Тени прошлого

Может этот брак и был выгоден Эринбургу, но Астрид не хотела мириться с судьбой простой разменной монеты. Её растили не для этого. Она знала, что способна на большее. Что стоила большего! С самого детства отец повторял, что ей суждено стать великой правительницей, которой хватит смелости избавиться от вечной угрозы в лице Элдергарда. И теперь Мишель, такая всезнающая и святая, благородно позволяющая себя ненавидеть, хочет отдать её в жёны сыну тирана, где Астрид и слова сказать не сможет. Ещё и смеет говорить об отце, словно видела в нём что-то, кроме будущей короны!

– Мой отец был великим человеком! – закричала Астрид, не заботясь о том, что кто-то может их услышать, и Мишель недовольно нахмурилась, кинув короткий взгляд за её спину, где деревья скрывали их от любопытных глаз. – Если бы он знал, что ты собираешься сделать – вышвырнул бы тебя из замка в ту же секунду.

– Астрид, – закатив глаза, картинно вздохнула Мишель и попыталась взять её за руку. – Твой отец бы всё понял…

– Ты его совсем не знала! – Астрид отшатнулась назад, лишь бы не позволить себя коснуться.

Комок напряжения и горечи, растущий внутри с того дня, как она узнала, что её ждёт, не выдержал и лопнул в груди болезненными осколками. Может, если бы Мишель хотя бы попыталась её понять, Астрид согласилась бы на этот глупый брак! Если бы хоть на секунду представила, что она чувствует, уезжая из дома, где всё напоминало ей об отце и его вечных наставлениях о том, что она должна спасти Эринбург. Если бы действительно объяснила, зачем им так нужен этот союз, когда они почти готовы были избавиться от влияния Элдергарда!

Астрид знала, что крики не улучшат её положения. Она всего лишь в очередной раз предстанет перед Мишель маленькой, капризной девчонкой, заслуживающей перевоспитания. Но она неслась в бездну, и не знала никаких сил в мире, что могли бы её остановить. Потому что единственное оружие, что у неё осталось – злость и страх.

Мишель вдруг изменилась в лице, застыв словно статуя. Её глаза стали похожи на два осколка льда. Пожав плечами, она тихо сказала:

– А может быть наоборот?

И Астрид не выдержала, сжав кулаки и в злобно выплюнув:

– Не удивлюсь, если ты причастна к его смерти!

Щёку обожгло хлёстким ударом. Она вскрикнула от неожиданности и инстинктивно накрыла её ладонью, почувствовала во рту металлический привкус крови. Какого Фораса?!..

Астрид вскинула на Мишель разъярённый взгляд. На лице мачехи отразилось что-то похожее на испуг и странное, так не подходящее ей сожаление. Какая великолепная игра! Будто Астрид хоть на миг поверит, что ей правда жаль. Гадюка упивалась своей властью с того момента, как безраздельно стала править Эринбургом.

В груди закипала злость, разгоняя по венам жидкий огонь и требуя выпустить её наружу. Никто и никогда не позволял себе подобной наглости. Но Астрид не могла ни ответить, ни отомстить. Её руки были связаны, и это лишь усугубляло бушующий внутри пожар.

Ничего… Она ещё покажет, на что способна. Мишель пожалеет. О, как она пожалеет, что решила выдать её замуж за своего племянничка!

Снова до боли прикусив щёку, Астрид заставила себя промолчать, прожигая Мишель ненавидящим взглядом. Во рту стоял мерзкий привкус крови. Хотелось со всей силы пихнуть Мишель в грудь и сбросить с обрыва, чтобы та навсегда исчезла из её жизни.

От этой мысли Астрид обожгло холодом. Гнев сменило чувство вины и отвращения к себе. Да простит её Атеида, о чём она только думает?! Отец ужаснулся бы, узнав об этом. Несмотря на все свои недостатки, боль и отчаянное желание избавиться от власти Мишель, Астрид никогда бы не пошла на такой шаг. Она была кем угодно, но точно не убийцей…

Мишель молчала, и её молчание было похоже на странное ожидание чего-то, что Астрид не в силах была понять. Неужто не верила, что падчерица сможет промолчать? Ждала ответной реакции, нападения? Или просто читала её не такие уж и скрытные мысли по глазам?

– Ты ничего не знаешь обо мне и своём отце, – наконец разлепив губы, отрешённо отозвалась Мишель и, достав из кармана белый платок, расшитый фиолетовыми узорами, протянула его Астрид. – Вытри кровь и возвращайся в карету. Дальше с тобой поедет Матильда. Ещё одна подобная выходка, позорящая меня перед всем двором, и твоя кормилица вернётся в Эринбург, а ты останешься в Элдергарде совершенно одна. Понятно?

Астрид молчала из упрямства. А еще, потому что знала – стоит ей открыть рот, и она пошлёт Мишель ко всем Богам Подземного мира. Но платок пришлось принять. Мысль о том, что весь двор узнает о её позоре, оказалась намного сильнее упрямства.

– И ещё, – продолжила Мишель, не слишком расстроенная молчанием падчерицы. – Не пытайся упрямиться в Элдергарде. Рэндалл этого не потерпит. Будешь противиться, нести чушь или притворяться умалишённой – а я не удивлюсь, что ты можешь на это пойти – сделаешь только хуже. Мой последний тебе дружеский совет.

Мишель не дождалась ответа. Просто ушла. И это было её самым благородным поступком за последнее время. Астрид наконец осталась одна, обессиленно опустившись на ближайший валун. Промелькнувшая в голове мысль об испачканном платье показалась просто смешной. Астрид скучала по тем временам, когда это казалось самой большой проблемой в жизни.

Обняв себя за плечи, она зарылась пальцами в мягкую светлую шкуру поверх платья. В горле стоял горький ком, а глаза жгло от невыплаканных слёз. Было больно. И обидно. Интересно, чего было больше? Боли или обиды? Или того и другого в равной степени, из-за чего изнутри всё жглось и царапалось. Хотелось закричать от бессилия и разреветься. Но кричать было нельзя, а реветь…

Никто её не увидит. Никто не осудит, если она позволит себе маленькую слабость.

Астрид до мерзкого скрежета сжала зубы, не позволив позорному всхлипу вырваться наружу. Отец говорил, что она должна быть сильной. Смелой. Не бояться трудностей и преград, как настоящий правитель. И она всегда старалась соответствовать его словам и ожиданиям. Но, Боги, как же ей было страшно!

Принцесса без королевства и друзей. Вдали от дома. Лишённая поддержки и власти. Астрид правда не знала, как теперь оставаться сильной и смелой. Не знала, как бороться, как выживать в мрачном, чуждом королевстве, где она должна была стать разменной монетой для мирного будущего. И она позволила себе слабость, стирая слёзы отчаянья и страха.

Астрид смотрела на земли перед собой и видела унылые долины, простирающиеся на сотни километров вперёд. Лишённые солнца и плодородия… Безлюдные земли, оставшиеся после кровожадной войны, начатой Элдергардом. В воспоминаниях против воли проступали зелёные солнечные луга Эринбурга, побережье океана с тёплым, золотистым песком, зелёные сады и ароматы цветов, кружащие в воздухе. Такой резкий контраст, болью отдающийся в груди…

Астрид вытерла кровь с губ и зажмурилась, прогоняя остатки слёз. Она пообещала себе, что ни за что в жизни не станет королевой этого проклятого королевства.

Форас – бог злости, лжи и хаоса. Один из трёх Богов Подземного мира.

Атеида – богиня жизни, мира и процветания. Одна из четырёх Богов Верхнего мира.

Подземный мир – место упокоения тёмных, злых душ, не заслуживающих перерождения, под охраной трёх Богов: Фораса, Аманты (Богини смерти, боли и несчастий) и Литиды (Богини любви, ненависти и предательства.

По легендам магов и людей

Сегодня храм и Дом советов – их священное место для молитв и решения важные вопросы – превратили в городскую площадь. Алтарь на мраморном пьедестале, веками впитывающий в себя страдания и радость магов, прикрыли простой светлой тканью. Словно в очередном доказательстве того, что Боги давно отвернулись от них, оставив своих детей перегрызать друг другу глотки.

Но собравшаяся внизу толпа этого не замечала. Она громко кричала и радовалась в предвкушении скорой речи своего короля. Когда они стали готовы разорвать каждого человека, что встанет у них на пути? Будь то ребёнок, старик или женщина. Когда превратились в монстров?

Уже привычный холодок пробежал по спине: насколько же это было неправильно, даже отвратительно, в своём кровожадном безумии войны.

– Госпожа…

Эрина вздрогнула, совсем забыв о присутствии советницы, и резко обернулась, невольно вспомнив слова Элдвига. Он здесь… Он её защитит. Но от кого? Может быть, опасность всё же была? Может быть, они уже не могли доверять даже друг другу?

– Афи, – кивнула она, насильно выдавив из себя тусклую улыбку, и вернула свой взгляд к толпе.

Слова отчаянно рвались из горла и царапались изнутри. Эрина не должна была показывать слабости перед поданными. Не должна была сомневаться в действиях мужа. Но она сомневалась. И она боялась. Того, к чему он может их привести.

– Они так ждут его, – не выдержав, выдохнула Эрина, нервно поправив упавшую на лоб прядь волос. – Ждут того, что он скажет…

– А вы? Вы ничего не скажете народу? – осторожно поинтересовалась Афи, потупив взгляд, и Эрина снова вздрогнула, потому что слова советницы попали точно в цель, с новой силой раскурочив зудящее внутри беспокойство.

Нет… Она не скажет. Элдвиг отстранил её от сегодняшнего выступления, уверив в том, что так будет лучше. Лучше для него. Где-то глубоко в душе Эрина это понимала, наблюдая за тем, как он собирается отправить её народ на очередную войну, но молчала. Молчала, потому что… Потому что… Что? Она сама не знала.

– Элдвиг попросил меня не выходить к народу, – с болезненной усмешкой призналась Эрина, отшатнувшись от перил. – Сегодня нам нужна мотивация для грядущей битвы, а не защита и пустые обещания сделать завтра безопасным.

Смотреть на разгорячённую толпу внизу больше не было сил, и она заняла место за пустующим круглым столом в центре ложи, принимаясь бездумно разглядывать выбитую на нём карту земель. Каждой области полагался свой цвет, начиная от Мёртвых земель и заканчивая Зелёными горами. Десятки гербов своевольных племён, собранных когда-то воедино. Им удавалось жить в мире. Когда же всё сломалось? Почему она этого не понимала?..

– Госпожа, осмелюсь спросить, разумно ли это? – Афи неуверенно замерла напротив.

– Нет, – не задумываясь ответила Эрина, очерчивая пальцем контур Костяной Долины на карте. – Будь моя воля – войны с людьми никогда бы не случилось, но большинство голосов совета посчитало иначе.

– Вы королева!

– А он король, – отрешённо выдохнула Эрина, прикрыв глаза.

Почему… Почему… Почему…

В голове билась одна лишь мысль.

Почему она ошиблась? Почему допустила происходящее? Почему позволила отстранить себя от управления, словно это хоть как-то могло уменьшить её вину. Она просто сдалась, разрешила Элдвигу сделать всё самому и купилась на его сладкие речи о защите. О том, что ей больше никогда не придётся отправлять свой народ на войну. Ведь он сделает это за неё.

Эрина могла догадаться об этом сразу. Могла… Но тогда любовь всё ещё морочила ей голову, а потом стало слишком поздно. Она больше не знала, на что ещё Элдвиг готов пойти ради истребления людей. Но знала другое: остановить его сейчас значило расколоть народ пополам. Сделать ещё более уязвимым и преподнести головы магов врагу на блюде.

Остался ли ещё хоть один путь без крови и смертей? Могла ли она действительно их спасти, а не отправить на очередную бойню? Правда, ложь, справедливость, жестокость – всё это давно смешалось в один отвратительный, запутанный клубок под названием война.

Эрина больше не понимала, что правильно, а что – нет. И хуже всего было то, что безразличие Элдвига к её словам и наставлениям по-прежнему отдавалось болью в груди. Призрачной и почти незаметной, но всё ещё достаточно ощутимой. Когда-то всё было по-другому… И она слишком хорошо это помнила.

– Эри, он хочет развязать очередную войну! Ты должна остановить это безумие!

Светлые воспоминания о беззаботных днях рассеялись в голове мутной дымкой и осели в горле комком горькой правдой – это всё давно в прошлом. Эрина обернулась на громкий голос и поняла, что за её спиной собрался едва ли не весь совет.

Их возмущение было почти осязаемо, и она не могла их винить. Они заслуживали права голоса, но Элдвиг «великодушно» отдал им роли простых наблюдателей, убрав с арены каждого, кто мог пойти против его воли. Исключением не стала даже его любимая сестра, в которой он когда-то не чаял души. Она же и выступила сейчас вперёд, порывисто откинув за плечо длинную тёмную косу, украшенную золотыми кольцами. Её глаза горели первобытным гневом, и Эрина не знала, кого Ида сейчас ненавидела больше: её или брата? Или их двоих за всё, что один натворил, а другая позволила?

Готовая защищать госпожу от нападок и уговоров, Афи выступила вперёд, но Эрина подняла руку, останавливая её на полпути. Она устала прятаться от проблем, совета и народа. Если у них есть возмущения и вопросы, самое время ответить на них, пока снова не стало слишком поздно.

Ида опустилась перед ней на колени и мягко, почти умоляюще накрыла её ладони своими, словно Эрина была умалишённой, а не королевой магов и людей, объединившей когда-то десятки племён. Обжигающее разочарование ударило в грудь, заставив понять: совет списал её со счетов. Потерял в неё веру. Решил, что она давно сдалась. Что смирилась с неминуемой гибелью их привычного мира. Страшнее всего было то, что это было правдой… Ужаснее всего – что она боялась доказать обратное.

Эрина резко потянулась к вискам в надежде уменьшить прострелившую голову боль и замерла, только сейчас заметив, что Ида и остальные члены совета облачены в фамильные доспехи. Словно готовились к бою… Словно даже защищать тот хрупкий мир, что держался между ними, было уже поздно.

– Эри, ну не молчи! – с надеждой выдохнула Ида, крепче сжимая её ладони в своих. – Я же знаю, ты этого не хочешь. А он не послушает никого, кроме тебя.

Что за глупость?..

Превозмогая жуткую слабость и боль, Эрина поднялась с места, сбросив с себя руки Иды прямо под взорвавшиеся аплодисменты внизу – Элдвиг вышел на свою импровизированную сцену.

Поздно… Снова слишком поздно…

Эрина чувствовала себя унизительно неправильно здесь, в ложе совета, отрезанная от народа и признанная за беспомощную тень своего обезумевшего мужа. Это чувство оказалось гораздо страшнее войны. Страшнее огня, стирающего в прах то, что она строила веками.

– Он не послушает больше никого. Ни меня, ни совет, ни тебя, Ида. Встань немедленно, – отрешённый голос утонул в криках толпы, но находящиеся в ложе услышали каждое её слово.

Эрина перехватила ладонь Иды и подняла её на ноги, потому что наследнице Костяной долины не пристало сейчас клонить колени перед той, кто почти бросил свой народ на растерзание войне.

Как же хотелось всё исправить. Наверстать упущенное, согнав Элдвига с пьедестала, что он залил кровью людей и магов. Но война уже шла, разрушительная и непреклонная, а чувство того, что она опоздала, буквально дышало в затылок, сгущая в голове и без того неприятный туман, мешающий мыслить.

Маги готовы были разорвать друг друга, люди – отдать всё, чтобы перебить их всех до единого. От прежнего мира не осталось следа. Эрине больше нечего было защищать.

Раскол случится. Как и кровь и смерть.

Глава 2

До Элдергарда оставался день пути, и двор заметно оживился, предчувствуя тёплую ванную и мягкую постель. Астрид слышала, как они вдохновлённо обсуждают пир, ожидающий их по приезде, и едва сдерживалась, чтобы не выплюнуть, что они, как собаки продаются за кусок хлеба.

Когда-то Элдергард чуть не сжёг дотла их родные земли во время войны. Они пришли будто бы из ниоткуда, основали маленькое королевство на севере материка и решили, что им нужно больше земель и власти. Собрав армию, Элдергард войной пошёл на Эринбург, разрушая по пути всё живое. Мирный народ, не знавший жестокости, оказался к этому не готов. Тысячи невинных жизней, которым не посчастливилось попасть в руки безжалостных захватчиков… И сотни километров земли, уничтоженных по прихоти одного человека.

С тех пор прошла не одна сотня лет. Элдергард всё же достиг своего, отхватив немалый кусок земли, а Эринбург продолжил мирное существование, забыв об ужасах войны. Они связали себя мирным договором, но отношения между королевствами по-прежнему оставались натянутыми. Несмотря на соглашение, Элдергард невидимой угрозой нависал над своим соседом, протягивая лапы к его землям.

Король Рэндалл был тираном, прославившимся жестокостью и ненавистью к магам. Он убивал каждого, кто хоть намёком был замешан в колдовстве, от столицы Элдергарда до самых отдалённых уголков своего королевства. Его жестокая слава шла так далеко вперёд, что даже маги Эринбурга сотрясались в ужасе перед безумным королём. Никто больше не смел открыто демонстрировать свои способности, и хотя прямого закона о запрете магии не было, страх перед шпионами Элдергарда нависал над ними удушливой угрозой.

Астрид запретили рассказывать о том, что магов похищали даже в Эринбурге, но она подслушивала разговоры совета, пока Мишель не поймала её с поличным. О, это был тот ещё скандал с часовой лекцией о том, что принцессе не пристало вести себя подобно дикарке. Но Астрид было плевать, если дело касалось её народа. И её магов. Их дальнейшая судьба оставалась загадкой, которую никак не удавалось связать с Рэндаллом и его отрядом истребителей магов.

И с каждым годом напряжение между некогда враждующими королевствами продолжало расти, не способствуя установлению доверительных отношений. Предавшие однажды предадут и дважды. Так думала Астрид, и будь её воля она бы никогда в жизни не села бы за один стол с королём Элдергарда. И уж тем более не породнилась бы с ним.

Будь её воля… Которой не было.

На ночь они остановились в небольшом городке близ столицы. Им пришлось свернуть с главной дороги, рискуя потерять колёса в сгустившихся сумерках, потому что ямы здесь встречались на каждом шагу. Сам же город оказался унылым и серым, пожалуй, как и всё в Элдергарде.

Обнесённый высоким частоколом, он встретил гостей длинной главной улицей, за которой виднелось сумбурное нагромождение домов. Словно много лет назад здесь поставили в ряд с десяток жилищ, и только потом решили облагородить это место, выстроив вокруг остальные дома. Не было ни деревьев, ни садов, ни водоёмов. Единственным, что привлекало внимание, была нависающая над низкими крышами часовня. И то только потому, что она была сделана из камня, в отличие от остальных построек.

Астрид практически сразу потеряла к городку всякий интерес, мечтая поскорее добраться до кровати и уснуть. Зато местные жители, напротив, узнав в богато одетой женщине сестру своего короля, а ныне и королеву Эринбурга, окружили их вниманием, оказывая самый радушный приём, на который были способны.

Им выделили с десяток домов, выстроенных по периметру квадрата, с собственным внутренним двором. Правда, Астрид это больше напоминало изоляцию от остального мира, словно они были прокажёнными, которым нельзя было пересекаться с местным населением. Вслух она, конечно же, этого не сказала. Хватало и того, что их не пытались убить, да в придачу ещё и снабдили припасами. Хотя, судя по убранству городка, богатством жители не отличались, и даже такая помощь могла стоить кому-то жизни.

Больше всего пугало то, с каким раболепием горожане приветствовали Мишель, низко опустив головы и не смея поднять глаз. Кров и пища появились у них буквально за полчаса, но Астрид не могла отделаться от мысли, что не будь Мишель сестрой короля – приём был бы совсем другим. Местный глава – худой мужчина в скромном льняном сюртуке – заискивающе скакал перед ней, пряча испуганный взгляд, до тех пор, пока Мишель не разрешила ему удалиться, скупо поблагодарив за помощь.

И снова такой разительный контраст…

Подданные Эринбурга не боялись своих правителей – они их уважали. И это стоило намного больше слепого повиновения. Отец всегда говорил, что нужно завоевать уважение своего народа, дать ему выбор, а не покорять, словно диких животных. Элдергард, очевидно, считал иначе. И чем дольше Астрид находилась здесь, тем яснее понимала, что рассказы о жестокости Рэнделла – чистая правда. Может быть, даже разбавленная милосердием, чтобы не пугать своей уродливой истиной. А ведь они ещё даже не добрались до столицы.

– Тебе надо поесть.

Астрид настолько погрузилась в себя, что даже не услышала чужих шагов. Вздрогнув от неожиданности, она подняла растерянный взгляд, и на неё тут же обрушился гул голосов. Придворные смеялись у разожжённых во дворе костров, стучали ложками о посуду, уплетая горячий ужин, и несли откровенный бред. Где-то вдалеке ржали лошади, уставшие после долгой дороги, а меж домов, завывая, блуждал вечерний ветер.

На деревянном стуле напротив сидела женщина в годах. Свет от огня непоседливо скакал по её лицу, по простому льняному платьицу и седым волосам, собранным в скромный пучок. Морщины давно коснулись её кожи, особенно заметно отпечатавшись у глаз и губ из-за частых улыбок, но не испортили природной, мягкой красоты. Матильда была доброй, понимающей и заботливой. Но вместе с тем умела быть строгой и непреклонной, когда требовалось. Например, как сейчас. Нахмурив брови, она почти насильно впихнула плошку с едой в руки Астрид, пресекая на корню любые попытки ослушаться.

Пришлось подчиниться. Особенно когда желудок недовольно заурчал, отчаянно протестуя против голодовки. Пахло волшебно, или Астрид просто была до ужаса голодна. Сегодня с утра она из вредности пропустила завтрак, но откуда ей было знать, что на обед они и вовсе решат не останавливаться, чтобы успеть добраться до города к сумеркам?

– Ешь, Астрид, хватит мучаться. Принцессе не пристало голодать вот так, – заворчала Мати, заботливо коснувшись её руки.

Астрид почувствовала, как защипало глаза. В последнее время нежность Матильды болью отдавалась где-то в груди. Казалось, что она последний человек в мире, кому ещё можно было по-настоящему довериться. От этого было больно. Больно и как-то по-детски обидно…

Не позволив слезам снова взять над собой верх, Астрид зажмурилась и зачерпнула ложкой кашу. Это оказалось настолько вкусно, что она чуть не замычала от удовольствия. Накинувшись на еду, как в последний раз в жизни, Астрид даже не поняла, как обожгла себе язык. Это привело ее в чувство, заставив вспомнить, что она не одна.

Ко всем своим прочим достижениям не хватало ещё, чтобы её сочли за какую-нибудь дикарку. С одной стороны, может и хорошо, если её посчитают невоспитанной девицей, недостойной их драгоценного наследника… А с другой – Мишель ясно дала понять, что даже это не спасёт её от свадьбы.

Аппетит мгновенно пропал. Астрид отставила плошку на землю, приняла платок из рук Матильды и, стерев с губ остатки пищи, упёрлась невидящим взглядом в костёр. Смотреть в глаза кормилицы почему-то совсем не хотелось.

– Так и будешь молчать? – голос Матильды был до щемящего чувства в груди печальным, словно Астрид умирала у нее на глазах, а она ничего не могла с этим сделать.

Впрочем, это было не так уж далеко от правды…

– Если начну говорить – обязательно сболтну лишнего, – призналась Астрид, поправив съехавшую с плеч шкуру.

Погода здесь сильно отличалась от Эринбурга. По ночам было особенно ветрено и холодно, даже несмотря на середину весны. Только утолив свой голод, Астрид заметила, что Матильда сидит в одном тонком платьице, грея у огня руки.

Стало стыдно. Как она не увидела этого раньше? Порой она была той еще эгоисткой, слишком поглощённой собственной гордостью и обидами. Но на смену стыду очень быстро пришла злость. Это была глупая черта, от которой всё никак не получалось избавиться, однако только так Астрид умела защищаться.

Ещё в Эринбурге, будучи маленькой, она выпрашивала у отца крупные суммы, чтобы сделать Матильде дорогие подарки на дни рождения. Будь то богатые шкуры, изящные платья или увесистые украшения, усыпанные королевскими самоцветами. Но Мати, скромная по своей натуре, даже в статусе кормилицы принцессы чаще всего лишь прятала подарки в свой сундук, улыбалась и благодарно обнимала маленькую проказницу. С возрастом это начало раздражать. Матильда заменила ей мать, которую Астрид почти не помнила. Она была достойна самого лучшего, а по итогу делала всё, чтобы Астрид ни в чём не нуждалась, но никогда не думала о себе.

– Почему ты в одном платье? – хмуро заметила Астрид, и Мати спрятала взгляд, сделав вид, что увлечена игрой пламени.

– Я укладывала Лукаса спать и…

– О, можешь не продолжать! – резко перебила её Астрид, едва сдержавшись, чтобы не вскочить с места и не убежать в дом.

Остаться заставило лишь уважение, а потом снова пришло чувство вины. Астрид вела себя глупо, когда речь заходила о Лукасе, но ничего не могла с собой поделать. Милый, забавный мальчишка… Ещё пару месяцев назад они носились по коридорам замка, и она умилялась заливистому смеху и детской любознательности.