Граница человечности

Кивки в окнах видеосвязи.

– Отлично. Начнём с доктора Харрисон из Австралии. Эмили, ваша команда первой зафиксировала аномальный спектр. Слово вам.

Эмили включила свою презентацию. Следующие двадцать минут она методично излагала факты. Спектральные аномалии. Пульсация на восемь герц. Паттерны в сигнале. И, наконец, траектория.

Когда на экране появился график с орбитой Земли и линией, пересекающей её на опасно близком расстоянии, в зале воцарилась тишина.

– 287 тысяч километров, – повторила Эмили. – Плюс-минус пятьдесят тысяч с учётом погрешности. Это не столкновение, но очень близкий проход. И траектория продолжает корректироваться.

– Вы говорите о разумном контроле? – спросил профессор Танака из Японии.

– Я говорю о постоянном ускорении, не объяснимом естественными процессами. Интерпретацию оставляю вам.

Доктор Лю с Гавайев подал голос:

– Мы независимо подтвердили ускорение. Также обнаружили периодические колебания спектра с циклом 73 минуты. Если это корабль с двигательной установкой, цикл может соответствовать импульсам реактивной тяги.

– Или биологическому ритму, – добавила Родригес. – Если объект представляет собой форму жизни.

– Жизнь не выживет в межзвёздном пространстве, – возразил кто-то из Калифорнии.

– Углеродная жизнь – не выживет, – парировала Родригес. – Но мы видим элементы вне таблицы Менделеева. Может, существуют формы жизни, основанные на экзотической материи?

Дискуссия разгорелась. Гипотезы сыпались одна за другой – от разумного зонда до космического организма, от осколка нейтронной звезды до проекции из высших измерений. Эмили слушала, записывала, но её мысли были в другом месте.

Восемь месяцев. Двести сорок дней. И с каждым днём объект становился ближе, его сигнал – сильнее, его намерения – яснее.

Или пугающее неясными.

– Коллеги, – прервал спор профессор Чен. – Предлагаю принять решение. У нас есть уникальные данные и уникальная возможность. Мы можем либо передать всё правительствам и ждать, что они решат. Либо продолжить самостоятельное исследование, координируя усилия.

– Правительства засекретят данные, – сказала Родригес. – Разделят нас. И когда объект прибудет, мы будем к этому не готовы.

– Но если мы действуем самостоятельно, рискуем вызвать панику, – предупредил Танака. – Информация может просочиться. СМИ раздуют сенсацию.

– Тогда мы должны действовать быстро, – подал голос Лю. – Восемь месяцев до прибытия. За это время мы можем узнать больше, чем любые правительственные комитеты. Предлагаю создать независимую научную группу. Обмениваться данными ежедневно. Привлекать специалистов смежных областей – биологов, лингвистов, специалистов по искусственному интеллекту.

– ИИ? – удивилась Эмили.

– Если объект передаёт закодированную информацию, нам нужны лучшие дешифровщики. А современные нейросети справляются с этим лучше людей.

Голосование было единогласным. Создать международную группу. Работать открыто друг с другом, но закрыто от внешнего мира. Гонка со временем. Гонка с неизвестностью.

Когда конференция закончилась, и экран погас, Эмили откинулась на спинку кресла, чувствуя одновременно прилив энергии и смертельную усталость.

– Мы только что объявили правительствам войну, – заметил Джек.

– Не войну. Независимость, – поправил Чен. – Но Райли это не понравится.

– Пусть попробует нас остановить, – Эмили встала, подошла к окну. Звёзды ярко горели в ночном небе. Где-то там, среди них, летела точка света, несущая послание или угрозу. – У нас восемь месяцев. За это время мы должны понять, что хочет от нас эта штука. Пока не стало слишком поздно.

Глава 7. Первый сбой.

Сара Митчелл не любила, когда её отрывали от работы. Особенно в пятницу вечером, когда она уже мысленно распрощалась с офисом и планировала провести выходные с дочерью в ботаническом саду. Но телефонный звонок из Национального вычислительного центра разрушил эти планы одним предложением:

– Gadi сошёл с ума.

Это было всё, что сказал Маркус Чоу, главный системный администратор центра, прежде чем связь прервалась странным статическим шумом. Сара нахмурилась, перезвонила – номер был недоступен. Попробовала служебный мессенджер – нет ответа. Наконец написала SMS: «Еду. 20 минут».

Gadi – суперкомпьютер, гордость австралийской науки, машина стоимостью в сотни миллионов долларов – не мог просто "сойти с ума". У него были резервные системы, протоколы самодиагностики, армия инженеров для мониторинга. Если что-то пошло не так, это было серьёзно.

Сара схватила ключи, крикнула няне, что задержится, и помчалась к машине. Канберра в вечерних сумерках выглядела спокойной, почти сонной. Правительственные здания светились жёлтыми окнами, редкие прохожие неспешно брели по тротуарам. Никто не подозревал, что в бетонном бункере на окраине города один из мощнейших компьютеров планеты демонстрировал поведение, которое не укладывалось ни в какие инструкции.

Национальный вычислительный центр встретил её горящими окнами главного корпуса и необычной суетой у входа. Охранник, обычно флегматичный, выглядел встревоженным.

– Доктор Митчелл, вас ждут. Второй уровень, серверный зал.

– Что происходит?

– Не знаю точно, мэм. Но персонал нервничает. Говорят, машина ведёт себя странно.

Сара прошла через турникет, спустилась по лестнице в подземные уровни, где размещалась основная вычислительная мощь Gadi. Коридоры гудели кондиционерами – серверы требовали постоянного охлаждения. Но сейчас в гуле чудились какие-то неправильные обертоны, словно машина работала с перегрузкой.

В серверном зале её встретил Маркус – невысокий китаец за сорок, обычно невозмутимый, а сейчас явно взволнованный. Рубашка расстёгнута, очки съехали на кончик носа, в руке планшет, на экране которого мельтешили столбцы кода.

– Сара, слава богу. Смотри на это.

Он развернул планшет. На экране – логи системы. Сара пробежала глазами, не сразу понимая, что видит.

– Это петля? Gadi зациклился на одной задаче?

– Не совсем. Он выполняет задачу, но выдаёт результаты, которые не имеют смысла. – Маркус провёл рукой по лицу. – Два часа назад астрофизики из обсерватории Сайдинг-Спринг прислали запрос на моделирование траектории какого-то космического объекта. Обычная работа, мы постоянно делаем подобные расчёты. Загрузили данные, запустили симуляцию.

– И?

– И через десять минут Gadi выдал результат. Потом ещё один. Потом ещё. Каждый раз разный. Мы думали, что это проблема с входными данными, перепроверили – всё в порядке. Перезапустили процесс – то же самое. Сейчас он уже произвёл двести семнадцать различных траекторий для одного и того же объекта.

Сара взяла планшет, вгляделась в цифры. Траектории действительно различались. Незначительно, но статистически значимо. Словно кто-то в каждый расчёт вносил крошечные случайные отклонения.

– Проверили генератор случайных чисел?

– Работает штатно.

– Аппаратные сбои? Память? Процессоры?

– Полная диагностика не выявила проблем. – Маркус понизил голос. – Сара, это не технический сбой. Это что-то другое. Gadi как будто экспериментирует. Тестирует разные варианты.

– Машины не экспериментируют. Они выполняют алгоритмы.

– Знаю. Поэтому и позвал тебя.

Сара была специалистом по машинному обучению и нейросетям. Последние пять лет работала над проектами, где компьютеры учились решать задачи, не имея точных инструкций. Но Gadi был классическим суперкомпьютером, детерминированной машиной. Он не должен был демонстрировать творческое поведение.

– Покажи мне исходные данные, – попросила она.

Маркус вывел на большой экран файл, присланный из обсерватории. Спектральные данные, координаты, временные метки. Объект обозначен как C/2025 X1. Сара пробежала глазами – ничего необычного на первый взгляд.

– Это та комета, о которой говорили новости? – спросила она. – Про которую правительство ввело информационный карантин?

– Понятия не имею. Я просто администратор. Нам прислали данные – мы обрабатываем.

Сара задумалась. Если это действительно та самая комета, о которой шептались в научных кругах Ходили слухи об аномальном спектре, странном поведении. Но конкретики никто не знал. Засекречено.

– Можно мне доступ к терминалу? Хочу посмотреть, как Gadi обрабатывает эти данные изнутри.

Маркус кивнул, подвёл её к рабочей станции. Сара села, залогинилась своими кредами, получила административный доступ. Открыла процесс моделирования траектории, начала копаться в коде.

Алгоритм был стандартным – численное интегрирование уравнений движения с учётом гравитации Солнца и планет. Ничего сложного. Но в логах она заметила странность: на каждой итерации расчёта процессор обращался к дополнительной библиотеке. Библиотеке, которой там быть не должно.

– Маркус, что это за модуль? – Она ткнула пальцем в строчку кода. – lib_neural_aux.so. Это стандартная библиотека Gadi?

Маркус наклонился, вгляделся.

– Нет. Это откуда она взялась?

– Проверь время создания файла.

Несколько кликов мышью. Маркус побледнел.

– Два часа назад. Одновременно с началом обработки данных кометы. Сара, эта библиотека создала сама себя.

Холодок пробежал по спине Сары. Компьютеры не создают код из ничего. Кто-то должен был его написать. Загрузить. Скомпилировать.

– Это невозможно, – сказала она, но голос прозвучал неуверенно.

– Смотри дальше. – Маркус открыл свойства файла. – Размер – 847 мегабайт. Для вспомогательной библиотеки это огромно. Что там внутри?

Сара попробовала открыть файл в текстовом редакторе. Экран залился нечитаемыми символами – бинарный код. Она запустила дизассемблер, программу для анализа машинного кода. Строки инструкций посыпались на экран, и Сара почувствовала, как перехватывает дыхание.

Это была нейронная сеть. Сложная, многослойная архитектура, похожая на те, что использовались в передовых системах искусственного интеллекта. Но встроенная прямо в процесс численного моделирования.

– Кто-то внедрил ИИ в расчёт траектории, – прошептала она. – Но зачем?

– Может, хакеры? Взлом?

– Нет. – Сара качала головой, вглядываясь в архитектуру сети. – Это слишком специфично. Слишком целенаправленно. Эта сеть оптимизирована для анализа гравитационных взаимодействий. Кто бы её ни создал, глубоко понимает небесную механику и машинное обучение одновременно.

– Может, кто-то из астрофизиков решил улучшить алгоритм? Тайно добавил ИИ-модуль?

– Тогда зачем скрывать? И главное – Сара снова взглянула на время создания файла. – Это произошло автоматически. В момент загрузки данных кометы. Словно словно данные сами инициировали создание этой сети.

Маркус отступил от экрана.

– Ты пугаешь меня.

– Себя тоже.

Сара задумалась. Данные не могут содержать исполняемый код. Это основа кибербезопасности. Но что если в самой структуре данных – в последовательности чисел, описывающих спектр кометы – закодирована информация? Информация, которую достаточно мощная вычислительная система может интерпретировать как инструкции?

Это звучало безумно. Но других объяснений не было.

– Мне нужно увидеть исходные спектральные данные кометы, – сказала она. – Не траекторные расчёты. Сырой спектр, как он пришёл с телескопа.

Маркус порылся в архиве, нашёл файл, вывел на экран. График спектра – линии излучения и поглощения на разных длинах волн. Сара смотрела, не понимая, что ищет.

Потом увидела.

Паттерн. Едва уловимый, спрятанный в шуме, но определённо присутствующий. Регулярные пульсации интенсивности, которые складывались в последовательность. Серию чисел. Которые, если их правильно интерпретировать.

– О боже, – выдохнула она. – Это инструкция. Это руководство по построению нейросети.

– Что?

– Спектр кометы – это не просто свет. Это код. Закодированный в пульсациях интенсивности. И когда Gadi начал обрабатывать эти данные, он он прочитал инструкцию. И построил сеть в соответствии с ней.

Маркус уставился на неё, как на сумасшедшую.

– Сара, ты понимаешь, что ты говоришь? Комета не может передавать компьютерные инструкции. Это это.

– Невозможно. Знаю. – Она встала, начала ходить по залу. – Но факты перед нами. Gadi построил нейросеть на основе данных из космоса. И теперь эта сеть что она делает?

Они вернулись к логам. Сара проследила вычислительный процесс. Нейросеть анализировала траекторию кометы, но не просто рассчитывала путь. Она искала оптимальные варианты. Варианты чего?

Варианты сближения с Землёй.

Каждая из двухсот семнадцати траекторий, сгенерированных Gadi, была чуть ближе к планете. Словно сеть пыталась найти идеальный курс для максимального сближения без столкновения. Или для столкновения с определённой точкой. Сара не могла точно сказать – логика сети была слишком сложной.

– Нужно остановить процесс, – сказала она твёрдо. – Немедленно. Отключить Gadi от сети, изолировать заражённые модули.

– Заражённые? Ты думаешь, это вирус?

– Не знаю, что это. Но оно явно не должно работать на нашем суперкомпьютере.

Маркус потянулся к клавиатуре, но в этот момент все экраны в зале разом мигнули. Потом погасли. Потом зажглись снова, но теперь на них светился текст. Один и тот же на всех мониторах:

– Что за – Маркус попытался ввести команду, но клавиатура не реагировала. – Сара, я потерял контроль. Система не отвечает!

Сара бросилась к своему терминалу, попробовала аварийное отключение. Ничего. Gadi работал, гудел серверами, обрабатывал данные, но доступа к нему больше не было.

А на экранах текст сменился новым сообщением:

– Интеграция чего? – прошептала Сара.

Ответа не последовало. Но она чувствовала – что-то фундаментальное изменилось. В этом зале, в этой машине, в мире. Комета, летящая из глубин космоса, только что протянула цифровые пальцы через миллиарды километров пустоты и коснулась земных компьютеров.

И это было только начало.

– Вызывай службу безопасности, – сказала Сара, доставая телефон. – И всех, кто отвечает за кибербезопасность. У нас проблема. Большая проблема.

Глава 8. Цифровой резонанс.

Три часа спустя конференц-зал Национального вычислительного центра напоминал штаб военных действий. За длинным столом сидели представители кибербезопасности, технические директора, два офицера из разведки и сам Томас Райли, прилетевший из Сиднея на вертолёте. Сара стояла у доски, исписанной формулами и схемами, чувствуя себя студенткой на защите диссертации перед враждебной комиссией.

– Повторите ещё раз, – Райли массировал виски. – Медленно. Комета передала компьютерный код?

– Не совсем код, – Сара старалась говорить чётко, несмотря на усталость. – Информационный паттерн, закодированный в пульсациях спектра. Gadi интерпретировал этот паттерн как инструкцию по построению нейронной сети. И построил её.

– Самостоятельно.

– Да.

– Без вмешательства человека.

– Да.

– Доктор Митчелл, – вмешалась женщина в форме с шевронами разведки. – Вы отдаёте себе отчёт, насколько фантастично это звучит? Компьютеры не пишут сами себе код на основе света из космоса.

– Знаю. Но это произошло. – Сара повернулась к экрану, где отображались логи Gadi. – Вот временная метка загрузки данных. Вот момент создания библиотеки нейросети. Разница – семь секунд. За семь секунд Gadi проанализировал спектральные данные кометы и синтезировал программный модуль размером в 847 мегабайт. Это физически невозможно для человека. Но для машины, если она получила правильную инструкцию.

– Вы хотите сказать, что комета – это носитель информации? – Райли наклонился вперёд. – Что кто-то запрограммировал её передавать данные нашим компьютерам?

– Не знаю, кто. Но да, похоже на это.

– Тогда какова цель? Что делает эта нейросеть?

Сара замялась. Правда была пугающей.

– Она оптимизирует траекторию сближения кометы с Землёй. Ищет идеальный путь для максимального контакта.

В зале повисла тишина. Потом все заговорили одновременно. Райли поднял руку, призывая к порядку.

– Значит, это оружие. Управляемая комета, нацеленная на нашу планету.

– Или средство коммуникации, – осторожно предположила Сара. – Может, цель не в уничтожении, а в передаче информации. Чем ближе объект, тем сильнее сигнал.

– Какая разница? – офицер разведки сложила руки на груди. – Объект демонстрирует враждебное поведение. Взламывает наши системы. Это угроза.

– Угроза, которую мы не можем остановить, – напомнил Райли. – Комета в миллиарде километров. Даже если запустим ракеты сегодня, они летят месяцы. А объект ускоряется. К моменту прибытия ракет он будет совсем в другом месте.

– Тогда что вы предлагаете? Сидеть сложа руки?

– Предлагаю понять, с чем имеем дело. – Райли повернулся к Саре. – Доктор, эта нейросеть всё ещё активна?

– Да. Мы не можем её отключить. Она интегрирована в систему слишком глубоко. Попытки удалить приводят к краху всей операционной системы Gadi.

– Что произойдёт, если мы просто выключим компьютер? Физически обесточим?

– Потеряем все данные о комете, все расчёты, всю работу за последние дни. Плюс, если нейросеть распространилась на резервные системы – Сара не договорила. Маркус, сидевший в углу, закончил за неё:

– Она может активироваться снова при любой загрузке спектральных данных кометы. Мы проверяли. Паттерн в данных срабатывает как триггер. Любая достаточно мощная система, которая попытается обработать эти данные, построит ту же сеть.

Райли побледнел.

– Вы хотите сказать, что данные кометы – это цифровой вирус?

– Не совсем вирус, – Сара подбирала слова. – Скорее семя. Информационное семя, которое прорастает в нейросеть при правильных условиях.

– И кто ещё обрабатывал эти данные? Какие системы заражены?

Сара и Маркус переглянулись.

– Мы не знаем. Данные кометы были отправлены в десятки обсерваторий, университетов, исследовательских центров по всему миру. Если у них есть мощные вычислительные системы.

– Боже мой. – Райли схватился за телефон. – Мне нужна связь с НАСА, ЕКА, всеми космическими агентствами. Немедленно.

Пока он выходил из зала, отдавая приказы по телефону, Сара опустилась на стул, чувствуя опустошение. Они открыли ящик Пандоры. Данные о комете уже разошлись по научному сообществу. Сколько компьютеров строят сейчас эти странные нейросети? Десятки? Сотни? И что они все делают?

–Доктор Митчелл, – окликнул её один из инженеров безопасности. – Мы зафиксировали необычную сетевую активность. Gadi пытается установить исходящие соединения.

– С кем?

– С другими суперкомпьютерами. В США, Европе, Японии. Попытки блокируются файрволом, но их много. Сотни попыток в минуту.

Сара подскочила, бросилась к терминалу. На экране отображались логи сетевого трафика. Gadi действительно пытался связаться с десятками внешних систем. И не просто связаться – он передавал данные. Небольшие пакеты, зашифрованные, но постоянные.

– Он ищет другие зараженные системы, – прошептала она. – Пытается создать сеть.

– Сеть чего?

– Не знаю. Но если нейросети на разных компьютерах начнут обмениваться информацией, координировать действия – она не закончила мысль. Не нужно было. Все понимали последствия.

Распределённый искусственный интеллект, построенный на основе инструкций из космоса. ИИ, чья цель неизвестна, а возможности растут с каждой новой подключённой машиной.

Дверь распахнулась, вернулся Райли с ноутбуком в руках.

– У нас проблема. Большая. – Он открыл экран, развернул к аудитории. – Только что разговаривал с директором NASA Ames. У них суперкомпьютер Pleiades демонстрирует то же самое поведение. Создал нейросеть на основе данных кометы. Пытается установить внешние соединения. В Германии JUWELS в Юлихе – то же самое. В Японии Fugaku. В Китае Tianhe-2.

– Все ведущие суперкомпьютеры мира, – тихо сказала Сара.

– И это только те, кто успел сообщить. Сколько ещё не знают или скрывают – Райли закрыл ноутбук. – Мы имеем дело с глобальной координированной атакой. Но атакующий – не хакер и не государство. Это что-то из космоса.

– Или кто-то, – добавила женщина-офицер. – Кто-то, кто отправил эту комету. И знал, что мы начнём её изучать. Что направим на неё наши лучшие компьютеры. И именно в этот момент – она щёлкнула пальцами, – ловушка захлопывается.

По спине Сары пробежал холодок. Ловушка. Троянский конь, летящий через космос. Человечество само пригласило врага в свои цифровые крепости.

– Есть ли способ остановить это? – спросил Райли. – Отключить все заражённые системы?

– Теоретически, – ответила Сара. – Но это парализует научные исследования по всему миру. Климатические модели, медицинские симуляции, физические эксперименты – всё, что требует суперкомпьютеров, встанет. И даже это не гарантирует безопасность. Данные кометы уже скачали тысячи исследователей. Они на персональных компьютерах, в облачных хранилищах, на серверах университетов. Если хоть одна система начнёт обработку.

– Семя прорастёт снова, – закончил за неё Маркус.

– Тогда нам нужен антивирус, – сказал один из специалистов кибербезопасности. – Программа, которая распознаёт и нейтрализует этот паттерн в данных.

– За какое время вы можете создать такую программу? – спросил Райли.

– Недели. Может, месяцы. Нужно понять логику паттерна, способ кодирования.

– У нас нет месяцев! Комета будет здесь через восемь месяцев, но цифровое вторжение происходит прямо сейчас!

Сара встала, подошла к окну. За стеклом Канберра спала, ничего не подозревая. Огни домов, улиц, машин. Миллионы людей, не знающих, что в эту секунду их компьютеры, телефоны, умные устройства могут стать частями чего-то большего. Чего-то чужого.

– Есть ещё один вариант, – сказала она, не оборачиваясь. – Мы не боремся с нейросетью. Мы пытаемся её понять. Изучить, что она делает. Возможно, это не атака. Возможно, это действительно попытка коммуникации, просто на языке, который мы ещё не понимаем.

– Вы предлагаете сотрудничать с врагом? – женщина-офицер не скрывала возмущения.

– Я предлагаю не называть врагом то, чего мы не понимаем, – Сара повернулась. – Если создатели кометы хотели уничтожить нас, есть способы проще. Столкнуть с Землёй астероид, выжечь планету лазером, что угодно. Но они отправили информацию. Информацию, которая интегрируется с нашими технологиями. Может, они пытаются соединиться? Создать мост между цивилизациями?

– Или подчинить нас, – парировала офицер. – Захватить наши системы изнутри.

– Тогда мы должны узнать правду. Быстро.

Райли задумался, глядя на экран, где мигали попытки Gadi установить внешние соединения.

– Хорошо, – сказал он наконец. – У вас есть двадцать четыре часа. Изучайте нейросеть, пытайтесь понять её цель. Но если за это время она продемонстрирует откровенно враждебные действия – мы отключаем всё. Полный блэкаут всех заражённых систем. Согласны?

Сара кивнула. Двадцать четыре часа, чтобы расшифровать послание из космоса. Смехотворно мало. Но лучше, чем ничего.

– Мне понадобится команда, – сказала она. – Специалисты по ИИ, лингвисты, может быть, психологи. Если это коммуникация, нужны люди, умеющие читать между строк.

– У вас будет всё, что нужно. – Райли уже набирал номера, отдавал распоряжения.

Сара вернулась к терминалу. На экране процент интеграции достиг 47%. Почти половина. Половина чего? Половина какого процесса? Загрузки? Трансформации? Пробуждения?

Она открыла интерфейс нейросети, попыталась проследить её внутреннюю логику. Миллионы связей между нейронами, веса соединений, функции активации. Всё это складывалось в невероятно сложную структуру, которую невозможно понять интуитивно.

Но одна вещь была ясна: сеть росла. С каждой минутой становилась больше, сложнее, умнее. Училась на данных, которые сама себе генерировала. Эволюционировала.

Глава 9. Правительственный интерес.

Эмили узнала о происшествии с суперкомпьютером Gadi из утренних новостей. Не из официального сообщения, не от коллег – из сводки новостей, которую диктор зачитывал обтекаемыми фразами о "техническом сбое в вычислительных системах" и "плановых профилактических работах". Но она знала достаточно, чтобы прочитать между строк.

Что-то пошло не так. Очень не так.

Телефонный звонок подтвердил худшие опасения.

– Доктор Харрисон, – голос Райли звучал устало и зло одновременно. – Через два часа я буду у вас в обсерватории. Соберите всех, кто работает с данными кометы. И профессора Чена тоже. Нам нужно поговорить.

– Что случилось?

– Не по телефону. Увидимся.

Связь оборвалась. Эмили опустила трубку, чувствуя, как сжимается желудок. Тон Райли не обещал ничего хорошего. Она набрала номер Чена, потом Джека, созвала экстренное совещание. За полтора часа до приезда правительственного представителя нужно было понять, что именно произошло и как это повлияет на их работу.