Полная версия
Адам Тадеуш Станислав Нарушевич. Переводы стихов
Адам Нарушевич
Адам Тадеуш Станислав Нарушевич. Переводы стихов
Адам Нарушевич Отец польского классицизма
Поэт, рождённый эпохой перемен
В истории каждой национальной литературы есть фигуры, которые не просто пишут стихи, а создают саму возможность новой поэзии. Для польской литературы XVIII века такой фигурой стал Адам Станислав Нарушевич – человек, превративший поэтическое слово в инструмент просвещения и реформ.
Когда мы называем его «отцом польского классицизма», мы говорим не только о стилистическом направлении. Мы говорим о человеке, который в эпоху политического заката Речи Посполитой сумел зажечь свет разума – тот самый свет, который классицисты всей Европы считали высшей ценностью. В то время как Вольтер во Франции сражался с суеверием остроумными памфлетами, а Ломоносов в России закладывал основы литературного языка одами, Нарушевич в Польше создавал поэзию, способную исцелить больное общество.
-–
Формирование мастера
Адам Нарушевич родился в 1733 году на Пинском Полесье, в семье среднезажиточной шляхты герба Вадвич. Его отец, Ежи Нарушевич, занимал должность пинского ловчего – не слишком высокую, но достаточную, чтобы дать сыну образование.
В пятнадцать лет юноша окончил иезуитскую коллегию в Пинске и принял решение, определившее всю его жизнь: он вступил в орден Иисуса. Иезуитское образование того времени – это прежде всего латынь, риторика, античная литература. Именно здесь Нарушевич впервые соприкоснулся с Горацием и Тацитом, которых позже переведёт для польских читателей.
Виленская академия, затем лионский иезуитский колледж (1758–1762), путешествия по Франции, Италии, Германии и Испании – всё это формировало его как европейского интеллектуала. В Версале он удостоился аудиенции у Марии Лещинской, польской принцессы на французском троне. Этот эпизод символичен: Нарушевич всегда существовал на пересечении культур, соединяя польскую традицию с европейским Просвещением.
-–
При дворе короля-реформатора
Судьбоносной стала встреча 1764 года. Князь Адам Казимеж Чарторыский представил молодого поэта новому королю Станиславу Августу Понятовскому. Монарх, мечтавший о модернизации Польши, искал талантливых людей для своего окружения. В Нарушевиче он нашёл идеального придворного поэта – эрудита, владеющего несколькими языками, знакомого с последними достижениями европейской мысли.
Начались годы «четверговых обедов» – интеллектуальных собраний, где король и его приближённые обсуждали литературу, философию, политику. Нарушевич стал одним из постоянных участников этих встреч, а вскоре – и редактором журнала «Забавы приятные и полезные» (1771–1777), первого польского литературного периодического издания. На страницах журнала он публиковал не только стихи, но и критические статьи, переводы, рецензии – формируя вкусы образованной публики.
В 1771 году поэт получил королевскую медаль «Merentibus» – награду, которой удостаивались лишь выдающиеся деятели науки и искусства. Это было признание: Нарушевич стал главным поэтом эпохи.
-–
Классицизм как программа: революция в польской поэзии
Что значило быть классицистом в Польше 1770-х годов? Это значило совершить революцию. Польская поэзия всё ещё несла на себе печать барокко – изобиловала сложными метафорами, причудливыми сравнениями, витиеватым синтаксисом. Сравните типичные барочные строки Веспазиана Коховского:
>Słońce w Pannie, a my w cnotach czystych
>Niebo w gwiazdach, serce w myślachistych…
Это поэзия украшения, где смысл тонет в словесной роскоши. Нарушевич предложил нечто радикально иное – поэзию мысли. Его стихи строились на нескольких железных принципах:
Ясность и порядок
Каждое слово должно служить смыслу, каждая метафора – быть понятной. Нарушевич писал так, как будто разговаривал с образованным другом: без излишеств, но с достоинством.
Дидактическая направленность
Поэзия должна учить, исправлять нравы, служить общественному благу. Это убеждение роднило его с французскими просветителями – Вольтером и Дидро. Но если французы могли позволить себе абстрактные рассуждения, то польский поэт видел перед собой конкретную больную страну, нуждающуюся в немедленном лечении.
Античные образцы
Гораций стал для него не просто автором для перевода, но образцом поэтической жизни – сочетания творчества, философии и служения государству. «Золотая середина» Горация, его эпикурейская мудрость, его умение сочетать личное и общественное – всё это Нарушевич стремился воплотить в собственном творчестве.
Национальная тематика
При всей ориентации на европейские образцы Нарушевич оставался польским поэтом, пишущим о польских проблемах. Он создавал классицизм с польским лицом.
-–
Сатира как зеркало эпохи
Наибольшую славу Нарушевичу принесли сатиры. Именно в этом жанре его классицистическая программа обрела наиболее острое выражение. Он стал польским Ювеналом – бичом пороков своего времени.
«Испорченный век» (1771): диагноз общества
Это программное произведение, в котором поэт следует идеям Руссо о развращающем влиянии цивилизации. Но если для женевского философа это была абстрактная теория, то для польского поэта – живая боль за родину.
Он рисует картину морального упадка: шляхта погружена в роскошь, забыла о гражданском долге, предпочитает французские моды служению отечеству. Классицистический идеал «золотого века» – когда люди жили просто, но добродетельно – противопоставлен современной развращённости.
Сатира написана строгим силлабическим стихом, без барочных украшений. Каждая строка – точный удар:
> Wiek nasz przeklęty! w którym cnota słabnie,
A próżnowanie i wykwint ciągnie…
> Век наш проклятый! В котором слабнет добродетель,
> А праздность и роскошь влекут за собой…
«Тощий литератор» (1773): смех сквозь слёзы
Эта сатира бьёт в другую цель – в интеллектуальный примитивизм. Главный герой – провинциальный шляхтич, который гордится древностью рода, но не знает национальной литературы. Его библиотека – календари, лечебники, благочестивые предсказания.
Для Нарушевича это не просто культурная проблема – это политическая катастрофа. Невежественный народ не способен защитить свою свободу. Когда соседи – Россия, Пруссия, Австрия – создают регулярные армии и просвещённые бюрократии, Польша утопает в невежестве. Сатира звучит как предсказание грядущих разделов.
Но Нарушевич не отчаивается. Он верит: поэзия может разбудить спящее общество. Классицистическая ясность его стиля – не эстетический выбор, а политическое оружие.
-–
Торжество разума: ода «Воздушный шар»
Если сатиры показывают Нарушевича-критика, то оды раскрывают его как певца прогресса. Знаменитая ода «Воздушный шар» (1789) была написана под впечатлением от полёта французского воздухоплавателя Жана-Пьера Бланшара над Варшавой.
Для современного читателя полёт на воздушном шаре – обыденность. Для человека XVIII века это было чудо, сравнимое с мифом об Икаре. Но если античный герой погиб, дерзнув приблизиться к солнцу, то современный человек, вооружённый наукой, побеждает стихии:
>Rozum, wiekami skowany ku ziemi,
Wzniósł się nad chmury wyżéj!
Już śmiertelny, co niegdyś kurz mierzył,
Dziś z orlim wzrokiem niebo przeszpiégił.
> Разум, веками скованный к земле,
> Поднялся выше облаков!
> Уж смертный, что некогда прах измерял,
> Сегодня орлиным взором небо пронзил.
В этих строках – вся философия Просвещения: вера в безграничные возможности человеческого разума, в прогресс, в победу знания над суеверием. Нарушевич пишет оду не воздухоплавателю, а Человеку с большой буквы.
Форма оды строго классицистическая: торжественная лексика, упорядоченная строфика, античные параллели (Икар, Дедал). Но за формой – живое восхищение современностью. Поэт смотрит в будущее и видит бесконечные возможности.
-–
Эпиграмма как искусство точности
Нарушевич был мастером малых форм. Его эпиграммы – это классицизм в миниатюре: остроумие, сжатость, точность удара. Вот эпиграмма на невежественного вельможу:
> Czytał Salustiusza, Tacyta i Liwiusza
Pan Chryzostom w tydzień cały;
I nic nie zrozumiał – bo autor pisał małо,
A Pan wielki czytał.
> Читал Саллюстия, Тацита и Ливия
> Пан Хризостом целую неделю;
> И ничего не понял – ибо автор писал для малого,
> А пан великий читал.
Двадцать слов – и портрет готов. Это искусство экономии, которому Нарушевич учился у античных мастеров. Каждая эпиграмма – урок классицистической поэтики: ничего лишнего, только суть.
-–
Переводчик античности: создание нового языка
Нарушевич понимал: чтобы создать новую польскую литературу, нужно дать полякам доступ к великим образцам. Его переводческая деятельность – это не дополнение к поэтическому творчеству, а его неотъемлемая часть.
Тацит (1772–1776): зеркало для современности
Первый полный перевод Тацита на польский язык был политическим актом. В эпоху, когда Речь Посполитая стояла на краю гибели, размышления римского историка о падении республики звучали пронзительно актуально. Нарушевич не просто переводил – он предупреждал.
Гораций (1773): учебник классицизма
Переводя Горация, Нарушевич создавал образец для польских поэтов. Каждая ода становилась уроком: как соединить личное и общественное, как сочетать изящество формы с глубиной мысли, как писать просто о сложном.
Сравните латинский оригинал:
> Exegi monumentum aere perennius
И перевод Нарушевича:
> Zbudowałem pomnik trwalszy niż spiż
> Воздвиг я памятник прочнее меди
Это не буквальный перевод – это творческое пересоздание. Нарушевич ищет не латинские слова, а латинский дух в польском языке.
Анакреонт, Гесснер, Руссо
Он переводил греческую лирику (Анакреонт, 1774), швейцарскую идиллию (Гесснер), французскую философию (Руссо). Каждый перевод был кирпичиком в здании новой польской культуры – культуры европейской, но национальной.
-–
Историк польского народа: в поисках утраченного величия
В 1770-е годы король поручил Нарушевичу грандиозный проект: написать историю Польши на основе критического анализа источников. Поэт стал историком – и это был логичный шаг. Классицизм требовал обращения к прошлому, поиска образцов для подражания.
Так началась работа над «Историей польского народа» (1780–1788) – семитомным трудом, охватывающим период от древнейших времён до брака Ягайло с Ядвигой. Это было первое научное исследование польской истории. Нарушевич отверг легенды и мифы, которыми изобиловали прежние хроники, и потребовал документальных доказательств.
Именно он ввёл в научный оборот термин «династия Пястов» для обозначения первой польской королевской династии. Но история была для него не академическим занятием, а политическим оружием.
В прошлом он искал образцы сильной королевской власти, которая могла бы спасти Польшу от анархии. Пясты – вот идеал, к которому следовало стремиться. Болеслав Храбрый, Казимир Великий – правители, при которых Польша была могущественной державой. Что изменилось? Шляхетская демократия, вырождающаяся в анархию, liberum veto, парализующее государство.
Нарушевич-историк продолжал дело Нарушевича-поэта: он просвещал, учил, предупреждал.
-–
Нарушевич и его современники: портрет эпохи
Нарушевич не был одинок. Рядом с ним работали другие выдающиеся поэты польского Просвещения:
Игнаций Красицкий (1735–1801) – автор знаменитых басен и сатирической поэмы «Мышиада», епископ вармийский. Если Нарушевич был придворным поэтом короля, то Красицкий – голосом магнатской оппозиции. Но оба верили в силу разума и поэтического слова.
Станислав Трембецкий (1739–1812) – мастер описательной поэзии, автор поэмы «Зофьювка». Трембецкий развивал сентиментальную линию классицизма, воспевая природу и сельскую жизнь.
Францишек Карпинский (1741–1825) – поэт сентиментальной лирики, предромантик. Его песни («Лаура и Филон») пела вся Польша.
На фоне этих имён Нарушевич выделяется как теоретик и программист движения. Он не был величайшим поэтом своего времени – Красицкий, возможно, талантливее, Карпинский – музыкальнее. Но Нарушевич был архитектором польского классицизма, тем, кто определил правила игры.
-–
Последние годы: епископ и гражданин
После упразднения ордена иезуитов (1773) Нарушевич не остался без поддержки. Король обеспечил его церковными должностями: титулярный епископ Эммауса (1775), затем епископ смоленский (1788) и луцкий (1790). С 1781 по 1786 год он занимал пост секретаря Постоянного совета – высшего исполнительного органа власти.
Во время Великого сейма (1788–1792) он активно поддержал Конституцию 3 мая – первую в Европе и вторую в мире (после американской) конституцию Нового времени. Он стал одним из основателей «Собрания друзей правительственной конституции», выступая как «королевский кнут» в сенате – так современники называли его за резкие, бескомпромиссные речи в защиту реформ.
3 мая 1791 года – день триумфа и надежды. Казалось, Польша способна возродиться. Нарушевич верил: разум победил, просвещение восторжествовало.
Но политические надежды рухнули быстро и страшно. Война с Россией 1792 года закончилась поражением. Король, не выдержав давления, присоединился к Таргавицкой конфедерации – союзу магнатов, выступавших против Конституции при поддержке Екатерины II. Затем последовали второй и третий разделы Польши (1793, 1795). Речь Посполитая исчезла с карты Европы на 123 года.
Нарушевич отошёл от политики. Старый поэт, проживший 63 года, увидел крах всего, во что верил. Он провёл последние годы в Янове Подляском, резиденции луцких епископов.
-–
Грота Нарушевича: последнее убежище
Здесь, в Янове, он основал больницу для сирот, стариков и калек, построил гостиницу для путешественников. Современники вспоминали, что он избегал общества вельмож, предпочитая беседовать с простыми крестьянами. Епископ в рясе, идущий по полю и разговаривающий с пахарями, – этот образ запомнился современникам.
В парке Янова была грота, где он любил предаваться размышлениям. Позже её назвали «Гротой Нарушевича». Что думал старый поэт, сидя в этой гроте? О крушении Польши? О том, что поэзия не смогла спасти родину? Или о том, что слово переживёт государства и армии?
Мы не знаем. Но знаем его последнюю волю: на могиле высечь скромную надпись на латыни.
-–
«Сердце моё и плоть моя покоятся в надежде»
Адам Нарушевич умер 8 июля 1796 года, через год после окончательного исчезновения Польши. Он был похоронен в коллегиате Янова Подляского. На могиле, по завещанию поэта, была высечена надпись:
> Cor meum et caro mea requiescit in spe
> Сердце моё и плоть моя покоятся в надежде
Эти слова из псалма стали эпитафией не только поэту, но и целой эпохе. Эпохе, которая верила в разум, в прогресс, в возможность исправить мир поэтическим словом. Эпохе, которая потерпела политическое поражение, но оставила бессмертное культурное наследие.
-–
Почему он – отец классицизма?
Нарушевича называют отцом польского классицизма не потому, что он был первым или единственным. Не потому, что он был величайшим поэтом своего времени – историк литературы Юлиуш Кляйнер справедливо назвал его «весьма средним поэтом».
Он отец классицизма, потому что сделал классицизм программой – литературной, культурной, политической.
Он создал новый поэтический язык
До Нарушевича польская поэзия говорила языком барокко – витиеватым, украшенным, туманным. Нарушевич научил её говорить ясно, точно, разумно. Он показал: польский язык способен передать изящество Горация и глубину Тацита.
Он определил функцию поэзии
Поэзия – не развлечение, не украшение жизни. Поэзия – служение обществу, инструмент просвещения, оружие против невежества и тирании. Эту идею Нарушевич воплотил всей своей жизнью.
Он создал модель поэта-гражданина
Поэт не может оставаться в башне из слоновой кости. Он должен участвовать в общественной жизни, быть советником государя, критиком пороков, учителем народа. Нарушевич был всем этим.
Он расчистил поле
Без Нарушевича не было бы Трембецкого и Красицкого. Не было бы той почвы, на которой вырос романтизм Мицкевича и Словацкого. Даже отвергая классицизм, романтики отталкивались от фундамента, заложенного Нарушевичем.
-–
Наследие: что остаётся после поэта
Политические мечты Нарушевича не сбылись. Польша исчезла с карты на 123 года. Конституция 3 мая осталась прекрасным, но нереализованным проектом.
Но поэзия осталась. И язык остался. И традиция осталась.
Когда в XIX веке Польша боролась за независимость, поэты вспоминали уроки Нарушевича: поэзия – оружие, слово – сила.
Когда в XX веке Польша вновь обрела свободу, историки обратились к «Истории польского народа», чтобы понять корни нации.
Когда сегодня мы читаем польскую поэзию, мы слышим в ней отзвуки классицистической ясности, привнесённой Нарушевичем.
-–
Слово к читателю этого альбома
Стихи, собранные на следующих страницах, – голос человека, жившего в эпоху великих надежд и великих катастроф. Вы найдёте здесь:
Сатиры – острые, беспощадные, актуальные и сегодня. «Испорченный век» и «Тощий литератор» говорят о вечных болезнях общества: невежестве, роскоши, забвении долга.
Оды – торжественные гимны разуму и прогрессу. «Воздушный шар» воспевает человеческий гений, способный покорить небо.
Эпиграммы – миниатюрные шедевры остроумия и точности. Каждая – как удар рапирой: быстро, точно, элегантно.
Переводы – окна в мир античности. Читая Горация в переводе Нарушевича, вы поймёте, что классицизм – не музейная древность, а живая традиция.
Читая эти стихи, помните: они писались не для антологий, а для жизни. Они должны были изменить мир – и они изменили его, пусть не так, как мечтал поэт.
Помните слова, высеченные на его могиле:
> Сердце моё и плоть моя покоятся в надежде
Эта надежда – надежда на то, что разум восторжествует, что поэзия не умрёт, что Польша возродится – оправдалась. Может быть, не при жизни поэта. Но оправдалась.
И сегодня, когда вы открываете этот альбом, вы держите в руках доказательство бессмертия поэтического слова. Нарушевич покоится в земле Янова Подляского уже более двухсот лет. Но его стихи живы.
Они живы, потому что говорят о вечном: о силе разума, о красоте добродетели, о величии человеческого духа.
Читайте – и пусть классицистическая ясность этих строк озарит ваш путь, как когда-то она освещала тёмные времена польского Просвещения.
-–
«Разум, веками скованный к земле, поднялся выше облаков…»
Эти слова Нарушевича остаются актуальными и сегодня. В них – бессмертие классицизма и бессмертие надежды.
Варшава – Яново Подляске – вечность
Гимн к Богу.
Адам Нарушевич.
Оригинал :
Hymn do Boga
Autor: ADAM NARUSZEWICZ
Nie umieszczona w śmiertelnym rozumie,
Co świat dźwignąwszy, rządzisz wszytkowładnie,
Sprawczyni wieczna, o której człek umie
To tylko mówić, że nigdy nie zgadnie.
Pochwały moje i wytworne pienia
Cóż względem ciebie są, ogromny Panie?
Pozbywa kropla z istotą imienia,
Gdy się w bezdennym zamknie oceanie.
Ty sam znasz siebie, boś Bóg: ty sam sobie
Niechybnym celem kochania i cześci.
Ja, lichy zlepek, próżno się sposobię;
Nigdy się wieczność w czasie nie pomieści.
Oddaję-ć jednak, Twórco, hołd powinny,
Wiedząc, żem czynem twojego ramienia;
Jeśliś mię stworzył ze znikomej gliny,
Nie gardź daniną marnego stworzenia.
Co mam, to twoje: wszytko ci oddawa
Pokorny umysł, wdzięczny za twe dary;
Jeśli w szczególnych czego nie dostawa,
Weź mię całego w zupełność ofiary. źródło: https://poezja.org/wz/Adam_Naruszewicz/29916/Hymn_do_Boga
Источник: poezja.org
Поэтический перевод выполнил Даниил Лазько с польского языка на русский язык:
Гимн к Богу.
Адам Нарушевич.
I.
Ты смертному уму непостижима,
Что мир воздвигла и царишь всевластно,
Творительница вечная, незрима!
Постичь Тебя стремиться нам напрасно.
II.
Что значат пред Тобой, Господь великий,
Мои хвалы и гимнов воспеванья?
В бездонном океане многоликом
Теряет капля сущность и названье.
III.
Ты знаешь лишь Себя, затем что – Бог,
Себе Ты цель любви и почитанья.
Я, бренный ком, постичь Тебя не смог:
Не вместится вечность в миг земного странствия.
IV.
Творец, я приношу Тебе поклон,
Я знаю – я творенье рук священных.
Пусть из ничтожной глины создан он —
Не отвергай даров моих смиренных.
V.
Всё, что имею – Твоё: благодаря,
Смиренный ум всё отдаёт в даренье.
Коль в частностях неполон мой алтарь —
Возьми меня всего как приношенье.
ЛИТЕРАТУРНЫЙ АНАЛИЗ "HYMN DO BOGA" АДАМА НАРУШЕВИЧА
-—
1. ТЕМА И ФИЛОСОФСКАЯ ПРОБЛЕМАТИКА
Центральная тема: Непостижимость Бога и покорность человека
Стихотворение Нарушевича представляет парадоксальную диалектику познания:
```
Nie umieszczona w śmiertelnym rozumie,
[…] o której człek umie
To tylko mówić, że nigdy nie zgadnie.
```
Философский парадокс:
– Человек знает, что не может познать Бога
– Разум осознаёт собственную ограниченность
– Это типично для апофатического богословия (via negativa)
Связь с естественным богословием (theologia naturalis):
Элементы рационального теизма:
– Бог как "Sprawczyni wieczna" (Вечная Творительница) – акцент на разумной Первопричине
– "Rządzisz wszytkowładnie" – признание божественного провидения (не деизм!)
– Познание через творение ("świat dźwignąwszy") – но не отрицание откровения
НО: Нарушевич НЕ деист:
–
–
–
Точная характеристика: Рациональный теизм католического Просвещения – синтез естественного богословия (разум познаёт Бога через природу) и сверхъестественного откровения (Бог остаётся Личностью).
-—
2. СТРУКТУРНЫЙ АНАЛИЗ: ЛОГИКА РАЗВИТИЯ МЫСЛИ
Пятиступенчатая композиция:
| Строфа | Движение мысли | Логическая функция |
|–|–|–|
| I | Утверждение непостижимости | Тезис (thesis) |
| II | Ничтожность человеческих хвал | Антитезис (величие Бога vs малость человека) |
| III | Бог познаёт только Себя | Развитие антитезиса (самодостаточность Бога) |
| IV | Несмотря на ничтожность, приношу дар | Синтез (synthesis) – акт веры |
| V | Полное самоотречение | Завершение – мистическое растворение |
Эта структура может быть интерпретирована как диалектическая (характерная для философской лирики Просвещения):
1. Проблема → 2. Её усложнение → 3. Разрешение через действие
-—
3. КЛЮЧЕВЫЕ ОБРАЗЫ И ИХ ФУНКЦИЯ
Образ 1: Капля в океане (строфа II)
```
Pozbywa kropla z istotą imienia,
Gdy się w bezdennym zamknie oceanie.
```
Анализ образа: