Нефритовая лоза. Исчезнувшая

– Многие из детдома уходят в криминал, да? – сказал он, как будто подхватывая мою незакончённую мысль. – Такое случается. Часто. Но я… всегда хотел в органы.

– Почему? – спросила я тихо.

Он сцепил пальцы на столе, взгляд стал чуть сосредоточеннее.

– Потому что хотел иметь контроль. Хотел понимать, как устроен мир. Хотел… видеть всё, что другие скрывают. И чтобы никто не решал за меня, кем мне быть.

Эти слова прозвучали очень честно.

Слишком честно для первого ужина.

Но он был именно таким – прямым, уверенным, открытым ровно настолько, насколько сам считал нужным.

– И чем именно ты занимаешься? – осторожно спросила я. – Я слышала, что у ФБР много разных… отделов. Подразделений.

– Правильно слышала, – кивнул он. – И многие из них звучат очень красиво. Но мой… – он сделал небольшую паузу, выбирая слова, – связан с мафией. И крупным криминалом.

Я чуть подавилась воздухом.

– Это… – голос сорвался, и я прочистила горло, – очень серьёзно. И опасно.

Его взгляд стал мягче.

Он чуть наклонился ближе, словно хотел, чтобы я услышала каждое его слово.

– Не так опасно, как ты думаешь, – сказал он тихо. – Во всяком случае, я умею о себе позаботиться. Очень хорошо.

Я почувствовала, как по коже пробежал ток.

От его уверенности.

От спокойной силы, которая исходила от него.

Он говорил это не для того, чтобы похвастаться.

И не чтобы успокоить слишком впечатлительную девушку.

Он говорил, как мужчина, который знает цену каждому своему слову.

И я вдруг поняла, что сижу напротив человека, который живёт на грани – и делает это так естественно, что опасность на нём смотрится как костюм, сшитый по фигуре.

И почему-то… это не пугало.

Это… завораживало.

– Алиса, – тихо сказал он, поймав мой взгляд. – Всё хорошо.

Он сказал «всё хорошо» – и тишина между нами стала другой.

Не той тишиной, в которой хочется что-то срочно сказать или отвести взгляд.

Она была другой – тянущей, тёплой, медленной. Такой, в которой не страшно молчать. Такой, где каждое движение ощущается острее, чем слова, и воздух между нами становится гуще, плотнее, почти осязаемым.

Официант принёс десерт – а я совсем не помнила, что заказывала.

Я смотрела только на него.

На мужчину, который спокойно говорил о мафии.

О детдоме.

О работе, где люди исчезают – быстро, бесследно, навсегда.

И при этом смотрел на меня так, словно видел во мне нечто важное, ценное, нужное.

Я потянулась к чашке – и чуть задрожала пальцами.

Арид заметил.

Конечно заметил.

– Боишься? – тихо спросил он.

Я подняла глаза, встречая его взгляд прямо, без попытки уклониться.

– Чего?

Слово вышло тише, чем я хотела.

Не дерзко – осторожно.

Я не отводила взгляда, но внутри всё собралась в тугую, напряжённую точку, словно тело само готовилось к следующему шагу – не зная, отступать или принимать.

Он слегка наклонился вперёд, сокращая расстояние между нами.

Медленно.

Как хищник, приближающийся, но не нападающий.

– Меня.

Я сглотнула.

Сказать «нет» – было бы ложью.

Сказать «да» – признанием, к которому я не была готова.

– Я… не знаю, – выдохнула я честно.

Грудь сжалась, пальцы едва заметно дрогнули, и это «не знаю» было не растерянностью – признанием.

Тем редким моментом, когда я не пыталась быть сильной, собранной, правильной.

Он смотрел внимательно, глубоко, так, что казалось – он дотрагивается до меня взглядом.

И тогда он сделал то, чего я не ожидала.

Он протянул руку.

Не спеша – так, что у меня было время отстраниться, если бы я захотела.

Пальцы коснулись моих осознанно. Не скользнули – легли.

Тепло его кожи сразу стало ощутимым, уверенным, реальным.