Дзен в валенках

Эта простая мысль неожиданно всех примирила. Медведь хмыкнул и положил на тарелку Ника самый большой блин. Мэри решила, что варенье, пролитое на скатерть, создаёт интересный «цветовой акцент». А Дина задумчиво посмотрела на блины и сказала: «Пожалуй, сегодня я выпишу всем двойную дозу радости. В лечебных целях».

Вечером, когда стол ломился от угощений, а в доме пахло яблочным пирогом, случилось маленькое чудо. Затворник, привлечённый запахами и необычно гармоничной атмосферой, спустился в гостиную. И все они – все до одного! – уселись играть в настольную игру.

В этот момент, глядя на их склонённые головы, на робкую улыбку Затворника, на то, как Фея-Целительница азартно доказывала Духу Непоседливых Троп, что его ход «противоречит пункту 3.4 правил и общечеловеческой логике», Тата поймала себя на мысли:

«Это и есть оно. Не счастье как отсутствие проблем. А это… со-бытие. Бытие вместе. И я – не над ним, не под ним, а я – это само пространство, в котором вся эта любовь происходит».

И где-то в блике света на стекле серванта, как отражение её собственной новой сути, на мгновение повисла знакомая Улыбка. Она, казалось, шепнула ей прямо в сознание, не поучая, а подтверждая её собственное открытие:

«Видишь? Счастье – это не пункт назначения. Это умение замечать музыку в том оркестре, что уже играет вокруг тебя. Даже если он немного фальшивит».

Глава 4. В которой Затворник узрел смену провайдера, а Тата получила первую просьбу

Вечер после игры в «настолку» плавно перетекал в глубокую ночь. Воздух в Маленьком Домике был тёплым и густым от общего смеха и запаха остывшего яблочного пирога. Дети разошлись по своим комнатам, Медведь устроился перед телевизором, и его мерное посапывание наполняло гостиную ощущением основательности и покоя.

Тата стояла у раковины, смывая с тарелок остатки праздника. Кухня, свидетельница утреннего «философского диспута», теперь отдыхала. Лунный свет, пробиваясь сквозь старое окно, рисовал на мокрой посуде серебряные узоры. На табуретке, свернувшись в идеальный пушистый круг, спал Василий Федорович, изредка подёргивая усом во сне – видимо, проводил аудит в стране молочных рек. Внутри Таты всё ещё звучала тихая музыка того «со-бытия», которое она пережила вечером. Она мыла посуду, но на самом деле – просто наслаждалась этой густой, обволакивающей тишиной.

И тут за её спиной материализовалась тень. Это был Затворник. Он не ушёл в свою Башню. Он стоял в дверях кухни, держа в руках свой ноутбук, как прорицатель – хрустальный шар. На его лице, обычно бесстрастном, читалось лёгкое, почти научное любопытство. Он весь день анализировал странные данные, и причина этих данных стояла прямо перед ним. Золотая аномалия, которая внесла необъяснимую гармонию в его собственные системы, заставив его впервые за долгое время почувствовать… покой. Он должен был понять источник.

– Зафиксирована аномалия, – робко сказал он.

Тата обернулась.

– Какая ещё аномалия? Опять кот сидит на роутере?

– Хуже, – он подошёл и развернул к ней экран. – Аномалия в тебе.

На мониторе была не игра и не код. Это была сложная, пульсирующая схема, похожая на звёздную карту.

– Это… карта энергооборотов Домика, – пояснил он. – Я её для себя сделал. Чтобы понимать… обстановку.

Он ткнул длинным пальцем в одну из точек.

– Вот – Медведь. Сплошная красная зона ворчания с вкраплениями золотых искр мечтательности.

Медведь в гостиной громко всхрапнул, подтверждая диагноз.

– Вот – Фея Красоты. Розовые завихрения перфекционизма, смешанные с сиреневыми вспышками творческого вдохновения.

– А это – Дух Непоседливых Троп, – он указал на сектор, который бешено мигал, как новогодняя гирлянда. – Нестабильный, высокочастотный поток чистого креатива, смешанный с импульсами троллинга.

– Вот – Фея-Целительница, пока она была здесь, – он указал на ровную, зелёную пульсацию. – Стабильный поток аналитики с редкими выбросами желания всех починить. Вчера она пыталась поставить диагноз стулу. Утверждала, что у него артроз ножек.

– А это… – Затворник с некоторым почтением указал на сложный, переливающийся всеми цветами радуги узор. – Хранитель Тишины. Его канал… я его не декодирую. Он на протоколе, которого нет в моих базах данных.

И тут он перевёл взгляд на Тату и замер.

– А вот это – ты.

Он показал на точку, которая вместо привычного серого, тревожного мерцания теперь пульсировала ровным, тёплым, золотистым светом.

– Ты… – он сглотнул, подбирая слова. – Ты… сменила провайдера. С локального тарифного плана «Страдание S» на безлимитный «Источник Light». Как? У тебя есть промокод?

Воцарилась тишина. Тата просто улыбнулась. Она не знала, что ему ответить.

В этот момент в кухню бесшумно вошёл Хранитель Тишины. Он подошёл к Тате, посмотрел на неё своими бездонными глазами. В них не было вопроса. В них было узнавание. Потом разжал кулачок. На его ладони лежал идеально гладкий, белый речной камень, ещё немного влажный и прохладный.

Это был не подарок. Это была немая просьба:

«Я вижу твой новый свет. Он похож на тихую воду. Возьми мою боль. Сделай с ней то, что я не умею. Успокой её».

Тата приняла камень. Она не сказала «спасибо». Она просто прижала его к груди и кивнула, принимая свою новую, неожиданную роль.

Затворник наблюдал за этой безмолвной сценой, и его процессор, кажется, окончательно завис. Он молча развернулся и ушёл в свою Башню – анализировать данные, которые не вписывались ни в одну известную ему систему.

А Тата осталась стоять посреди тихой кухни, сжимая в руке свой первый настоящий артефакт. Это была не тяжесть. Это была… честь.

«Видишь? – шепнула ей Улыбка, мерцая в отражении чисто вымытой тарелки. – Ты искала способ избавиться от своей боли. А нашла – способность принимать чужую. Это не следующий уровень игры. Это – совсем другая игра. И она гораздо интереснее».

Глава 5. В которой Великая Ель шептала о корнях, а Домовёнок – о котлетах

Утро в Маленьком Домике всегда было временем ритуалов. Но теперь Тата наблюдала их из своей новой, тихой гавани. Она сидела на зачарованной террасе с чашкой дымящегося чая, перекатывая в руке гладкий, прохладный камень от Кирюши. Камень, казалось, вбирал в себя тепло её ладони.

Перед ней раскинулся их маленький мир. Зелёный газон, ещё влажный от росы. Старая яблоня со скамейкой под ней. Исполинское кострище в центре. И в дальнем углу – недостроенная баня, памятник великим планам и вечной нехватке гвоздей. Но главным сокровищем двора была она – Великая Ель.

Сейчас это была могучая, величавая красавица, устремлённая в небо. Тата помнила её маленькой и одинокой, спасённой её Медведем от гибели на обочине дороги. Она выжила. И стала душой их дома. Тата смотрела на её тёмные, раскидистые лапы и вдруг, в своей новой тишине, услышала её безмолвный шёпот. Ель, казалось, говорила с ней на языке самой жизни: «Меня питали и солнце, и дожди. Меня гнули и ветры, и вьюги. Сила не в том, чтобы избегать бурь. Сила в том, чтобы иметь корни, которые уходят глубоко».

Тата улыбнулась. Это было именно то, что ей нужно было услышать. Она отхлебнула чаю и тут же поперхнулась. Чай был… солёным.

Она недоумённо посмотрела на чашку. Из-за цветочного горшка на перилах террасы раздался сдавленный смешок. Тата прищурилась. Там, в тени герани, мелькнуло что-то маленькое и лохматое, похожее на старый валенок с глазами-угольками.

«Не нравится? – проскрипел в её голове знакомый голосок Шушика. – А чего ты хотела? Чай с сахаром – это для тех, кто жизнь подсластить пытается. А ты у нас теперь – вся из себя Пространство. Так что получай правду жизни. Она солёная. Как слёзы. И как пот твоего Медведя».

Тата не стала злиться. Она рассмеялась.

– Ах ты, проказник!

– То-то же! – проворчал Шушик, и в углу террасы что-то зашуршало. – И вообще, хватит тут с ёлками разговаривать. Иди делом займись. Медведь твой скоро с ума сойдёт от своих мыслей. Ему котлета нужна, а не твоя эта… тишина вселенская.

И тут пьеса началась.

Из дома выскочил Дух Непоседливых Троп. Он был так возбуждён, что чуть не врезался в дверной косяк. Его лицо сияло азартом.

– Мам, я вчера тот алгоритм вроде бы допилил! Кажется, я нашёл ключ!

Старая Тата тут же начала бы волноваться, спрашивать, уточнять, советовать. Новая Тата просто увидела его состояние – чистый, незамутнённый восторг творчества.

– Это здорово, сынок, – сказала она спокойно.

Через час он вышел снова, с нахмуренной сосредоточенностью, и с досадой пнул маленький камешек.

– Так, вчерашний вариант не сработал… Нашёл кучу ошибок. Придётся всё переделывать.

Старая Тата бросилась бы утешать, жалеть, предлагать помощь. Новая Тата вспомнила шёпот Ели. Это его «буря». И ему нужно было самому найти в себе корни, чтобы её выдержать.

И тут же на террасу вышел Медведь. Он слышал и первое, и второе. Он подошёл к сыну, сел рядом на ступеньку и положил свою тяжёлую, тёплую лапу ему на плечо.

– Ничего, – пророкотал он. – Пусть переделывает. Настоящий мёд сразу не даётся. – Он помолчал, глядя на их Ель. – Вон, и она не сразу прижилась. А теперь смотри, какая красавица. Главное – направление верное.

Тата смотрела на них – на сына, который, почувствовав молчаливую поддержку, уже снова мысленно погрузился в свой код, и на мужа, чья вера, как и их Ель, имела глубокие, хоть и невидимые, корни. Всё это было просто… происходящим. И в этом не было проблемы. Была только жизнь.

Она снова взяла свою чашку с солёным чаем. Сделала маленький глоток. И на этот раз он показался ей не таким уж и противным. Он был на вкус как сама эта утренняя сцена. Немного горький от неудачи сына, немного тёплый от поддержки отца, и солёный… солёный, как сама земля, в которую они все так отчаянно пытались пустить корни.

«Видишь? – шепнула ей Улыбка, появляясь в отражении на поверхности чая. – Ты просто заметила, что ты и есть само небо, в котором происходит погода. И это – вся свобода, которая тебе нужна».

А из-за цветочного горшка снова донёсся ворчливый шёпот Шушика:

«Небо, погода… Философы! Котлеты кто делать будет?»

Глава 6. В которой состоялся Суд над Медведем, а Домовёнок был главным свидетелем

День клонился к вечеру. В Маленьком Домике пахло спокойствием и яблочным пирогом, который испекла Фея Красоты. Но эта идиллия была обманчива. На кухне, в густых, тёплых сумерках, где плясали тени от огня в камине, назревал юридический конфликт вселенского масштаба.

За кухонным столом, застеленным старой клеёнкой в ромашках, развернулось экстренное заседание Верховного Диванного Суда.

Во главе стола, положив на него пушистую, но неумолимую лапу, восседал Василий Федорович, Налоговый Инспектор Всея Дивана. Его поза была полна достоинства и праведного гнева. Рядом, исполняя роль строгого, но грациозного секретаря, устроилась Леди Шерри.

Напротив, с видом неправедно обвинённого, стоял Медведь, сжимая в руке половник как единственный щит.

– Мяу! – строго заявил Василий Федорович, что в переводе с юридического кошачьего означало: «Гражданин Медведь! Настоящим уведомляем вас о наличии задолженности по уплате вечерней дани в виде ветчины, согласно пункту 1.1 Кошачьего Кодекса!»

В этот момент Тата, вошедшая на кухню, услышала тихий смешок, донёсшийся из-за старого самовара.

«Опять! – прошелестел в её голове знакомый голосок Шушика. – Это я ему подсказал! Сказал, что Медведь сегодня премию получил и заначил новую палку колбасы за банками с огурцами. Пусть делится, жадина!»

Леди Шерри тихо и скорбно мяукнула, дополняя обвинение: «И это подрывает продовольственную безопасность и моральные устои нашей ячейки общества!»

Медведь фыркнул.

– Какая ещё дань? И вообще, я подаю встречный иск! – пророкотал он. – Истец, Василий Федорович, не выполняет свои должностные обязанности по антистрессовому мурлыканью! Уровень вибраций в доме снизился!

– Мррр-мяу! – парировал Василий. («Это инсинуация! Уровень мурчания напрямую зависит от уровня ветчины в организме! Вы нарушаете причинно-следственную связь!»)

«Во-во! – захихикал Шушик в голове у Таты. – Скажи ему, что я тоже подписываюсь под иском! Мне он сегодня тоже не мурлыкал, только спал на моём любимом тёплом месте у печки!»

В этот момент в кухню заглянули дети, привлечённые шумом. Фея Красоты сморщила носик:

– Вася, твои усы топорщатся несимметрично! Это нарушает эстетический баланс!

Дух Непоседливых Троп тут же предложил:

– А давайте создадим смарт-контракт на блокчейне для выплаты колбасной дани? С автоматическим списанием сосисок со счёта Медведя.

Даже Хранитель Тишины молча подошёл к столу и положил между сторонами самый гладкий свой камень – видимо, в качестве судебного залога или вещественного доказательства вселенской гармонии.

Медведь обвёл взглядом всех – свою смешную, сумасшедшую семью. И вдруг… рассмеялся. Громко, басовито, от души.

– Ладно, ладно! Дипломаты вы мои голодные!

Он потянулся к холодильнику.

– Будет вам ваша дань. Но знайте! Я Хранитель этого Очага, а вы – его неотъемлемая, пушистая и наглая часть.

И, разрезая ветчину, он ворчал уже беззлобно, осознавая, что это и есть та самая странная, смешная и бесконечно дорогая ему жизнь. Он положил два аппетитных ломтика в миску. Но вдруг поднял палец.

– Стоп! – пророкотал он. – Приговор суда должен быть исполнен… по закону!

Он взял два крошечных листочка петрушки и торжественно водрузил их на ломтики ветчины.

– Это – гербовая печать! – объявил он. – А теперь, именем Королевства Маленького Домика, приговариваю истцов… к немедленному поглощению улики!

Василий Федорович и Леди Шерри с важным видом обнюхали «опечатанную» ветчину и приступили к её уничтожению. Судебное заседание плавно перетекло в праздничный банкет.

А Тата с улыбкой смотрела на это. Её Медведь не просто «сдался». Он превратил конфликт в игру.

В этот момент она взяла со стола старый заварочный чайник, чтобы налить себе чаю. И увидела, что пар, поднимающийся из носика, на секунду сложился в знакомую, широкую, подмигивающую Улыбку.

«Смотри, – прошелестел вместе с паром тёплый, мягкий голос. – Ты видишь, как он учится? Он не стал бороться. Он нашёл способ превратить их требование в вашу общую весёлую игру. Пробуждение – оно ведь не только в тишине. Оно – вот в такой весёлой, любящей игре. Оно, как зевота, заразительно. Просто кто-то должен начать первым».

Тата моргнула. Улыбка из пара растаяла, оставив после себя лишь лёгкий аромат бергамота. Она улыбнулась в ответ. Её мир становился всё более странным и чудесным.

Глава 7. В которой на террасе собрался Совет Фей, а Кирюша принёс зеркало

День выдался тихим и ленивым. Медведь с Ником уехали в город за какими-то железяками для очередного гениального проекта. В доме воцарилось «женское царство». Атмосфера сразу стала другой – мягче, текучее, наполненной ароматами травяного чая и тихими разговорами.

Тата, Мэри и приехавшая навестить их Дина сидели на зачарованной террасе. Солнце мягко грело сквозь листву яблони.

– Я не понимаю, – вздохнула Дина, отхлебнув чай. – Почему люди такие нелогичные? Я им объясняю, как правильно питаться, как делать зарядку… Они кивают, соглашаются, а потом идут и покупают чипсы. Ну как так можно?

– И не говори! – подхватила Мэри. – Я вчера три часа объясняла заказчице, почему персиковый цвет стен в её спальне создаст гармоничную атмосферу. А она выбрала… ядовито-салатовый! У меня чуть глаз не выпал. Мир так несовершенен!

Они обе, Фея-Целительница и Фея Красоты, страдали. Обе отчаянно пытались «исправить» мир, каждая своим инструментом – скальпелем логики или кистью гармонии. И обе натыкались на его упрямое несовершенство.

Тата молча слушала их, помешивая ложечкой чай. Она вспомнила себя – двадцатилетнюю, тридцатилетнюю, сорокалетнюю. Вспомнила, как пыталась «спасти» подругу от неудачного брака, как пыталась «исправить» характер мужа, как хотела переделать весь мир под свои лекала. И улыбнулась.

– Однажды, – начала она, – когда мне было лет двадцать пять, я решила, что наш серый, унылый подъезд срочно нуждается в цветотерапии. Я купила ведро самой яркой розовой краски, какую только нашла, и ночью, как партизан, выкрасила все стены. Я была уверена, что утром люди выйдут и их души запоют от радости.

– И что? – с интересом спросила Мэри.

– И то, – усмехнулась Тата. – Утром первой вышла соседка, баба Маня. Она посмотрела на розовые стены, потом на меня и сказала всего одну фразу: «Совсем умом тронулась, наркоманка». А потом вызвала участкового. Моя миссия по спасению мира с треском провалилась.

Мэри и Дина хихикнули.

Их разговор прервало тихое шуршание. Из дома вышел Кирюша. Он молча подошёл к их столику. В руках он держал старое, бабушкино зеркальце в потемневшей медной оправе. На стекле была тоненькая трещинка, похожая на паутинку.

Он не сказал ни слова. Он просто подошёл сначала к Дине. И поднёс зеркальце к её лицу. Она посмотрела на своё отражение. И увидела не Фею-Целительницу, а просто очень уставшую девушку с напряжёнными складками у губ.

Потом он подошёл к Мэри. Та заглянула в зеркало и увидела в своих глазах не творческий огонь, а тревогу. Тревогу от того, что мир никогда не будет идеальным.

Последней он подошёл к Тате. Она посмотрела на себя. И увидела в треснувшем стекле все свои отражения сразу: и ту девочку с розовой краской, и уставшую женщину в машине, и ту, что сидела здесь и сейчас. И она почувствовала ко всем ним огромную, тихую нежность.

Они замолчали. Кирюша, видя, что его послание доставлено, так же молча забрал зеркало и ушёл ловить солнечных зайчиков. Смысл его немого перформанса был яснее любых слов: «Прежде чем чинить мир, посмотрите на себя».

Они не стали делать выводов или анализировать. Они просто сидели в тишине, и эта тишина стала моментом их глубокого женского единения. Они увидели друг в друге не функции, а просто уставших девочек, которые очень хотят, чтобы мир был лучше.

– А я, пожалуй, пойду испеку шарлотку, – вдруг сказала Дина. – Это нелогично и полно углеводов. Но, кажется, моей душе это сейчас очень нужно.

– А я тебе помогу, – улыбнулась Мэри. – Нарежу яблоки идеально ровными, гармоничными дольками.

И они ушли на кухню, смеясь. А Тата осталась на террасе, чувствуя, как её мир, со всеми его трещинками и несовершенствами, становится только целее и красивее.

Глава 8. В которой Фея-Целительница устроила гороховый апокалипсис

Субботнее утро, после тишины и умиротворения, ворвалось в дом новым вихрем. Фея-Целительница, гостившая на выходных, решила, что пора переходить от теории к практике. Она смотрела на то, как Медведь с аппетитом уплетает блины, а Ник запивает их сладким чаем, и её душа блюстителя здоровья страдала. «Они же убивают себя! – думала она. – Сплошные быстрые углеводы и холестерин! Кошмар! Я должна их спасти!»

Кухня Маленького Домика за полчаса превратилась в алхимическую лабораторию. На столе, где ещё недавно лежали мирные блины, теперь выстроились колбы, мензурки и несколько подозрительных пучков сушёных трав, от которых Василий Федорович чихал, не переставая.

– Внимание, семья! – объявила Дина, стуча ложкой по кастрюле, как по церковному колоколу. – Сегодня я синтезирую эликсир бодрости! Он заменит вам вредный кофе и даст энергию на весь день!

Медведь, чинивший табурет, скептически хмыкнул. Дух Непоседливых Троп тут же начал гуглить на телефоне «стоимость галлона эликсира бодрости на чёрном рынке». Тата притихла у окна, чувствуя, как знакомое пространство кухни наполняется густым, как сироп, духом авантюры.

Из-за печки, где было его любимое тёплое местечко, раздался ворчливый шёпот Шушика в голове у Таты:

«Опять эта колдунья свои зелья варит! В прошлый раз после её „чая для иммунитета“ у меня хвост три дня фиолетовым светился! Скажи ей, пусть валерьянку лучше сварит!»

Дина, бормоча под нос что-то о «каталитических свойствах ромашки», начала творить. В этот момент на кухню, привлечённый запахами, вошёл Огнепоклонник, а за ним, прячась за его широкой спиной, крался Хранитель Тишины. Увидев приготовления, Кирюша подбежал к столу и с настойчивым видом сунул Дине в руку… кусок обоев. Явно намекая, что для полного счастья не хватает именно этого ингредиента.

– Кир, нет! – засмеялась Дина, но было поздно. Пока она отвлекалась, её рука дрогнула, и щепоть «порошка радужного настроения» полетела прямиком в кастрюлю с кипящей водой.

Раздался мягкий «ПФУУУХ!», и кухню заполнил густой розовый дым, пахнувший леденцами.

Дым рассеялся. И тут Фея Красоты, стоявшая в дверях, издала тихий, душераздирающий стон.

– Мамочки…

Они осмотрелись. Факт оставался фактом: всё было в горошек.

Стены – в розовый горошек. Холодильник – в зелёный. Старая клеёнка на столе покрылась весёлыми синими крапинками. Сам Медведь сидел на полу, уставившись на свои руки, которые теперь напоминали лапы модного леопарда.

Воцарилась тишина, которую нарушил взрыв беззвучного, но невероятно заразительного смеха. Это хохотал Кирюша. Он заливался, трясся всем телом, показывал пальцем то на гороховую бороду деда, то на свой новый гороховый свитер, и от его чистого, неслышного веселья невозможно было не улыбнуться.

«Во даёт колдунья! – прошелестел в голове у Таты восторженный шёпот Шушика. – Я так даже не умею! Смотри, смотри! Я тоже хочу!»

И тут на белой скатерти, чудом оставшейся нетронутой, начали сами собой появляться маленькие чёрные горошинки. Одна, вторая, третья… Они складывались в узор, похожий на кошачью лапку, а потом – в наглую, подмигивающую рожицу. Это Шушик тоже решил принять участие в общем художестве.

– Ну вот, – первым нарушил молчание Медведь, разглядывая свою гороховую рубаху. – Я – мужик, добытчик, Хранитель Очага. А теперь я – леопард в фиолетовую крапинку. Женщины, вы – хаос во плоти! – Он почесал гороховую щеку. – Но… а вроде и ничего. Бодрит.

– Это не баг! – оживился Затворник, выглядывая из-за двери. – Это… неожиданный визуальный апгрейд!

– Мне нравится! – возвестила Фея Красоты. – Это вызов! Брутальный шик!

Всеобщее оцепенение сменилось хаотичным весельем. И тут Кирюша подбежал к Огнепоклоннику, указывая на усыпанный горошинами пол. Его приказ был немым: «Играй!»

Огнепоклонник понял.

– А ну, расступитесь! – провозгласил он. – Объявляю охоту за сокровищами! Красные горошины – это лава, синие – река!

И могучий Огнепоклонник начал прыгать по полу, как мальчишка. Кирюша, продолжая заливисто, но беззвучно хохотать, бегал вокруг, указывая ему путь. Он вёл его по запутанному маршруту через всю кухню, и в конце, под столом, их ждал главный «артефакт» – банка с солёными огурцами.

Тата смотрела на этот безумный, раскрашенный мир, на рожицу из горошин на скатерти, на беззвучный смех внука, и чувствовала, как внутри неё рождается смех. «Мир никогда не спрашивает у тебя разрешения, – подумала она. – Он просто рисует на твоих стенах горошек. И что ты будешь делать? Воевать с ним?»

Её мысль тут же нашла отражение. Пятно от пролитого чая на столе вдруг собралось в знакомые очертания Улыбки.

«Воевать с ним? – шепнул Голос, подтверждая её догадку. – Или танцевать? Кажется, вы уже выбрали танец».

А Фея-Целительница, вся в синий горошек, с гордостью подняла пузырёк с мутной жидкостью.

– Ну, почти получилось! – заявила она. – Побочный эффект… но эстетически приятный.

Глава 9. Побочные эффекты горохового апгрейда

Гороховое веселье на кухне постепенно пошло на убыль. Огнепоклонник, устав от прыжков по воображаемой лаве, прилёг на диван в гостиной, и его могучая фигура, покрытая зелёным горошком, напоминала замаскированный под куст танк. Кирюша, довольный представлением, устроился у него на груди, почти сливаясь с новым узором.

Именно в этот момент Василий Федорович, Налоговый Инспектор, решил, что анархия и веселье – это прекрасно, но обед должен быть по расписанию. Он важно прошествовал по гороховому полу, но поскользнулся на особенно выпуклой синей горошине и, отчаянно загребая лапами по воздуху, с грацией летящего кирпича влетел прямиком в свою миску с водой.

Раздалось громкое «ШЛЁП!» и возмущённое «МЯУ!», которое можно было перевести как «Это покушение на представителя власти!». Кот вылез, мокрый, униженный, и бросил на Медведя, который как раз пытался сдержать смешок, взгляд, полный вселенской скорби. После чего со всей силы отряхнулся прямо на его белоснежные (бывшие) штаны.

«Это вам за моральный ущерб!» – казалось, говорил его взгляд.

«Хи-хи, допрыгался, бюрократ!» – прошелестел в голове у Таты ехидный голосок Шушика откуда-то из-под раковины.

Но самое странное началось потом. Фея-Целительница, всё ещё вся в синий горошек, вдруг замерла с приподнятой бровью.