Адам Тадеуш Станислав Нарушевич. Переводы стихов

───────────────────────────────────────

Б) Критика сарматизма

САРМАТИЗМ (польская шляхетская идеология XVI-XVII вв.):

– Король = primus inter pares (первый среди равных)

– Шляхта имеет право на восстание (rokosz)

НАРУШЕВИЧ (просветитель):

– Король = МОРАЛЬНЫЙ АВТОРИТЕТ

– Верность королю = долг, ЕСЛИ КОРОЛЬ ДОБР

───────────────────────────────────────

В) Двусмысленность

"Z dobrym panem i on bieży"

МОЖНО ПРОЧИТАТЬ ДВОЯКО:

• ПАНЕГИРИК:

Станислав Август – добрый → народ счастлив

• ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ:

Сердце бьётся быстро ТОЛЬКО с ДОБРЫМ паном

→ если король не добр, сердце НЕ БЬЁТСЯ

ЭТА АМБИВАЛЕНТНОСТЬ позволяет читать текст как:

– ПРОПАГАНДУ (для двора)

– КРИТИКУ (для оппозиции)

═══════════════════════════════════════

VI. ПОЭТИКА И СТИЛЬ

Лексика

А) Архаизмы

pańskiéj → современное: pańskiej

Функция: Старопольское окончание (-éj) → торжественность

widzę-ć → современное: widzę

Функция: Энклитическая частица ć → эмфаза

nuż → современное: żeby nie

Функция: Архаичная форма сослагательного → высокий стиль

on bieży → современное: ono biegnie

Функция: Старая форма глагола biec → архаизация

ЭФФЕКТ: Текст ДИСТАНЦИРУЕТСЯ от бытовой речи, приобретая ТОРЖЕСТВЕННОСТЬ ОДЫ.

───────────────────────────────────────

Б) Латинизмы

sztychy ← лат. stilus (перо, стилет)

Значение: Резец гравёра / кнопка репетира

szczodroty ← староп. szczodry ← лат. schoedrus (?)

Значение: Щедрость

═══════════════════════════════════════

Синтаксис

А) Инверсия (анастрофа)

ПРЯМОЙ ПОРЯДОК:

"Odnoszę podarek z pańskiej szczodroty"

У НАРУШЕВИЧА:

"Cóż za podarek / Odnoszę z pańskiéj szczodroty?"

ЭФФЕКТЫ:

ЭМФАЗА – выделение слова "podarek"

ИНТРИГА – создание вопроса (что за подарок?)

РИТМИЧЕСКАЯ НЕОБХОДИМОСТЬ – рифма podarek/zegarek

───────────────────────────────────────

Б) Enjambement (перенос)

СТРОФА II:

Lecz mi on mocą, czasy, ukrytą [строка обрывается]

Rączemi króci sprężyny: [мысль завершается]

ЭФФЕКТ: Имитация ПРЕРЫВИСТОГО хода часов (тик-так), создание НАПРЯЖЕНИЯ.

═══════════════════════════════════════

Звукопись

А) Аллитерация

СТРОКА 4: "Kształtnie zrobiony i złoty"

→ Повтор [z-ł] = металлический звон, блеск золота

СТРОКА 9: "Nieufny, nuż mię wyrazem cichem"

→ Повтор [n-m-w] + [ch] = шёпот, тишина, сомнение

СТРОКА 16: "Z dobrym panem i on bieży"

→ Повтор [b-p] = биение сердца (звукоподражание)

───────────────────────────────────────

Б) Ассонанс

СТРОКА 8: "Prędzéj mi biegną godziny"

→ Повтор [e-i] = ощущение ускорения (высокие гласные = быстрота)

СТРОКА 15: "Czasu jest serce pewniejsza miara"

→ Повтор [e] = плавность, уверенность (открытый гласный = гармония)

═══════════════════════════════════════

VII. ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНОСТЬ

Библейские аллюзии

СТРОКА 11: "W serce go popchnę złocistym sztychem"

ВОЗМОЖНАЯ АЛЛЮЗИЯ: Лонгин, пронзающий сердце Христа (Ин. 19:34).

У НАРУШЕВИЧА: Секуляризация образа – не вера, а ПРОВЕРКА РАЗУМОМ (Просвещение).

═══════════════════════════════════════

Античные топосы

А) TEMPUS FUGIT (время бежит)

ГОРАЦИЙ ("Carmina" I, 11):

"Dum loquimur, fugerit invida / Aetas"

(Пока мы говорим, завистливое время убежит)

У НАРУШЕВИЧА: "Prędzéj mi biegną godziny" – время бежит ЕЩЁ БЫСТРЕЕ от радости.

───────────────────────────────────────

Б) AUREA MEDIOCRITAS (золотая середина)

ГОРАЦИЙ ("Carmina" II, 10):

"Auream quisquis mediocritatem / Diligit"

(Кто любит золотую середину)

У НАРУШЕВИЧА: Часы из золота ("złoty"), но их ценность – НЕ МАТЕРИАЛЬНАЯ, а ДУХОВНАЯ (память о короле).

═══════════════════════════════════════

Польская поэтическая традиция

А) Ян Кохановский ("Pieśń" IX, 1580)

"Czego chcesz od nas, Panie, za Twe hojne dary?"

(Чего хочешь от нас, Господи, за Твои щедрые дары?)

ПАРАЛЛЕЛЬ: Благодарность за дар → философское размышление о природе дара.

РАЗЛИЧИЕ: У Кохановского – ТЕОЦЕНТРИЗМ (дар от Бога), у Нарушевича – АНТРОПОЦЕНТРИЗМ (дар от короля-человека).

───────────────────────────────────────

Б) Миколай Сэмп-Шажиньский ("Do zegara", XVII в.)

"Zegarze, co mi godziny liczysz"

(Часы, что мне часы считаешь)

ЖАНР: Барочная медитация на тему memento mori.

У НАРУШЕВИЧА: ИНВЕРСИЯ – часы = символ РАДОСТИ, а не смерти.

═══════════════════════════════════════

VIII. ЗНАЧЕНИЕ И РЕЦЕПЦИЯ

Место в творчестве Нарушевича

СТИХОТВОРЕНИЕ ПРЕДСТАВЛЯЕТ:

• ПЕРЕХОД ОТ БАРОККО К КЛАССИЦИЗМУ:

– От эмблематики (часы = череп) → к философии (часы = инструмент познания)

– От религиозности → к секулярности

• ФОРМИРОВАНИЕ ПОЛЬСКОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА:

– Отказ от латинизированного синтаксиса

– Использование архаизмов как СТИЛИСТИЧЕСКОГО ПРИЁМА (а не по необходимости)

═══════════════════════════════════════

Критическая рецепция

А) XVIII век (современники)

ИГНАЦИЙ КРАСИЦКИЙ (сатирик):

"Нарушевич пишет оды с достоинством древних, но без их огня"

СТАНИСЛАВ ТРЕМБЕЦКИЙ (классицист):

"Его стихи – образец вкуса, где нет варварства"

───────────────────────────────────────

Б) XIX век (романтизм)

АДАМ МИЦКЕВИЧ:

"Поэзия Нарушевича холодна – нам нужны песни народу, а не королям"

ТИПИЧНАЯ КРИТИКА: Классицистская ода устарела, придворная поэзия = измена национальным интересам.

───────────────────────────────────────

В) XX век (реабилитация)

ЮЛИАН КШИЖАНОВСКИЙ (1950-е):

"Нарушевич – первый польский поэт, осознавший субъективность времени"

ЧЕСЛАВ МИЛОШ:

"Нарушевич учит мере – качеству, которого нам не хватает"

═══════════════════════════════════════

IX. ВЫВОДЫ

Жанровая инновация

Нарушевич ТРАНСФОРМИРУЕТ придворную оду в ФИЛОСОФСКУЮ МИНИАТЮРУ. Благодарность за подарок – лишь ПОВОД для размышления о природе ВРЕМЕНИ, СЧАСТЬЯ, ВЕРНОСТИ.

───────────────────────────────────────

Философская актуальность

ЦЕНТРАЛЬНЫЙ ТЕЗИС: Время субъективно – его мера СЕРДЦЕ, а не механизм.

Это ГУМАНИСТИЧЕСКИЙ МАНИФЕСТ: человек (и его эмоции) – центр мироздания, а не раб объективных законов.

───────────────────────────────────────

Политическая двусмысленность

Стихотворение можно читать как:

• ПАНЕГИРИК (легитимация просвещённого абсолютизма)

• КРИТИКУ (сердце верно лишь ДОБРОМУ пану)

Эта АМБИВАЛЕНТНОСТЬ позволяет тексту оставаться актуальным в разных политических контекстах.

───────────────────────────────────────

Поэтическое мастерство

– Совершенная силлабическая версификация

– Игра слов (mówi/chodzi)

– Звукопись (аллитерации, ассонансы)

– Метафорическая глубина (часы/сердце)

ЭТО НЕ ПРОСТО ОДА – ЭТО ПОЭТИЧЕСКИЙ ТРАКТАТ О ПРИРОДЕ ВРЕМЕНИ.

═══════════════════════════════════════

ФИНАЛЬНАЯ ОЦЕНКА: 9.5/10

Художественная ценность: ★★★★★ (5/5)

Философская глубина: ★★★★★ (5/5)

Историческая значимость: ★★★★★ (5/5)

Оригинальность: ★★★★☆ (4/5) – жанр оды традиционен

МАЛАЯ ФОРМА С БОЛЬШИМ СОДЕРЖАНИЕМ.

ШЕДЕВР ПОЛЬСКОГО КЛАССИЦИЗМА, ПРЕДВОСХИЩАЮЩИЙ ФИЛОСОФИЮ XIX-XX ВЕКОВ.

═══════════════════════════════════════

ЛИТЕРАТУРА

ПЕРВИЧНЫЕ ИСТОЧНИКИ

Naruszewicz A. "Poezje zebrane" / Ed. B. Wolska. Wrocław: Ossolineum, 2005.

Naruszewicz A. "Dzieła wierszem i prozą" / Ed. J. N. Bobrowicz. Lipsk: Breitkopf i Haertel, 1858.

Kochanowski J. "Pieśni" / Ed. J. Pelc. Wrocław: Ossolineum, 1989.

Morsztyn J. A. "Utwory zebrane" / Ed. L. Kukulski. Warszawa: PIW, 1971.

───────────────────────────────────────

ФИЛОСОФСКИЕ ИСТОЧНИКИ

Augustinus. "Confessiones" / Ed. J. J. O'Donnell. Oxford: Clarendon Press, 1992.

Bergson H. "Essai sur les données immédiates de la conscience". Paris: Alcan, 1889.

Heidegger M. "Sein und Zeit". Tübingen: Niemeyer, 1927.

Kant I. "Kritik der reinen Vernunft". Riga: Hartknoch, 1781.

Newton I. "Philosophiae Naturalis Principia Mathematica". London: Royal Society, 1687.

───────────────────────────────────────

ИСТОРИЯ И ТЕОРИЯ ЛИТЕРАТУРЫ

Backvis C. Quelques remarques sur le bilinguisme latino-polonais dans la Pologne du XVIe siècle // "Mélanges de philologie romane et de littérature médiévale offerts à Ernest Hoepffner". Paris: Les Belles Lettres, 1949. P. 123–135.

Klimowicz M. "Oświecenie". Warszawa: PWN, 1972.

Kostkiewiczowa T. "Klasycyzm, sentymentalizm, rokoko. Szkice o prądach literackich polskiego oświecenia". Warszawa: PWN, 1975.

Krzyżanowski J. "Historia literatury polskiej". T. 2: Oświecenie. Warszawa: PWN, 1953.

Miłosz Cz. "Historia literatury polskiej". Kraków: Wydawnictwo Literackie, 1993.

Curtius E. R. "Europäische Literatur und lateinisches Mittelalter". Bern: Francke, 1948.

[Рус. пер.: "Европейская литература и латинское Средневековье". М.: Наука, 1993.]

───────────────────────────────────────

ИССЛЕДОВАНИЯ О НАРУШЕВИЧЕ

Aleksandrowska E. "Korespondencja Adama Naruszewicza 1762–1796". Warszawa: IBL, 2002.

Goliński Z. "Adam Naruszewicz jako poeta". Poznań: Wydawnictwo Poznańskie, 1953.

Klimowicz M. Adam Naruszewicz // "Pisarze polskiego oświecenia". T. 1. Warszawa: PWN, 1992. S. 357–403.

Rabowicz E. "Adam Stanisław Naruszewicz jako historyk". Warszawa: Wydawnictwo Towarzystwa Naukowego Warszawskiego, 1948.

───────────────────────────────────────

ФИЛОСОФИЯ ВРЕМЕНИ

Elias N. "Über die Zeit". Frankfurt am Main: Suhrkamp, 1984.

[Англ. пер.: "Time: An Essay". Oxford: Blackwell, 1992.]

Kahneman D. "Thinking, Fast and Slow". New York: Farrar, Straus and Giroux, 2011.

[Рус. пер.: "Думай медленно… решай быстро". М.: АСТ, 2014.]

Ricoeur P. "Temps et récit". T. 1–3. Paris: Seuil, 1983–1985.

[Рус. пер.: "Время и рассказ". М.: РГГУ, 1998–2000.]

───────────────────────────────────────

СТИХОВЕДЕНИЕ

Pszczołowska L. "Wiersz polski. Zarys historyczny". Wrocław: Ossolineum, 1997.

Tomaszewski T. "Oda w poezji polskiej. Dzieje gatunku". Wrocław: Ossolineum, 1954.

Gasparov M. L. "Очерк истории европейского стиха". М.: Наука, 1989.

───────────────────────────────────────

КУЛЬТУРА И ИДЕОЛОГИЯ XVIII ВЕКА

Habermas J. "Strukturwandel der Öffentlichkeit". Neuwied: Luchterhand, 1962.

[Рус. пер.: "Структурное изменение публичной сферы". М.: Весь мир, 2016.]

Koselleck R. "Kritik und Krise. Eine Studie zur Pathogenese der bürgerlichen Welt". Freiburg: Alber, 1959.

[Рус. пер.: "Критика и кризис". М.: НЛО, 2006.]

Butterwick R. "Poland's Last King and English Culture: Stanisław August Poniatowski 1732–1798". Oxford: Clarendon Press, 1998.

Lukowski J. "The Partitions of Poland: 1772, 1793, 1795". London: Longman, 1999.

───────────────────────────────────────

ИНТЕРНЕТ-ИСТОЧНИКИ

Poezja.org. "Podziekowanie za zegarek wziety z rak J. K. Mosci" [Электронный ресурс].

URL: https://poezja.org/wz/Adam_Naruszewicz/30286/

(дата обращения: 29.11.2025)

───────────────────────────────────────

СПРАВОЧНЫЕ ИЗДАНИЯ

"Nowy Korbut. Bibliografia literatury polskiej". Tom V: Oświecenie. Część 1. Warszawa: PIW, 1966.

Estreicher K. "Bibliografia polska". T. XXIII. Kraków: Akademia Umiejętności, 1910.

═══════════════════════════════════════

ВСЕГО: 32 источника

Философия: 5

История литературы: 6

Специальные исследования о Нарушевиче: 4

Философия времени: 3

Стиховедение: 3

История и культура: 4

Первичные тексты: 4

Справочные издания: 2

Интернет: 1

───────────────────────────────────────

ПРИМЕЧАНИЕ К БИБЛИОГРАФИИ

Библиография составлена по ГАРВАРДСКОЙ СИСТЕМЕ (автор-дата), что соответствует стандартам современных гуманитарных журналов (PMLA, Slavic Review, Pamiętnik Literacki).

АЛЬТЕРНАТИВА: Если требуется подстрочное оформление (footnotes), можно переформатировать в систему Chicago Manual of Style.

═══════════════════════════════════════

Поэтический перевод и литературный анализ

выполнил Даниил Лазько

Ноябрь 2025

Ода к Фортуне. Адам Нарушевич(1771)

Поэтический перевод с польского языка на русский язык выполнил Даниил Лазько:

Предисловие

Адам Тадеуш Станислав Нарушевич (1733-1796) – выдающийся поэт польского Просвещения, епископ Смоленский, историограф короля Станислава Августа Понятовского. Его творчество отмечено глубоким философским содержанием и мастерским владением классическими поэтическими формами.

Ода «К Фортуне»(1771) представляет собой образец просветительской философской лирики, в которой автор подвергает критике культ слепого случая и противопоставляет капризам судьбы стоическую добродетель разумного правителя. Нарушевич обличает тиранов и завоевателей, чья слава зиждется на крови и разрушении, и возвышает мудрость как единственную непоколебимую ценность.

Ода написана в традиции горацианской сатиры, сочетая высокий стиль с резкой моральной критикой. Философская основа произведения восходит к стоицизму: истинное величие не зависит от превратностей Фортуны, но коренится в твёрдости духа и неизменности добродетели.

––

Оригинал:

Do Fortuny

Autor: ADAM NARUSZEWICZ

Ślepa losów szafarko, co brojąc swobodnie,

Uwieńczasz błędną ręką niesłychane zbrodnie;

Pókiż znikomym blaskiem otoczywszy lice,

Próżnym razić pozorem będziesz me zrzenice?

Pókiż na twe ołtarze, bałwanie zwodniczy,

Kłaść będziem na kolanach haracz niewolniczy;

I płonnych łask powabnym ułudzeni sidłem,

Ubóstwiać głupie fochy ofiarnym kadzidłem?

Gmin to tylko nikczemny, gmin nieoświecony

Najpodlejszym twym czynom wybija pokłony;

Tobie on wielkomyślność pochlebnie przyznawa,

Tobie chlubne mądrości, męstwa imię dawa:

Twoje krasząc występki, przez grubą ślepotę,

Z właściwych cnoty ozdób same zdziera cnotę;

I tylko się kierując zdań omylnych styrem,

Największego złoczyńcę czyni bohatyrem.

Lecz cóżkolwiek on mniema, i twe faworyty

Wynosi pochwałami pod niebieskie szczyty,

Szukajmy cnót w nich samych; niech rozum osądzi

Swą kreską, kto z nas prawdę mówi, a kto błądzi.

Ja nie widzę w ich sercach, krom zawiści lichej,

Gniewu, zemsty, chciwości, zdrad, okrutnej pychy —

O dzika cnoto, cnoto niesłychana z wieku,

Co się z tak plugawego zbrodni zlewasz steku.

Nikt miedzy bohatyry mym zdaniem nie siędzie,

Kogo mądrość w ich zacnym nie postawi rzędzie:

Jej żadnym nieskażone blaskiem bystre oko,

Przenika sług twych podłość pod świetną powłoką;

Ni kto kładnie za chlubę, że komu traf płony

Włożył wieniec na skronie bratnią krwią zbroczony.

Owszem twe dzielne wodze i twe waleczniki

Ma często za szczęśliwe tylko rozbójniki.

Pewnie za rzeź swych ziomków, za kraju pożogi,

Hołd mych pochwał odbierać będzie Sylla srogi?

Lub, na co się myśl wzdryga, w herszcie Huńskiej trzody,

Mam wielbić, że Macedon Perskie zburzył grody?

Mojeż pióro w przeważnych dzieł poczet policzy

Groźny umysł w odludnych kniejach zrosłej dziczy?

Te ręce sposoczone, te serca szkarade,

Wylęgłe na grom świata i wieczną zagładę?

Otwórzcie-no, szkarłatni zbójcy, wasze dzieje,

Izali myśl w nich strachem zdjęta nie struchleje?

Ujrzy tam brzydkiej dumy żałosne ofiary,

Wprzężone w święto-kradzkie pęta możne cary;

Okropne miast podpały, zgwałcone świątnice,

Pełne ciał martwych trety, pełne krwi ulice;

I w oczach zbladłych matek dziateczki przed laty

Płytkiemi wściekłych drabów skrajanie bułaty.

Błędny rozumie ludzki, pochlebstwo nikczemne!

Co tak wysoko cenisz rozboje wzajemne;

Czyliż na tym istotna królów stoi sława,

Że się lud nędzą karmi, a łzami napawa?

Ani da znać następny wiek o ich imieniu,

Chyba gdy nie zostanie kamień na kamieniu?

Czyliż, którego noszą obraz, Bóg znajomy

Przez same tylko szturmy i ogniste gromy?

Lecz niechaj i tak będzie, że dank przedniej sławy

Zawisł od niepokojów i wojennej wrzawy;

Któryż z owych ludzkiemi pysznych wodzów klęski,

Samej tylko swej broni winien laur zwycięski,

A nie raczej gnuśnego hańbie przeciwnika,

Choć mu gmin bramy stawia i pieśni wykrzyka?

Pewnieby przed Puńskiemi zadrżał Rzym szeregi,

Gdyby był Emil nie miał głupiego kolegi?

A któż jest ów bohatyr, co wszytkie ozdoby

Własnej słusznie nabytkiem zwać może osoby?

Oto król, co go prawda torem swym prowadzi,

Co swój tron na cnót gruncie niewzruszonym sadzi:

Co w państwa rządach Tyta obrawszy modelem,

Najmilszym żądz swych szczęście ludu kładzie celem;

A strzegąc się pochlebstwa zdradliwej słodyczy,

Ociec ojczyzny dni swe łask wymiarem liczy.

Wy, u których pożary i Marsowe groty

Pierwsze przed najświętszemi dzierżą miejsce cnoty!

Postawcie na myśl zamiast zwycięzcy Eufrata,

Wzór Aten starożytnych, mądrego Sokrata.

Ujrzycie na królewskim pięknie majestacie

Ludzkość prawa dającą, i słuszność w szkarłacie,

A on zuchwały gromca pułków Daryusza,

Najpodlejsza z nim będzie w porównaniu dusza.

Przestań, dumo szalona, dumo nieużyta!

Próżno się chełpić, że ci, klęsk ludzkich nie syta,

Płodną w nieszczęścia ręką, zbroczone szkaradnie

Krwią i łzami, Bellona na skroń wieńce kładnie.

Darmo hardy tryumwir strachem bystrej broni

Rzym niszczył, choć mu klęknął Lepid i Antoni:

Wtenczas go swym Augustem zwać począł, gdy trwogi

Zbywszy, pod słodkim berłem wiek prowadził błogi.

Pokażcie wielowładni na oko rycerze,

Czyli się męstwo wasze w każdej wyda mierze?

Czy go kiedy przeciwna nie odmieni chwila?

Póki się wam pochlebna fortuna przymila,

Tłumne was szczęście ślepi, świat wam bije czołem:

Lecz niech jeno by na krok wartkim cofnie kołem,

Zniknie marny bohatyr; a co się krył na dnie,

Wynurzy słaby człowiek, kiedy maszka spadnie.

Dosyć szczęścia, dosyć jest mieć cnoty pomierne,

Aby kto w jarzmo wprzęgał narody obszerne.

Ten tylko na wielkiego zasługuje męża

Słusznie imię, kto samę fortunę zwycięża:

Kto czyli się z nim sprzęże, czyli się rozbraci,

W żadnej dobie stałego umysłu nie traci;

I zarównie przyjmuje, odmian nieświadomy,

Czy tryumfy Tybera, czy Wara pogromy.

Nigdy go w szczęściu płocha radość nie nadyma,

Bo ją na krótkiej wodzy baczny rozum trzyma:

Ni się w złym razie cofa; rad, że jego cnota

Blask bierze w przeciwnościach, jak w ogniu brant złota.

Nic niema świat trwałego: tak-eś zrządził, Boże!

Że co dziś pięknie świeci, jutro zgasnąć może.

Wszytko miesza fortuna i ustawnie broi:

Sama mądrość na miejscu niewzruszona stoi.

Darmo mściwa bogini na twą zgubę gali,

Lądy zbroi orężem, rusza morskiej fali:

Tryumfujesz, Eneju, nad szczęściem i bogi;

Boś miał zawsze swej mądrość przewodniczką drogi.

Jej sprawą Rzym już prawie w rozpaczy ostatniej

Zburzył dumną Kartagę, pomścił się krwi bratniej;

Jej boskim dążąc śladem, cyprysy żałobne

Wpośrzód zguby zamienił na laury ozdobne.

 1771, III, 223 – 232.

źródło: https://poezja.org/wz/Adam_Naruszewicz/29803/Do_Fortuny

Поэтический перевод Даниила Лазько с польского языка:

I

Слепая распорядительница судеб, что, играя свободно,

Венчаешь заблудшей рукой неслыханные злодеянья;

Доколе, окружив лик свой обманчивым сияньем,

Ложным сияньем будешь слепить очи мои?

Доколе на твои алтари, идол лживый,

На коленях возлагать будем дань невольничью;

И, уловлённые сетями пустых милостей соблазном,

Обожествлять глупые капризы жертвенным фимиамом?

II

Лишь чернь презренная, чернь невежественная

Пред подлейшими твоими деяньями склоняется;

Она тебе великодушие льстиво признаёт,

Тебе славные имена мудрости, мужества даёт:

Твои приукрашивая пороки, по грубой слепоте,

Из подлинных украшений добродетели саму добродетель срывает;

И лишь направляя суждений ошибочных кормило,

Величайшего злодея делает героем.

III

Но что б ни думала она, и фаворитов твоих

Возносит похвалами до небесных вершин,

Поищем добродетелей в них самих; пусть разум рассудит

Своей чертой, кто из нас правду говорит, а кто блуждает.

Я не вижу в их сердцах, кроме зависти ничтожной,

Гнева, мести, алчности, измен, жестокой гордыни —

О дикая добродетель, добродетель неслыханная от века,

Что из столь гнусной течешь трясины злодеяний.

IV

Никто меж героев, по моему мнению, не воссядет,

Кого мудрость в достойный их не поставит ряд:

Её никаким сияньем не испорченное острое око

Проницает подлость слуг твоих под блестящим покровом славы;

Ни кто ставит в заслугу себе, коль кому жребий пустой

Венец на чело, кровью братней облитое, возложил.

Напротив: твоих доблестных вождей и твоих храбрецов

Часто за счастливых только разбойников почитает.

V

Наверно за резню своих сограждан, за пожары родины

Дань моих похвал получит Сулла свирепый?

Или, от чего мысль содрогается, в вожде гуннской орды

Должен я славить, что Македонец персидские разрушил города?

Моё ли перо в ряд великих деяний зачислит

Грозный нрав в пустынных дебрях взращённой дикости?

Сии руки в крови, сердца уродливые,

Взлелеянные на гром мира и вечную погибель?

VI

Откройте-ка, пурпурные разбойники, ваши деяния,

Разве разум, в трепете объятый, не оцепенеет?

Узрит там гнусной гордыни горестные жертвы,

Впряжённых в святотатские оковы могучих царей;

Страшные городов пожары, осквернённые святыни,

Полные мёртвых тел площади, полные крови улицы;

И в побелевших очах матерей – младенцы невинные,

Мелкими саблями взбешённых дробов кромсаемые.

VII

Заблудший разум человеческий, лесть ничтожная!

Что так высоко ценишь взаимные разбои;

Неужто на том истинная слава царей зиждется,

Что царь народ в нищете кормит, в слезах купает?

Ни даст знать грядущий век об их имени,

Коль в прах не стёрт до основанья камень их созданья?

Неужто Бог, чей образ они носят, знаком

Лишь через одни штурмы и огненные громы?

VIII

Но пусть и так будет, что слава первенства

Зависит от волнений и военного грохота;

Который из тех, гордых людскими бедами, вождей

Одной лишь своей силе обязан лавр победный,

А не скорее позору нерадивого противника,

Хоть ему сонм ворота ставит и песни выкрикивает?

Наверно бы пред пунийскими задрожал Рим рядами,

Если бы Эмилий не имел глупого товарища?

IX

А кто же тот герой, что все украшенья

По праву может звать приобретеньем своим?

Вот царь, которого правда своим путём ведёт,

Который свой трон на фундаменте добродетелей незыблемо ставит:

Который, взяв Тита образцом в управлении государством,

Наимилейшей целью желаний счастье народа полагает;

И остерегаясь лести коварной сладости,

Отец отечества дни свои мерой милостей считает.

X

Вы, у которых пожары и копья Марсовы

Первое пред наисвятейшими занимают место добродетелей!

Представьте себе вместо победителя Евфрата

Образец древних Афин, мудрого Сократа.

Увидите на царском величии прекрасном

Человечность, дающую законы, и справедливость в пурпуре,

А тот дерзкий громитель полков Дариевых

Подлейшей с ним будет в сравнении душой.

XI