Ряженье

Женя с силой растирал ладони – пальцы занемели от прикосновения к ледяной скобе пожарной лестницы, и даже через перчатки жгучий холод проникал до костей. Он сунул руки в карманы куртки, но толку было мало – ветер, слабый, но пронизывающий, находил щели и все равно обжигал запястья. Тряпичкин, казалось, не обращал на холод внимания. Воротник его куртки был поднят против ветра.

Когда они уже почти забрались на гараж, они вдруг услышали знакомые голоса, а потом – увидели знакомые фигуры. Вахрушин и Святкин сидели на гараже в полутьме и о чем-то болтали.

Женя тотчас нахмурился.

– Эй! – Крикнул он, грозно ступая на гараж. Крыша хрустнула под его ногами. – Вы че тут делаете!?

Фигуры обернулись. Святкин медленно, с некоторой театральностью, поднялся во весь свой немалый рост. Он был почти так же высок, как Тряпичкин, но в его осанке читалась не грубая сила, а гибкая, почти кошачья уверенность.

Святкин болел витилиго – но сам он был светлый, так что пятна не слишком бросались в глаза.

Вахрушин дружелюбно помахал Жене и Мише рукой.

– Жень, привет. Место занято. – Он попытался улыбнуться, но улыбка вышла напряжённой.

– Это наше место. – Выдавил Женя сквозь зубы.

Вахрушин и Святкин переглянулись.

– Ну, – Вахрушин нарочито медленно поднял указательный палец. – Я бы поспорил. Это, скорее, наше, – он показал на себя и на Олега, – уже лет так пять.

– Оно и моё лет так пять. – Отрезал Женя, его взгляд перебегал с одного на другого, выискивая слабину. – И что-то я вас тут впервые за долгое время вижу.

– Как и мы тебя. – Парировал Святкин ровно и без грубости. – И чье это «ваше»? Насчет тебя – еще готов поверить, а он тут каким боком? – Он бросил короткий, оценивающий взгляд на неподвижного Тряпичкина.

Повисла тягучая тишина.

– Странно получилось. – Нервно рассмеялся Вахрушин. – Ну вообще… – Он взмахнул рукой, описывая крышу. – Крыша, она ничья…

– Я тут с четвёртого класса сижу! – Не унимался Женя.

– Так и мы тоже! – Почти крикнул Святкин. – Мы тут вместе сидели в четвёртом классе, идиот! До того, как ты всё… До того, как ты себя как мудак вести стал!

– Это я-то!? – Злость в его голосе перемешалась с обидой. Вся его напускная бравада рухнула, как только ему напомнили о старом. – Это вы со мной общаться бросили!

– Ну… – Тихо, глядя куда-то мимо Жени, сказал Вахрушин. Он теребил застёжку своей куртки, не в силах поднять глаза. – Это потому, что ты себя как мудак вести стал…

Женя отшатнулся, как от удара.

– Вы че, совсем берега попутали!? Только не надо мне снова этот разговор начинать! Нашлись миротворцы! – Он язвительно передразнил Сашу. – Раз уж я такой мудак, чего же вы на Костанака гоните? А? Вот, даже сегодня: «Малинов и Костанак вместе должны танцевать»! Шутка, кстати, отличная. Прям в точку! Вы-то не мудаки, да? Вы же так, не со зла! Шутки ради!

На другом конце улицы вдруг завёлся мотор. Тряпичкин медленно перевёл взгляд с Жени на Олега и Сашу. В его глазах вспыхнула тусклая искра ненависти. Он сделал едва заметный шаг вперёд.

Святкин скрестил руки на груди. Его светлые ресницы покрылись инеем от мороза.

– Мы не топили Костанака. – Произнёс он с ледяным спокойствием. – Не мы на него вину свалили.

– Вы. – Прошипел Женя. – Вы в том числе! – Он резко развернулся, отбросив с крыши пустую банку из-под газировки. – Да пошли вы!

Он спрыгнул вниз, не оглядываясь. Тряпичкин, не сводя с Олега и Саши тяжёлого взгляда, молча последовал за ним, отступая задом, как охранник, покидающий враждебную территорию.

Они спустились с гаража, и Женя, не останавливаясь, рванул с кооператива. Он бежал по темной улице, пока не уперся руками в колени, тяжело и прерывисто дыша от ярости, которая не находила выхода и сжигала его изнутри. Он с силой пнул ледяной бугорок грязи, и тот разлетелся на крошечные, твёрдые осколки. Тряпичкин в какой-то момент пропал из его поля зрения – Женя и вовсе не думал о нем, но когда остановился – Тряпичкин был тут как тут.

– Пошли ко мне. – Предложил он, дождавшись, когда Женя отдышится.

Женя резко выпрямился, смахивая с лица навернувшиеся от злости слезы.

– К тебе? Нафига? У тебя-ж родители дома. Смотреть будут, как на беспризорного. И поздно уже.

– Ну и что? – Пожал плечами Тряпичкин. – Посмотрят и перестанут. Закроемся в комнате.

Женя снова тяжело выдохнул, но без злости. Он кивком ткнул в сторону дома Тряпичкина.

– Ладно. Только если твоя мамка опять про мои ботинки заведёт, я ей честно отвечу, в чем они.

Мама Тряпичкина смотрела на Женю Колядина с опаской, но не из-за грязных ботинок. Тряпичкины вели весьма порядочный образ жизни: отец Миши работал на судоремонтном заводе, мать – в местном МФЦ. Они жили скромно, но честно, платили по счетам и верили, что главное в жизни – не запятнать свою репутацию. А репутация Жени Колядина была испачкана вдоль и поперёк.

Весь городок знал, что отец Жени отбывает срок по 105-й статье. Соседи шептались, что это случилось на бытовой почве, в пьяной драке, но от этого не становилось легче. А старший брат Жени закрыл собой наркотрафик района и получил семь лет по 228-й. Тряпичкины боялись, что вся эта грязь могла перекинуться на их тихого, скромного сына.

И если бы Женя подавал надежды на светлое будущее, отношение, возможно, было бы другим. Но и сам он был не сахар. Драки, грубость, вечные проблемы в школе. Мама Тряпичкина видела в нём не потерянного мальчишку, а прямую угрозу – дурное влияние на ее немного странного сына.

Глава 2

Следующим утром, сидя за партой в колючем свитере, Женя нервно грыз ручку. В рукавах – куча бумажек, под бедром – спрятанный телефон. Учительница, Марина Станиславовна, женщина с лицом бухгалтера и душой надзирателя, прохаживалась между рядами, зорко следя, чтобы никто не нарушал тишину лишними телодвижениями. Женя для вида черкал в тетради, а сам бегал глазами по одноклассникам. Он уже несколько раз ткнул в спину сидящего впереди Тряпичкина, но тот лишь пожимал плечами. Помочь Жене могли два человека: Копейкин, но тогда ему пришлось бы тянуться через целый ряд и соседку Ксюшу, и вдобавок – с большой вероятностью не получить ответа, или, что не легче – Валя Костанак.

Последний сидел на первой парте второго ряда, сгорбившись. Вахрушин, его сосед, то и дело смотрел на него требовательно и постукивал ногой, но Костанак делал вид, что не замечает. Варианты у них были разные. Тетрадь Вахрушина была чиста. Валя же в своем сражении преодолел пока половину поля.

Саша Вахрушин, отчаявшись, толкнул Валю локтем в бок. Валя испуганно мотнул головой, его взгляд умоляюще упёрся в Сашу – он, ни говоря ни слова, четко умолял отстать, но Вахрушин был настойчив. Он ткнул пальцем в первый номер на своем варианте и чуток пододвинул к Вале контрольный лист.

– Вахрушин, Костанак! – Раздался резкий голос над ними. Марина Станиславовна замерла рядом, сверля их своим ледяным взглядом. – Прекратить немедленно! И вам, Вахрушин, нечего глазеть в чужую тетрадь, а тебе, Костанак – не поощрять списывание! Понятно? Двойка ставится обоим!

Валя бессильно опустил голову.

Женя прищурился. Он выждал еще минуты две и достал из кармана заранее оторванный кусочек тетрадного листа.

Святкин, сидевший на третей парте первого ряда, всюду окруженный непростыми людьми – Копейкиными спереди, Каролиной – слева, и Майским – сзади – не знал, к кому обратиться. Фрося подсказала ему ровно один раз и больше не реагировала на его телодвижения. Майский вообще писал неизвестно какой вариант.

Дела Святкина, на деле, обстояли неплохо. Он самостоятельно решил почти половину варианта, а списанная у Фроси задача могла вытянуть его на четверку.

Тукчарская пыталась списать у Ксюши. Для этого ей приходилось оборачиваться назад, но Ксюша не противилась, а наоборот – охотно помогала. Женя, глядя на то, как его соседка обменивается записками с Катей, раздраженно вздыхал – Ксюша уже все решила, но заставить ее решать его вариант – задача практически невыполнимая.

Третий ряд был почти пустой. На первой парте одиноко сидела Нина. Ее отсадили сюда от Кати, чтобы та не болтала. Та же участь постигла однажды и Святкина с Вахрушиным – потому они и оказались в разных концах класса. За Ниной сидел Марк. Он бессильно разложился на парте, склонив голову на стол.

– Малинов, чего лежим? – Рыкнула на него учительница. – Все уже решили?

– Наверное, и так можно сказать. – Пробурчал Марк, не подняв головы.

– Тогда сдавайте тетрадь.

Марина Станиславовна переместилась в проход между третьим и вторым рядом. Женя и Нина глянули на Марка с ненавистью.

– И что это? – Спросила Марина Станиславовна, заглянув Марку в тетрадь. – У вас пустой лист.

– Так я ничего не знаю.

Копейкин откинулся на спинку стула и сложил руки на груди. И он забегал глазами по классу – увидел мечущегося Женю, обратил внимание на Костанака, упавшего головой на парту. Закончил он тем, что уставился в затылок Маляровой, сидевшей перед ним.

Алина Малярова и Борис Берг – тихая пара отличников, отстраненная и неразговорчивая.

Копейкин не видел, но знал – тетрадь Алины была исписана ровными, выверенными рядами решений. Она не суетилась, не списывала, не оглядывалась. Её тёмные волосы были заплетены в тугую косу. От Алины никогда-никогда нельзя было добиться помощи. Берг был добрее и нелепее. Он съёжился над своей партой и что-то быстро и возбуждённо чертил на полях, уйдя в математический азарт.

Копейкин прищурился и отвел взгляд обратно к Жене. Когда Марина Станиславовна переместилась на безопасное для Колядина расстояние, он, собравшись с силами, передал Тряпичкину записку, а тот, спустя минуту, ткнул ее в спину несчастного Костанака.

Реакция Вали была мгновенной. Он вздрогнул всем телом, будто его ударили током, и резко обернулся. Валя уже получил выговор, уже был на мушке, а Тряпичкин предвещал одни лишь беды. Миша молча сунул ему в руку смятый клочок бумаги.

Сердце Вали ушло в пятки. Он развернул записку. Там, кривым, рваным почерком, знакомым до тошноты, было написано следующее:

«Костанаку. 2-й, 3-й номер. БЫСТРО!»

Он замер, разрываясь между страхом перед Мариной Станиславовной и страхом перед Колядиным. Один страх был сиюминутным и знакомым – еще одна двойка. Другой – тёмным, неопределённым и потому куда более жутким.

Секунда колебания – и его пальцы сами потянулись к ручке. Он быстро, почти истерично, стал переписывать решение в свой черновик. Вахрушин нахмурился. Он снова толкнул Костанака, снова пододвинул ему свой вариант, но Валя не реагировал.

– Эй, – сипло прошипел он, – я же первый просил… давай сюда…

Валя будто оглох. Саша отстранился, лицо его покраснело от злости и недоумения. Он мельком обернулся и поймал взгляд Жени – самодовольный, почти торжествующий – который Колядин кинул не конкретно ему, а будто бы всему классу

Через минут пять прозвенел звонок. Начался кипиш, привычная толкучка, но Марина Станиславовна быстро собрала работы.

Когда она ушла, Вахрушин, сдавший почти чистый лист, еще пару секунд смотрел в парту, как вдруг он резко встал, так что его стул с грохотом отъехал назад, и с размаху сгрёб с Валиной парты всё – ручку, черновик, учебники, которые тот только достал.

– Ты что, совсем уже, Костанак?! – Закричал он, что было силы. – Я тебя, блин, просил! Я первый! А ты этому… этому уродцу передаёшь! Мы что, по блату сейчас, да? Кто первый встал, того и тапки?!

Валя съёжился, пытаясь собрать свои вещи с пола, но Саша грубо оттолкнул его ногой.

– Вот и подбирай! Нечестно, блин! Ты мне помогать должен, а не ему! Да если бы не я, тебя бы уже не было давно!

Кто-то из класса фыркнул. Кто-то другой поспешно отвернулся, делая вид, что завязывает шнурок.

– Дайте пройти. —Безразлично бросил Копейкин, чуть ли не перешагивая через Валю, согнувшегося у парты.

Фрося и Каролина последовали за ним. Заметив краем глаза, что Женя с Тряпичкиным уже пробиваются к выходу, Вахрушин бросил Валю и ринулся в коридор, расталкивая одноклассников.

– Колядин! А ну стой, мразь!

Валя остался сидеть на полу среди разбросанных вещей, глотая комок в горле. Он смотрел на свою тетрадь, лежавшую в пыли у ножки парты. Класс окончательно опустел. Валя так и не поднялся, как дверь вдруг скрипнула – он испуганно обернулся, не ожидая ничего хорошего.

В дверях стояла Ксюша. Она оглядела пустой класс, убедилась, что никого нет, и только тогда подошла к нему. Она молча наклонилась и подняла тетрадь, старательно стряхнула с неё пыль.

– Не обращай внимания, – тихо сказала она, протягивая тетрадь, – Саша просто… разозлился. Он не хотел.

Валя не поднимал на неё глаз. Он взял тетрадь и сунул её в рюкзак, и вот – наконец встал. Ее демонстративная, запоздалая доброта была почти так же унизительна, как и агрессия Вахрушина.

– Спасибо. – Пробормотал он в пол.

– Тебе надо… – Ксюша замялась, подбирая слова. – Тебе надо просто не провоцировать их. Не давать повода.

– Какой повод? – Тихо спросил он. – Я просто сидел.

Ксюша растерялась.

– Ну… я не знаю. В общем, не принимай близко к сердцу. Всё наладится.

Когда Ксюша направилась к двери, Катя и Нина, прятавшиеся у стены, тотчас юркнули в разные стороны.

Коридор у раздевалки был забит народом. Несколько классов толклись вперемешку, кто-то уже переоделся, кто-то только пробивался к раздевалке. Девятый класс ждал, когда другие ученики покинут спортзал. Воняло здесь ужасно – и потом, и дезодорантом. Громкие крики ни на минуту не прекращались. Вахрушин догнал Колядина уже здесь, схватил за плечо и с силой рванул на себя.

Копейкины и Карельская мирно сидели на лавке, ожидая.

– Стой, Колядин! Стой, я тебе говорю!

Женя резко вырвал руку, случайно отпихнув стоявшего рядом случайного школьника.

– Да чё тебе надо!? Отстань от меня!

Катя и Нина оперативно добежали до зала и, стоя в дверях, переглянулись. Нина кивнула Кате и та, на всякий случай, достала телефон с включенной камерой.

– Ты Костанака подмял под себя! – Не унимался Саша. – Я его первый просил!

– А я – последний, зато взял! – Женя оскалился. – Костанак сделал свой выбор! Понял, что ты без Святкина ничего не стоишь!

Костанак, только подходивший к залу, услышав своё имя, побледнел и прикусил губу. Его глаза широко распахнулись от ужаса. Он мельком глянул на лица одноклассников из-за спин Кати и Нины, простоял так секунду, а потом резко развернулся и метнулся обратно в коридор, стараясь быть как можно непримечательнее. Из толпы, уже у зала, вдруг вынырнул Олег Святкин.

– Интересный вывод, – сказал он громко и четко, встав в одну линию с Сашей, – а без своего пажа ты кто, Колядин?

Копейкин вздохнул, надел наушники и прикрыл глаза, облокачиваясь на стену. Малинов с интересном переводил взгляд то на Святкина с Вахрушиным, то на Колядина с Тряпичкиным, и вдруг нечаянно столкнулся глазами с последним.

– А из-за чего, собственно, спор? – Спросил Марк то ли у Миши, то ли у всех.

Тряпичкин отвернулся.

– А вообще, – начал вдруг он, глядя на Вахрушина, – ты за что предъявляешь? За то, что тебе Костанак списать не дал? Никто тебя не трогал. Сам себе что-то надумал, сам и злишься.

– Заткнитесь, наконец! – Резкий, холодный голос Алины Маляровой вдруг прорезал гул. Она стояла чуть поодаль, скрестив руки на груди. – Вы все тут устроили дурдом из-за какой-то контрольной. Вести себя как люди не пробовали?

В нее тут же полетели ответные выкрики.

– Ты вообще замолчи! – Крикнул непонятно кто.

– Малярова, не твое дело! – добавил Вахрушин злостно.

– А ты, – Копейкин вдруг приоткрыл глаза, – могла бы Берга стукнуть, чтобы тот Вахрушину списать дал… И никто бы сейчас не орал, представляешь? Элементарная логика… не женская…

– Я тут вообще при чем? – С искренним недоумением спросил Берг, все это время стоявший в углу. – Меня, пожалуйста, в это не втягивайте.

Колядин, Вахрушин, Святкин и Тряпичкин – все недовольно посмотрели на Берга. Им всем так и захотелось прибить его за компанию.

Ксюша была в растерянности. Она бегала глазами по коридору, приближалась, но не слишком быстро, пыталась что-то сказать, но говорила слишком тихо. Ее никто не замечал.

Костанак выбежал из шумного коридора и прислонился к холодной стене в безлюдном переходе между корпусами. Он сжал кулаки, чувствуя, как дрожь бежит по спине.

– С тяжёлым днём, видимо.

Он вздрогнул и отпрянул от стены. Перед ним стояла Алиса Дмитриевна – молодая практикантка, которая недавно начала вести у них литературу. Она приходила всего пару раз, но уже успела всем запомниться. На её уроках даже такие, как Колядин и Святкин, поначалу пытались блеснуть остроумием – Женя как-то разродился цитатой из Есенина, а Олег Святкин отпускал язвительные комментарии по поводу сюжета «Отцов и детей», надеясь поймать её на ошибке. Но она лишь улыбалась своей спокойной улыбкой, парировала шутки и продолжала вести урок. Понимающая, веселая – в сравнении с советскими педагогами Алиса Дмитриевна была даром свыше.

– Я… всё нормально, Алиса Дмитриевна… – Прошептал он, опуская глаза.

– Конечно, нормально. – Парировала она, улыбаясь. – Обычная школьная идиллия. Крики, толкотня, выяснение отношений из-за какой-то мелочи…

Она сделала паузу. Валя не был уверен, как много могла видеть Алиса Дмитриевна.

– У меня сейчас окно, – сказала она, доставая из кармана брелок, – и ключ от кабинета психолога. Он пустой. Если хочешь, заходи. Чай есть. Можешь там отдышаться. – Она слегка наклонила голову. – Или, если захочешь, можешь рассказать, что там случилось…

Она не ждала его согласия, уже поворачиваясь и направляясь в сторону кабинета, но замедлила шаг, давая ему время, чтобы принять решение. Для Вали это предложение – войти с ней вдвоем в кабинет – было пугающим и невероятным. В ее голосе не было ничего лишнего… Деловой, почти отстранённый тон. Он сделал неуверенный шаг, потом второй, и поплёлся за ней по коридору, чувствуя, как его сердце всё ещё бешено колотится, но уже не только от страха, но и от смутного, тревожного любопытства.

По пути он встретился взглядом с другой одинокой фигурой: Паша Майский стоял в тени у аварийного выхода. Увидев Валю и Алису Дмитриевну рядом, он беззвучно развернулся и растворился в тёмном проёме лестницы, ведущей куда-то в подвал.

В кабинете психолога было пыльно и хотелось чихать. Алиса щёлкнула выключателем, и загорелась тусклая лампа над столом, оставляя углы комнаты в тени. Она жестом указала Вале на кресло, а сама включила небольшой чайник, стоявший на подоконнике.

– Садись. Не бойся, я не буду ничего спрашивать… Если не захочешь.

Валя опустился на край кресла, положив руки на колени, чтобы они не дрожали. Он смотрел, как она насыпает в два бумажных стаканчика заварку.

– Вот. – Она протянула ему стаканчик. – Греет руки, успокаивает нервы. Проверено.

Он взял стаканчик, сделал маленький глоток. Чай был горьким и крепким.

– Спасибо. – Прошептал он.

– Не за что. В таких ситуациях главное – сменить обстановку.

Они сидели в тишине. Из коридора доносились приглушенные крики. Валя украдкой смотрел на Алису.

– Мне скоро на физру. – Вдруг сказал он, и сам удивился, что заговорил первым.

– Успеешь. – Спокойно ответила она. – У них там ещё перекличка, построение…

– Я… я её ненавижу. Физру. – Вырвалось у него, и он тут же сжался, ожидая стандартных упреков про «надо двигаться» и «это полезно».

Алиса повернула к нему голову.

– Понимаю. Особенно, когда ее в середине дня ставят… Я в школе тоже терпеть ее не могла. Всегда искала способ увильнуть… Ладно, – она поставила свой стаканчик, – можешь идти, можешь остаться. Я тебя выгонять не буду.

Валя почему-то засмущался – он отвернулся, приподнялся, выбросил стаканчик в мусорное ведро. Ему было непривычно и неловко от такой простой, ненавязчивой заботы.

– Я пойду все-таки. – Сказал он, не глядя на нее. Ему почему-то показалось важным аргументировать свой уход. – Итак часто ее прогуливаю…

Алиса лишь кивнула, не пытаясь его переубедить.

Класс тем временем уже во всю переодевался.

Женская раздевалка была тесной, с облупившейся краской и кривыми деревянными скамьями. Она была раза в два меньше раздевалки мальчиков. Впрочем, дышать и там и там было почти невозможно. Фрося, уже переодетая спортивную форму, с отвращением разглядывала свои кроссовки, стоявшие на влажном после предыдущего класса полу.

– Ну почему пол такой липкий…

Каролина, поправляя резинку в волосах, согласно вздохнула.

– У меня с собой влажные салфетки. Протрешь кроссовки после зала.

Катя копошилась в своём рюкзаке, вываливая оттуда гору нестиранных носков, фантиков и тетрадок.

– Блин, а я форму-то забыла! – Завопила она, хотя серая казённая майка и штаны уже лежали у неё на коленях.

Нина, молча и покорно надевавшая свои огромные, не по размеру, шорты, лишь покачала головой. Одежда висела на ней, как на вешалке. Из-за тонкой перегородки доносился оглушительный грохот, дикие крики и мат – мальчишки ни на секунду не унимались. Ксюша, уже одетая, нервно теребила край майки.

– Девочки, как думаете, чем там закончится? Я глянула, а они там чуть не дрались… – Её голос был полон тревоги. – Может, кому-то помочь надо?

Алина, завязывающая шнурки, фыркнула и сказала:

– Помочь? Им помочь можно только седативными. В промышленных дозах.

Послышался грохот – стена, у которой сидела Тукчарская вся задрожала.

– Четко. – Сказала Катя, улыбаясь. Она прислонилась к стене ухом. – Сейчас попробую понять, кто кого впечатал в стену…

– На крайний случай есть шпион… – Довольно сказала Нина, глядя на Фросю. – Спросим потом у Миши.

– Я, кажется, и Мишин голос там слышу…

Вдруг послышался голос физрука, и мальчики резко затихли. Он обругал их, поторопил и приказал выстраиваться. К девочкам он осторожно постучался, напоминая, что уже пора выходить. Вскоре все оказались в зале, выстроенные по росту. Дурацкая разница между Женей, на котором заканчивалась мужская половина строя, и Фросей, открывающей женский строй, бросалась в глаза. В этот момент боковая дверь в зал скрипнула, и в проёме показался Костанак. Он замер, боясь сделать шаг. Все головы повернулись к нему.

– Костанак, в строй! – Рявкнул физрук, не вдаваясь в подробности.

Валя, опустив голову, поплёлся к строю. Его место, по воле суровой школьной логики, было между Женей Колядиным и Борисом Бергом. Он втиснулся в этот зазор, чувствуя, как Женя тут же ехидно толкает его локтем в бок.

– Так, пацаны-девчата, на волейбол! Дел у меня сегодня и без вас полно. Капитаны – Вахрушин и Святкин. Сами решайте, кто первый выбирает!

Саша и Олег вышли в центр. Они переглянулись и принялись решать на цу-е-фа. Им пришлось сыграть раза три, пока Вахрушин не вышел победителем. Он коротко, со злорадным торжеством, улыбнулся и пробежался глазами по строю.

– Копейкин. – Выдохнул Саша, почти не думая.

Миша Копейкин, едва заметно закатив глаза, вышел из строя и встал за спиной Вахрушина, не взглянув на Олега. Святкин лишь поджал губы, но в его глазах мелькнуло раздражение.

– Вот так значит. – С азартом бросил он, глядя на Сашу. – Тряпичкин!

Миша Тряпичкин молча встал на его сторону. Колядин мрачно развалился на скамье, провожая Тряпичкина взглядом.

– Колядин. – Тут же бросил Вахрушин.

Женя медленно поднялся и, скрипя зубами, перешёл к Вахрушину.

– Ты же убить меня хотел минуту назад. – Прошипел он Саше.

– Да, но это волейбол.

Распределение шло дальше: Святкин тут же выбрал Фросю, а потом – Ксюшу Гутман. Вахрушин взял к себе Карельскую и Ильскую. На скамейке остались Малярова, играть с которой – дело не из легких, Тукчарская, по общим меркам считавшаяся не спортивной, нескладный Берг, Костанак и Малинов.

Святкин прищурился.

– Ну давай сюда, Катя.

Тукчарская поднялась, отряхнулась и перебежала на его сторону. Малинов недовольно скрестил руки на груди и показательно насупился.

Вахрушин мотнул головой:

– Берг.

Берг равнодушно встал со скамейки. Марк вдруг взмахнул руками.

– Вы серьезно!? – С недоумением завопил он. – Я вообще-то неплохо играю! И Берг подтвердит!

– Да, это правда. – Кивнул Берг.

Святкин и Вахрушин переглянулись. Олег секунды две разглядывал Марка.

– Ладно. – Выдохнул он. – Иди сюда, Марк.

Марк с радостью вскочил и чуть ли не вприпрыжку понесся к Олегу. На скамье остались Алина и Валя.

– Я могу не играть. – Заявила Алина.

Никто не заметил, но Валя кивнул, целиком и полностью поддерживая её инициативу.

– Все играют! – Раздался крик физрука из коморки.

Святкин и Вахрушин снова переглянулись.

– Алина. – Сказал Вахрушин, опуская плечи.