Хомай и Звёздные Ключи

В салоне машины повисла тяжелая тишина, прерываемая лишь шелестом шин по асфальту. Слова Рустема, пусть и казавшиеся бредом, оставили неприятный осадок. Предчувствие беды, туманное и липкое, словно паутина, опутало Артура. Вдруг ему показалось, что тени деревьев за окном шевелятся, принимая угрожающие очертания. За окном проплывали размытые огни ночного города, превращаясь в причудливые абстрактные картины. Внезапно, словно рассекая эту тягучую атмосферу, прорезался голос Артура.

– Слушай, а вот когда мы уходили, Катил с кем-то говорил… – в его голосе звучала смутная тревога. – Вроде как… «Сихырсы» называл… или что-то такое… а ещё «Убыр»… Ты не знаешь, что или кто это?

Рустем, уже погружённый в свои мысли, отмахнулся, словно от надоедливой мухи. В его голове вертелись планы, как выполнить требование Катила малой кровью и поскорее забыть весь этот кошмар. Домой хотелось невыносимо. Тепло, безопасность собственной квартиры казались сейчас недостижимым раем.

– Да это бабушкины сказки, – ответил он рассеянно, не вдумываясь в слова друга. – Башкирские всякие страшилки детские.

Но Артур не унимался. В его голосе теперь отчётливо слышалась тревога, словно он наткнулся на что-то важное, что-то… зловещее.

– Какие сказки? – он повернулся к Рустему, и в свете уличных фонарей его лицо казалось бледным и напряжённым.

– Сихырсы… – прошептал Рустем, и слово это, словно ядовитый дым, заполнило пространство, оседая ледяным ужасом на коже. – Колдуны… Они продают свои души за власть, за шепот самой тьмы… Шайтан вырывает их сердца, оставляя лишь убыров. Пустые оболочки, одержимые жаждой разрушения.

Рустем вспоминал страшные сказки стариков из аула, казавшиеся тогда детскими страшилками.

– Говорят, они едят сырое мясо… – голос Рустема сорвался, превратившись в хриплый шепот. – Как звери, как демоны…

Артур почувствовал, как ледяные пальцы сжали его сердце. Воздух вокруг задрожал, словно от взмаха невидимых крыльев. Невидимое и холодное прикосновение обожгло кожу.

– Ночью… – Рустем замолчал, сглатывая вставший в горле ком. – Ночью убыр покидает тело колдуна. Выбирается наружу, через отверстие подмышкой… – он судорожно вдохнул, словно задыхаясь. – Представь… пустую оболочку человека, из которой выползает это…

Тишина, нарушаемая лишь частым дыханием Рустема, стала невыносимой. Она давила на барабанные перепонки, пропитывала собой все вокруг, густела и превращалась в тяжелый, душный комок страха.

– Днем он – старик… вечером – летучая мышь… – продолжил Рустем, с трудом преодолевая подступающую тошноту. – А когда колдун умирает, убыр становится свободным. Выбирается из могилы, и… И продолжает мучить живых…

Голос Рустема, хриплый и низкий, словно шелест сухих листьев на ветру, разрезал тишину. Он говорил о временах, когда солнце пекло так нещадно, что земля трескалась, реки пересыхали, а люди молили о капле дождя. Его слова, словно тяжелые камни, падали в густую темноту ночи, рождая жуткие образы.

– Убыр, – прошептал он, и в этом слове послышался свист ледяного ветра, – не просто злой дух. Это существо, сотканное из самой засухи, из жажды и отчаяния. Он приходит, когда земля устает ждать дождя, когда в сердцах людей угасает надежда.

Рустем провел рукой по воздуху, словно рисовал невидимую картину.

– Представь себе небо, некогда голубое и ясное, теперь белое и пустое. Ни облачка. Ни единого намека на прохладу. И в этой пустоте, словно черная дыра, появляется Убыр. Он огромен, как гора, а его пасть – бездна, готовая поглотить все на своем пути. Он вдыхает, и последние капли влаги испаряются с земли. Он выдыхает, и горячий ветер обжигает все живое.

Рустем замолчал, и тишина стала еще более гулкой и зловещей.

– Но Убыр питается не только влагой, – продолжил он, и его голос стал еще тише, еще проникновеннее. – Его истинная пища – страх. Отчаяние. Он наслаждается мольбами о дожде, слезами голодных детей, стонами умирающих животных. Чем больше страха, тем сильнее становится Убыр. Он растет, как тень, поглощая все вокруг.

Рустем посмотрел на Артура, и его взгляд, казалось, проникал в самую глубину его души.

– Говорят, что победить Убыра можно только одним способом, – прошептал он. – Нужно перестать бояться. Нужно найти в себе силу и надежду. Тогда Убыр лишится своей пищи и исчезнет, словно дым. Но кто же не испытывает страх перед лицом смерти? Кто способен сохранить надежду, когда все вокруг гибнет? Вот почему Убыр так силен. Он питается самой сутью человеческой природы – нашим страхом.

– Чтобы уничтожить убыра, нужно пронзить его обитель дубовым колом, – голос Рустема, низкий и хриплый, словно скрежет ржавого металла, разрезал тишину, – или воткнуть иглу в ступню мертвого колдуна, который при жизни был его вместилищем.

Слова повисли в воздухе, густые и липкие, как паутина. Артур почувствовал, как по спине пробегает табун мурашек. Он сглотнул, пытаясь прогнать комок страха, подступивший к горлу. Мысль о мертвом колдуне, игле и убыре, запертом в его безжизненном теле, вызывала приступ холодного пота. Он украдкой посмотрел на Рустема.

– Есть и другие способы, – продолжил Рустем, словно читая мысли Артура. Его голос звучал гипнотически, завораживающе. – Но они… более опасны.

Вдруг, раздался звонкий смех Рустема. Смех, полный дикой, непонятной веселости.

– Артур! Да не бери ты в голову! Сказки это все, бабушкины! Чтоб детей пугать! – в его голосе прорезалась истерическая нотка. – Мне знаешь, сколько их в ауле рассказывали? Про злых духов, про клятые места…

Он попытался отмахнуться, сбросить с себя нарастающее чувство непонятной тревоги, но слова Артура словно занозы засели в сознании. Он слишком хорошо помнил эти истории, шепотом рассказываемые стариками у костра под бесконечным звездным небом Башкортостана. Истории о тех, кто продал душу тьме за власть над миром живых.

– Ты уверен, что Катил говорил именно так? – голос Рустема невольно дрогнул.

– Абсолютно, – Артур нервно потирал руль. – Я отчетливо слышал.

В голове Рустема вспыхивали картины из детства: темные фигуры, склонившиеся над костром, треск сухих веток, шепот стариков, предостерегающий от сил, скрывающихся за порогом реальности.

– Не может быть, это же просто суеверия…

Но, даже говоря это, парень чувствовал, как ледяная рука страха сжимает сердце. Мир вокруг казался уже не таким простым и понятным. Тени удлинялись, принимая гротескные формы, а в шелесте листьев слышался зловещий шепот. Вдруг история о Катиле, богатом и злом бизнесмене, приобрела совершенно иной, пугающий смысл. Что, если его богатство – не результат незаконных сделок, а нечто более темное и зловещее? Что, если он связан с теми самыми силами, о которых шептались старики у костра?

Повисшая тишина в салоне автомобиля была гуще лондонского тумана. Напряжение, словно невидимая змея, скользило между Рустемом и Артуром, сжимая воздух в ледяные тиски. За окном проносились размытые огни ночного города, отражаясь в стеклянных глазах зданий. Каждый удар сердца отдавался в висках тяжёлым эхом, словно отсчитывая секунды до неизбежного. Рустем безотчётно теребил синяк под глазом, оставленный телохранителями Катила. Воспоминания о сыром подвале, о липком страхе и безысходности волнами накатывали на него, вызывая тошноту. Артур, сжав руки на руле, смотрел прямо перед собой, его взгляд был прикован к ленте дороги, словно он искал ответы в бесконечном потоке асфальта. Мысли, словно испуганные птицы, беспорядочно метались в его голове. Что задумал Катил? Какой ценой придется заплатить за ошибки друга? Вопросы без ответов жгли изнутри, оставляя после себя лишь горький пепел бессилия. Город за окном казался чужим и враждебным, словно предчувствуя грядущую беду. Даже уличные фонари отбрасывали тревожные, колышущиеся тени, похожие на призраков. Наконец, ледяную тишину разрезал бездушный голос навигатора:

– Вы приехали.

*****

Катил, развалившись в кресле, мечтательно поглаживал живот, на котором с трудом сходились пуговицы итальянского костюма. Власть. Безграничная власть. Он уже чувствовал ее тяжесть в руках, вкус на языке. Президент? Мелко. Император? Банально. Падишах! Вот истинное звание для него. Падишах Катил! Звучит! Он видел, как преклоняются перед ним короли и президенты, как дрожат от страха олигархи и маги. Весь мир у его ног, а он купающийся в золоте несметных богатств. Мир, скованный страхом…

Резкий звонок телефона разорвал сладкую грёзу. Настолько реален был его мечтательный бред, что Катил, подняв трубку, автоматически произнёс:

– Падишах Катил слушает.

В трубке на мгновение воцарилась тишина, а затем разразился вулканический хохот.

– Ты что, Катил, там уже накатил?!

Катил поперхнулся собственной слюной.

– Азрака?! Да я… это… задумался на мгновение.

Голос Азраки, хриплый и холодный, словно шелест песка в пустыне, прорезал воздух:

– Не мечтать нужно, а действовать! Сегодня именно тот день!

– Да мы действуем! – заторопился оправдаться Катил, стирая со лба выступивший пот. – Вот прямо сейчас Сихырсы проводит обряд. Как закончит – я дам знать. Не переживай, Азрака, когда за дело берётся Катил, всё будет разыграно как по нотам!

– Смотри, Катил, – прорычал Азрака, и в его голосе послышалась явно уловимая угроза, – на кону не только твоё падишахство, но и жизнь.

Трубка замолчала, оставив Катила наедине с липкой тревогой, которая холодными щупальцами сжимала его сердце. Мечты мечтами, но реальность имела привычку наносить внезапные и болезненные удары.

Память, острая как осколок обсидиана, полоснула по сознанию Катила. Душный зной летнего дня, запах перегретого асфальта и… шепот. Не голос, нет – скорее, просачивающаяся в самую глубину разума волна чужой воли. Азрака. Сначала – бред сумасшедшего, набор бессвязных слов о скрытой магии, пронизывающей мир, о силах, спящих в тени реальности. А потом… доказательства. Маленькие, почти незаметные сначала, но с каждым днём все более явные подтверждения слов таинственного существа. И Катил, прагматичный до мозга костей, понял: этот союзник – ключ к власти, о которой он даже мечтать не смел.

Азрака раскрыл перед ним изнанку мира. Показал течения магических энергий, пульсирующих под бетонной кожей города. Научил видеть скрытое, слышать несказанное. И богатство… да что там богатство – настоящая империя выросла из шепота Азраки, из его знаний о тайнах Вселенной.

Сегодня – день весеннего солнцестояния. День, когда грань между мирами становится тоньше папирусного листа. День Звёздной Жатвы. Сихырсы, сморщенный колдун с глазами, похожими на два тлеющих уголька, должен был провести обряд, открыть врата и получить… Звёздные Ключи. Артефакты неимоверной мощи. Азрака уверял, что с их помощью Катил сможет… да практически все.

Не доверяй, и проверяй – девиз Катила. Он не мог позволить себе пропустить такое событие. Слишком высоки ставки.

Тяжёлая дубовая дверь тайной комнаты поддалась с бесшумным вздохом. Воздух внутри был насыщен запахом ладана и озона, потрескивали магические разряды. В центре комнаты, на меловой пентаграмме, стоял Сихырсы, бормоча заклинания на древнем, забытом языке. Его руки, покрытые сетью морщин, сплетались в сложные фигуры, вычерчивая в воздухе мерцающие символы. Над его головой висел шар, сплетённый из тумана и звёздного света. Он пульсировал, излучая волны могущества, от которых у Катила по спине пробежали мурашки. Зрелище было завораживающим и пугающим одновременно. Начиналась Звёздная Жатва.

*****

Дом вырос из темноты, как гриб-переросток. Нелепый, асимметричный, с башенками, словно детские кубики, нагромождённые неумелой рукой. Окна – пустые глазницы, смотрели на мир с безмолвной укоризной. Вокруг шелестел Алёшкинский лесопарк. Ночной лес дышал сырой землёй и прелыми листьями. В воздухе висел тяжёлый аромат сосны и едва уловимый запах тины из близлежащих прудов. Тьма, густая и вязкая, словно обнимала непрошеных гостей, цеплялась за одежду, шептала что-то непонятное в самой глубине сознания. Где-то вдалеке ухал филин, его крик разрезал тишину, словно нож. Каждая тень казалась живой, каждый шорох – предвестником неизвестной опасности.

– Дружище, ты же понимаешь, что игра в карты – это прям моё, – прошептал Рустем, нервно потирая руки. Голос его звучал напряженно, словно струна, готовая лопнуть.

– Понимаю, – кивнул Артур, сжимая в руке пакет с пустыми бутылками. Пластик неприятно скрипел.

– А пока я эту… тётеньку буду играми отвлекать, ты осмотрись, найди бочки и воды оттуда налей. Бутылки взял?

Артур ещё раз кивнул, вглядываясь в темноту за домом. Ночь скрывала детали, превращая обычные кусты в причудливых чудовищ.

– Ну вот, потом мне дашь знак, и мы быстренько слиняем, – Рустем поёжился, хотя ночь была довольно теплая. – А то мало ли что за ведьма тут живёт…

Дом молчал, словно впитывая их слова. Ни огонька в окнах, ни признака жизни. Только ветер продолжал шелестеть прошлогодней листвой, напоминая о том, что лес живёт своей таинственной жизнью.

Ни звонка, ни домофона. На двери – тяжёлый кованый молоток в виде змеи, свернувшейся кольцом. Рустем нерешительно постучал. Звук раскатился по ночному лесу, словно крик тревоги. Эхо ответило из глубины чащи, и на мгновение показалось, что сама тьма затаила дыхание.

Дверь, ржавая и зловещая, издала протяжный скрип, словно стон замученной души. Звук резанул по нервам, уже и так натянутым до предела. В тот краткий миг, пока дверь медленно раскрывалась, перед глазами Рустема и Артура пронеслась вся жизнь: детство, полное беззаботного смеха, первая любовь, горькие разочарования… Всё смешалось в калейдоскопе воспоминаний, окрашенных теперь оттенками страха и неизвестности.

И вдруг… на пороге, словно видение, появилась она. Девушка, чье появление казалось невозможным в этом мрачном логове. Ее кожа, цвета тёмного меда, сияла в полумраке. Высокие скулы отбрасывали изящные тени, а глаза, темные и блестящие, как два обсидиана, казались окнами в другой мир. Густые, словно вороново крыло, волосы обрамляли лицо, подчеркивая её экзотическую красоту. На ней было простое платье, но оно сидело так, словно сшито самыми искусными мастерами мира.

Рустем, забыв на мгновение о боли и страхе, расправил плечи. Уголки его губ невольно приподнялись в улыбке. Он подмигнул Артуру, молчаливо говоря: «Ну, вот точно моя стихия!».

– Прошу, проходите, – её голос был мягким и мелодичным, словно шелест шелка. Она жестом пригласила их войти, и в этом жесте была некая кошачья грация, завораживающая и немного опасная.

В этом доме, пропитанном запахом страха и отчаяния, ее присутствие казалось чудом. Ангел, спустившийся в воронье гнездо. И в этот момент ни Рустем, ни Артур не могли и предположить, какую роль сыграет эта загадочная красавица в их судьбе.

Дым от кальяна, сладкий и тягучий, как восточная ночь, клубился под потолком, сплетаясь в причудливые узоры. Воздух вибрировал от низких ритмов дудука, пропитанных древней магией. Рустем, забыв про пульсирующую боль в рассеченной губе и синяк под глазом, расправил плечи, пытаясь придать себе вид бывалого сердцееда.

– Как звать тебя, красавица? – его голос, немного хриплый после недавних событий, прозвучал на удивление уверенно.

– Алтынкош, – прощебетала девушка, ее смех зазвенел словно россыпь золотых монет. Темные глаза, обрамленные густыми ресницами, с любопытством скользнули по его лицу.

Рустем наклонился к Артуру и прошептал ему на ухо перевод:

– Золотая птичка.

Артур кивнул, стараясь скрыть улыбку. Ситуация была настолько абсурдной, что ему хотелось то ли смеяться, то ли плакать. Они представились, стараясь не выдавать своего смятения. Роскошный интерьер комнаты – тяжёлые бархатные шторы, позолоченные светильники, аромат восточных благовоний – давил на них своей избыточностью.

Рустем открыл рот, чтобы объяснить причину их внезапного визита, но девушка остановила его взглядом, словно читая его мысли.

– Знаю, зачем пришли, – ее голос вдруг стал низким и глубоким, как будто говорила не она, а кто-то другой. Она изящным движением достала колоду карт, потертых и загадочных, словно хранящих в себе секреты веков. На их поверхности мерцали странные символы, похожие на древние руны. В воздухе повисла напряженная тишина, нарушаемая лишь тихим шелестом карт и биением сердца Рустема, которое словно пыталось вырваться из груди.

Словно хищник, крадущийся к добыче, Рустем подался ближе. Парфюм девушки, смесь ванильной сладости и чего-то острого, незнакомого, ударил ему в нос, пробуждая дремлющие инстинкты. Её смех, звенящий как хрустальные колокольчики, заполнил пространство, рассеивая тяжелый запах дыма и каких-то трав, царивший в полутёмной комнате. Девушка перетасовывала карты с ловкостью иллюзиониста, её тонкие пальцы порхали над колодой, словно бабочки над цветком.

– Знаешь, у тебя улыбка, как… как восход солнца над зимним городом, – проронил Рустем, стараясь придать голосу бархатную мягкость.

Девушка звонко рассмеялась, откидывая голову назад. Её волосы, цвета воронова крыла, каскадом рассыпались по плечам.

– Какой ты льстец, – промурлыкала она, не прерывая своей игры с картами. – Пытаешься меня очаровать, чтобы выиграть?

– А если и так? – Рустем подмигнул ей, чувствуя, как азарт поднимается внутри горячей волной. – В какую игру будем играть? Очко? Терц? Может, покер? Или предпочитаешь классику – дурака?

– Хм, дурак – это слишком просто для такого мастера комплиментов, как ты, – девушка снова рассмеялась, её глаза, тёмные и блестящие, словно два драгоценных камня, смотрели на него с игривым вызовом.

– Хотя… знаешь, есть игра поинтереснее… – Рустем наклонился ближе, уже предвкушая пикантный поворот.

– И какая же?

– Я могу предложить бутылочку, например, – продолжил он, намекая на более… интимное времяпрепровождение.

Девушка отложила карты, её улыбка стала загадочной.

– Только карты, – отрезала она, её голос вдруг стал холодным, как сталь. – В этой игре ставки слишком высоки, чтобы размениваться на детские забавы.

Роскошь давила, словно атмосфера на дне океана. Тяжёлые бархатные шторы, поглощающие свет, мраморные статуи экзотических богов, взирающие с высоты своего божественного безразличия. Артур ощущал себя не в своей тарелке, будто случайно забрёл на съёмки фильма о жизни олигархов. Он искал глазами бочки с водой – звучало абсурдно, но Катил настаивал, – однако в этом пафосном интерьере они смотрелись бы действительно нелепо, как клоун на похоронах.

Внезапно в голове прозвучал тонкий, едва уловимый шёпот, словно комар запутался в волосах и жужжал прямо у барабанной перепонки:

– Посмотри за камином…

Артур невольно вздрогнул. Галлюцинации? Или… магия? Он бросил мимолетный взгляд на огромный камин из чёрного мрамора, украшенный изображением феникса, возрождающегося из пламени. За камином, в нише, скрытой тенью, стояли две бочки. Не деревянные, не металлические. Одна – из прозрачного, словно застывшая вода, хрусталя, другая – из чёрного, как ночь, обсидиана. От них исходило едва уловимое сияние, будто они дышали собственной, тайной жизнью. Сердце Артура забилось чаще. Что это? И какую роль они играют в этой странной, пугающей игре?

Комната, залитая мерцающим светом тысячи свечей, казалась застывшей во времени. Аромат восточных благовоний смешивался с запахом старой кожи и чего-то неуловимо волшебного, щекочущего ноздри. Алтынкош, словно сотканная из лунного света и теней, сидела за низким столиком из полированного эбенового дерева. Ее пальцы, украшенные серебряными кольцами с мерцающими камнями, ловко перетасовывали колоду карт. Каждая карта – словно портал в иной мир, исписанный загадочными символами.

– Правила просты, Рустем, – ее голос, мелодичный как журчание ручья, разрезал тишину. – Мы играем в «Три шага». Выигрываешь раунд – делаешь шаг вперед. Проигрываешь – шаг назад. Три шага ко мне – и получишь то, зачем пришёл.

Она разложила карты на столе, их оборотная сторона напоминала чешую невиданной рыбы. Рустем чувствовал, как по спине пробегают мурашки. В этой игре было что-то неземное, что-то пугающе притягательное.

– А если… если я сделаю три шага назад? – спросил он, голос невольно дрогнул.

Алтынкош лишь рассмеялась, и ее смех прозвенел серебряными колокольчиками, отражаясь от стен. В этом смехе было что-то хищное, что-то таинственное. Она ничего не ответила, только взглянула на него своими пронзительными глазами, в которых плясали отблески свечей. Затем она перетасовала карты, словно смешивая судьбы, и началась игра. Каждый раунд – словно бросок кости, каждое движение – шаг в неизвестность. Воздух сгустился, пропитанный напряжением и магией. Три шага… три шага к цели или три шага в бездну? Ответ был скрыт в переплетении судеб и капризной улыбке фортуны. Игра началась.

Правила игры просты: каждый игрок получает по одной карте. У кого карта старше, тот и выиграл раунд. Туз – самая старшая карта. Если карты одинаковые – ничья, никто не делает шаг.

Дым кальяна вился ласковыми змеями, опьяняя сладковатым ароматом вишни. Приглушенный свет ламп отражался в гранёных бокалах, превращая напитки в жидкое золото. Артур, подмигнув Рустему, дал понять что нашел бочки и кивком указал на девушку, сидящую напротив. Её глаза блестели хищным блеском, а длинные пальцы, украшенные серебряными кольцами, нервно постукивали по столу.

Рустем потянулся к колоде карт, лежащей между ними. Шестерка червей. Проигрышная карта в любой игре, где ставки были гораздо выше, чем деньги. Но Рустем улыбнулся, блеск в его глазах был ярче золота в бокалах. Блеф – его второе имя.

– Вы сегодня просто ослепительны, – протянул он, голос его был словно шелк, обволакивающий и теплый. – Этот цвет… он подчеркивает глубину ваших глаз… словно два бриллианта в ночном небе…

Девушка засмеялась, мелодичный звон разрезал дымную тишину комнаты. Комплименты словно нектар стекали в ее уши, опьяняя сильнее любого вина. Она кокетливо поправляла волосы, ее щеки покрылись лёгким румянцем. Рустем, уверенный в своей победе, приготовился сделать шаг навстречу. Воздух между ними затрещал от невидимого напряжения.

Внезапно смех оборвался. Лицо девушки стало серьёзным, глаза сузились, словно у кошки перед прыжком. Она резко вытянула свою карту, бросив ее на стол. Туз пик. Черный, словно воронье крыло, он пронзил иллюзию Рустема, как острый кинжал.

– Нет-нет, Рустем, – ее голос, лишенный прежней игривости, прозвучал холодно и отчетливо, как удар клинка. – Шаг назад.

Камин дышал жаром, отбрасывая пляшущие тени на стены комнаты. Артур, словно призрак, скользнул на табурет, каждое его движение было пропитано напряжением. Он краем глаза следил за девушкой. Протянув руку к первой бочке, он почувствовал, как ледяная вода обжигает кончики пальцев. Вода наполнялась в пластиковую бутылку с мучительной медлительностью, каждая капля отдавалась в ушах Артура грохотом прибоя.

Тем временем Рустем, словно фокусник, извлекал вторую карту. Его движения были намеренно медленными, театральными. Он крутил карту в руках, шептал что-то себе под нос, создавая иллюзию глубокого раздумья. Перед тем как окончательно сделать выбор, он даже выполнил некий ритуал – трижды постучал по столу, дважды дунул на карту, а затем приложил ее ко лбу, словно пытаясь прочитать ее тайный смысл. Всё это было настолько комичным, что девушка вновь рассмеялась, ее смех звенел в напряжённой тишине комнаты, словно кристальный колокольчик. Этот смех был для Артура спасением, скрывая плеск воды и скрежет пластика. Вода в бутылке поднималась все выше, но время словно замедляло свой бег, превращая каждую секунду в вечность.

Сердце Рустема колотилось в груди, словно загнанный зверь. Десятка пик, черная, как ночь, лежала на столе, словно приговор. Шанс был, да, но такой мизерный, что казалось, он висит на тончайшей паутинке над пропастью. Взгляд Рустема метнулся к девушке, ее лицо, прекрасное и безжалостное, было подсвечено мерцающим светом канделябра. Он собрал остатки шарма, рассыпавшись в комплиментах, словно фокусник, пытающийся отвлечь внимание от своего проигрыша. Воздушный поцелуй, посланный ей, рассеялся в воздухе, как дым, оставляя после себя лишь горький привкус отчаяния.

– Ты прекрасна, как восходящее солнце, – прошептал он, голос слегка дрожал. – Твоя удача ослепляет меня ярче любой звезды.

Девушка улыбнулась, в ее глазах плясали чертики. Медленно, наслаждаясь моментом, она перевернула свою карту. Король червей, словно насмехаясь над его десяткой, блеснул алой мантией. Смех девушки, словно звон серебряных колокольчиков, разрезал напряженную тишину. В нем слышались и торжество, и легкая издевка.