает в окно? В любом случае добежать и пресечь спасение Павлика она не успеет.

Я подошел.

– Эй, Павлик!

Он перестал тянуть. И ответил:

– Иу-иу-иу-иу.

– Сейчас, мальчик, мы тебя вылечим. Попей-ка вкусненького!

Бутылку он тут же уронил и уставился на нее сверху вниз. А потом пнул ногой, и она улетела в кусты. Я кинулся следом. В кустах лежал мой сосед, живущий этажом выше, и громко храпел. Перевернув его на живот, чтобы не захлебнулся блевотиной, я схватил бутылку и вернулся. Действовать надо было жестко и решительно. Я схватил Павлика за подбородок и открыл ему рот. Первую порцию он выплюнул и задергался всем телом. Я слегка запрокинул ему голову и стал безжалостно лить, моля Бога, чтобы все получилось. В какой-то момент Павлик расслабился и допил уже спокойно. Потом схватился за голову и стоял так несколько минут, будто решая некую неразрешимую загадку.

Я отдышался, закурил. Павел поднял на меня ясный взгляд.

– Наконец-то! – сказал он.

Не сказать, что я победно подпрыгнул и стукнул в воздухе пяткой о пятку. Но слезинка радости все-таки выкатилась из глаза.

– Слушай, – добавил он. – Я кое-что понял…

– Потом расскажешь, – ответил я и стал развязывать поводок. – Сейчас надо сваливать, пока твоя старуха нас не заметила.

– Ха! Она мне теперь ничего не сделает. С моим открытием я‚ считай‚ неуязвим.

Он изложил мне открытие, когда мы вошли в квартиру.

– Так вот, – сказал Павел. – Мне нельзя становиться трезвым. Я от этого становлюсь слабоумным. Нужно пить без остановки!

– Сынок, – сказал я. – Это я и сам понял. Иначе не напоил бы тебя сейчас.

– Ты меня еще не напоил. В голове все еще туман. Кстати, что это ты мне дал? По вкусу мерзость, но действует лучше портвейна.

– Это водка.

– Что-то такое помню. Кажется, папа пил ее по утрам. Еще есть?

Мы вышли на кухню. Я достал из холодильника бутылку. Павел одним махом выпил больше половины.

– Холодная она еще лучше! Можно я буду звать тебя отцом?

– Не знаю, все-таки я тебе не отец.

– Но ты спас мне жизнь! Ты – мой отец.

– Ладно, ладно, как хочешь.

– Я готов горы свернуть. Но пока не знаю какие.

– Пока пей.

– Да, отец!

Он тут же допил водку, сел и закинул ногу на ногу. Никогда в жизни не видел таких выпивох. Взгляд ясный, движения спокойные и уверенные, речь четкая.

– Чем ты занимаешься? – спросил Павел.

– Работаю на рынке, продаю старые книги.

– Книги – это хорошо! Мне нужно будет много всего прочитать.

– Ты говорил, что не умеешь читать.

– Да, но этому несложно научиться. Давай прямо сейчас. Я такую силу чувствую!

В моей скромной коллекции имелась азбука, изданная в девятнадцатом веке. Я притащил ее и положил перед Павлом.

– Вот, смотри, это буква А в самом начале.

– А, – повторил он. – А что рядом написано?

– Это раньше так буквы назывались. А – аз. Это Б. Б – буки.

– А теперь не называются?

– Теперь нет. А – это просто А. Б – просто Б.

– Почему?

– Долго рассказывать. Историей потом займешься. Давай учить буквы.

– Ладно, но я хочу учить, как тут написано.

– Хорошо.

Он выучил с одного захода половину алфавита с названиями букв: аз, буки, веди, глаголь, добро, есть, живете, зело и так далее. Затем отодвинул книгу.

– Нужна еще водка, – сказал Павел. – У меня нехорошее чувство, что я начинаю трезветь.

– Не волнуйся, сынок, теперь ты ни минуты не будешь трезвым! Я этого не допущу!

Я побежал в алкомаркет и купил пять бутылок водки. Все по 0,7. Кассирша подмигнула:

– А что я говорила? Прекрасная водка.

– Это не мне, а сыну. Вернее, приемному сыну. Мне – портвейн.

– О, как скажете!

Наполнив пакеты, я помчал назад, звеня, как ящик с пустой стеклотарой в кузове грузовика. Павел, к счастью, был еще пьян. Он расхаживал по кухне и повторял буквы.

– Скорее, – сказал он. – А то в голове туман начинается. Уже забыл, что идет после како.

– Никаких «како». Просто К. Не забивай себе голову. Запутаешься!