Чрез века

В охоте на людей есть похожесть с охотой на дикое существо, потеряешь бдительность и сам станешь добычей. Но вот в чём отличие: каждая животинка, разумная или нет, сопротивляется смерти, и только человек может подставить шею сам и принять смерть, как исход, когда больше не хочет противиться. Бет боялась, что дочь не взбрыкнёт, что её желание к жизни потухло, как и волосы, что разбросались по земле; ни одна волосинка не улетела так далеко, как желалось, те волосы, что по велению ветра улетели дальше, чем другие, остались в кронах деревьев, запутавшись в них навсегда.

Верёвка, как по маслу, накинулась на шею, затянулась в один миг и стала душить. Нес, не ожидавшая подвоха, сразу и не почувствовала, как смыкается вокруг шеи смерть, и закрыла глаза, не постаравшись узнать, что же произошло позади: возмездие либо закономерность. Когда воздуха стало катастрофически не хватать, а щёки надулись от ловли частичек воздуха, дева вдруг ощутила умиротворение, сознание поплыло, будто от алкогольного опьянения, не было печали, остался один лишь восторг. Она забыла, что дальше последует смерть, просто забыла, что человек не способен прожить без воздуха, её зачаровали яркие вспышки, она поймала соблазн в нехватке воздуха. Зачарованно Нес глядела на сочетания цветов, которые никогда не встречала на свете. Красочные переливы отодвигали страх и мысли на второй план, а когда по середине буйного торжества появился силуэт Уолтера, протянувшего руку навстречу, дева окончательно отдалась забытию, протянула ладонь, чтобы схватить видение, но любимый не принимал её руку, он удалялся, его понурый молчаливый взгляд отворачивался от её глаз, прятался, не позволяя заглянуть вглубь. Нес тщетно пыталась понять, что натворила, чем заслужила молчание, и вдруг поняла, он не станет брать за руку, не станет утягивать за собой; Уолтер загрустил от того, что его любовь так быстро сдалась в лапы врагам. Дева перестала тянуть руку, позволила видению уйти, отвернула лицо, чтобы не видеть, как он в очередной раз её покидает, просто дала отмашку ладонью, разучившись говорить. И тогда Уолтер обернулся, подошёл вплотную, в его глазах появилась слеза; синева пронзила Нес, она стала брыкаться, утро теперь придёт, но, если и дальше не сопротивляться, то утро наступит без неё.

Нес забилась в конвульсиях, открыла глаза, без промедления стала просовывать пальцы под туго натянутую верёвку, пытаясь содрать её с горла, и надувалась сильнее, хватала воздух, который проходил через ослабления натяжки, приказывая себе не сдаваться, вертеться, вырываться. Верёвка спала с шеи, и дева было повернулась, чтобы увидать, кто посмел напасть без предупреждения, но не успела, вместо верёвки около шеи появилось лезвие, которое оставило тонкий след на горле. Запах крови обострил утраченные чувства, и она прислушалась, чтобы обнаружить, чей источник дыхания щекочет открытую кожу. Дыхание смутно напоминало о лете и солнечных днях, о прекрасном и одновременно устрашающем лете, которое сочетало в себе безопасность и парализующий страх перед зимой. Нес стояла недвижимо, ожидая, когда продолжится бой, чтобы ускользнуть из-под атаки, но противник похоже не торопился, чем продолжал досаждать. Нетерпение сегодня уже почти погубило, но дать ему погубить себя дважды дева не позволяла, потому и ждала, и ругала себя за неосмотрительность, а это то единственное, чем она никогда не славилась.

Ожидание затягивалось, никто не предпринимал ни удара, ни побега, и только совы, выбравшиеся поохотиться, ухали наперебой. Тучи сомкнулись полностью, скрыв луну и остатки звёзд. Наступила непроглядная мгла, которая полностью поглотила охотника и добычу, предрешённая встреча оттягивалась, и Нес стала думать, что её не убили, а значит, по какой-то неведомой причине, она сегодня и не умрёт. Некому было её хватать понапрасну, проверять на стойкость, все люди, которые могли провернуть подобный трюк были безнадёжно мертвы, и если не мёртвый человек стоял позади, то значит его тень, что застряла между жизнью и смертью. Ночь, когда её подобрали в возрасте девяти лет, напоминала сегодняшнюю ночь темнотой и непроглядностью, а дыхание, что укрывало и уносило в тепло, было тоже безбожно похоже на дыхание из отголосков той ночи.

– Мама? – одними губами прошептала Нес и ужаснулась тому, что поганое слово могло слететь с губ, – Ты умерла, мама, ты мертва. Это больше не ты, не та, кого я так называла.

Предположение, что выплыло наружу, пугало своей правдивостью, а молчание в ответ только усугубляло положение. Нес начала нервничать и прощупывать грудь, ей казалось, что она делает движение рукой не заметно, но как только пальцы готовы были выдернуть нож, её руку сковали и со всей силы выгнули назад, нож, что стоял у горла впился сильнее, сделав рану на шее глубже. Больше она не могла шевелиться, дышать стало сложнее, приходилось сдерживать глотки воздуха, чтобы горло не саднило от лезвия, скользившего туда и сюда.

– Я всё равно тебя убью, так и знай. Убью! – выплюнула Нес и почти отключилась, ведь нож почти перерезал горло, отступив от задумки лишь в последний момент.

– Тихо, тихо. Я не хочу причинить тебе вред.

Голос принадлежал Бет, он был мягкий, каким и запомнился, но с едва уловимыми нотками металла. Для подтверждения и так ярких предположений Нес второй свободной рукой провела позади себя, сумев почувствовать знакомые очертания под пальцами. Месть ослепила, цель оказалась настолько близка, но она её пропустила из виду. В прежние времена она бы не стала добычей по глупости, от чего обида накатила так сильно, что огрела по голове не хуже дубинки. «Как я могла попасться, почему не распознала среди кустов присутствие Бет? Она всегда ходила неповоротливо, топала даже крадясь, это уже не я, прежняя я не совершила бы такой глупости», – Нес ругала себя нещадно и позволила бы себя убить любому, кто сумел её подловить, но только не проклятой женщине, которую даже по ошибке не стоило звать матерью.

– Что тебе надо? Дай мне с тобой покончить, сама же этого хочешь. Не поверю, что желаешь жизни с руками, залитыми его кровью! – сказала дева.

– Мне нужно жить, как и тебе, но пока ты сопротивляешься, я не могу этого доказать, – слова Бес не трогали, они лживо лились через переполненный край.

– Так убей, убей же меня, чего медлишь, твои руки в крови, я для тебя пустяк!

– Твои руки тоже в крови. Кровь, о который ты говоришь, разве она отлична от крови на твоих руках? Опомнись, мы обе убийцы, между нами больше нет разницы.

«Нет разницы, нет разницы…», – отзванивал паскудный звук в голове, и Нес, не сумев сдержаться, задышала так часто, что перерывы между вдохами и выдохами слились, грудь непроизвольно задрожала от гнева, – «Нет разницы!». Нож проскакивал по горлу, как необузданная кляча, но боли не было, а лишь непримиримость и непокорность. Дева дёрнула головой навстречу лезвию, она желала со свей мочи на него напороться. Кровь хлынула сильнее, и Бет отступила, настал черёд Нес править над ситуацией. Она, не ведая смирения, не останавливаясь, с размаху выхватила оружие и на удачу взмахнула, ночь прятала женщину, скрывая от разящего напролом удара. Бет успела отскочить в другую сторону и спрятаться за деревом, прежде чем её бы поразили насмерть.

– Не прячься, ведьма! Прими свою смерть! – кричала Нес, вытирая кровь с шеи.

Скрюченная Нес стояла, принюхиваясь, она была готова напасть в любой момент, губы парализовало, рот пересох, но инстинкты волчицы вернулись. Теперь она стала охотником, и нет она не станет убивать сразу, слишком велика честь, прежде чем женщину навестит смерть, она вытерпит боль, боль, боль. Дева, ведая как пытка изобличит её названную мать, сладостно потянулась к дереву, чтобы выдернуть добычу, схватить, связать, запереть под землёй, где ни один крик не будет услышан.

Рука наткнулась на плечо, Нес, не раздумывая, сдавила его и услыхала пронзительный выкрик посреди ночи, крик доставил ей удовольствие, и она продолжила выламывать ту руку, что унесла жизнь Уолтера. Женщина снова вскрикнула, но одновременно опустила голову, не сумев сдержать улыбку. Дочь не потерялась, она желала жить, когда человек имеет столь сильную цель ему подвластен целый мир, но она совершала всю ту же ошибку, что и до этого, и пришла пора ей на неё напороться. Пока Нес придавалась забаве, Бет наклонилась и с разбегу сбила негодницу, повалила вниз. Сил в её старческом теле хватило, чтобы исполнить захват и приставить к сердцу дочери нож, второй же рукой она схватила её за горло. Глаза Нес горели яростно, но она истратила все умения на бесплотные попытки поквитаться, сейчас она стала калькой, но Бес не хотела проучивать, желание отпало в тот же миг, как она увидела глаза дочери прямо перед собой, а в них и глаза сына. Они оба слились в одном теле, и не было нужды воспитывать, ведь мысли Уолтера сделают эту работу гораздо лучше. Тогда женщина, успокоившись, собравшись с мыслями, заговорила.

– Я позволю себя убить, но не сейчас. Если ты этого желаешь, я позволю, клянусь, не буду убегать, скрываться. Встану перед тобой, распахну грудь, и ты сможешь вырвать моё сердце и скормить его червям, а до той поры тебе придётся меня слушать.

– Я не стану тебя слушать, мерзкая тварь! – Нес плюнула женщине в глаз, она была побеждена, но не покорена.

Абсурдность ситуации накалялась, и Нес проклинала тот день, в который родилась. Именно её проклятие разрушило жизни двух её семей. Дважды, всё повторяется дважды, мир зациклился. Дважды она рождалась, дважды теряла семью и дважды позволила себя ухватить, поставить в положение, где нет возможности для побега. Она могла бы брыкаться, а эта женщина только бы смеялась бесплотным попыткам к спасению, она уже наслаждалась её беспомощностью, игралась прежде чем нанести решающий удар, убить, как и Уолтера убила. Нес стало до жути интересно, неужели она игралась и с сыном, все эти слова, произнесённые мерзим ртом, были не иначе чем ветер, который после смерти разлетится, как будто его и не было никогда. «Нужно бежать, сегодня я перед нею бессильна, но как и куда?», – дева несколько раз трепыхнулась ногами, словно рыба на берегу реки, ещё раз, и ещё раз, безрезультатно, – «Знак, он же был, был, я его проглядела, тишина, как и тогда, такая звенящая, давящая», – глаза Нес округлились, она знала дальше смерть.

– Ты, выслушай меня, я тварь, но тварь, которая должна тебе рассказать причину твоих страданий, – отозвалась через сумятицу мыслей Бес.

– Я не хочу слушать! Не буду!

Нес поворачивала голову набок, отводила глаза, безвольно делала одно за другим, поражаясь неведомой силе женщины. Глаза девушки могли видеть зачарованный лес, тихо шуршащий зовущий под своё тёмное крыло, и это придавало попыткам какое-то невиданное доколе отчаяние. Она хотела сдаться, внезапно всё опротивело: ночь, день, глаза Уолтера, руки Бес; она сама себе опротивела. Не осталось воли, что двигала вперёд так долго, и если последний вздох придётся иметь подле нечестивой, то это её наказание за промедление, за неудачливость, за злой рок, принесённый её рождением миру.

– Дитя, ты помнишь, что я сказала тебе в тот день? – спросил ласковый тёплый голос без налёта железа.

– Каждое слово помню, всё помню, как будто и не было между словами множества лет. Я вижу вас и себя там, около амбара с мукой, и я слышу, что вы мне сказали.

– И что же я тебе сказала?

– Вы сказали, что мёртвый человек – не живой, сказали про грехи и про то, что нужно исполнять волю мёртвых, кою они при жизни имели.

– Верно, ты ничего не забыла, – Бет вздохнула и немного сдвинулась назад, ослабила хватку, – И что ты тогда ощущала, когда я с тобой говорила? Скажи правду.

– Сначала ничего, я больше думала о еде и о том, что может прятать амбар позади нас, – Нес учуяла, что ей стало легче дышать, но она не поддалась на уловку, не стала противиться дальше, – А потом я ощутила верность ваших слов, я поняла, что заблуждалась на счёт жизни. Отец меня не учил подобному. Он учил меня быть смиренной, не действовать наперекор, учил молитвам.

– Твой отец был обычный. Это не плохо, в конце концов, человек и должен быть слегка посредственен, чтобы не испытывать много мук, которые испытывают все те, кто немного больше думает, чем другие. Я возжелала бы его судьбу, если бы могла выбрать, но я не он, и ты не он, в этом и есть наша беда. Я сразу, в тот же миг увидела, что ты отличаешься, поэтому и заговорила с тобой.

Безумность Бет спадала, верно внутри искалеченного разума продолжала жить родная душа, и как горько же стало Нес в этот момент, ей стало жаль загубленную душу матери, которая не могла покинуть тело и вместе с ним вершила столь много уродства. Она не простила, простить нельзя, это был один их тех грехов, который и после смерти нельзя прощать. Грехи, они разные, одни делаются по нужде, другие по прихоти, и как бы не нуждалась сейчас Бет в помощи и прощении, Нес не могла представить, даже на одно чёртово мгновение, что с её губ когда бы то ни было слетят слова исцеления. Как можно отпустить столь великий грех, но злость, испытывала ли Нес злость, она не знала, лишь отчаянно жаждала смерти.

– Для чего все эти слова, той вас, который вы были тогда, нет и не будет боле. Я помню слова, но они исковерканы вашим поступком. Я не желаю больше ждать, сделайте то, что намеривались, завершите дело, погубите себя наконец, и тогда мне не будет нужды вам мстить. Вы отправитесь прямиком в ад при жизни, ведь оба ваших дитя погибнут от вашей руки.

С вызовом Нес бросила остервенелый взгляд прямо внутрь тёмных глазниц и застала себя внутри истинного хаоса, который только может нести человек за собой. Она присмирела, очутившись глубоко в мыслях и чувствах Бет, испугалась, что способна застрять там навсегда. В чёрных тенях сливались неведомые мотивы страшного покоробленного сознания, спрятавшегося от белого света, от луны и солнца, так чтобы ни один луч не проник; если бы это случилось, неведомое завизжало бы в диких несмолкаемых конвульсиях, оставив после себя пепелище. Нес закрыла глаза, ни мига не собираясь терпеть жжение, нечто вытягивало и её душу, поглощало с рвением. Она не хотела почить прискорбно при жизни, отступила, испугавшись, чтобы её душу вытянет тоска к столь великому и необузданному стремлению отпустить грех.

– Мои слова ранили тебя тогда, дитя? Ответь мне, – не смолкала Бет.

– Они ранят меня и сейчас, не заставляйте меня унижаться, делайте то, что считаете нужным. Я полностью повержена, вы надо мной властны, так прекратите муку и свою, и мою, и между нами больше не останется связи, которую я презираю.

– Да, связь между нами сильна, такая связь проклятие и спасение. Такой связи я не имела и со своим единственным сыном. Но как я уже единожды сказала, мёртвый человек мёртв, незачем об этом упоминать.

– Вы убили его! – выкрикнула Нес.

– Убила, и сделала бы это ещё раз, сотни и тысячи раз, чтобы сейчас говорить с тобой.

На время Нес почудилось, будто женщина плачет, где-то внутри изуродованной души проскользнула частичка полуразрушенной по пути слезы, которая сверкнула в глазах ярым неистовым блеском, омрачив великое горе матери, сын которой бездарно погиб. Бет поборола наплыв, с жаждой промокнула невидимую слезу и застыла, услышав обвинение, брошенное от другого человека. Слова дочери делали совершённое настоящим, не таким туманным, как даровало сознание, защищавшее разум от смерти. И внутри женщины затянулся узел, он постепенно натягивался с каждым прожитым днём новой жизни, и в конечно счёте узел совсем завяжется, и от натяжения верёвка порвётся, тогда больше не станет сознание прятать проделанное, нахлынут воспоминания, станут совращать наложить на себя руки, но пока узел был крепок и недостаточно туг придётся скитаться, словно и не было никаких свершений, поворотов сюжетов. Бет только и могла, что продолжать следовать по выбранному пути, больше ей ничего не оставалось.

– Почему?! – выкрикнула дева простой вопрос и замерла, ведь нож на груди нечаянно надавил сильнее и почти перерезал нить, связывавшую с жизнью.

– Потому что ради благой цели нужно идти на необходимые жертвы.

Растворился мир, он стал нарочито бесформенным, будто это не ночь отняла у него все краски, а слова, что бесстыдно произнеслись. Нес не хотела знать, почему-то в правде перестал существовать смысл. Обезумевший мир отнял жизнь Уолтера рукой его матери, а мать называла это «необходимой жертвой». Когда смещаются рамки, когда одно становится другим, наступает черёд демонов, они, сбежавшие из вечно заточения, руководят помыслами людей, какой же может быть смысл в чистом зле?

– Благая цель? Тогда понятно… – невзрачно откликнулась Нес, её шея понуро свесилась в бок.

Глазами, которые перестали видеть души людей, дева тщетно затормозила мгновение, вдохнула воздух, выдохнула воздух, слегка пошевелила онемевшим телом, стряхнув с себя бремя, и спокойно предстала на суд. Она не думала, не страдала, познала существование, а не жизнь и понуро выдавила улыбку, чтобы отойти на небо радостной, чтобы предстать такой перед любимым, ему нравилось видеть её счастливой. Почти всё было замечательно, кроме натяжения ножа и груди, что не желали быстрее соединиться, Бет мучительно медлила, терпение подходило к концу.

– К счастью, ты вспомнила, что я тебе говорила. Так давай же я раскрою тебе последнюю часть моих тогдашних слов, – вернулась к прошлому разговору женщина, – Последние мои слова наиболее затруднительные для понимания даже мною. Я тебе говорила, что нужно пытаться исполнить волю умершего, но я тогда так и не исполнила волю моей земной любви, моего мужа. Он не хотел бы пропасть, так и не обретя даже паршивой могилки, но я собственное благополучие и силы поставила превыше его желаний. Если ты меня спросишь, жалею ли я об этом, то мой ответ, конечно же, нет. Потому что главнее живой человек, а остальное уже делается по возможности.

– Бросьте болтать, прикончите меня, – перебила Нес, – Не желаю слушать высокопарный бред перед смертью.

– Тебя я не убью, дитя. Нет, я сожалею, что ты могла так подумать, – Бет тяжело вздохнула, – Но тебе всё же придётся выслушать меня, хочешь ты того или нет.

– Не хочу.

– Не имеет значения. Моё желание быть выслушанной гораздо важнее всех нас, тебе придётся это принять, – Бес смолкла на некоторое время, прислушавшись к дыханию дочери, а затем продолжила, – Прежде всего ты, потом грех, потом мертвец. Ты здесь, грехов больше нет, осталась смерть Уолтера. Его виденье бесконечно прекрасного мира до сих пор не исполнилось. Признаюсь, я считала его виденье очень наивным, невыполнимым, оторванным от реальности. Знаю, я не заслужила такого чудесно сына, он был воплощением наших с мужем самых сильных надежд и самых ужасающих опасений. Он был гораздо лучше нас, нас, что побоялись продолжить делать мир лучше, когда он родился, мы испугались бросить его в этом жутком мире в совершенном одиночестве. Мы украли у себя быть теми, кем желали быть. И мы боялись, что Уолтер родится похожим на нас, и когда я смотрела на него младенцем, моё сердце сжималось. Я корила себя за желание привести такое беспомощное создание в мир. Я была слаба, поддалась своему хотению стать матерью. Но как я могла думать иначе, когда видела его своими глазами. Он был для меня целый мир, он был слишком хорош, чтобы от него отказаться. И когда он рос, я видела, он знает о несовершенстве мира, в отличии от многих обычных людей он это так ясно видел, хотя ему было так мало лет. Но он ни разу не пожаловался, не сказал мне, что я эгоистка, раз его родила. Сейчас я думаю, что лучше бы он мне это хоть раз да сказал, ведь ему было, я знаю, тяжело нести в себе невысказанную обиду за дарованную по моему хотению жизнь.

«Да, я тоже в нём это видела», – подумала Нес и насладилась, приятно порой придаваться воспоминаниям, даже при таких обстоятельствах. Она на время забыла, что её ждёт по окончанию разговора, всецело вслушивалась в завораживающие откровения и памятные моменты жизни любимого. Дуновения, скользящие по лицу, мягко изменяли эту тихую ночь на прелестные картинки из прошлого. «Почему я не заметила Уолтера прежде, чем попала к нему домой? Если бы я заметила его раньше, у нас бы было больше времени», – огорчение Нес не значило ровным счётом ничего, ведь прошлое не меняется, если только твоя память не подводит, а она пока не подводила. Время – самый заклятый враг вечной любви, кажется любовь может длиться так долго, как существует жизнь, но именно оно проклинает это чувство и разрушает его. Кто может знать продлятся ли чувства на следующий день, либо улетучатся с новым рассветом; и Нес не знала, она просто верила, что между ней и Уолтером ничего не изменится, сколько бы лет им не было отмерено, и она оказалась права, его время закончилось, её продолжалась, а любовь не прошла.

– Я больше не могу, вот моя мольба к вам, перестаньте, если ваша душа ещё живёт в вас, перестаньте. Я достаточно наказана за своё земное проклятие, – взмолилась Нес и сделала это очень легко, даже смутившись того, что мольбы с такой лёгкостью слетают с губ.

– Агнесс, я приняла тебя тогда в дом, ты стала мне родной дочерью. Ты и сейчас моя дочь, я не отрекаюсь от своих слов, но мне придётся побыть эгоисткой. Такова, наверное, природа всех матерей, быть эгоистами по отношению к своим детям. Я знаю, мне стоит тебя оставить в покое, дать жить свою жизнь, подставить грудь за мои злодеяния под твой нож, но я не могу, пока не могу. А потому, я прошу тебя о помощи. Кроме тебя нет людей, которые исполнили бы волю моего сына. Ты единственная на кого я могу положиться. Я знаю, что своими действиями подталкиваю тебя к опасности, ты можешь погибнуть, но мне придётся тебя просить об услуге. Ради Уолтера, не ради меня. Если тебе он был дорог, если ты его любила больше жизни, ты сделаешь так, как я тебя попрошу. Сделаешь же?

– Я не понимаю, какую игру вы ведёте. Я устала быть в подчинении, тех планов, что не могу понять. Вы говорите о помощи! – Нес встрепенулась под тяжестью давящего сверху тела, – Вот видите, вы лжёте, просите помощи, а сами удерживаете, чтобы не сбежала. Не смешите меня, не омрачайте память сына, ведь он вас так сильно любил.

– Любил, да, но тебя он любил гораздо сильнее. Но сильнее чем нас обеих он любил себя и любил то, что считал правильным. Раньше я была не способна это понять, теперь понимаю, лучше бы я этого не поняла и сейчас, об этом я сожалею, – Бет встала, отпустила дочь на свободу, но та продолжила лежать, пытаясь распознать трюк, – И теперь, когда я знаю, что на самом деле важно, не стану винить себя за то, что сотворила. Он бы поступил точно также по отношению и ко мне, и к тебе. Есть нечто гораздо большее, чем я или ты, или он, и ты вскоре это тоже поймёшь. На этот раз я буду говорить напрямую, хватит недомолвок и тайн. Наша с тобой конечная цель – убийство короля, и мы это сделаем до начала зимы.

Глава 7. Да будет истина!

Бет ушла, она шла в прошлом, она шла усердно, несмолкающая идея в голове беспокойно подталкивала вперёд, и потому идти было легко, столь сильные мысли делают путь гораздо легче, упираясь в спину, они не дают другого выхода, как идти вперёд, навстречу судьбе или проклятию. Женщина догадывалась, что её сын особенный с самого раннего его детства, но убедилась в этом только тогда, когда он переступил отметку совершеннолетия. К этому дню ему удалось сотворить нечто невероятное, по своей силе превышающее любое человеческое устремление, а ему было почти столько же сколько Бет, когда она отреклась от своих устремлений. К возрасту столь юному, когда впереди только начинает маячить целая жизнь, она перестала бороться, материнство стало отрадой безутешного будущего и дней, что вскоре развеются без остатка, не оставив и частицы воспоминаний.

К тому моменту, когда она познала рождение ребёнка, были потеряны две долгожданные беременности. Бет положила на алтарь всё: мечты, желания, надежды, – лишь бы суметь выносить третье дитя. Уолтер родился в начале лета, был таким маленьким и щупленьким, что казалось ему не жить. Обычно таким детям, синюшным, с тонкой кожей и обмякшими пальчиками, не дают имён при рождении, но Бет не послушала священника и назвала его самым дивным именем на планете, покрестив через неделю от родов. Вопреки всем страхам мощное имя принесло плоды, и жалкий комочек жизни стал расти, его ноги удлинялись, тельце укреплялось, и к году он перестал отличаться от всех детей его возраста. Чудо случилось в день его рождения, и чудо сопровождало его до конца его жизни. Бет полагала, что этому ребёнку суждено выжить, ибо его судьба будет ознаменована свершениями, от которых она когда-то отреклась.

Стремление, чтобы именно твоё дитя стало самым красивым, самым счастливым, самым удачливым, одно из самых понятных на земле. И Уолтер не стал исключением, в глазах матери он был Богом, и как праведный светлый ребёнок он обязан был оправдать возложенные на него ожидания. Как и всякие дети, он рос, приобретая черты похожие на родительские, те же пухлые губы матери, те же светлые волосы отца, являясь созданием двоих людей собранном в уникальной манере, он также нёс и наследство их мыслей. На самом деле ни Бет, ни тем более Саймон не стремились наградить своего сына знаниями, которые приобрели сами, сознавая, как опасны бывают мысли и что последствия поступков невыносимым препятствием встанут на пути к простому человеческому счастью. Напротив, они всегда желали, чтобы он был достаточно глуп, чтобы не замечать безобразности жизни. Тяжёлая ноша ждала бы их сына, если бы он распознал абсурдность и нелогичность мира, встав на сторону мудрецов, что написали кучу бессмысленных философских трактатов о бренности бытия, которые им удалось прочитать. Но злой рок не обманешь, и сын не может быть не похож на родителей ни во внешности и ни тем более в мыслях.